Сердце Вьюги

Глава 15

Следующий день начался с неприятного:

— Можно мама приедет раньше? — прощебетала Ханна за завтраком, — до прибытия Провидицы еще целых две недели, мама пока могла бы…

— Нет.

Отказ вырвался сам. Даже прежде, чем я успел его обдумать.

У жены тут же вытянулось личико и задрожала губа, а мне вдруг стало так хорошо, что кофе показался вкуснее, чем обычно.

— Но почему?!

В последнее время у меня было слишком много проблем с драконом. Они тревожили меня, постоянно пульсировали в мыслях, лишали сна. Стоит ли говорить, что в свете всего этого терпение и деликатность сильно сдали позиции, а появление Барнетты вызывало еще большее отторжение, чем в прежние времена?

Поэтому пусть в этот раз будет правда. Такая, какая она есть, без прикрас и дипломатических попыток смягчить.

— Потому что мне не нравится присутствие твоей матери в нашем доме.

Ханна растерялась, и удивленно хлопая глазами, силилась найти слова, чтобы выразить свое возмущение. Наконец, ей удалось выдавить из себя тихий писк:

— Ты можешь, объяснить почему?

Чем дольше я был знаком с Барнеттой, тем сильнее становилось неприятие, которое я испытывал при одном ее упоминании. Если сначала она мне показалась довольно приятной женщиной, хорошей хозяйкой большого замка, то теперь с каждым разом будто отваливался кусок от ее первоначального образа. Мне не нравилось в ней все.

— Тебе по пунктам? Пожалуйста. Она неприятная. Везде сует свой нос и лезет со своими нравоучениями. После нее в доме появляется странный запах.

— Странный запах? — проблеяла жена.

О, да, запах был. Дикая смесь каких-то сладких духов, приправленных странными травами. Каждый раз, как она к нам наведывалась, я отдавал слугам приказ все тщательно проветривать, потому что Барнетта жгла в своей комнате благовония якобы для изгнания злых духов. Сначала она и вовсе пыталась жечь это повсеместно – в гостиной, в холле, в моей библиотеке, и очень оскорбилась, когда я запретил ей это делать.

Она вообще много возмущалась. Например тем, что я не разрешил ей переехать вместе с дочерью. Она-то уже распланировала, как будет вести быт, как обустроится, а тут отказ. Мне даже в какой-то момент показалось, что она заявит, что я не имею права ей чего-то запрещать.

Не заявила. Хватило мозгов понять, что тогда в столицу вообще не сунется, и доченьку свою драгоценную будет видеть только когда та приедет в их родовой замок.

Следующий раз ее недовольство было по поводу того, что я запретил ей трогать своих слуг. Я их нанимал, я им платил, и служить они должны были мне. Та дурочка, которая попала под влияние Барнетты, вылетела в тот же миг, как посмела ослушаться моего приказа.

Поняв, что менять своего решения я не собирался, Ханна завела старую песню:

— Ты меня не любишь. Ты не разрешаешь мне видеться с мамочкой.

Первую часть ее стона я оставил без внимания:

— Никто не запрещает вам видеться. Ты всегда можешь отправиться в замок Родери. Хоть на день, хоть на месяц.

Хоть навсегда…

— Но я хочу показать ей столицу! — продолжала причитать жена, — Погулять по паркам, по магазинам. Есть столько мест, которые ей понравятся.

— Без проблем. Я дам адрес прекрасной гостиницы в центре. Пусть остановится там. Номер я оплачу.

— Шейн! Это неприлично! Отправлять маму в гостиницу, когда у нас такой большой дом…что скажут соседи?

— Соседям глубоко плевать на то, где она, кто она и чем занята.

Она снова дернулась, будто не могла поверить, что до ее матушки кому-то не было дела. Откуда вообще в ней такая уверенность в исключительности Барнетты?

— Как я ей об этом скажу?! Она обидится.

— Говори, как хочешь. Мой ответ не изменится. И если ты хочешь, чтобы я взял вас ОБЕИХ на прием к провидице, то больше не заводи разговоров на эту тему. Без крайней необходимости твоей матери не будет в нашем доме. Точка.

Обиженно откинув вилку в сторону, Ханна поднялась из-за стола и, сердито шелестя парчовыми юбками, ушла.

Остаток завтрака я провел в одиночестве, и не сказать, что меня это расстраивало. Я спокойно закончил с трапезой, собрался и отправился на службу, где меня уже поджидало послание от Арона.

Жду тебя вечером на обычном месте.

Он уже неделю отпаивал меня различными зельями и вливал своих целительских сил столько, что хватило бы на целую армию. Теперь пришло время проверять результат. Мы оба надеялись, что дракон уже пришел в себя. Может и полностью, но хотя бы перестанет при обороте биться в болезненной агонии.

С трудом дождавшись вечера, я снова отправился за город. Памятуя о прошлом неудачном опыте, я остановился чуть дальше от обрыва, чтобы в случае чего снова не скатиться в ледяную воду.

Вскоре приехал собранный строгий Арон. В этот раз с ним был саквояж, полный всяких коробочек и склянок:

— На тот случай, если придется оказывать дракону дополнительную помощь. Но я надеюсь, что этого не потребуется. Готов?

— Вроде как.

— Тогда приступим.

Я отошел на пару шагов назад и… ничего.

— Чего тянешь? Оборачивайся.

А у меня было такое потрясение, что не мог и слова сказать. Только стоял, как дурак, расставив руки, и хлопал глазами.

Арон нахмурился:

— В чем дело?

— Я не могу обернуться, — хрипло выдохнул я, — он отказывается выходить.

— Не время для шуток, — строго сказал Арон.

— Да какие шутки?!

Я снова обратился к своей драконьей сути. Вот же она, на месте, но не реагирует на мои призывы. Она будто была отдельно от меня, сама по себе. Я чувствовал, как между нами надсадно вибрировала непривычно тонкая связь.

Целитель подскочил ко мне и обхватил ладонями мою голову. Я почувствовал нестерпимый жар и то, как его силы хлестали по моим венам. Нить между мной и драконом перестала надрывно дрожать, но обернуться я все равно не смог.

— Больше не пытайся этого делать, понял? — Арон выглядел по настоящему взволнованным, — пока мы не выясним, что это за чертовщина – даже не суйся к своей второй ипостаси.

— Но…

— Не суйся! Иначе разорвешь связь и останешься без него.

Словами не передать, какой лютый холод и страх нахлынули на меня. Впервые с того момента, как отец показал мне угасающую жемчужину в пасти каменного дракона, я в полной мере осознал, что могу остаться один.

— А если…

— Нет!

Это слово звучало как приговор.

Я оперся ладонями на колени и пытался продышаться, а сердце билось где-то в горле. Сильно, надрывно, на излом.

— Ничего не делай, Шейн! Не трогай его, не дергай. Слышишь? Скажи, что понял меня, Айсхарт?!

Я не выдержал и зарычал:

— Да понял я!

— И я сегодня же доложу о случившемся императору. И мне плевать, нравится тебе это или нет.

По его глазам, я понял, что спорить бесполезно. Скоро мой позор станет достоянием общественности, но уже было плевать. Я с голым задом через весь город пройду, если это хоть как-то поможет делу.

— Делай, что хочешь.

В город мы возвращались по отдельности. Арон умчался первым, желая как можно скорее оказаться во дворце, а я еще немного постоял на стылом берегу.

Над головой тускло светила луна, подернутая дымкой редких облаков, а черная, лишь местами избавившаяся от ледяных оков река ловила ее отблески своими обманчиво миными водами.

Я жадно хватал ртом холодный воздух, пытаясь надышаться и избавиться от мучительного жара в груди, но не выходило. Это жжение расползалось все дальше, вызывая желание с головой зарыться в подтаявший снег.

— Не смей сдаваться, — глухо сказал я, обращаясь к самому себе. К той части себя, что сейчас отдалялась, не выдерживая натиска неведомых обстоятельств, — не смей.

Пора было возвращаться, а у меня ноги домой не шли. Там снова ждали претензии Ханны. Ее надутые губы и святая уверенность в том, что ее маменька должна быть поблизости. Порой так и подмывало спросить, а не поставить ли Барнетту со свечой в руке рядом с нашей кроватью?

Поэтому домой я не спешил. Вместо этого сунул кучеру мешочек с монетами и коротко сказал:

— По городу.

— Предпочтения?

— Никаких. Просто не торопись.

Мне было все равно, куда он меня повезет. Я просто хотел побыть наедине со своими мыслями.

Мы неспешно к городским стенам, миновали высокие ворота и по брусчатой дороге, покатили в центр. Экипаж слегка потряхивало, а я смотрел стеклянным взглядом в окно и думал. Ни о чем конкретно и обо всем сразу. Пытался понять, когда все это началось и почему. Пытался разобраться, найти причину того, что дракон отказывался выходить, но не мог.

Я понятия не имел, почему все это происходило. Чем прогневил древних боков, раз они решили испытать мою связь на прочность.

Мы выкатили на главную площадь. В центре ее уже полностью очистили от снега, зато по краям высились целые снежные горы. И мальчишки, желая урвать последние снежные деньки, катались по ним на ледянках.

Их крики эхом раздавались в голове, заставляя морщиться от звона. Было тошно, и чужое веселье не вызывало ничего кроме раздражения. Мне хотелось тишины и одиночества, и еще чтобы узел в груди хоть немного ослаб.

От центральной площади мы покатили по главному бульвару, на котором располагались десятки, если не сотни торговых лавок. Ханна обожала это место и могла часами метаться от одной яркой витрины к другой, рассматривая платья, сумки, шляпки, украшения. Я же равнодушно смотрел по сторонам, до тех пор, пока не заметил возле одного из магазинов хрупкую фигуру в голубом теплом платье и короткой светлой дубленке.

— Останови, — приказал кучеру, и тот поспешил исполнить мой приказ.

— Вас ждать?

— Нет, — я покинул карету и подошел к девушке, стоявшей возле витрины.

Она пока не замечала меня и задумчиво покусывая губы, наблюдала за тем, как мастерица внутри ловко драпировала ткань на манекене.

— Нравится?

Едва заметно вздрогнув от неожиданности, Линн посмотрела на меня и улыбнулась:

— Просто засмотрелась.

Улыбка у нее была мягкая и немного рассеянная, на бледных щеках едва заметно краснел морозный румянец. Она как будто мягко обволакивала и гасила внутренний пожар.

Я невольно засмотрелся.

— Вы спешите?

Снова улыбка:

— Нет. Просто гуляю.

— Тогда может прогуляемся вместе?

— С удовольствием.

И мы неспешно побрели по улице.

Она молчала, с интересом глядя по сторонам, а я внезапно почувствовал себя пацаном, который первый раз отправился на прогулку с девушкой и забыл все слова.

Слишком много навалилось в последнее время, и я терял контроль над собой, над ситуацией, над своей жизнью. Но, как ни странно, здесь и сейчас, рядом с практически незнакомой девушкой, я чувствовал себя лучше, чем дома. Мне нравилось просто идти с ней, просто молчать и изредка ловить на себе ее заинтересованные взгляды.

— Сколько тут всего, — немного ошалело произнесла Линн, когда мы проходили вдоль цветастых витрин, — это же за всю жизнь не сносишь.

Слышала бы ее Ханна. Жене хоть трижды в день новые наряды подноси и все мало будет. Она просто сумасшедшая модница, готовая весь город перевернуть чтобы найти платье с особенными пуговицами, не такими как у всех. У нее три десятка шляпок, между которыми я не видел никакой разницы, и столько обуви, что если всю ее выставить в ряд, то получится линия от моего дома до императорского дворца. И Ханне этого мало. Она сутками напролет была готова бегать от одной лавки к другой и скупать все, что приглянется.

Я никогда не ходил с женой за покупками – одна мысль об этом вызывала зубовный скрежет, а вот сейчас испытал потребность скупить все. Если бы Линн хоть что-то попросила, хотя бы намекнула…

Конечно, этого не произошло. Она еще раз глянула на разряженные манекены, хмыкнула и пошла дальше, ни разу даже не обернувшись.

— Замерзла? — спросил я, заметив, как зябко она повела плечами и подтянула повыше воротник дубленки.

— Немного.

— Здесь неподалеку есть отличное место, в котором подают самый лучший в городе горячий шоколад.

Линн смущенно улыбнулась:

— Я люблю шоколад.

— Идем.

Маленькое кафе «Чайная роза» располагалось как раз через три дома. Оно ассоциировалось с детством – каждый раз, как мы с родителями приезжали в город, отец приводил нас сюда и разрешал заказывать все, что угодно. Это был настоящий праздник живота – сестры набирали пирожных столько, что половина оставалась нетронутыми, брат выбирал фигурки из воздушного мусса, а я пил шоколад. Густой, сладкий, обжигающе вкусный.

С тех пор это заведение ассоциировалось со спокойствием и уютом. Мое место силы родом из детства. Бывал я там либо с семьей, если кто-то из них оказывался в городе, либо один. Заходил после службы, делал заказ и, неспешно потягивая любимый напиток, наблюдал за сумерками, опускающимися на город.

С Ханной я ни разу не был в «Чайной розе». Даже в самом начале, когда наша связь еще не вызывала такого отторжения, как сейчас, я не приглашал ее сюда. Будто что-то не давало это сделать, противилось.

А вот Линн захотелось пригласить…

Когда мы зашли внутрь, она принюхалась, как лиса в курятнике:

— Ммм, как вкусно пахнет, — и кончиком языка едва заметно прошлась по губам.

Жест был безобидным, но у меня неожиданно екнуло внутри, и стоило больших усилий заставить себя отвернуться и перестать смотреть на ее губы.

Так странно…и неожиданно приятно, будто что-то свежее растеклось по венам.

Мы заняли тот самый столик, с которого открывался прекрасный вид на вечернюю улицу.

— Красиво, — сказала Линн, с детским интересом рассматривая вывески на другой стороне и людей, неспешно прогуливающихся перед окнами.

— Ты еще не была тут в дни зимних праздников. Это место наполняется особым волшебством.

— Звучит таинственно.

— Уверен, тебе понравится. Я бы мог показать…

— Увы, — Линн повела плечами, — Я здесь ненадолго.

Почему-то снова ёкнуло.

Можно, подумать, что мне жалко ее отпускать. Какая глупость…

Мы знакомы всего пару дней и не знаем друг о друге ничего, откуда бы взяться таким сожалениям? И тем не менее они были. Накатили, оставив после себя щемящее ощущение неудовлетворённости и желание вмешаться.

— Почему бы тебе не остаться в столице. Здесь хорошо…

Все, кого я знал, любили столицу. Кто-то за особый дух, кто-то за сосредоточие силы, кто-то просто за вдохновляющую красоту тихих скверов и уютных улиц в старом центре.

Линн же отреагировала на удивление прохладно:

— Спасибо, но нет. Я здесь – чтобы повидаться с тетушкой… ну и дельце одно есть. Как только с ним покончу – сразу уеду домой.

В ее словах – ноль колебаний и это зацепило. Мне тут же захотелось найти тысячу причин, почему она должна остаться.

— Что за дело?

— Да, ерунда, — отмахнулась она, — надо кое с кем встретиться и… кое-что забрать.

— Надо же, сколько тайн. Встретиться кое с кем, забрать кое-что…

— Прости, это личное, — улыбнулась Линн, снова отгородившись от меня.

Казалось бы… Какое мне дело до ее личного? Наверное, никакого. Только почему-то внутри вскипало от одной мысли, что оно могло быть связано с каким-нибудь мужчиной.

Я ревную, да? Вот это щемящее чувство в груди – это ревность? Совершенно неуместная и не имеющая оснований…

В этот момент нам принесли шоколад.

Линн обхватила покрасневшими с холода ладошками уютную кружку и подняла повыше:

— Запах умопомрачительный.

Я наблюдал за тем, как она, смешно вытягивая губы, делала маленькие глотки, боясь обжечься. Как аккуратно дула на глянцевую поверхность и блаженно жмурилась от вкуса.

Вроде ничего особенного: просто кафе, просто симпатичная девушка, но я не мог оторвать от нее взгляда, а еще не мог нормально дышать.

Все это – уютный вечер, посиделки за кружкой горячего шоколада и смятение в груди – казалось знакомым. Будто я вернулся туда, где мне было хорошо, и вместе с тем душу саднило от странного ощущения потери. Словно я упустил, что-то важное, сделал роковую ошибку, за которую придется дорого расплачиваться.

Но ведь мы прежде не виделись.

Я бы никогда не забыл такие светлые зимнее глаза.

За окном уже было темно, но никто из нас не торопился домой.

Мы разговаривали. Линн рассказывала о том, как живет в деревне с матушкой и сестрами, я о том, как проходит служба в императорском дворце.

Кажется, ей и правда было интересно, а я был готов болтать что угодно, лишь бы этот вечер не заканчивался.

— Интересный рисунок, — внезапно сказала она, кивнув на мое запястье. Оказывается, рукав рубашки чуть задралась, обнажая то, что скрывалось под ним, — это татуировка?

Если бы…

Я нехотя задрал манжет выше, демонстрируя замысловатое переплетение снежных линий:

— Это метка Истинности.

— Надо же. Никогда раньше такого не видела, — хмыкнула Линн и с легкой прохладцей в голосе добавила, — Ваша жена счастливица. Стать избранницей дракона…не каждой так может повезти.

Сейчас мне не хотелось даже вспоминать про Ханну. Ее тень была лишней в этом месте и в этот момент.

— Я бы не сказал, что это везение.

Линн царапнула внимательным взглядом, но не стала задавать вопросов. Вместо этого попросила:

— Могу я потрогать?

Я выдвинул руку вперед, ладонью кверху и позволил ей прикоснуться.

Пока ее тонкие пальцы невесомо скользили по очертаниям метки, я не мог дышать. Каждое касание – как раскаленной иглой под кожу, и мурашками по спине.

Наваждение.

Девушка склонилась ниже и, взволнованно кусая алые губы, рассматривала метку.

— Красиво, — неожиданно грустно сказала она, — очень красиво.

Хрупкие пальцы снова скользнули по моей коже, и я не удержался, перехватил их, сжимая в своей ладони.

Линн замерла и медленно подняла на меня растерянный взгляд… и я пропал. Утонул в нем полностью, без остатка и не делал попыток выплыть. В этот момент на задний план ушла вся прежняя жизнь – служба, истинность, Ханна. Даже проблемы с драконом и те померкли.

Мне просто хотелось быть здесь, сейчас, с ней. Просто держать ее за руку и смотреть в нереальные голубые глаза цвета светлого зимнего неба. Просто чувствовать. Ее, себя, то, как неожиданно сильно защемило за ребрами. И что самое странное, впервые за долгое время я ощущал себя по-настоящему живым.

— Вашей жене не понравится, что вы держите за руку другую девушку, — тихо произнесла Линн, не делая попыток вырваться.

— Моей жены здесь нет.

Она опустила взгляд и сдавленно вдохнула.

Сейчас уйдет. Скажет, что я мерзавец и уйдет…

Однако вместо этого на ее губах расцвела робкая улыбка:

— Ну раз нет, то можно мне вон то апельсиновое пирожное?

В голубых глазах я не увидел отказа. Только встречный интерес и глубинную едва заметно проступающую грусть, так тонко перекликающуюся с моей собственной.

Потом я проводил Линн домой, и после того, как она скрылась за резными воротами, еще долгое время стоял в тени соседнего особняка и смотрел на горящие окна. Что-то ломалось во мне, кипело, прожигая дыру в груди, не отпускало, а когда все-таки ушел – тянуло обратно с неимоверной силой.

Так не должно было быть, это неправильно.

Домой я вернулся за полночь. Хмельной, хотя ни капли спиртного во рту не было, и рассеянный. Я не понимал, что происходило, не понимал собственной реакции, не знал, что будет дальше. Да и будет ли.

Подниматься в спальню я не спешил. Тяжело опустился на кресло в гостиной и, откинувшись на мягкую спинку, устремив стеклянный взгляд в камин, тихо потрескивающий горящими поленьями. Языки пламени неспешно танцевали свой завораживающий танец, и глядя на них, я все сильнее терялся в своих мыслях.

— Где ты был, Шейн? — неожиданно раздалось за спиной.

Я даже не пошевелился. Внутри — опустошение и дикая усталость.

Как же я устал…

— На службе.

— Ты на часы смотрел? — Ханна обошла кресло и встала прямо передо мной, нервно притопывая левой ногой. Она всегда так делала, когда злилась.

— Нет.

Не отрывая затылка от спинки, я расстегнул воротник, который внезапно стал душить. Потом посмотрел на свою жену и не почувствовал ровным счетом ничего. Ни злости, ни раскаяния, ни интереса.

Моя… Истинная… Ненужная…

— Я волновалась!

— Со мной все в полном порядке.

Сплошная ложь — порядка давно нет ни в чем. Я терял своего дракона, терял голову от другой женщины. Терял самого себя.

— Шейн, — капризно простонала она, присаживаясь мне на колени. Обвила мой торс руками и положила голову на плечо, — я же скучаю без тебя. Как ты не поймешь… Мне хочется, чтобы ты был рядом.

— Я рядом.

— Ты холодный и отстраненный, — она принялась пальчиком рисовать у меня на груди, — всегда молчишь.

— Я просто устал.

— Так давай отдохнем. Вместе. Вдвоем? Давай куда-нибудь улетим? — палец с груди переполз на шею, потом прошелся по щеке и прикоснулся к губам. Ханна подалась вперед и проникновенно прошептала, — только ты и я…

Я видел свое отражение в ее глазах, видел призыв и обещание неземного блаженства…и едва удерживался от того, чтобы зевнуть.

— Прости, я и правда устал. Пойду спать, — с этими словами я ссадил ее с колен и поднялся.

— Шейн…

— Спокойной ночи, Ханна.

— Шейн!

Я даже не обернулся, хотя чувствовал, как гневный взгляд прожигал дыру в спине.