Сердце Вьюги

Глава 24

Как только появились драконы о моем существовании было забыто.

Какое кому дело до тощей, никому не нужной девчонки, когда, когда с неба лились потоки огня: обычного, расплавляющего все на своем пути, и ледяного, от которого все превращалось в куски безжизненного льда.

Пользуясь тем, что одно из чудовищ упало замертво прямо возле входа в мое логово, я подползла ближе и выглянула наружу.

Там творилось безумие.

Огонь, лед, треск, шипение, грохот. Вспышки, алые как кровь, и ослепительно белые, словно сердце молнии, ответный град цветных дротиков со всех сторон. Рев драконов и многоголосый яростный хор чужаков, которых несмотря на то, что сгорали и замерзали десятками, становилось все больше и больше.

Завеса не справлялась с потоком, который рвался с той стороны, и драконы разделились. Тот, что был с огнем, сдвинулся к завесе и принялся заливать ее пламенем. Она вспыхнула алым, запылала, преграждая путь новым вторженцам, а второй остался над ущельем и продолжал вымораживать тех, кто уже прорвался.

И чем дольше, я на него смотрела, тем яснее становилось, что с драконом что-то не так.

Его полет был неровным. Он заваливался то на один бок, то на другой, на разворотах задевал скалистые уступы, сбивая вниз лавину камней. Его крылья поднимались тяжело и как-то замедленно, движения были скованными.

И цветом он был другим. Я помнила его прежнего – стального с голубоватым отливом, а тут почти белый, с серым пузом, мордой и крыльями.

И тем не менее, я знала, что это Шейн. Чувствовала. И не только потому, что метка на моем запястье налилась и тяжело пульсировала, но и сердцем.

Это и правда был Шейн, и он был не в порядке.

После того, как огненный переключился на завесу, стало легче.

Ряды тех, кто успел прорваться к нам, стремительно редели. Повсюду лежали их заледеневшие разлетевшиеся на осколки тела. Над ними бесновалась вьюга. Ее порывы сбивали с ног, заворачивали и катили обратно тех, кто пытался сбежать. Ущелье превратилось в ледяной склеп.

От постоянный вспышек у меня слезились глаза, а в ушах звенело от нескончаемого грохота.

А потом все закончилось. Последний из врагов, угодив в ледяное пламя, навсегда замер в бегущей позе, вьюга успокоилась, выпустив из своего плена растревоженный снег.

Огненный дракон продолжал закрывать завесу своим пламенем, а ледяной налетел на противоположный склон, неуклюже съехал по нему, высекая искры когтями и рухнул на землю.

Потом поднялся, тяжело неуклюже опираясь на крылья. Снова упал.

Кое-как перевалившись с боку на бок, дракон мутным взглядом безошибочно нашел мое укрытие и пополз. Встать он не мог. Даже с расстояния было видно, с каким трудом давалось ему каждое движение. Как надрывно бугрились и дрожали мышцы.

Я осторожно переползла через заледеневшее тело, перекрывавшее выход, и выбравшись наружу, осмотрелась. Ущелье превратилось в братскую могилу. Тут пахло смертью.

А дракон продолжал ползти. Хрипел, отчаянно цепляясь когтями за снег, пытался подняться, но снова падал.

И чем ближе он подползал, тем отчетливее я понимала, почему его цвет стал другим.

Все его тело оплетала белая паутина. От резких, вымученных движений она лопалась, осыпаясь ледяными ошметками на снег, но тут же нарастала обратно. Окутывала морду, вынуждая дракона яростно щелкать зубами, ползла по крыльям, норовя превратить их в ледяные пластины.

Я уже видела такое. В доме бедной Бри, которая спасла меня, притащила обожжённую из леса и выхаживала в своей старенькой лачуге.

Я помнила, что стало с Бри…

Сердце зашлось в мучительной агонии, ухнуло вниз, не справляясь с очередным ударом.

Зажав рот ладонями, чтобы не завизжать от ужаса, я смотрела, как он упрямо продолжал ползти, заваливаясь на бок. То крыло, что было снизу волочилось по земле, скованное паутиной. Неловкое движение и самый край, изгиб на котором росли когти, со звоном отбился!

Вместо плоти там был лед!!!

Из последних сил дракон тряс головой, пытаясь избавиться от коварных оков. Белый кокон трескался и отпадал кусками, но облегчения это не приносило, потому что на месте старых нитей, тут же образовывались новые, еще более плотные и злые.

Не чувствуя под собой ног, не замечая того, что творилось вокруг, я словно в тумане двинулась ему навстречу.

Ему было все сложнее бороться. С каждым мигом сильное тело все сильнее сковывала броня из ледяной паутины, превращая простейшее движение в неимоверный подвиг.

Дракон приблизился ко мне еще на пару метров и остановился, не в силах разорвать путы, которые вгрызались в него и щупальцами уходили в снег, привязывая все сильнее.

Его глаза, большие, красивые и бесконечно грустные, смотрели на меня с такой тоской и отчаянием, что я не выдержала и заревела.

Дракон умирал.

Это я его убила.

Вытянув руку перед собой, я подошла ближе и коснулась носа, еще не затянутого белыми нитями.

Дракон шумно втянул воздух, заклокотал где-то внутри, попытался встать и не смог. Паутина, уходящая в снег, натянулась, завибрировала, но не отпустила его из своего плена. Он снова потянулся ко мне и обессиленно замер, прижавшись носом к моей ладони.

Прощался…

А я не могла! Не хотела его отпускать! Пусть не мой, пусть все эти годы жил, не вспоминая обо мне. Просто не могла и все…

Если кто и мог его спасти, то только я.

Потому что эти нити, эта коварная смертоносная паутина, были ничем иным, как проклятием, которое я выплеснула в этот мир, сходя с ума от боли. Оно родилось в тот самый миг, когда бедная Бри, жертвуя собой, кусок за куском снимала сожженную плоть с моего нового тела. Вырвалось на волю, зацепив мою спасительницу и устремилось дальше, к тому, кого я винила в своих бедах.

Это мне объяснила Фрайя еще в первый год моего пребывания на острове. Сказала, что так бывает, когда новоявленная ведунья испытывает сильную боль. Она выплескивает ее, обличает в форму проклятья, чтобы наказать того, кто посмел так сильно обидеть. Выбирает свою цель и наносит необратимый удар

Я не была истинной ведуньей и ничего не выбирала. Просто выплеснула, не понимая, что делаю, а потом, когда наставница рассказала мне о проклятии, была уверена, что оно досталось Барнетте. Оказалось, его принял на себя ледяной дракон.

Три года оно зрело где-то внутри него. Три года набиралось сил, чтобы однажды прорваться наружу и забрать свое.

Ненавидела ли я его настолько сильно, чтобы позволить умереть? Позволить превратиться в бездыханную ледяную глыбу?

Нет…

Я прошла вдоль длинной шеи, ведя пальцами по колючему переплетению нитей, чуть пригнувшись, пролезла под бессильно опущенной лапой и остановилась напротив тяжело вздымающейся груди.

Где-то там за броней из чешуи едва билось драконье сердце.

— Я не дам тебе остановиться!

С этими словами я принялась сдирать паутину. Она нарастала, но я сдирала заново, слой за слоем.

Моей целью не было очистить всего его от пут проклятия. Конечно, нет. Это было невозможно.

Я искала материнскую нить. Ту, на которой все держалось.

Руки покраснели от холода, но я продолжала сдирать комки липких нитей. Потом схватила с земли нож, оброненный одним из захватчиков, и принялась ковырять им. Срезала и отгибала целые пласты, пока наконец не добралась до драконьего тела, цвета расплавленной стали.

Материнская нить проклятья была на месте. Толщиной она была с руку младенца. Пульсируя словно живая, вгрызалась в просвет между жесткой чешуёй, стремясь добиться до сердца.

Я взялась за нее и чуть не завыла. Как холодно!

Немеющими пальцами я потянула ее на себя. Аккуратно сантиметр за сантиметр вытаскивая ее из плоти. От боли дракон хрипел и мелко дрожал – на большее его уже не хватало. А я все тянула. Не чувствуя рук, кусая губы до крови от болезненного холода, тянула и приговаривала:

— Вернись туда откуда пришла. Вернись туда откуда пришла. Я твоя хозяйка, ты принадлежишь мне. Вернись туда, откуда пришла.

Она недовольно пульсировала, извивалась в мои руках, словно змея и норовила забраться обратно.

Но я тянула. Медленно, осторожно до тех пор, пока с легким шлепком ее конец, увенчанный сморщенной присоской, не выскочил из-под чешуи. Слепо тыкаясь из стороны в сторону, она пыталась за что-нибудь зацепиться.

— Ну тише, тише, — прошептала я, подставляя ей ладонь, — тише. Ты дома.

Я прижала ее к себе, согревала собственным дыханием, убаюкивала, как ребенка, нашептывала ласковые слова. Извинялась.

— Прости меня, — прижалась к ней соленой от слез щекой, — я не должна была заставлять тебя делать это. Прости.

Она мелко задрожала, напряглась, превращаясь в ледяной прут…а потом растаяла, оставшись сырым пятном одежде. А я опустилась на колени и горько заревела.

Главное, что я узнала на острове – это то, что магия ведуний основана не на темных силах, и не на крови, как у ведьм. Она основана на прощении.

Тем временем паутина, укрывающая тело дракона, начала съеживаться и таять.

Чтобы скорее освободиться от нее, я снова принялась орудовать ножом. Полосовала крест на крест, перерубала те плотные веревки, что утягивали к земле, осторожно срезала корку с обезображенных крыльев.

Дракон постепенно становился самим собой, но глаз не отрывал и его дыхание становилось все менее заметным.

— Ну же, — я изо всех сил толкнула его в щеку, — поднимайся! Хватит спать!

Он не реагировал.

Тогда я кое-как разлепила тяжелые кожистые веки и помахала рукой перед остекленевшим взглядом:

— Подъем!

Бесполезно!

Я толкала его снова и снова, дергала за уши, за нос, но дракон не приходил в себя:

— Хватит притворяться! Я все убрала! Вставай!

Он даже не шевельнулся. А что самое страшное, в какой-то момент его могучая грудь опустилась на выдохе и замерла.

— Шейн! — испуганно крикнула я и, подбежав к тому месту, где сочилась голубой кровью рана от материнской нити, со всех сил ударила обеими руками. Потом плечом. И еще раз. Еще!

Грудь снова пришла в движение, дракон кое-как вдохнул.

Я не могла понять, почему он не приходит в себя, ведь проклятье ушло! Разве мог зверь так ослабеть, что приходилось бороться за каждый вдох?!

Такого не могло быть! Он же сильный! Он должен жить.

Но время шло, а лучше не становилось.

— Он слишком долго был лишен поддержки, — раздалось за спиной.

Сконцентрировавшись на драконе, я совсем забыла о том, что мы здесь не одни. Вскрикнула от испуга и повалилась на снег, а когда обернулась увидела незнакомого уставшего мужчину.

Он молча протянул мне руку, и я так же молча приняла его помощь.

— О какой поддержке речь?

— Его дракон начал слабеть несколько месяц назад. Впервые ему стало плохо как раз здесь, у Седьмого перевала. Я тогда еле успел его поймать, иначе бы он разбился. С тех пор становилось все хуже, а в последние недели драконья суть и вовсе отказывалась откликаться. Мы недоумевали в чем дело, почему так происходит. А потом прибыла Провидица и все встало на свои места. Истинная – это дар. В ней сила дракона и его жизнь. У Шейна этот дар забрали, обманом вручив подделку.

Значит, они во всем разобрались? Спустя столько лет…

— Почему вышла сейчас?

Он невесело усмехнулся:

— Потому что он, наконец, почувствовал. Она ведь у тебя?

— Кто? — просипела я.

— Его метка. Она у тебя?

Я хотела сказать нет, но потом нехотя подняла рукав, показывая запястье, охваченное затейливой серебристой вязью.

Он кивнул:

— Мы уничтожили купель ведьмы, которая это сделала. Он освободился… Жаль, что так поздно.

Разве может быть поздно для свободы? Никогда.

И если он сейчас умрет, то я сама никогда не смогу освободиться от чувства вины, за то, что не помогла, хотя могла.

Я знала, что надо делать.

Подошла, приложила ладонь к жесткому гребню на шее и глубоко вдохнула.

Слова пришли сами.

Да смешается боль ваша…

Да смешается кровь ваша…

Да смешается плоть ваша…

Они были со мной еще со времен нашей первой ночи. Жили в сердце, неотрывно следуя за мной изо дня в день. Но так ни разу и не были произнесены до конца.

— Я принимаю тебя… — пошептала я, смахивая слезы с ресниц.

Легкий порыв ветра закружил снежную поземку возле моих ног.

— Всего полностью без остатка…

По массивному телу дракона от макушки до хвоста прошла мучительная дрожь.

— Я твоя, ты мой. Вернись и останься со мной…

С неба тяжелыми хлопьями посыпался снег. Все сильнее и сильнее, пока вокруг нас не образовалась непроходимая завеса, за которой ничего не было видно. Ни гор, ни второго дракона, ни самого неба.

Я слышала лишь завывание снежной бури, но не чувствовала холода. Он никогда не страшил меня.

— Я принимаю тебя, всего полностью без остатка, — прижалась к дракону всем телом, обняла крепко-крепко, — Я твоя, ты мой. Вернись и останься со мной…

Он снова дернулся, пытаясь вырваться из оков небытия, и внутри разрасталось глухое рычание.

— Я принимаю тебя, всего полностью без остатка. Я твоя, ты мой. Вернись и останься со мной, — упрямо твердила я, — Я принимаю тебя....

Я звала его, тянула, все свои силы вкладывая в надрывный призыв. Пусть живет. Пусть просто вернется. О большем я и не прошу.

Еще один рывок, и снежный столб закрутился вокруг нас в бешеном водовороте, а потом рассыпался, разлетевшись бешеным вихрем по всему ущелью.

Дракон захрипел, забился, отчаянно цепляясь за жизнь, и чьи-то руки едва успели подхватить меня и оттащить в сторону, иначе бы придавило драконьей лапой.

Он бился, хрипел, не открывая глаз, скидывал здоровое крыло и с силой опускал его, поднимая ледяные облака. А потом вздохнул полной грудью. Глубоко, надрывно, с облегчением…и обернулся.

На том месте, где только что бился зверь, теперь лежал человек.

Я вырвался из чужих рук и бросилась к нему:

— Шейн, — позвала, опускаясь перед ним на колени, — ты слышишь меня?

Длинные ресницы дрогнули и распахнулись. Мутный взгляд остановился на мне.

— Шейн?

На бледных, обескровленных губах проступила слабая улыбка:

— Мейлин…

— Нет, — я мотнула головой, — я Линн…

— Нет, — он поднял руку и ледяными кончиками пальцев невесомо прикоснулся к моей щеке, — ты Мейлин. Я тебя узнал.

Я закусила губу, чтобы не разреветься. А он тихо прошептал:

— Я никогда тебя им не отдавал, — и отключился.