Сердце Вьюги

Глава 27

Уехать оказалось не так просто, как я думала.

Хоть Арон и обещал, что после того, как Айсхарт придет в себя, я буду вольна отправляться куда угодно, но на деле нашлась еще сотня незаконченных дел.

Покинув палату Шейна, я перво-наперво отправилась к Марре. Увидев меня на своем крыльце, она схватилась за сердце, а потом и вовсе разрыдалась.

— Живая! — стиснула меня в объятиях так сильно, будто боялась, что сейчас исчезну, и покачивая из стороны в сторону, провыла, — живая!

— Все хорошо, — я гладила ее по спине, утешала и в какой-то момент поняла, что реву вместе с ней.

От облегчения. От того, что поняла, что теперь действительно будет все хорошо.

Испытания остались в прошлом, ведьма, поломавшая столько жизней, наказана. Жить ей осталось недолго. Лишенное привычной магической подпитки тело, будет очень быстро угасать. Может год продержится, может два, но потом наступит неминуемый конец.

Ее драгоценная дочь, всю жизнь с удовольствием изводившая меня, потеряла все. Положение в обществе, которое было благодаря браку с драконом, защиту сильной ведьмы, волосы, голос, дом. У нее не осталось ничего кроме кельи в монастыре, славящимся на всю страну строгими правилами и настоятельницами. Ее участь – провести в молчании и лишеньях всю оставшуюся жизнь. И в отличие от жизни Барнетты, она будет долгой.

Я не вернулась в замок Родери, хотя императорским указом он был присужден мне, а не еще живому отцу. Я не хотела видеть ни то место, ни людей, которые были частью моей несчастной жизни.

Пусть они были слишком слабы, чтобы противостоять ведьминской воле, пусть она всех посадила на кровавый крючок, намертво привязав к купели в подземелье, и дергала за ниточки, заставляя поступать так, как нужно было ей. Это не имело значения. Я простила, ведь их прямой вины в произошедшем не было, но забыть – не забыла, и ничто на свете не могло меня заставить вернуться в Родери. Жить там, ходить по коридорам, каждый сантиметр которых был пропитан горечью детских несчастных воспоминаний — ни за что.

Поэтому я сделала то, о чем раньше и помыслить не могла – продала все земли.

Надо было слышать, как возмущался отец, который внезапно вспомнил, что у него есть старшая дочь.

Он приехал ко мне в столицу и попытался учить жизни. Рассказывал о том, что я должна делать, а что нет. Включал строгого родителя, но мне уже было все равно. Любящий отец пропал из моей жизни в тот самый момент, когда женился второй раз и привел в наш дом Барнетту. С тех пор я была сама по себе, и сейчас уже не нуждалась ни в отцовском мнении, ни уж тем более в отцовских указаниях.

— Пап, — я прервала его пламенную речь простым взмахом руки, — тебе пора.

— Ты прогоняешь отца? — возмутился он, но я-то видела, что полыхнуло в уставших глазах.

Страх.

Он боялся потерять меня, еще не осознав, что уже давным-давно потерял. Не понимал, как выразить свои вновь проснувшиеся чувства, не знал, как подступиться, из-за этого строжничал, пряча за жесткими словами собственную слабость.

Наверное, испытания, выпавшие на мою долю, сделали меня черствой, поэтому я не дрогнув повторила:

— Прощай, пап. И всего хорошего.

Я больше не собиралась встречаться ни с ним, ни кем-то из замка Родери. Все они – больше не моя забота.

Часть вырученных денег я потратила на небольшой домик в столице. В том же районе, что и дом тетушки, только тремя улицами восточнее. И нет, я не собиралась в нем оставаться. Он нужен был для уверенности, что, если когда-нибудь потребуется приехать в столицу – у меня будет своя крыша над головой.

Сама же я собиралась отправиться на остров ведуний.

Только вот почему-то тянула. Каждый день находила повод остаться еще ненадолго. То нужно было помочь тетушке, у которой по весне протопило крышу. То еще несколько раз пришлось встречаться с дознавателями, для уточнения каких-то деталей по делу моей бывшей мачехи. То с ведьмой встреча.

Эйлана очень заинтересовалась моим рассказом о том, как я получила свою силу, и как потом потеряла ее. Причем настолько заинтересовалась, что предложила отправиться вместе с ней в главный город ведьм и попробовать еще раз.

У меня аж екнуло где-то под коленками, когда эта красивая, опасная, и в отличие от Барнетты очень породистая женщина, преисполненная чувства собственного достоинства, с легкой улыбкой произнесла:

— Ты не переживай, мы тебя травками напоим, боли не почувствуешь. Очнешься, когда уже все будет закончено.

— А если не очнусь?

Что-то подсказывало, что второй раз фокус может не удастся.

— Будем считать эксперимент неудавшимся, — с обворожительной улыбкой ответила Верховная ведьма.

— Пожалуй, я вынуждена отказаться от столько заманчивого предложения, — в комнате стало так мало воздуха, что я даже воротничок подергала, чтобы хоть как-то вздохнуть, — чего и вам советую. Игры с купелью добром не заканчиваются.

— То же верно. Тем не менее, двери моего дома для тебя всегда открыты, — с этими словами ведьма открыла маленькую, расшитую жемчугом сумочку и достала оттуда кольцо с небольшим, красным камнем, — это тебе.

— Ну что вы, не нужно…

— Кольцо ничего не стоит, фальшивка. Но если ты когда-нибудь окажешься в нашей стороне, охрана пропустит тебя в город. Не отказывайся, возможно, когда-нибудь тебе это пригодится.

После Барнетты я сомневалась, что захочу по доброй воле сунуться к ведьмам, но кольцо забрала. Ну, а вдруг? Всякое может быть.

Вот так, цепляясь то за одно дело, то за другое, я задержалась в столице почти на две недели, боясь признаться самой себе, что на самом деле меня волновали новости о состоянии Айсхарта.

Мне жизненно важно было убедиться в том, что после пробуждения с ним самим и его драконом все в порядке. Однако хитрый Арон запретил кому бы то ни было рассказывать о здоровье своего пациента, и я мучалась в неведении.

Мучалась, мучалась и решила, что перед отъездом надо все-таки пробраться в лазарет и хоть одним глазком глянуть, как там обстояли дела.

Пройти незамеченной по дворцу мне не удалось. Наша с Шейном история была у всех на слуху, поэтому каждый, кто попадался на пути, считал своим долгом остановиться и побеседовать несмотря на то, что я всем своим видом демонстрировала, что очень спешу и не настроена на разговоры.

Почему-то все были уверены, что я обязана знать, как дела у несносного дракона просто потому, что он вроде как моя пара. Кто бы знал, как сильно в этот момент я жаждала избавиться от этой парности! Я позволила ей закрепиться, приняла полностью и без остатка только для того, чтобы спасти Айсхарта, когда в ущелье он, окутанный паутиной моего проклятья, превращался в ледяную глыбу. Только и всего! Я была уверена, что это ничего не значит, была уверена, что справлюсь, возведу такие высокие стены вокруг себя, что никакие драконы и принадлежащие им метки до меня не доберутся!

Как бы не так! Она мешала жить! Смущала!

Я постоянно чувствовала чужое присутствие. Даже когда одна сидела в комнате и то, казалось, будто рядом со мной кто-то есть. Метка, прежде испоганенная Барнеттой, теперь работала на полную и, похоже, собралась компенсировать все упущенное за эти годы. Ее то сладко тянуло, то окатывало кипятком, то охватывало дрожью.

Я совершенно четко понимала, когда Шейн думал обо мне. Он делал это постоянно!

Даже в сны и то пробивался, заменяя привычные картинки, чем-то безумным. За одно это хотелось прибить!

Я не могла дождаться, когда уеду из города. Вот еще немного и все! Умчусь за тридевять земель, оставив позади и Айсхарта, и все, что с ним связано.

Я боролась, как могла, честно. Но все чаще тянуло к нему, и это было чистым наваждением. Я, как и раньше, когда ведьма еще не украла мою метку, дурела от одной мысли о драконе и мучалась от этого. Ведь не могло быть как раньше! Между нами пропасть! Разве можно ее преодолеть? Забыть?

И в то же время что-то грустное, отчаянно одинокое внутри меня нашептывало, что Шейн тоже стал жертвой чужих интриг, что все это время дракон находился под ведьминскими зельями и медленно умирал, что нас обоих вывернуло наизнанку по чужой воле.

Я понимала это, принимала. Как и то, что вдвоем нам было бы проще подняться на ноги, начать новую жизнь и забыть обо всем.

Все так. Все именно так.

Единственное, чего я не могла простить, так это того, что в тот момент, когда три года назад прямо у него на глазах с моей руки пропадала метка, он поверил не мне, а другим. Обвинил меня в обмане! Не стал разбираться!

Я понимала, что уже тогда, проведя больше недели в замке Родери, Шейн был одурманен ведьмой. Понимала, что Барнетта не провернула бы это с бухты-барахты, а хорошенько подготовилась, как большая сытая паучиха, повсюду растянув свою липкую сеть. Все понимала… Но легче от этого не становилось.

Ведь если бы он тогда просто задался вопросом, как такое возможно, если бы пригласил кого-то, для выяснения обстоятельств – да хоть столичных дознавателей, чтобы те задали свои вопросам все участникам конфликта – все могло быть иначе. Он мог спасти меня, себя, нас. Остановить этот кошмар в самом начале, когда еще не случилось всех тех ужасов, через которые нам пришлось пройти.

Вот этого я простить не могла! И именно поэтому топала в лазарет, шипя себе под нос, словно рассерженная гусыня.

— Глупый, недальновидный, доверчивый баран! Все же было как на ладони! Все было очевидно! Ты должен был просто послушать меня, а не кого-то другого.

В лазарет я зашла, а вот дальше возникли сложности. Прежняя палата, в которой держали Айсхарта, оказалась пуста. И я понятия не имела, куда его перевели! Прошлась туда-сюда, заглянула за каждую дверь, но никого не нашла.

Да, что за напасть…

— Потеряла кого-то, — хмыкнуло над самым ухом.

От неожиданности я взвизгнула, подскочила и чуть не врезалась в стену. Благо мужская рука, подхватила меня под талию и удержала от бесславного падения.

Я кашлянула, отстранилась от главного целителя, а это был именно он, и нарочито холодно произнесла:

— Спасибо. Я хочу знать, как дела у Айсхарта.

— Неплохо. Наверное…

— Разве он не здесь? — удивилась я.

— Его отправились в родовое имение, под контроль семьи и ближе к источнику сил.

Мне поплохело:

— Разве он не восстановился? Я думала, с ним уже все в порядке, — голос предательски дрогнул.

Взгляд Арона немного потеплел:

— В относительном порядке. Дракон очнулся, но у нас теперь другая проблема. Он очень злится на свою человеческую ипостась.

— Как я его понимаю, — хмыкнула я, — очень понимаю.

— Из-за этого у них постоянный конфликт. Они не чувствую себя одним целым и действуют вразнобой. Зверь то и дело перехватывает контроль и потом отказывается перевоплощаться обратно. Не доверяет Шейну, боится, что тот снова чего-нибудь натворит.

— Это лечится?

— Лекарствами и магией? Нет. Нужно время, чтобы они снова объединились.

— Сколько?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Скажу только, что пока Шейн не обретет полный контроль и не сроднится со своим зверем, он представляет опасность…. Особенно для тебя.

Я удивилась:

— Он хочет причинить тебе вред?

— Нет…— Арон немного смутился, — как раз наоборот. Если он до тебя доберётся, то утащит в самую дальнюю пещеру и будет день и ночь охранять вход в нее, чтобы никто не мог посягнуть на его прелесть. Вряд ли тебе понравится годами сидеть взаперти, так что просто дай ему время. И кстати, это неприятный инцидент, поэтому мы не распространяемся. Надеюсь, ты тоже не станешь никому рассказывать об этом.

Конечно, я не собиралась делиться такими подробностями, поэтому просто прошептала:

— Спасибо за то, что сказал, — и ушла.

Из Лазарета я уходила в молчаливой задумчивости. Навстречу снова попадались незнакомцы, уверенные, что я не только в курсе всего, что творилось с Шейном, но и с радостью готова с ними поделиться последними новостями.

Опять пришлось выдавливать из себя улыбки и отвечать что-то бессвязное. Я настолько невпопад отвечала на некоторые вопросы, что наверняка казалась совсем бестолковой. Ну и ладно. Моя голова была забита делами более важными, чем одобрение со стороны посторонних.

Значит, Шейн и его дракон теперь порознь? Это непросто, когда внутри нет единства и покоя. Уж я-то знала об этом не понаслышке – три года во мне жила разорванная метка истинности, и каким-то неимоверным образом соседствовали несовместимые силы ведьм и ведуний. Порой было мучительно больно, а порой страшно. От нескончаемой тревоги давило на грудь и ни на миг не оставляло ощущение беззащитности не только перед тем, что творилось снаружи, но и перед тем, что пряталось внутри.

Стыдно признаваться, но сейчас у меня стало все хорошо.

Часть ведьмы ушла, когда кровавую Купель в замке Родери выжгли драконьим пламенем. Остались лишь силы ведуньи, с которыми было удобно, уютно и спокойно. Меня тянуло к природе. Я была готова часами слушать, как шумел сок внутри стволов просыпающихся от зимней спячки деревьев. Жадно вдыхала особенный запах земли, освобождающейся из-под снега, наслаждалась трелями птиц, рассказывающих о том, что скоро все начнется сначала.

Восстановленная метка больше не беспокоила меня. Наоборот согревала, наполняя странным умиротворением. Это было приятно. Потому что умиротворение – именно то, чего мне не хватало на протяжении всех этих лет.

Одно только тревожило. Состояние Шейна.

Сколько бы я не отрицала, сколько бы не боролась с самой собой, но часть меня давно и намертво приросла к Айсхарту. Плохо ему – плохо и мне.

Теперь, с полноценной меткой, я чувствовала его острее. Из-за того, что человек и дракон были в разладе, я ощущала их эмоции по отдельности. То человеческую тоску, то звериную ярость. То желание все держать под контролем, то бешеный протест. Но и в том, и в другом случае яснее всего ощущалось желание добраться до своей Истинной, до меня.

Если честно, одержимость зверь меня пугала. Вреда не причинит, но утащит запросто. Спрячет куда-нибудь и будет ревниво наблюдать за каждым шагом. И буду я сидеть в золотой клетке, под бдительным присмотром влюбленного ящера… Так себе будущее, если честно. Я слишком устала от того, что моя жизнь постоянно оказывалась в руках других и теперь хотела только одного. Свободы.

Мне едва удалось дождаться вечера. Плотно задвинув тяжелые шторы, я нырнула под одеяло. Легла так чтобы ничего не мешало, прикрыла глаза и сосредоточилась на мыслях об Айсхарте.

Я понятия не имела, как работает Истинность, поэтому просто думала о нем, вспоминала детали, звала, и надеялась, что это сработает.

Как-то незаметно подкрался сон. Веки отяжелели и опустились, дыхание расслабилось. Размытые образы сновидений неспешно кружились в голове, но какая-то тревога не давала покоя. Будто что-то потеряла.

— Шейн… — прошелестело в листве неведомого леса.

— Шейн… — пророкотали волны, разбиваясь о подножие незнакомого утеса.

— Шейн… — пронзительным криком журавлей наполнилось бескрайнее чужое небо.

Потом все изменилось.

Я оказалась в месте, которое никогда прежде не доводилось видеть вживую. Поместье, размытым пятном маячащее где-то далеко… узкая аллея, между высоких тисов… каменный скульптуры с угрожающе поднятыми крыльями.

Они были живыми, все эти драконы, высеченные из мрамора. Некоторые стояли на своих постаментах, лениво наблюдая за моим приближением, другие припадали к земле, как кошки, готовящиеся к прыжку, третьи и вовсе меня не замечали.

Я шла все дальше и дальше, пока не добралась до самого конца. Туда, где рядом с каменными идолами лежал настоящий дракон. Он свился в круг, прикрыв хвостом кончик носа и дремал, опустив на землю могучие крылья. На одном из них не было острого когтя на изгибе – он остался в ущелье, как и моя ненависть.

— Привет, — прошептала я.

Дракон приоткрыл один глаз, и остановил свой взгляд на мне. В нем кружилась зимняя вьюга и мерцал голубой лед, искрились миллиарды снежинок и вились морозные узоры. Красиво.

Зверь фыркнул и поднял голову. Принюхался ко мне, шумно втягивая воздух узкими ноздрями, потом толкнул носом в живот. Легонько, но я едва устояла на ногах.

— Не буянь.

Страха не было. Я подступила ближе и положила ладонь на шершавую, чешуйчатую щеку, а дракон заурчал, как огромный довольный кот, которого чесали за ухом.

— Ну как-ты?

В ответ утробное ворчание.

— Жалуешься? Я бы на твоем месте тоже жаловалась… Уверена, тебе было очень не просто, — я забралась на когтистую лапу, села на нее, привалившись спиной к изгибу и спросила, — а хочешь, я расскажу, как жила все это время?

В могучей груди что-то заклокотало, я расценила это как согласие, и принялась говорить.

Рассказала ему обо всем, без утайки и желания приукрасить. О том какой тоскливой и беспросветной была жизнь в замке Родери, пока в моей жизни не появился дракон. О том, как было больно и страшно, когда метку украли и тот, кто был предначертан судьбой, отрекся от меня, променяв на другую. О том как угодила в ведьминскую купель, а потом оказалась в избушке старой ведуньи. Как само того не подозревая выпустила на волю страшное проклятие. О том как ехала на юг, как нашла остров ведуний и осталась там на долгих три года. О том, как поняла, что надо возвращаться. Как вернулась, преследуя лишь одну цель – подпитать растревоженную метку и унять мучительное томление в груди, но все вышло из-под контроля. О том, как похитили, и заперли в сторожке лесника и как вырвалась оттуда, выпустив на волю силы ведьмы. Как оказалась в ущелье и была готова распрощаться с жизнью, но появился он и спас.

Все рассказала, ничего не утаивая, а дракон слушал все это время слушал и неотрывно смотрел на меня.

— Теперь, ты знаешь все…а мне пора уходить.

Он недовольно заворчал и поднял над нами серые крылья.

— Это всего лишь сон. Ты знаешь это. Если захочешь увидеть меня вживую и что-то сказать — я буду на острове ведуний. Но для этого тебе надо снова стать самим собой, иначе этот остров тебе никогда не найти. Они хоть и добрые, но упрямые, и не пустят на свою территорию дикого зверя. Справишься?

Дракон недовольно заклокотал, а я еще раз приложила ладонь к его щеке, и ушла, покинув этот странный сон. Все, что было в моих силах сделала – что будет дальше зависело только от него.