Сердце Вьюги

Глава 23

В голове шумело. Стоило только пошевелиться и перед глазами расцветали фейерверки разноцветных искр. Отчаянно хотелось пить.

Я облизала пересохшие губы и, стараясь не делать лишних движений, села.

Вокруг все те же серые стены, подо мной – стылый земляной пол, из света – только узкая полоска под самым потолком.

Кажется, снаружи занимался рассвет. Который по счету? Пятый? Седьмой? Сколько я уже сидела в этой темнице?

Ответа на этот вопрос у меня не было, как и понимания того, по чьей воле я сюда угодила.

Я только помнила, как покинула дом тетушки, и не успели столичные шпили скрыться за горизонтом, как на нас напали. Из вечернего сумрака вырвалась пылающая стрела и вонзилась в бортик повозки. Я спрыгнула в снег, а лошади, испуганные быстро разошедшимся по соломе пламенем, понесли прочь, не слушая надрывных криков возницы.

А потом появились какие-то люди в темных одеждах и с прикрытыми лицами. Один из них, по-видимому, главный небрежно сказал:

— Это оказалось проще чем я думал.

А дальше – удар и провал в темноту.

Пришла в себя уже здесь, в тесной холодной темнице, пропитанной запахом чужого отчаяния и холодом.

Сначала кричала, молотя по тяжёлой шершавой двери, требовала, чтобы выпустили. А потом, когда сорвала голос и в кровь сбила кулаки, сползла вниз по стене и рыдала, умоляя, чтобы хоть кто-то пришел.

Ужас давил со всех сторон, ломал, причиняя почти физическую боль.

Меня будто откинуло в прошлое, когда очнулась в подземелье замка Родери. В прошлый раз весь мой мир разлетелся на осколки и превратился в боль, и я до истерики боялась, что сейчас все повторится, что после холодной полутьмы настанет время адских мук.

Время утекало сквозь пальцы, но ко мне никто не приходил. Иногда слышались тяжелые шаги. Они спускались откуда-то сверху и замирали перед моей дверью, а потом, когда я начинала умолять о пощаде, равнодушно удалялись.

Раз в день мне приносили еду. Снизу открывалось маленькое узкое окошечко, и в него проталкивали миску с мешаниной из недоваренной крупы и овощей и кусок старого хлеба.

В первый день я отказалась от этой баланды и ее молча унесли, не оставив ничего взамен, на второй – я съела все, до последней крошки.

Было невкусно и мерзко, но так появились хоть какие-то силы и стало теплее.

Со мной никто не говорил, не объяснял почему я здесь оказалась. Молчаливый тюремщик был глух к моим крикам и слезам. И мне оставалось только гадать, кто за всем этим стоял и когда же оно закончится

Я то засыпала, проваливаясь в неспокойное беспамятство, то судорожно ощупывала шершавые стены, в надежде найти какой-то лаз, то ковыряла заколкой замок в двери.

Спасения не было, и надежда с каждым днем становилась все слабее и слабее.

Вот и сейчас, я сидела на холодном полу, в отчаянии смотрела на тусклую полоску света под потолком и чувствовала, как разваливаюсь, распадаюсь на ошметки.

Никто не придет меня спасать.

Где-то наверху скрипнула старая дверь и потянуло холодом. Потом раздался голос, показавшийся смутно знакомым:

— Приведите ее сюда!

Придерживаясь за стену, я поднялась. Внутри все сжималось от дурных предчувствий, стыло, покрываясь морозной коркой.

Снова раздались тяжелые шаги, потом надрывный скрежет старого замка, и дверь распахнулась.

На пороге, с чадящим факелом в руке, стоял мужчина. Нижняя часть его лица была скрыта за оскалившейся зловещей маской, а темные глаза равнодушно смотрели на меня:

— На выход.

Это прозвучало как приговор. Мне даже захотелось оттолкнуть его, захлопнуть дверь и замуроваться в своей темнице, но какой смысл? Меня все равно вытащат и заставят делать так, как нужно им.

Опустив голову, я подошла к нему. Мужчина посторонился, пропуская меня вперед и приказал:

— Поднимайся!

Сразу от двери наверх вела старая лестница без перил. Пару раз споткнувшись, я забралась по ней и оказалась внутри маленького охотничьего домика.

Тут было тесно и неуютно, стены покрывала застаревшая копоть, из мебели только стол, лавка, да в углу низкая кушетка с грязным одеялом.

Возле одного из окон, завешенных лоскутом мешковины, спиной ко мне стояла женщина. Плечи ее были напряжены, поза нервная и в каждом жесте сквозило нетерпение.

А когда, она услышала нашу возню и обернулась, я с ужасом узнала Милли. Одну из младших ведьм Барнетты.

Она окинула меня брезгливым взглядом:

— Значит, вот это вот посмело сунуться к мужу нашей Ханны?

Я догадывалась, что выглядела не ахти как — несколько дней в темнице, голод и нескончаемая жажда не лучшим образом отразились на внешности. Но это были мелочи.

Главное – Милли не узнала меня. Не рассмотрела в худой бледной замарашке прежнюю Мей, которую доводила вместе с остальными. Которую притащила в то страшное подземелье, а потом обожжённую и изуродованную выкинула из замка.

Она была одной из тех, кто делал мою прошлую жизнь невыносимой, а потом и вовсе разрушил ее до самого основания.

Я ненавидела ее. Так же сильно, как и двух других младших ведьм, как Барнетту и ее дорогую доченьку Ханну. Как Шейна, который тогда помог им выманить меня из безопасной комнаты!

— Неужели ты думала, что тебе это сойдет с рук? — она подошла ближе. Остановилась, глядя мне прямо в глаза, но не видя того, что скрывал новый облик.

Она была слабой. Теперь я понимала это. Ведьма без особых талантов и возможностей, не сумевшая достичь чего бы то ни было в жизни, и от безысходности приткнувшаяся к Барнетте. Ничтожная. Злая. Как и остальные помощницы моей мачехи. Она использовала их в своих целых, а они и рады были выслуживаться, чтобы обрести хоть какую-то значимость.

На самом деле они все были ничем.

В груди клокотало. Жестко, болезненно, превращая каждый вдох в мучение.

Я сама не ожидала от себя такой реакции, но оказавшись лицом к лицу с этой частью своего прошлого, ощутила злость. Желание ударить. Показать, что я сильнее. Отомстить…

Чаша моего терпения переполнилась, и через край плескалась ведьмовская ярость.

Я ведь так и не научилась ее нормально контролировать.

Пока я жила на острове Фрайя помогла освоить дар ведуньи, но вторая часть моего странного дара жила сама по себе, иногда прорываясь дикими вспышками. Потом затихала на неопределенное время, убаюканная и обласканная размеренными заклинаниями и сладкими зельями.

Наставница неустанно повторяла, что я должна быть осторожна, что могу причинить большой вред своим даром, но сейчас я хотела этого всей своей измученной душой.

А глупая Милли, уверенная в своем превосходстве, ничего не понимала, не замечала. Не чувствовала.

— А может, у тебя были фантазии относительно того, что наш хозяин увлекся тобой по-настоящему? Влюбился и хочет быть с тобой? — зло рассмеялась она, увидев, как я дрогнула при упоминании Шейна, — Так ведь? Ну ты и дура.

Она небрежно, будто лошадь в стойле, похлопала меня по щеке.

Я глухо зарычала, но Милли не услышала этого, потому что где-то на улице от ветра уныло скрипела старая калитка.

— Какая же ты дура… как, по-твоему, кто тебя отправил сюда? По чему приказу тебя держат в заточении?

Сердце болезненно сдавило.

Пожалуйста, не надо…

— Это Шейн тебя сюда отправил, — не скрывая торжества продолжала она, — осознал свою ошибку, понял, что зря марался, и чтобы загладить вину перед любимой женой, решил от тебя избавиться.

Как тогда, в замке Родери…

Тьма внутри меня клубилась все сильнее, скручивалась бешеными вихрями, с каждым мигом все сильнее сминая остатки самообладания.

Он снова предал меня!

Снова отдал им!

— У них все наладится, а ты сдохнешь здесь. В этой землянке. Голодная, грязная, одинокая. Никому не нужная! — Милли так звонко засмеялась, будто только что выдала свою самую смешную шутку, — по-моему, достойная расплата за то, что посмела сунуться к чужому мужчине.

Неправда. Это был мой мужчина. Тот, кого определила мне судьба. Тот, с кем я должна была прожить долгую и счастливую жизнь. Тот, кто должен был спасти меня из лап коварной мачехи.

Но вместо этого он дважды предал меня, каждый раз обрекая на муки.

С новой силой вскипела ненависть, подпитывая беснующийся ведьмовской дар.

Мили продолжала смеяться, не понимая, что последние крупицы моего терпения рассыпались впрах.

Все…

— Твой смех раздражает.

Она замерла с нелепо распахнутым ртом. Потом рявкнула:

— Что ты сказала, мерзавка?

— Я не собираюсь повторять дважды.

Ее лицо, покрытое мелкими рытвинками оспы, перекосилось от злобы:

— Ты знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?

— Ничего.

Ее глаза широко распахнулись, а я равнодушно повторила:

— Ничего ты со мной не сделаешь. Потому что ты – ничтожество.

Она покрылась багровыми пятнами:

— Да я сейчас с тебя шкуру спущу.

— Попробуй.

Милли замахнулась, чтобы отвесить оплеуху, но я перехватила ее руку. Тогда она ударилась ведьмовством.

Ее жалкие потуги скатывались с меня как с гуся вода.

— Ты…ты… — она начала задыхаться и в некогда наглых глазах, проступило сначала понимание, потом ужас.

— Я.

И я ударила в ответ, выпуская черные щупальца силы. Вырвавшись на волю, она захлестнула меня с головой, смела все сомнения, страхи и сожаления.

Я откинула Милли к стене. Потом силой воли подхватила и снова швырнула, так что от удара содрогнулся весь дом.

Еще раз и еще.

Она даже не могла кричать, только хрипела не в силах ничего мне противопоставить.

Я вышвырнула ее на улицу, попутно сорвав дверь с петель. Несколько раз перекувырнувшись и проскользив по талому снегу, Милли растянулась на земле.

— Помоги, — сипела она, пытаясь уползти от меня, — помогите.

Я надвигалась на нее, с диким удовольствием причиняя боль. Била не жалея.

— Эй! Ты чего творишь! — раздался грубый мужской голос.

А вот и мой тюремщик объявился. Дошло, наконец, что что-то не в порядке.

В его руке был охотничий нож, на небритой морде – зверское выражение.

Я ударила и его. А потом, глядя в глаза, заставила вонзить этот самый нож самому себе в ногу. Мужик взвыл и упал, а я снова вернулась к Милли, которая успела отползти на пяток метров.

— Не тронь, меня. Не тронь! — сквозь слезы хрипела она.

Но мне было плевать. Жалости я больше не испытывала. Она умерла вместе с прошлой Мейлин.

Вокруг нас метались черные вихри. Мои. Но практически не подвластные мне.

Они ломали деревья, попадавшиеся на пути, срывали старую черепицу с избушки, служившей все эти дни стылой тюрьмой, жадно облизываясь, подбирались к рыдающей Милли.

Развернувшись на спину, она пятилась ползком, помогая себе локтями и пятками:

— Ты чудовище! Чудовище!

И ей невдомек было, что чудовищем меня сделали они.

Каждый из них отламывал от меня по чуть-чуть пока совсем ничего не осталось.

Сначала исчезла Мейлин.

Теперь угасала Линн.

А я не сопротивлялась, не пыталась бороться с очередным несправедливым поворотом судьбы, потому что устала и ни в чем больше не видела смысла.

Есть во мне ведьмовские силы? Значит буду ведьмой! Буду творить такие черные дела, что сама ночь перед ними потускнеет! Буду причинять боль. Много боли. До тех пор, пока моя собственная не угаснет и не сотрется в водовороте воспоминаний. Или пока чья-то стрела не пробьёт измученное сердце.

— Оставь меня в покое! — голосила Милли, когда я подходила все ближе и ближе. Смотрела на нее, как голодная щука на малька, и не испытывала никаких угрызений совести.

Что-то сломалось во мне. Что-то очень важное. То, без чего никак нельзя.

Я просто убрала весь воздух вокруг нее и смотрела, как она синеет, пытаясь сделать хоть маленький вдох.

А потом ушла, оставив после себя раскуроченную поляну, домушку с проваленной крышей и два бестолково замерших тела.

Единственна тропа уводила между густых елей, и я даже подумала, что оказалась в глухом лесу, но не тут-то было. Первый же поворот вывел меня к каменистому обрыву.

Оказывается, похитители прятали меня в лесной чащобе, а в горах, и я понятия не имела, как отсюда выбираться.

Обрыв казался непреодолимым, и тропа, по которой я до этого шла, превращалась чуть ли не в отвесный выступ, жмущийся к стене.

Не пройду…

Да и плевать…

Прижавшись к скале, я начала спускаться. Каждый раз, как из-под ног срывался камень, сердце в груди мучительно екало и останавливалось. Я замирала, сильнее вжимаясь спиной, делала несколько глубоких вдохов и продолжала двигаться дальше.

Черные вихри не отставали. То клубились под ногами, то взмывали вверх, перекрывая собой бледное весеннее небо. Птицы шарахались в стороны, но самых бестолковых и невнимательных затягивало внутрь, и тогда раздавался дикий крик, полный агонии, а потом во все стороны брызгал фейерверк из перьев.

Потратив уйму времени, я спустилась с утеса, а когда обернулась назад, чтобы оценить проделанный путь, пришла в ужас.

Как мне это удалось?

Впрочем неважно…

А самое смешное, что, пройдя пару десятков метров и обогнув обвалившиеся валуны, я увидела нормальный достаточно пологий спуск, испещренный следами подков.

Да и плевать.

Я пошла дальше, придерживаясь вновь обретенной тропинки, однако, когда вышла к идеально круглому озеру, все еще заточенному в ледяные оковы, оказалась на развилке. Одна часть тропы уводила в лес, другая прямо. Обе одинаково утоптаны, и не понять какая из них ведет в нужном направлении было невозможно.

Я выбрала ту, что шла не в лес, и спустя пару часов оказалась в ущелье, а дальше перевал, над которым виднелось едва заметное лиловое мерцание.

Мне не доводилось видеть такое прежде, поэтому аккуратно, шаг за шагом я приближалась к этой завесе, и когда до нее оставалось не более двух десятков шагов заметила небольшие прорехи возле самой земли. Будто кто-то когтями разорвал полотно на тонкую бахрому.

А еще накатило острое ощущение того, что я здесь не одна, что за каждым моим шагом наблюдают.

— Кто здесь? — позвала я и тут же зажала рот ладонью, потому что голос отразился от каменных сводов и многократно усилился.

— Здесь… десь…есь… — шептало равнодушное эхо.

За спиной что-то скрипнуло. Будто тяжелый шаг по плотному снегу, однако обернувшись, я никого не увидела. Только скалы, тянувшие свои пики к небосводу и ущелье, усыпанное огромными, в человеческий рост валунами.

Сущность ведьмы хищно скалилась и требовала расправы, а я никак не могла понять над кем.

Из живых, только я.

Или не только?

Я крутилась вокруг своей оси, до рези в глазах всматриваясь по сторонам. Скользила по склонам, по непонятной завесе, по камням…

Мне кажется, или с каждым разом они становились все ближе и ближе?

Недолго думая, я ударила в ближайший валун, и в тот же миг он преобразился.

Передо мной развернулось это! Не человек, и не зверь. Что-то коренастое, кряжистое с длинными, бугрящимися от мышц руками и плоской головой, похожей на жабью.

А затем один за другим начали разворачиваться и другие «камни». Их было полно!

На шее каждого висели бусы из зубов размером с мужскую ладонь, в руках зажаты грубые костяные ножи.

Они переговаривались, и их разговор походил на клекот хриплых птиц. Наконец, ближайший из них, двинулся в мою сторону с широко разведенными лапами, явно намереваясь схватить.

Черные вихри, ликующие от появления новых жертв, сломали эти руки как спички. Изувеченного чудовище изумленно завизжало, а остальные дружно ощерились ножами и бросились ко мне.

Я снова ударила, раскидывая их как пустую посуду на столе. И еще раз, и еще.

Они отлетали в стороны, но вставали и рвались обратно, и с каждым мигом к нам стягивалось все больше их соплеменников.

Потом в снег рядом с моей ногой впился дротик с красной кисточкой на конце, и я заметила, что у них не только ножи, но и трубочки, через которые они выдували смертоносные жала.

От всех мне было не увернуться, поэтому я ударила со всей мочи и, пока они катались по снегу, визжа и захлебываясь рычанием, бросилась к узкому проему, что маячил впереди черной трещиной. Проще защититься в узком проходе, чем на открытой местности. Забьюсь между камней так глубоко, что эти черепахо-жабы до меня не дотянутся и под надежным прикрытием скал буду крушить их.

Так я думала, когда бежала. Даже предвкушала это, а потом…

Потом что-то взорвалось у меня в голове, в груди, в каждой клеточке.

Широко распахнув рот в безмолвном крике, я повалилась на снег. Меня выгнуло дугой, подкинуло, снова шлепнуло о землю. Скрутило так, что я чуть свои внутренности не выплюнула.

А затем так же внезапно схлынуло, оставив после себя лишь опустошенность.

Черные вихри, до этого смачно терзающие врагов, полыхнули алым и исчезли, как и моя ведьмовская сила, а на руке, на том самом месте, где раньше красовался привычный шрам, заново сияла метка истинности.

Только любоваться на нее было некогда. Чудовища за моей спиной уже приходили в себя и снова бросались в погоню, а еще нескольких я увидела возле завесы – они словно каменные мячи прокатывались сквозь прорехи и, не сбавляя скорости мчали к нам.

Я поднялась и, поматываясь как пьяная, добежала до трещины в скале. Она была настолько узкая, что я протиснулась туда бочком. Глубже, еще глубже…

Мне удалось продвинуться всего метра на три – дальше небольшой загиб и тупик.

Но я была рада и такому укрытию. Юркнула за неровный выступ и, тяжело дыша, прижалась в нему спиной. В голове звенели отголоски боли, и во всем теле расплывалась слабость.

Преследователи достигли моего укрытия, но пробраться внутрь не могли и бесновались возле входа. Их рычание, клекот, завывания становились все громче и злее. Они ярились от того, что жертва была близко, но ухватить не получалось. Аккуратно выглянув, я увидела, как они просовывают внутрь свои длинные мускулистые лапы и яростно царапают ледяной камень и хватают воздух.

Им было не пробраться ко мне, мне – не выйти наружу. Замкнутый круг. Западня, из которой не было выхода. Мне оставалось только ждать и надеяться на чудо.

Я сползла по холодной стене вниз, прижала к себе ноги и уткнулась лицом в колени.

Было плохо.

Безумие ведьмы, накрывшее в маленькой, скрытой среди гор и лесов избушке, без следа исчезло, оставив после себя полный хаос.

Там будто не я была, кто-то другой. Злой, яростный, безразличный. Тот, кто не хотел жить, и не собирался жалеть жизни других. Этот кто-то бил без раздумий и получал удовольствие, когда видел чужую боль.

Неужели все ведьмы такие? Если да, то я не хочу иметь к ним никакого отношения.

Хотя, судя по пустоте в том месте, где когда были ведьмовские силы, связь с ними и так была утеряна.

Зато вернулась метка…

Аккуратно приподняв промокший от снега рукав, я уставилась на знакомые переплетения серебристых линий.

Зачем она мне? От нее одни только проблемы!

Я жила потихоньку в Родери. Не хватала звезд с неба, не видела особой ласки и заботы со стороны окружающих, но жила! А стоило ей появиться, и даже эта унылая жизнь стала роскошью. Все поменялось. Все!

Давясь внезапными слезами, я принялась тереть запястье и шептать:

— Исчезни. Исчезни. Исчезни. Уходи! — на последнем слове голос сорвался на крик.

В тот же миг, с подошву сапога, который чуть выехал из-за уступа, вонзился дротик с красных хвостом.

Я ойкнула и поспешно подтянула ногу обратно.

К счастью, насквозь не пробило. Я осторожно вытянула его и отбросила в сторону. Тут же прилетело еще несколько, звонко царапнув по каменному полу и отскочив к стене.

Я забилась поглубже в угол, старательно подобрав все конечности.

Этак меня надолго не хватит. Ну сколько я так смогу просидеть? Час? Два? Сутки? Потом ноги затекут, потеряют чувствительность. Я начну елозить, шевелиться и, сама не заметив, как, выставлю часть себя из-за выступа…

От этих мыслей накатила обреченная усталость.

Мне не уйти от них, не сбежать. Сколько бы я тут не просидела – они будут ждать снаружи. Судя по воплям и нарастающему гомону их становилось все больше – из-за завесы прибывали все новые и новые чудовища.

Некоторым из них было невтерпеж добраться до меня, поэтому они колотили тяжелыми булыжниками по краям расселины, пытаясь ее расширить.

Было страшно. Но усталость после ведьмовского всплеска оказалась сильнее. Я просто закрыла глаза и провалилась в мятежный, неспокойный сон, сквозь который то и дело пробивались посторонние звуки. То заунывный хрипатый вой, то грохот камней, то скрежет когтей по льду.

Я просыпалась как в тумане и, убедившись, в том, ничего не изменилось и ад снаружи никуда не делся, снова проваливалась в сон.

Мне что-то снилось… Что-то знакомое и в то же время неуловимое…

Оно накатывало, приближалось, играя на струнах моей души. Отзывалось волнением в груди и легким покалываниям в пальцах.

Я пыталась рассмотреть, что это, и не могла, проваливалась в серую пелену.

Наступила ночь…

В трещине было темно, а с наружи едва теплились маленькие костерки. Как будто эти чудища прятались от кого-то, опасались, что их увидят и прогонят.

Я бы не отказалась, чтобы кто-то их прогнал, но к утру надежды почти не осталось.

Мне было холодно. Отчаянно хотелось есть и выбраться из каменного мешка, который вытягивал из меня не только тепло, но и желание жить. Хотелось просто размять ноги, потянуться!

Невыносимо.

Я даже поревела немного, но от слез щипало замерзшие щеки, поэтому пришлось завязать с этим бессмысленным занятием. Так что я просто сидела, таращилась в темную стену и слушала несмолкаемый гомон снаружи.

Внезапно он оборвался.

Просто замер, оставив после себя звенящую тишину, только изредка прерываемую настороженным пощелкиванием.

Рискуя получить дротик в лоб, я высунулась насколько это было возможно и попыталась рассмотреть, что там происходит.

Чудища стояли, запрокинув головы к небу и напряженно всматривались вдаль. Прислушивались, принюхивались, скалили зубы в беззвучном рычании. Они кого-то ждали…

И этот кто-то появился.

С оглушающим ревом над ущельем промелькнули две гигантские тени.

Драконы?

Потом снежный удар и ледяное пламя, звенящей дугой прорезающее скопление каменных тварей.

Шейн…