Первые петухи проснулись поздно. Лишь когда узкая алеющая полоса на восточном горизонте изогнулась дугой, наливаясь призрачным светом, раздались первые хриплые голоса. Солнца было не видать – метель, бушующая с прошлого вечера, не успокаивалась, и небо было затянуто тяжелыми злыми тучами.
— Все! Время вышло! — еще никогда меня так не радовало завершение ночи.
В отличие от дракона, я так и не смогла сомкнуть глаз. Но несмотря на усталость, вскочила первая, правда тут же плюхнулась обратно, осознав, что из одежды на мне лишь угол белой простыни, едва прикрывающий бедра.
— Отвернись!
Шейн только ухмыльнулся и поудобнее улегся на подушках.
— Там появилось что-то чего я не видел этой ночью?
Щеки тут же опалило острым стыдом. Каков наглец!
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы собраться духом.
Хочет унизить меня? Заставить юлить, мяться или упрашивать? Не будет этого.
Посадив под замок ненужные эмоции, я небрежно откинула простынь в сторону и поднялась. Холод тут же мазнул по ногам, а чужой взгляд по спине.
Не оборачиваясь, я прошлась по комнате, неспешно подбирая с пола разбросанные вещи. Между бедер неприятно саднило, и с каждым шагом эти ощущения усиливались, однако я не позволила себе ни поморщиться, ни остановиться.
Всего лишь никчемная боль. Это не самое страшное, что произошло в моей жизни за последние дни, справлюсь. Главное, что расколотая метка больше не терзала мое сердце. Теперь я могла спокойно дышать.
Я молча оделась. Поправила тугой воротничок, смявшиеся манжеты. Старые кружева выглядели блеклыми и застиранными, но кого это сейчас волновало? Других нарядов у меня не будет. Хорошо если разрешат собрать небольшой саквояж, перед тем как отправить на чужбину.
Скорый отъезд пугал, и вместе с тем я его жаждала. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этого места, в котором все потеряла, от людей, отвернувшихся от меня, от дракона, так и не почувствовавшего, как мне без него плохо.
Я разобрала пальцами шелковистые волосы и заплела их в тугую косу, после этого все так же молча направилась к двери. И уже когда пальцы сомкнулись на холодной ручке, в спину прилетело наряженное:
— Ты довольна? Удовлетворила свое право? — с каждом слове ледяной яд и презрение.
— Боишься, что скажу Верховному, что ты недостоин? Не переживай. Вы с Ханной достойная пара. Будьте счастливы, а обо мне забудьте.
Очередным отравленным шипом в сердце прилетело циничное:
— Уже.
Я невесело усмехнулась и ушла, так больше на него и не взглянув.
Замок еще не проснулся. Слуги копошились где-то внизу – на кухне и в прачечной, а на верхнем этаже еще царил сон. Таковы были правила – мачеха строго настрого запрещала будить ее раньше времени, и все обитатели замка неуклонно этот приказ исполняли.
Однако сегодня меня ждал сюрприз.
Стоило только вывернуть из-за угла, как на меня налетела Ханна:
— Дрянь! — замахнулась она, чтобы отвесить мне пощечину.
Я увернулась. Я всегда уворачивалась, чем несказанно ее бесила, а сегодня сестру аж начало трясти от злости и ярости:
— Ты посмела украсть у меня брачную ночь! Это мой дракон! Мой! Ты…ты…завистливая дрянь!
Кто бы говорил. Это сестра визжала, как ненормальная, когда к ней пришел свататься всего лишь сын купца, а у меня выступила метка дракона. Это она исходила желчной завистью, когда Шейн впервые пожаловал в наш замок. Она…
Хотя, какой смысл об этом думать? Ее желание сбылось, они с мачехой победили.
— И что? — равнодушно пожав плечами, я попыталась ее обойти, но она как клещ вцепилась в мой локоть.
— Думаешь, тебе это так просто с рук сойдет? Мама накажет тебя за это! Вот увидишь!
— Прости, — я отцепила от себя ее холодные, как у лягушки пальцы, — меня ждет Верховный жрец. Маме привет.
Я отправилась дальше, а позади меня визжала и топала ногами любимая сестренка, наверняка, перебудив всех спящих.
Нигде не останавливаясь, я шла к храму. Лишь перед дверями запнулась, замерев на краткий миг, но тут же взяла себя в руки и, толкнув дверь, уверенно шагнула внутрь.
Жрец неспешно зажигал свечи на алтаре. Вчера они были белыми, восхваляя невинность, сегодня – ярко-алыми, в честь крови, пролитой на брачном ложе.
Услышав мои шаги, он обернулся.
— Пришла?
— Да, Верховный.
Под пристальным, пронзительно мудрым взглядом я подошла ближе.
— Ты узнала все, что хотела? Получила ответы?
На миг показалось, что сейчас речь не о кровном праве Мейв, а о чем-то другом. Но жрец невозмутимо добавил, рассеяв эту иллюзию:
— Достоин ли Шейн Айсхарт стать мужем твоей младшей сестры?
Лгунья и предатель – чем не идеальная пара?
— Более чем.
— Тогда ты знаешь, что должна сделать.
— Знаю.
Я взяла правой рукой серебряный серп с бархатной подушки, левой — свою косу. Красивая коса, блестящая, толщиной с руку. Ей Ханна тоже всегда завидовала, и как-то, когда мы были маленькими, даже попыталась поджечь. Конечно, за тот случай мачеха отругала меня, а не ее, а сестре купила нового пони, чтобы скрасить грусть-тоску.
Зачем мне эти воспоминания? Я хочу избавиться и от них, и от всего, что причинило боль. Хочу уйти.
Одним уверенным движением, я отхватила косу у самого основания и сморщилась. Волосы все-таки было немного жаль. Зато голове сразу стало непривычно легко. Кажется, я даже стала выше.
Потом вернула серп обратно на подушку, рядом положила косу, напоследок проведя кончиками пальцев по тугому плетению, и опустилась на колени перед жрецом:
— Я отрекаюсь от своего рода, семьи и всего, что мне причиталось. Я не вернусь в этот дом, не буду искать встреч с тем, кого знала. Не пошлю ни письма, ни весточки. Не приду ни с жалобой, ни с радостной вестью. А еже ли когда-нибудь наш пути пересекутся, пройду мимо, не поднимая глаз, и не обращусь по имени. Я отрекаюсь и смиренно принимаю свою участь на чужбине. Это моя расплата за счастье молодых.
Так странно…
Счастье им, а расплата мне. Разве это справедливо?
Хотя, о чем это я. Жизнь никогда не отличалась справедливостью.
Верховный обмакнул шелковую кисть в пиалу с ритуальным благовонием и вывел у меня на лбу перевернутый полумесяц – символ смирения.
— Отныне ты не принадлежишь ни семье Родери, ни любому другому клану. Это место больше не является твоим домом. Все, что тебе дозволено – это собрать походную сумку из своих вещей и поставить свечу в память предков. Будь готова к отъезду через час…Я распоряжусь, чтобы тебя накормили перед дорогой. Путь предстоит долгий.
Однако выехать не удалось ни через час, ни через два, ни даже через пять. Непогода усиливалась. Сердитая вьюга превратилась в буран, и шквальный ветер бился о стены замка, яростно завывая не чердаке и в дымоходах.
Кругом был снег. Он засыпал окна и двери, в считанные минуты заметал проходы к замку, которые безуспешно пытались прочистить измученные слуги. Ни одна повозка не могла выехать за ворота, ни один наездник не мог проехать, не увязнув через десяток шагов по самое пузо.
Съедая робкие лучи зимнего солнца, небо становилось все темнее, а тяжелые свинцовые тучи опускались все ниже к земле.
Казалось, будто и не день вовсе, а вечер. И сама стихия обозлилась на замок Родери, отрезав его от всего остального мира.
Жрец обещание сдержал – подозвал служанку и велел ей принести еду в мою комнату. Девчонка поджала губы, и недовольно зыркнув на меня, низко поклонилась:
— Как прикажете, Верховный.
Она, как и все остальные обитатели замка, была на стороне бедной Ханны, у которой я посмела украсть первую ночь.
Почему-то стало обидно. Знали бы они, какой стала эта ночь…
Нет, там не было ни грубости, ни насилия. Не было оскорблений. Ничего не было, кроме равнодушия и стены холода, о которую трижды разбивались мое сердце и душа.
После отречения я ушла в свою комнату. И хотя мне отчаянно хотелось спрятаться от осуждающих злых взглядов, я заставила себя идти ровным шагом, с расправленными плечами и гордо поднятой головой.
Я ни о чем не жалела. И пусть они подавятся своим осуждением. Если бы выпал шанс отмотать время назад и все переиграть, я бы поступила точно также. Хотя нет, кое-что все-таки изменила – отказалась бы от встречи с драконом.
В комнате было холодно и царил дикий беспорядок.
Кто-то, скорее всего сама Ханна или матушка с помощницами, устроили ночью погром в моем жилище. Все шкафы были открыты, все мои скудные вещи были выброшены на пол. Что-то было порвано, что-то связано узлом. Они разбили кувшин для умывания, предварительно разлив воду по полу и вещам, а еще вазу на каминной полке. Сам камин разворошили, раскидав пепел, а внутрь набили моих же подушек и одеял. Даже старые шторы и то оборвали, превратив в лохмотья.
Сквозь настежь открытое окно врывались порывы ветра и снег.
Опустив руки, я смотрела на это безобразие и, чувствовала, как горькие слезы наворачиваются на глаза.
За что мне все это? Чем я так прогневила богов, раз они посылают такие испытания?
Я закрыла окно и приступила к уборке. Вытащила из камина безнадежно испорченные постельные принадлежности, попыталась распутать связанные узлами заледеневшие простыни, но чуть не сорвала ногти. Пальцы онемели от холода.
— Да какого черта! — в сердцах откинула тряпки от себя.
Скоро ноги моей в этом замке не будет, так что пусть сами наводят порядок! Меня это больше не касается!
Я схватила первое, что попалось под руку – это оказалась порванная ночная сорочка. Небрежно скомкала ее и этим комком протерла стол и стул, чтобы было куда сесть и где разложить вещи, которые заберу с собой.
Потом начала готовить одежду, выбирая нужное, а остальное просто отпихивая ногой с пути. Вытащила из кучи синее платье, пару чулок, теплую юбку. Нашла смену белья и шерстяную водолазку, старые верховые брюки. К сожалению, все нательные рубахи оказались порванными, как и любимое платье, единственное, в котором я не походила на замарашку.
Ну и ладно. Перед кем мне рядиться на чужбине? Правильно не перед кем.
Они распотрошили мою единственную достойную зимнюю куртку, изрезали спинку, вывернув наружу внутренности, но к счастью, был еще тулуп, который я обычно надевала, когда шла помогать на конюшни.
В теплых ботинках плескалась вода. Я вылила ее прямо на пол, а сами ботинки расшнуровала, распахнула пошире и набила сухим барахлом, в надежде, что хоть немного просохнут, к тому моменту, как придется уходить.
На сердце ширился холод и равнодушие, но когда я взяла серый дорожный саквояж и, заглянув в него, обнаружила мертвого голубя, я все-таки не выдержала:
— Сволочи, — прошипела, вытряхивая гадкую находку, — какие же они сволочи!
В тот же миг дверь распахнулась и на пороге появилась служанка с подносом.
— Стучать не учили?
Она пренебрежительно скривила губы, мол много чести будет и, перешагивая через разбросанное барахло, подошла к столу.
На неприкрытом грязном подносе стояла тарелка с кашей, небрежный ломоть вчерашнего хлеба, даже без салфетки и маленький кувшинчик с молоком. Ложки не было, кружки тоже – повариха явно была на стороне бедняжки Ханны.
Треснув подносом по столу, служанка чопорно объявила:
— Хозяйка велела тебе придти!
— Нет.
— Это приказ!
— Барнетта больше не может мне приказывать. Она мне никто.
Услышав мои слова, служанка изменилась в лице. Столько праведного негодования на нем проступило, столько возмущения:
— Да разве можно такое говорить?
— Жрец принял мое отречение. Я больше не имею отношения к семье Родери. Так и передай свой хозяйке.
Девица пулей выскочила из моей комнаты, да так хлопнула дверью, что к нескончаемому завыванию ветра добавился звон стекла в окнах. А я, недолго думая подвинула комод ко входу, чтобы впредь избежать внезапных вторжений в свое убежище.
Время шло, а я все так же сидела в своей комнате, наблюдая из окна за тщетной борьбой измотанных слуг со снегом. Их темные силуэты валились от порывов ветра, тяжело поднимались и продолжали нелепые потуги.
Они понимали, что стихию им не победить, сколько ни маши лопатами, но не могли ослушаться приказа Барнетты. А она то ли забыла, то ли не посчитала нужным остановить это бессмысленное занятие.
Скорее всего забыла. Не до этого ей было, ведь сегодня, наконец, состоялось то, о чем она так жадно мечтала. Жрец объявил ее доченьку женой дракона, и прямо сейчас в главном зале замка Родери гудел пир – столы ломились от яств, вино лилось рекой, пышно разодетые гости веселились и поздравляли молодоженов, гремела музыка.
Ее отголоски были слышны в моей комнате.
— Весело вам там, да? — грустно спросила я, плотнее обхватив свой живот.
Скудный завтрак давно переварился, а повторно кормить меня никто не собирался. Никто и не вспоминал о том, что я существую. Словно никогда и не было меня в этом месте, словно я – пустое место.
Уйти бы – да некуда. Меня нигде не ждут.
Спустя еще пару часов, когда за окном уже стоял глубокий вечер, а голова раскалывалась на части от несмолкаемого шума, я все-таки решила выбраться из своей норы и достать чего-то съестного, и желательно про запас, потому что с этой непогодой неизвестно когда доведется покинуть замок.
Немного сдвинув комод, я приоткрыла дверь и выглянула в получившуюся щель. В коридоре было пусто. Мне удалось не таясь дойти до лестницы, спуститься вниз и привычно спрятаться за статуей защитника.
Теперь я отчетливо слышала хмельные голоса гостей, смех и шальные тосты, и все сильнее ощущала себя лишней в этом месте.
Эта должны были быть мои гости, моя свадьба, мой жених. Это я должна была сидеть по правую руку от него в белоснежном платье с алыми бутонами в волосах и смущенно улыбаться, принимая поздравления.
Я прикоснулась к запястью, на котором еще недавно красовалась витая метка снежного дракона. Кожа в этом месте была гладкой и чуть более холодной, чем вокруг. Я отдернула руку, потому что стоило притронуться и ощущение невыносимой потери нахлынуло с новой силой.
Неужели он не понимал? Не чувствовал? Не видел, что все кругом насквозь пропитано фальшью?
Что хрупкая, как цветок, Ханна, на самом деле совсем не такая нежная и ласковая, как кажется на первый взгляд. Что глаза у мачехи горят алчным огнем, и она уже вовсю планирует, как извлечь больше выгоды из столь удачного замужества дочери. Что это я…Я! Та самая, которую выбрала судьба.
Ничего дракон не видел. И не чувствовал.
В этом я убедилась, прокравшись в темную нишу между стеной и рамой, на который был натянут самый большой гобелен в зале. С него на радость зрителям смущенно краснела прекрасная наездница, принимая пышный букет от стройного юноши.
Среди пестрых красок было не заметно пропущенных нитей, и сквозь эти просветы в полотне, я могла наблюдать за тем, что творилось в зале.
В дальнем конце особо прыткие гости танцевали и водили залихватские хороводы. Те, кто поспокойнее оставались за столами и продолжали есть, щедро заливая трапезу дорогим вином из старинных кубков.
Между рядов сновали слуги, унося опустевшие тарелки и тут же выставляя новые. Так вкусно пахло, что рот наполнился слюной и пронзительно заурчало в животе. К счастью, в общей суматохе никто не услышал моей голодной песни.
Мачеха общалась со своими подругами, при этом сияя словно начищенный пятак. Еще бы! Теперь ее семья могла похвастаться родством с драконом! Это ли не повод для гордости?
Сам дракон с невестой сидел за главным столом, расположенным чуть выше остальных. Перед ними стояли фамильные золотые кубки семьи Родери, частью которой я больше не являлась, над ними – арка из белоснежных цветов, срезанных в оранжерее.
Ослепительно ярко, дорого, красиво. Но все это не имело для меня никакого смысла. Я смотрела только на Шейна.
Он что-то говорил, слегка склонившись к своей суженой, а румяная Ханна смеялась, кокетливо прикрывая рот ладошкой. На ее шее красовалось колье с рубинами – подарок от любящего жениха, на безымянном пальце левой руки – обручальное кольцо, такое же как у Айсхарта.
Смотреть на них было больно, но я смотрела. Пыталась заставить себя привыкнуть, смириться, что отныне они вместе, а я лишняя.
Пыталась…но не могла.
Хотелось выскочить в зал и кричать: смотри на меня! Смотри! Это же я! Твоя Мей! Смотри!
Наверное, мои мысли были слишком громкими, потому что в какой-то момент дракон нахмурился, будто к чему-то прислушиваясь, а потом медленно обернулся в мою сторону, безошибочно останавливая взгляд на моем убежище.
Я отпрянула, зажав себе рот руками.
Неужели заметил?! Понял, что я прячусь за картиной?!
Прекрасно понимая, что ничем хорошим это не закончится, я бросилась бежать. Юркнула в одно из своих укрытий и, сжавшись в комочек, замерла.
Однако прошло пять минут, десять, а никто так и не бросился в погоню, не выскочил из зала с криком «Ату ее! Ату!».
Я подождала еще немного, и убедившись в том, что все спокойно, отправилась на кухню, где царил форменный бедлам. Повара суетились, ножи стучали, кастрюли гремели к бурлили, но сковородах шкворчало масло.
В суматохе никто не заметил, как я стащила с подноса целый каравай хлеба и немного сыра, не обратили внимания и на пропажу яблок, нарезанных ровными дольками для подачи на стол. А потом я и вовсе обнаглела – стащила половину копченого окорока.
Уже когда шла прочь, где-то позади раздался недовольный вопль главной поварихи:
— Вот здесь лежало! Кто украл? Недотепы!
Я припустила бежать и вскоре уже снова была в своей комнате. Разложила на столе честно стащенную добычу и приготовилась к трапезе. Только не успела и куска в рот отправить, как по ту сторону двери раздался шорох, и в нижний просвет влетел лист бумаги.
Жду тебя у библиотеки. Прямо сейчас!
О, боги…
Неужели, Шейн все-таки понял, кто прятался за старым гобеленом.
Я выглянула в коридор и увидела молоденькую служанку, топчущуюся неподалеку. Заметив меня, она так сморщилась, будто ей под нос сунули ночную вазу, наполненную до краев.
— Ты записку подкинула?
— Ну я, — фыркнула она.
Она, как и все, на стороне моей несчастной сестрицы, но наглости не хватало чтобы держаться до конца, поэтому покраснела, как перезрелый помидор, вспотела и, трусливо оглянувшись, тяжело задышала. Все слуги были задействованы на пиру, поэтому помощи ждать было неоткуда, а продержаться один на один с хозяйской дочкой, пусть и нелюбимой, пороху не хватало.
— Кто тебе ее дал? — я должна была убедиться, что записка от Шейна. — Отвечай, когда тебя спрашивают!
Служанка попятилась, явно чувствуя себя не в своей тарелке, и нервно выплюнула:
— Молодой хозяин! Отозвал меня в сторону и приказал тебя привести…вместо того, чтобы с Ханной остаться!
Последнее возмущало ее больше всего.
— Ничего с твоей Ханной не станет. Не сахарная, не растает.
Девчонка негодующе охнула:
— Она жена его законная! А ты…ты…
— Воровка? Распутница? — участливо подсказала я, — а может, позор всей семьи?
Ругаться с бестолковой служанкой не было сил. Да и зачем? Она часть стаи, которая ополчилась на меня и только ждала, когда можно будет попировать на моих костях.
Поэтому я просто ушла в свою разгромленную комнату и выглянула в окно, в надежде, что стихия успокоилась, и снегопад прекратился.
Снаружи все так же мело, и не было ни единого шанса покинуть замок в ближайшее время.
Я не хотела видеть Шейна, не хотела с ним говорить, и не могла понять, что еще ему от меня нужно. Служанка права, пусть милуется с молодой женой, а меня оставит в покое. Я больше никто. Не член семьи Родери и не его Избранная, просто тень.
И все же в груди кололо. Та часть меня, которая была безнадежно влюблена в дракона рвалась ему навстречу и давилась измученной надеждой. Вдруг передумал? Вдруг понял, что кругом обман? Вдруг снова почувствовал, что я – та, самая. Встрепенувшись, я даже рукав задрала в безумном порыве увидеть воскресшую метку истинности. Но увы, запястье было гладким, без единой завитушки.
Тогда я закрыла глаза и простонала:
— Что тебе теперь нужно? Оставь меня в покое.
Приложив ладонь к холодному стеклу, зажмурилась. Казалось, что вьюга снаружи завывала от тоски, стонала от боли и билась в агонии. Мне было жаль ее. Мне было жаль себя. Я хотела спрятаться и больше никогда не видеть никого из обитателей и гостей замка Родери.
Однако время шло, и в груди свербело все сильнее. Не получалось избавиться от тревожных мыслей и ощущений. Зачем он позвал меня? Что ему нужно?
Глупое, маленькое сердце надрывно билось в ребра, захлебываясь от отчаяния. Оно хотело к нему. Хотело увидеть еще раз хоть мельком. Услышать его голос, пусть и не скажет ничего приятного. Заглянуть в льдистые глаза, в которых нет ничего кроме отчуждения.
Один лишь раз. Последний. А потом все.
Эту битву с собой и своими слабостями я проиграла. Терпела из последних сил, а потом обреченно махнула рукой.
Будь что будет.
Ближайший путь в библиотеку проходил по центральной лестнице. Надо было спуститься на первый этаж, повернуть налево – в противоположную от главного зала сторону – и миновать длинный пролёт с витражными окнами.
Я уже двинулась в нужном направлении, но увидела, как по лестнице поднималась темноволосая Рона.
Проклятье! Эта точно не упустит шанса схватить и отвести к Барнетте! Я как представила, что меня приволокут в зал на всеобщее обозрение, и со всех сторон посыплются обидные слова и смех, так покрылась холодным потом.
Не настолько я смелая, чтобы в одиночку встречать ненависть толпы. Только не теперь, когда у меня в сердце дыра размером с кулак.
Поэтому я развернулась и бросилась в другую сторону.
Был еще один путь – по черной лестнице, мимо спален прислуги. Круг получался большой, но зато вдали от главного холла, зала полного гостей, и снующих между кухней и столами слуг.
Я миновала темные спальни, прошла мимо прачек, согнувшихся над глубокими чанами с бельем, потом проскочила узкий проход, между складами и выбралась уже на другом конце замка. Отсюда до библиотеки – рукой подать, и все же торопиться я не стала. Аккуратно выглянула из-за угла и, лишь убедившись в том, что впереди пусто, отправилась дальше.
Серая дверь в библиотеку была приотворена. Я скользнула внутрь и тут же прижалась спиной к стене. Пришлось даже рот себе ладонью прикрыть, чтобы хриплое, как у загнанной лошади дыхание, не нарушало тишину. Сюда даже праздничная музыка не доносилась.
Чуть продышавшись, я двинулась вглубь. Горький запах старой бумаги и пыли щекотал нос, шаги тонули во полумраке, а я все шла, пока не добралась до потайного местечка между высоких стеллажей, подступающих к узкому окну.
Именно тут Шейн впервые поцеловал меня…
От воспоминаний так больно стало, что я охнула и схватилась за сердце.
Как мог ты отказаться от меня? Как?
Мне едва хватило сил сделать последние шаги. Ноги были как ватные и отказывались идти, в груди мучительно клокотало.
Осторожно выглянув из-за угла, я увидела мужской силуэт возле окна.
Шейн и правда ждал меня. Оставил свою молодую жену и пришел. Ко мне.
Во рту пересохло. Я попыталась позвать его, но голос не слушался, и сухой, неповоротливый язык прилип к нёбу.
С трудом сделала еще один шаг и надсадно прошептала:
— Я пришла.
Он вздрогнул, будто не ожидал услышать мой голос и медленно обернулся. И в тот же миг боль раскаленным молотом обрушилась на мое сознание. Я даже вскрикнуть не успела, как темнота набросилась со всех сторон.
Пришла я в себя в темном неуютном помещении с низким. Было душно, пахло свечами и чем-то странным, сладким и в тоже время отталкивающим.
Кое-как сев, я прикоснулась к голове, ожидая нащупать рваную рану или по крайней мере шишку с кулак, но ничего не было. Болело где-то внутри, и когда я попыталась встать, накатила тошнота.
Не знаю, чем меня ударили, но в организме расплылась такая слабость, что ноги едва держали. Надо добраться до лазарета и попросить целебную настойку. Мисс Сирра, конечно, даст самую горькую и просроченную, от которой начнется несварение и сухость во рту, но совсем отказать не посмеет. Как-никак целительница, хоть и преданная моей мачехе.
Я выбралась из закутка и оказалась на узкой лестнице. Одна часть ее уходила наверх и тонула в жуткой темноте, другая по спирали спускалась глубже, и где-то там, внизу плясали неровные облики света.
Я не знала, что делать. Здравый смысл говорил, что надо подниматься, потому что выход где-то наверху, а страх гнал вниз, туда, где было светлее.
Стены и низкий потолок давили на меня. Внезапно показалось, что никого в этом мире больше нет. Только я и эта каменная тюрьма.
А потом наверху что-то скрипнуло. На миг по стене полоснул квадрат света, и раздалась уже знакомая музыка.
Я все еще в имении Родери?! Тогда что это за место? Я была уверена, что знаю замок, как свои пять пальцев, что мне известен каждый закуток и тайный проход. Но это… я понятия не имела, что под замком есть такие глубокие ходы.
Прятаться было некуда. Все, что я могла – это вернуться в закуток, в котором очнулась, но мне не хватило времени. Сверху спустилась Светлина, небрежно покачивая мотком веревки.
— Очнулась?
— Где Шейн?
— Шейн? — она расплылась в самодовольной ухмылке, — там, где и должен быть. Вернулся к своей жене.
Значит, ушел? Помог заманить меня и вернулся к Ханне?
— А ты думала, он просто так спустит тебе то, что посмела унизить перед всеми? То, что вынудила остаться с тобой, когда его ждала любимая? — В ее глазах полыхала одержимость, — он дракон, курица ты убогая, драконы такого не прощают.
— Я хочу уйти.
Светлина рассмеялась:
— Уйти? Никуда ты не уйдешь! И никакой Жрец больше тебе не поможет! Скажем ему, что ты сбежала, нарушив его приказ. Остаток жизни проведешь здесь, в подземелье! В клетке! Руки давай!
Она распустила хвост веревки, а я попятилась:
— Не приближайся.
— Да кто ж меня остановит, — голос звенел от злорадного торжества, — ты не представляешь, как давно я мечтала сделать это. Иди сюда.
Вместо этого я отступила. Шум в голове мешал сосредоточиться, слабость отвлекала, но если сейчас не оказать сопротивление, позволить себя связать… Я даже думать не хотела о том, чем все может закончиться.
Собрав остатки сил, я бросилась вниз по лестнице.
— А ну вернись! Мерзавка! — разъяренной змеей зашипела Светлина и кинулась следом за мной, — тебе все равно не скрыться!
И все же я попробую.
Я перескакивала через ступени, порой скользила по скругленным временем краям, и удерживалась только благодаря деревянному шершавому поручню вдоль стены.
Сердце надрывно гремело в висках, воздух со свистом вырывался из легких, а я все бежала.
На пути попадались площадки, то крошечные, так что втроем не разойтись, то размером с приличную комнату, иногда в бок уводили темные зловещие отростки, но я не совалась туда, ожидая очередную западню или тупик.
Пару раз Светлина настигала меня и пыталась ухватить за волосы, но коротко стриженные пряди выскальзывали из пальцев.
— Тебе все равно не уйти, — орала она, а потом срывалась на злой, полубезумный хохот, — ты сдохнешь в этом подземелье! Сдохнешь!
Где-то наверху гремела музыка и веселился народ, рекой лилось вино и от дорогих деликатесов ломились столы, а я бежала, задыхаясь от страха и отчаяния, и никто не мог мне помочь. Никто не хотел мне помочь.
Ненужная. Изгнанная. Всеми преданная.
Вскоре к Светлине присоединились подруги.
— Да сколько можно! — рычала Рона, — давайте оглушим ее и дело с концом.
Что-то ударило в стену над моей головой. Я едва успела пригнуться и прикрыть голову руками от падающих обломков.
— Мазила! — завизжала Милли.
Снова удар, и снова мне удалось скрыться за выступом.
Меня спасало лишь то, что лестница стала еще уже и по крутой спирали уходила вниз. Мои преследовательницы не могли наброситься одновременно и скорее мешали друг другу, чем помогали.
Свет становился все ярче…
И вскоре я выскочила в круглое помещение, похожее на амфитеатр. Воронка из мелких ступеней сужалась к центру, и в самой середине, на пятачке диаметром в пару-тройку метров, лениво поблёскивало и пенилось что-то темное-алое.
Все стены исписаны символами, значения, которых я не знала. На ступенях свечи. Много свечей! В основном красные и черные, а возле сердцевины – золотые, образуя ровную звезду.
Ведьмин алтарь…
Я испуганно попятилась. Откуда он здесь? Надо уходить! Бежать отсюда, сломя голову.
Надо, но…
— Попалась! — торжествующе взвизгнула Светлина. Врываясь следом за мной, — теперь тебе не уйти!
— Не здесь! — хором закричали Рона и Милли.
Но было уже поздно. Она резко выставила перед собой ладонь, и что-то черное, липкое ударило в грудь.
Я неуклюже взмахнула руками и навзничь повалилась, не чувствуя ни ног, ни тела. Покатилась по ступеням, сбивая на своем пути свечи. Жадный огонь тут же накинулся на старую одежду, впился в плоть, причиняя дикую боль. А я все падала, пока не достигла самого низа и не ушла с головой в кровавую жижу. Она словно кислота разъедала обожженную кожу, заливалась в рот, обжигая горло. Слепила, лишала слуха и голоса. И не было сил ни закричать, ни просто сделать вдох.