До морской тюрьмы было несколько недель пути, и отправлялись туда только специальные экипажи, обвешенные защитными амулетами, способными уберечь от водных духов, которые еще на подходе пытались утащить зазевавшихся путников в пучину.
Экипаж, который должен был отвести Барнетту в место ее заключения, на подъезде к столице свалился в колею у обочины. От удара погнулось колесо, пошла трещина по корпусу и главный амулет, подпитывающий все остальные, раскололся на две части.
Пришлось столичным магам делать его заново, а времени это занимало немало. Нужно было привезти из шахт новый кристалл, достаточно большой для того, чтобы вместить в себя запас защитной магии. Надо было напитать его этой магией, сделать подходящую оправу, которая бы усиливала и направляла потоки. Приделать все это на экипаж и согласовать с остальными амулетами.
Долгая работа, кропотливая, ведь каждый оберег имел свой характер и порой вел себя непредсказуемо и капризно.
Все это время Барнетта провела в темнице на пятом уровне. Лишившись сил, она стала стремительно угасать и злости, которая бурлила в душе бывшей ведьмы, было недостаточно, чтобы держать ее на плаву.
Порой она рыдала навзрыд и спрашивала, почему этот мир так несправедлив к ней. Иногда наоборот кричала, что вернет себе силы и тогда все обидчики получат по заслугам. Она чувствовала себя старой, несчастной и совершенно ненужной. Именно так.
После того, как дело было закрыто и приговор оглашен, к ней потеряли интерес. Она будто бы стала невидимой, до которой никому не было дела. Никто не навещал еще, никто с ней не разговаривал. Прекратились визиты дознавателей, а вместе с ними и допросы. Угрюмый стражник приносил еду один раз в день, молча просовывал ее в узкую прорезь под дверью и так же молча уходил.
Сначала Барнетта кричала на него, угрожала, обещая наслать сонную хворь или черное проклятье. Потом смеялась, называя тупым бараном, который только и может, что таскать миски для заключенных. Потом умоляла просто поговорить с ней, назвать по имени, рассказать, что творилось наверху.
Одиночество и собственное бессилие убивали.
Барнетта и предположить не могла, что когда-нибудь будет так страстно желать выйти на свежий воздух и вдохнуть полной грудью. Будет мечтать вернуться в Родери, где ее почитали, как божество. Но больше всего она тосковала по собственным силам, потому что там, где раньше пульсировала жадная ведьминская мощь, теперь зияла мучительная пустота.
Лишенная даже отголосков магического дара, Барнетта коротала долгие часы, грезя о новой купели. Еще более глубокой и сытой, чем прежде. Более значимой. Она представляла, как создает ее прямо здесь, в подземельях замка, и затягивает в нее всех столичных мерзавцев, посмевших надругаться над ее жизнью.
Из инструментов у нее была только кривая жестяная ложка, которую удалось оставить после скудного обеда. Самозабвенно скребя ей каменный пол, бывшая ведьма смаковала видения, в которых по капле сцеживала кровь с дознавателей и менталистов, забирала силы у безмозглых драконов. У Императора! Даже Верховную ведьму и то не миновала такая участь. Барнетта глухо смеялась, представляя, как эта высокомерная стерва будет истекать кровью и молить о пощаде.
Но больше всего наслаждения доставляли ведения, в которых она забирала силы у Шейна. У проклятого дракона, который уже был на крючке, но по нелепому стечению обстоятельств сорвался. Кто в этом был виноват? Да много кто! Ханна – бестолочь, настолько пустая, что даже при наличии красивого тела и лица не смогла увлечь мужа настолько, чтобы тот не смотрел по сторонам. Другие драконы, из-за которых он стал задаваться ненужными вопросами. Сам дракон – зверюга, которую оказалось невозможно приручить. Ну и конечно же, Мейлин…Линн…
Барнетта должна была сразу догадаться в чем дело, как только дочь сообщила о другой женщине. Должна была понять, что это не просто проходимка, прыгающая по чужим койкам, а змея, яд которой может отравить все вокруг.
Собственная беспечность и недальновидность – это единственное, о чем сокрушалась бывшая ведьма. Во всем остальном она считала себя правой.
Когда где-то дальше по коридору скрипнула дверь, Батнетта поспешно спрятала ложку в складках вонючей рванины, которая теперь служила ей одеждой, и отпрянула к стене, бросив на то место, где должна была родиться новая купель, клочок прелой соломы.
Обычно она еще издали по шагам могла определить кто из охранников пришел на этот раз, но сегодня ей этого не удалось. Шаги были неровными, словно кто-то подволакивал одну ногу, и совершенно незнакомыми.
Барнетта даже подумала, что это не к ней, но они затихли напротив входа в ее камеру.
— Кто там? — хрипло спросила она, но ответа не последовало.
Вместо этого раздался тихий перезвон, будто кто-то достал из кармана связку ключей, и скрежет в замочной скважине. Снова перезвон и снова скрежет. И так раз за разом, пока не раздался вожделенный щелчок.
Кто-то с трудом потянул с той стороны тяжелую дверь. В глаза ударил свет факела, и Барнетте пришлось прикрываться грязной ладонью, потому что было больно. За недели, проведенные в камере, она привыкла к сумраку, тусклой полоске под дверью и едва приметному, бледно-голубому свечению стен.
С трудом смаргивая слезы, она щурилась и пыталась сквозь пальца рассмотреть того, кто пришел. Судя по росту и фигуре – точно не стражник. Человек был слишком низким и щуплым, для того чтобы ему доверили спускаться к опасным преступникам. Барнетте даже показалось, что это женщина…
— Кто ты? — снова спросила она.
Тогда факел сместился, подсветив лицо пришедшего. Несмотря на то, что половина была прикрыта старой заскорузлой маской, а вторая испещрена красными рытвинами да шрамами, Барнетта узнала:
— Светлина?
Неужели боги смилостивились над ней и дали второй шанс? Неужели?!
— Да я, — прозвучал сипящий, но все-таки знакомый голос бывшей помощницы.
Было некогда раздумывать, что произошло со Светлиной и почему она так плохо выглядела и звучала. Упускать свой шанс Барнетта не собиралась:
— Ты должна вывести меня отсюда! Немедленно!
Та почтительно кивнула:
— За этим я пришла.
Кляня свое внезапно постаревшее тело, Барнетта неуклюже вышла из камеры, после чего Светлина закрыла дверь и вернула замок на место.
— Иди за мной, — просипела она и, подволакивая одну ногу, похромала прочь.
Они добрались до третьего уровеня. Дальше было не пройти – сверху доносились мужские голоса, но Светлина и не собиралась подниматься по лестнице. Вместо этого она свернула в длинный коридор, и двинулась дальше, мимо десятков закрытых дверей.
— Куда…
— Тссс…
Они добрались до самого конца, завернули в закуток, который тюремщики использовали для хранения всякого хлама, и там, в углу, за тюками с прелой соломой обнаружился небольшой круглый люк.
Светлина не без труда провернула круглую ручку и замерла, когда раздался протяжный скрип. Однако никто не услышал и не пришел – стражники были крайне заняты внезапной желудочной хворью, от которой так крутило живот, что не понятно было каким концом склоняться над отхожим местом.
— Мне надо закрыть люк, так чтобы никто не догадался куда ты исчезла.
Кряхтя и охая, Барнетта первая пролезла в дыру и оказалась в узком, низком, затхлом проходе. Следом за ней, с трудом перетащив больную ногу через высокий порог, протиснулась Светлина. Потянула на себя люк, крутанула ручку, и глухой скрежет снова огласил подземелье…
А дальше был побег. Через вонючие катакомбы, полные городских нечистот, через узкие каменные кишки, раскинувшиеся под столицей.
Грязная, несправедливо лишенная сил, уставшая Барнетта злилась и свою злость срывала на молчаливой Светлине.
— Пошевеливайся, уродина! Сколько можно водить меня по этой клоаке?!
— Мы почти пришли, — покладисто отвечала та и, прихрамывая, шла дальше, — почти…
После очередного поворота они, наконец, оказались перед металлической лестницей, уводящей под потолок. Барнетта так сильно жаждала сделать глоток свежего воздуха, что, оттолкнув свою помощницу, первая начала карабкаться по склизким ступеням. Однако, добравшись до верха и с трудом подняв скрипучий люк, она оказалась не на улице, как того хотела, а в крохотной безоконной коморке, озаренной пятком чадящих ведьмовских свечей.
В одном углу валялся грязный матрас, в другом – стол, заваленный мусором и объедками.
— Какого… — начала было она, но замолчала, когда взгляд наткнулся на стеклянный пузырь, доверху наполненный зеленоватой жижей, а в ней…В ней плавала отрезанная голова Роны, таращась на темный мир широко распахнутыми мертвыми глазами.
— Что…
Договорить она не успела. В спину ударило заклятье, от которого тут же отнялись ноги.
В отличие от нее самой, Светлине удалось сохранить крупицы своей магии.
Она неспешно поднялась внутрь комнаты, закрыла за собой люк, задвинула тяжелый металлический засов.
— Да как ты смеешь! Я…я…— Барнетта задыхалась от ярости…и страха.
— Ты никто, — рассмеялась бывшая прислужница, глядя на нее сверху вниз, — хочешь знать, как я выжила?
— Выпусти меня! Слышишь?! Немедленно выпусти!
Однако Светлина проигнорировала ее вопли и как ни в чем продолжила:
— Уверена тебе очень интересна моя история. Когда ты выкинула меня из замка Родери, я думала, что умру в дороге. И даже обрадовалась нападению разбойников. Это ведь твоих рук дело? — Спросила она и сама же ответила на свой вопрос, — уверена, что твоих. Они перебили всех, а меня пропустили, потому что я свалилась в болотину. Думали, что я утону, а я выбралась. И долгие годы скиталась. Побиралась, просила милостыню, терпела унижения и насмешки. Но знаешь, что меня держало на плаву все эти годы? Ты! Желание добраться до тебя и отплатить за то, что ты со мной сделала.
Светлина откинула в сторону платок, полностью открывая обезображенное лицо, покрытое струпьями и наростами.
— Смотри, какой красивой я стала по твоей вине! — склонившись к бывшей ведьме, Светлина схватила ее за грязные седые волосы и рывком запрокинула голову назад, — Любуйся, что ты сделала со своей верной помощницей! Наслаждайся зрелищем!
Барнетту чуть не стошнило, а Светлина, заметив это, расхохоталась:
— Нравится?!
— Это все Мейлин! — отчаянно хватаясь за соломинку тараторила Барнетта, — это все она! Из-за нее мы оказались в такой ситуации. Мы все! Она жива! И снова лезет к дракону. Ты должна ей мстить! Не мне! Слышишь? Найди ее, притащи сюда и…
В этот момент щеку обожгла тяжелая пощечина, от которой треснули губы и рот наполнился соленым привкусом крови:
— Единственное, что я должна была сделать с Мейлин, — горько сказала Светлина, — это оставить ее в покое. Еще тогда, в замке Родери. Поверь, у меня было достаточно времени, чтобы осознать это. Во всем произошедшем виновата не она, а только ты.
— Выпусти меня, — просипела Барнетта.
— Ни за что, — Светлина оттолкнула от себя бывшую наставницу и скрипуче рассмеялась, — я столько времени мечтала об этом моменте, столько раз представляла, что сделаю с тобой, а сейчас растерялась. Представляешь? Как думаешь, с чего лучше начать? С рук? С ног? А может с глаз? Да, пожалуй, с них…
С этими словами Светлина вытащила из кучи барахла, длинный тонкий нож и безумной улыбкой двинулась к голосящей от ужаса Барнетте.