Глава 1
«Больше никакого чтения романов перед сном. Торжественно клянусь: сегодня лягу пораньше. Нужно наконец выспаться».
Рита зевнула, запоздало прикрыв рот ладошкой.
На окне маршрутки вспотело теплое пятно. Девушка нарисовала крохотное сердечко. Поджала губы и тут же стерла.
«Какие тебе сердечки? Вроде не первокурсница уже, вроде даже доктор. Уважаемый хирург, все-таки. Про свиданки потом подумаешь, Ритуся. Так, что у нас сегодня по плану?»
Маршрутку тряхнуло, душный салон заполнился выхлопными парами. Маргарита закрыла глаза, сдерживая подступившую тошноту.
«Нужно начать завтракать. Вообще, пора наладить режим. Так, сегодня бедренно-подколенное шунтирование в первую очередь, потом флебэктомия. Ой, я сырники взяла?»
Проверила сумку – сырники были на месте. Покоились под слоем сметаны и низкокалорийного джема в контейнере, замотанном в два целлофановых пакета. Не хватало еще хирургический костюм заляпать.
«Варенье без сахара, а сметана – тридцатипроцентная. Имитация ПП. Ночные дежурства, бессонница и сомнол[1] вместо медитаций. Имитация здорового образа жизни».
Рита хохотнула про себя и взглянула на время.
– Черт! – вроде прошептала, но водитель все равно бросил взгляд в зеркало заднего вида.
Рита спешно нажала на вызов последнего звонившего номера:
– Паша, привет, ты уже на работе? – спросила и тут же, не дожидаясь ответа, выпалила: – Доложись за меня на пятиминутке, пожалуйста.
Коллега тоже опоздает, но кто первый просит – тот и в дамках. Теперь Пашке не отвертеться.
– Все нормально, я уже еду. Маршрутки долго не было, – Рита постаралась максимально понизить голос, но водитель все рано покачал головой.
Паше-то хорошо, он на машине. А у нее даже прав нет. И машины нет. И мужика, чтоб чинить машину – тоже. Мужик особенно расстраивал.
***
Проскочить незамеченной не получилось. Заведующий, как старый коршун, поджидал в коридоре.
– Маргарита Андреевна, опять опоздали, – замечание, не вопрос. Безукоризненно вежливая интонация, холодный голос.
Рита опустила глаза, пытаясь открыть дверь ординаторской. Конечно, именно сейчас замок заело, пришлось навалиться плечом.
– Да, Вадим Степанович, пробки, знаете ли. А живу я далеко, мне же общежитие не выдали… – Дверь наконец поддалась, и девушка нырнула в спасительный полумрак кабинета.
– Эти вопросы не я решаю, Риточка, – отмахнулся зав и вошел следом.
«Ты что, Лыжкин, и переодеваться со мной будешь? Когда надо, так я Риточка. Угу».
Вслух сказала только:
– Извините. Постараюсь больше не опаздывать.
Субординацию никто не отменял. Да и невозможно дерзить человеку, добровольно надевшему в восемь утра накрахмаленную медицинскую шапку высотой в тридцать сантиметров. Кто знает, на что еще он способен?
– Попробуйте выезжать пораньше, Маргарита.
– Попробую, Вадим Степанович, спасибо. Можно я переоденусь?
Рита начала подозревать, что дело нечисто. Слишком подозрительно зав чесал нос. Девушка завороженно смотрела на толстый, как колбаска палец с кучерявыми седыми волосами.
«Как он так ногти стрижет? Идеальный, абсолютный квадрат. У меня даже в салоне такую форму не получается сделать».
– Рита, в общем, ты пока на обход иди, а потом возьмешь свою и еще одну флебэктомию. И к лорам на консультацию нужно: там лежачий – сюда не повезут.
– В смысле? Я ж на шунт иду, – растерянно пробормотала Рита.
«Вот и нате вам. Вот чего он тут топчется».
– Там доцент кафедры эту операцию попросил. Ему и ординаторам показать надо, и профиль его. В общем, успеешь еще нашунтироваться, – безапелляционно заявил Лыжкин.
– Ясно. – Рита с грохотом швырнула контейнер в холодильник, но дверцу закрыла осторожно.
Не хватало еще опять выслушивать, что женщины слишком эмоциональные. К тридцати уже наслушалась, спасибо. Женщинам в хирургии и так приходится буквально выгрызать себе дорогу в оперблок.
– Да, и мои палаты тоже на сегодня возьми, мне в Министерство надо. – Рита оторопело уставилась на начальника, тот только беспомощно развел руками. – Вызвали.
Но что-то она не слышала в его голосе ни капли сожаления.
«Хорош, нечего сказать. Операцию мою отдал, так еще и палаты свои повесил».
Возмущалась Маргарита беззлобно. Пациенты у Вадима Степановича лежали непростые, многие тяжелые, конечно, но так даже интереснее. Передал – значит доверяет. А что шунтирование отдал? Ну а как кафедре откажешь? Да и сколько она уже таких операций сделала и сколько еще предстоит… Зав сам ее учил. С первого дня отработки под опеку взял, почти восемь лет назад. Пусть в довесок Рите и приходилось сначала делать за него всю бумажную работу, зато на каждую операцию брал. И сразу ассистентом поставил, а не из-за плеча подсматривать.
«Что-то день неправильно начался. Надеюсь, дальше легче пойдет. Но первым делом – кофе».
***
Иногда Маргарите хотелось выглядеть старше. Более внушительно, что ли. Сколько раз она видела растерянные лица и сомнение в глазах пациентов, едва войдя в палату. Сколько раз слышала просьбы позвать «настоящего врача», как унизительно было доказывать, что она не практикантка, а то и студентка.
– Не психуй, – успокаивал Вадим Степанович, – никто не родится сразу седовласым профессором в очках, Рита. Это ничего, что ты мелкая и дышишь через раз. В тебе стержень есть. И клиническое мышление. Вот, что важно. Учись. Просто делай свою работу. Остальное приложится.
Так и вышло. Теперь пациенты Маргариту слушались. А она успокоилась, осознав, что хрупкое телосложение и миловидное курносое лицо – не повод сомневаться в ее компетенции.
Девушка знала, что не обделена интеллектом. Но, говоря откровенно, именно сотни бессонных ночей над учебниками, а потом бесконечные дежурства в приемнике с более опытными коллегами помогли выработать непоколебимую уверенность в собственных словах и действиях. Каждую ночь, когда веки слипались, а голова гудела от напряжения, начинающий хирург верила: все не зря.
Рита помнила свои первые операции, сначала в качестве ассистента, а потом и главного оператора. Помнила первые самостоятельные неуверенные разрезы и каждую пролитую слезинку в ординаторской – после. Когда трясло от перенапряжения и радости. С улыбкой вспоминала, как иногда бросалась после операции к атласу – проверить, все ли правильно сделала. Ладони ее потели, а сердце колотилось. Конечно, все оказывалось верно, и тревога отступала. А ведь раньше даже снились кошмары, где разрезы ее были кривыми, а швы разваливались.
Теперь хирург несла эту взращенную уверенность в себе и, заходя в каждую палату, знала: она справится. Хотя учиться ей предстояло еще долго. Всю жизнь, раз уж на то пошло.
– Маргарита Андреевна, давайте с триста второй начнем? – Медсестра Анечка перехватила поудобнее папки с историями и понизила голос: – Там у Вадима Степановича какой-то блатной лежит, по нему главврач даже сам на пост звонит.
Девушке сначала было неловко называть женщину почти вдвое старше себя так фамильярно. Где это видано, только из универа выпустилась, а к медработнику с тридцатилетним стажем – Анечка? Но Анна Владимировна только махала руками, зажмурившись, пока Рита, наконец, не сдалась.
– Как же эти позвоночные достали! Еще и лежит, небось, в платной палате с прыщем каким-нибудь, – пробурчала Люда, усаживаясь за пост.
– Люда, что ты все бубнишь? Камера над тобой висит, вообще-то! – Анечка многозначительно выпучила глаза.
Удивительно, но обход палат зава с незнакомыми пациентами не вызвал особых затруднений. Рита делала пометки в историях и блокноте, не решаясь вносить правки в схемы препаратов без одобрения Вадима Степановича. Ограничилась назначением анализов и нескольких дополнительных перевязок на вечер. Пациенты не возражали. Понятное дело, будут ждать возвращения «своего» доктора.
Со своими подопечными пришлось повозиться. То ли старшие коллеги так воспитывали в ней боевой дух, то ли действительно верили, что Рита магическим образом может справиться с любым, даже самым закоренелым жалобщиком, но некоторые ее палаты напоминали отделы по борьбе с потребительским экстремизмом.
Ладно, где наша не бывала, прорвемся!
Доктор была благодарна своим пациентам за соблюдение порядка и чистоты в их временных жилищах. Регулярное проветривание, несмотря на возмущения старушек, кутающихся в вязаные платки летом. За это спасибо постовым медсестрам – давно прониклись идеей Риты класть в одну палату людей разных поколений. Никакой еды на полках (нечего тараканов разводить), и все готовы к обходу. Сидят, как зайки, на кроватях, некоторые с заранее записанными на листочках вопросами к лечащему врачу.
Прям на душе потеплело.
Все, кроме одного.
– Так, у вас еще один лежит. – Маргарита вытянула из зеленой папки с надписью маркером «314» историю болезни. – Щукин Никита Сергеевич. Сахарный диабет неуточненный с нарушениями периферического кровообращения. Е14.5 по МКБ. – Она прекрасно помнила этого пациента. Перевязывала его две недели. – Где Никита, господа? – Рита захлопнула историю и, прищурившись, обвела взглядом палату.
Мужчины опустили глаза в пол. Будут молчать, как партизаны, не желая сдавать товарища. Но хирург уже знала, кто ей поможет:
– Петрович, никогда не поверю, что вы не знаете, куда делся Щукин! Я же вас главным назначила, следить за молодежью!
– Меня? – заулыбался старичок. Смущенно пригладил ладонью серебристую бороду.
– А кого же еще? Конечно, вас! Вы ведь уже давно лежите, третью неделю. Наверное, домой хотите? Жена ваша звонила, просит отпустить в деревню. Говорит, всю картошку жук пожрал.
– Ой, дочка, а что, отпустишь? Надоело лежать уже… – Петрович покачал лысой, с редким пушком головой. Рита в ответ только хитро улыбалась. – Сбег Никитка. Ну, как сбег… С его тушей-то, поди, сильно не разбежишься. Сказал, завтрак у него невкусный. У нас нормальная еда, сказал, а у него – баланда. Деньги взял и пошел. В сторону буфета, – укоризненно цокнул дедуля. –Так, что, Андреевна, пустишь домой-то?
– Давайте анализов свежих дождемся и решим, окей? Но шансы на выписку у вас высокие, – успокоила его Рита.
Хороший старичок, приятный. Вот бы такого в каждую палату. Точно порядок будет.
«Ты что несешь, балда?! Поплюй три раза!»
– Тьфу, тьфу, тьфу, – прошептала, выйдя в коридор доктор, и как можно незаметнее постучала по дверному косяку маленьким кулачком.
А что, врачи не люди, что ли?!
Рита сгрузила отложенные истории болезни Анечке в корзину. Обычную продуктовую корзину, какая есть в любом магазине. Как иначе женщине таскать с собой столько макулатуры?
– Анюта, вот эти сверху – в малую манипуляционную. Эти – в ординаторскую. Кандидаты на выписку. Остальные – в работу.
Медсестра кивнула и потащила ношу на пост.
Едва Рита открыла двери на лестницу, заметила живот, торчащий из-за угла. Красная майка, усыпанная крошками, туго обтягивала телеса мужчины, спешно запихивающего в рот булку с изюмом. Блаженство на лице мгновенно сменилось страхом, едва нерадивый диабетик заметил, что его раскрыли.
– То есть мы только снизили ваш сахар… А он, если помните, был у вас около тридцати, только подобрали схему инсулина… Стабилизировали ваше состояние… А вы первым делом решили побаловать себя сладеньким? – В Маргарите нарастало раздражение. – Вы понимаете, что были в шаге от судорог? Еще пара дней – и оказались бы в реанимации! Стопа, покрытая язвами, для вас, что – шутка?!
Пациент с трудом проглотил наспех пережеванный кусок и растерянно заморгал.
– Не могу я так питаться, доктор, еда ужасная. Ну, не могу я совсем от сладкого отказаться! Даже диетологи говорят, что от одной булочки ничего не случится.
– Не станете соблюдать диету, сахар так и будет скакать. Стопа не заживет и следующим шагом станет ампутация. Ясно? – Она решила не говорить безалаберному пациенту, что пропустила несколько стадий болезни.
Мужчина испуганно кивнул и начал протискиваться огромным животом в наполовину открытую дверь, которую придерживала взбешенная Рита.
– Отдайте булку, Щукин!
Мужчина затормозил и попытался повернуть заплывшую шею:
– Меня ж все равно сегодня выписывают…Какая вам разница?
– Пока не получили на руки эпикриз – вы в моей зоне ответственности. Булку! – доктор требовательно раскрыла ладонь.
– Вам легко говорить. Вон, какая худая… – промямлил Никита, но вложил половину злосчастной сдобы в протянутую ладонь.
***
Сперва час перевязок, затем еще четыре – в операционной. Не все время на ногах (пока помоешься, переоденешься, пациента подать, забрать, все проверить), но от этого не легче. Кондиционер в оперблоке давно пора было почистить и заправить. Рита чувствовала, что слизистая в носу покрылась сухими корочками, а горло начало першить.
«Отлично, осталось только заболеть для полного счастья».
Не успела закрыть дверь святая святых хирургического отделения, как на нее налетела женщина в синтетическом платье в горошек и с пакетами в руках. В нос ударил кислый запах пота, взгляд выхватил порванные, явно надетые не первый раз бахилы.
– Когда вы выпишите моего мальчика? Он сказал, нам нужен эпикриз!
– Мальчика? – Рита растерянно заморгала. Выглянула из-за спины посетительницы, ища поддержки у постовых медсестер. Те только сокрушенно покачали головами. – Вы, наверное, ищете внука? Детская хирургия в другом корпусе.
– Какого еще внука? Вы что себе позволяете? Я приехала забирать своего сына! Щукин Никита, в триста четырнадцатой лежит. Вы же его лечащий! Вы что, своих пациентов не знаете?! – Женщина не на шутку разъярилась. На лбу выступил пот, щеки покраснели.
«Да у нее давление поднялось. Только гипертонического криза мне в коридоре не хватало».
– Я всех помню, что вы. И Никиту Сергеевича тоже. Сорок два года, поступил с диабетической стопой. Язвы 1-2 степени. А вы, значит, его мать. Понятно. – У Риты не осталось даже раздражения, одна усталость. – Нужно подождать, я сделаю назначения послеоперационным больным, а после напечатаю вам рекомендации.
– Мне сказали, выписка в тринадцать часов! Уже пол второго! Сколько он тут будет валяться?
– Валяться? – Вот это уже была наглость.
– Совсем зачах тут! Пока я на даче была, соседка скорую вызвала. Ишь, деятельная какая. Я вообще не понимаю, зачем его сюда положили. Дома Никите будет лучше, я его и сама прекрасно вылечу. Нечего моего сына всякой химозой пичкать!
Тяжелый случай. Тут терпение нужно.
– Конечно, мать всегда лучше знает, что нужно ее ребенку. Тем более, видно, вы женщина умная. Сможете и сахара дома мерить, и инсулин вводить. И за диетой его лучше присмотрите. А то нас он не слушается.
– Да. – Женщина гордо вздернула сразу два подбородка. – У него характер волевой. Только я и могу с ним справиться.
«Эх, нужно было в патологоанатомы идти».
На столе ожидала готовой вот-вот развалиться башней груда историй. Пришлось согнать играющего в Энгрибердс ординатора, занявшего компьютер.
«Мне ж еще протоколы операций писать. Боже, дай мне сил».
Вдобавок заломило в затылке.
Через пару минут в дверь постучали, в комнату просунулась голова с роскошными черными усами:
– Здрастье. Я это… Из триста двадцатой. Карцев. Вы меня сегодня выписать обещали. Тут уже меня забирать приехали.
«Так, это не мой».
– Смиренно ожидайте, Карцев, – подал голос Павел Игоревич. – В коридоре.
– Ага. А это…Мне потом где перевязки делать?
– Вас Господь не просто так прикрепил к поликлинике. Вот там и продолжите делать, – доктор отвечал медленно, не отрываясь от монитора.
– А мазать чем-то надо? Мы б тогда сейчас в аптеку сходили, – не унимался Карцев.
– Все будет написано в эпикризе. Меньше будете меня отвлекать – быстрее его получите.
Мужичок смущенно кивнул и закрыл дверь.
Как же Риту раздражал этот Пашкин высокомерный тон.
«Ну, ты что, не можешь нормально ответить? Обязательно надо вот так снисходительно к людям?»
И замечание не сделаешь. На то есть заведующий. Паша – отличный хирург, просто психолог – никакой.
В дверь снова постучали. В ординаторскую тут же влетела мать Щукина.
– Доктор, ну ей богу, вы скоро?
– Сейчас, только печати поставлю.
Рита отжала большой прямоугольный штамп отделения и свой круглый. Голова уже вовсю раскалывалась. Протянула листок женщине:
– Пожалуйста, соблюдайте все рекомендации. Завтра же на прием к эндокринологу и хирургу по месту жительства, чтобы…
– Я все знаю! Вам лишь бы его по врачам таскать. Вот, – дама протянула выцветший пакет, где еще угадывался рисунок желтых хризантем. – Не уверена, что заслужили, но сыну вы понравились.
«В психиатрию. Вот куда нужно было распределяться».
– Ничего не нужно, спасибо, – процедила Маргарита. От этой дамочки не хотелось брать даже шоколадки.
– Берите, берите. И коллегам покажете, – женщина кивнула в сторону Павла Игоревича. – Хоть узнаете, что существует еще что-то, кроме ваших таблеток. Может, наконец, настоящими врачевателями станете.
Ординаторы затихли, оторвавшись от смартфонов. Даже Пашка развернулся, оторопело уставившись на даму. Не дождавшись добровольного принятия презента, женщина водрузила торбу на стол и гордо вышла.
Любопытство пересилило, и Рита заглянула в пакет. Внутри многообещающе пахло копченой колбасой, но на свет девушка извлекла потрепанный книжный томик в мягкой обложке.
– Дикорастущие лекарственные растения в народной медицине, 1972 год, – Рита зачитала название. – Это издевательство.
Кинула книжку на стол и устало потерла виски.
«Быстрее бы этот день закончился».
– Между прочим, триста сорок две страницы. – Ординаторы схватили справочник и теперь гоготали, подтрунивая над девушкой. – С иллюстрациями! А ты, Рита, даже спасибо на сказала!
***
С работы опять вышла на полчаса позже. А значит, на маршрутку в 16.20 уже опоздала. Сил ехать на автобусе не было, Маргарита чувствовала себя совсем больной. И голодной. Так и не успела за целый день пообедать, придется везти несчастные сырники домой. Пакет с подаренным справочником, казалось, обжигал руку.
«Дурацкий день. Дурацкая книга. Наверняка еще и с клопами. Прямо сейчас сдам в ближайший букинистический магазин».
Девушка несколько раз раздраженно нажала на пешеходную кнопку. Дурацкий светофор опять не работал. Глаза предательски защипало.
Со стороны хирургического корпуса кто-то окликнул ее, но Рита упрямо ступила на потертую зебру.
«Нет уж. Сегодня я в больницу не вернусь. Разбирайтесь сами».
Крик стал настойчивее, к нему присоединился еще один голос. Странный, металлический.
Маргарита, наконец, оглянулась, но никого не успела рассмотреть. Еще ярко светило солнце, но единственное, что видели ее залитые слезами глаза, был холодный свет приближающихся круглых фар. А высокий, зовущий ее фальцет превратился в визг несмазанных тормозов.
[1] Сомнол – снотворное.