Скандалы

23

В среду к вечеру, усталая, но довольная результатами своих трудов, Нива покинула квартиру Лолли. Ее потрясло, сколько барахла накапливается на протяжении жизни, но к общей радости ее и Джеффри они находили в грудах мусора поистине ценные вещи. Пока такси огибало с запада Центральный парк, Нива размышляла о том, как много перемен произошло всего за одну неделю.

На следующий день после памятного ленча в „Мортимере" она позвонила Кик и прихватила с собой Джеффри, чтобы хоть бегло окинуть взглядом дом Лолли. Кик встретила их радостно, словно они были бригадой спасателей, еще на пороге обняла Ниву и трясла руку Джеффри гораздо дольше, чем положено. Нива еще по телефону объяснила Кик условия сделки: они получают десять процентов от стоимости дорогих вещей и двадцать от тех, которые оценены меньше, чем в 2000 долларов. Кик предложила сразу же приступить к делу.

Пока Кик знакомила их с домом, Джеффри хранил молчание. Сначала Нива решила, что так и держатся профессионалы, не желающие наобум оценивать все, что попадается им на глаза. И лишь когда Кик провожала их, благодаря за участие и помощь, Нива поняла, что дело совсем не в профессионализме Джеффри. Он был просто ошеломлен.

Подождав, пока Кик закрыла за ними двери, он выдохнул в ухо Ниве:

– Ты веришь в это? Я бывал с отцом не на одном таком кладбище, но мне и в голову не приходило, что можно увидеть нечто подобное.

Нива подавила нервный смешок.

– Потрясающе, да? Кик предупреждала меня, но такого я и представить себе не могла.

– А вещей-то сколько! Неужели эта старая дура никогда в жизни ничего не выбрасывала?

– Должно быть, так. Ей повезло, что она вовремя умерла. Еще год – и тут все было бы завалено до потолка.

Они вернулись в кабинет Нивы и решили отработать детали замысла, не подозревая, насколько все это сложно. Лишь около полуночи Джеффри закончил предварительные расчеты и поведал Ниве о невеселых результатах.

В их первоначальные расходы входят аренда склада, фургона для перевозки вещей, мусороуборочной машины и контейнеров, ежедневная выплата наличными рабочим и оценщику, а также двум помощникам, которым предстоит составить каталог вещей.

Однако Джеффри не унывал. Перепугалась Нива. Той же ночью Джеффри потратил не менее часа, успокаивая ее и уверяя, что в пентхаусе намного больше ценностей, чем они могут вообразить. То, что это имущество Лолли Пайнс, делает эту невообразимую свалку золотоносной жилой. Их ждет невероятно удачный аукцион.

Нива убедила его сразу же пустить в ход ее средства. Им понадобятся немедленно двадцать пять тысяч долларов – все, что было у Нивы. На следующее же утро, отправившись в „Чейз Манхэттен банк", она перевела в наличные наследство матери и положила его на другой счет. Банк пообещал выдать чековые книжки, выписанные на „галереи „Шандон", в предельно короткий срок.

В тот же день Нива и Джеффри приступили к работе, сортируя мусор и отделяя от него ценные вещи. Работать на пару было весело и интересно. Нива улыбалась, видя энергию и энтузиазм Джеффри. Он действительно был человеком незаурядным.

Она продолжала улыбаться, когда, толкнув вращающиеся двери „Трамп Тауэр", вошла в холл. Портье вручил ей пухлый конверт с грифом „Чейз Манхэттен банка". Ее новые чековые книжки! Швейцар протянул Ниве записку от оценщика, сообщавшего, что высокие напольные часы на лестничной площадке – подлинный Чиппендейл XVIII века; эта антикварная вещь непременно принесет им доход.

Нива прикрыла глаза, почувствовав легкое головокружение от этой новости. Удача сопутствовала ей. Хотя она пришла к ней лишь несколько дней назад, они с Джеффри уже убедились, что под грудами мусора кроются такие сокровища, которые обеспечат успех аукциона, высокие цены принесут им неплохой доход даже после того, как будут оплачены все счета.

Изображение часов следует присовокупить к другим фотографиям в том объявлении, которое они предполагали опубликовать, там же появятся и две фотографии инкрустированных столиков работы Пемброка: они были завалены старой одеждой в заднем холле. А в двух парижских фарфоровых вазах начала прошлого столетия Лолли держала свои карандаши.

Усталая, но радостно возбужденная, Нива уставилась на конверт. Чековые книжки – первое и неопровержимое свидетельство того, что теперь у нее есть свое дело, свой бизнес. Мечта, которая возникла в ее подавленной душе, как смутное стремление к свободе и финансовой независимости, начала претворяться в действительность. Когда дверь лифта открылась, она увидела, что через холл к ней спешит швейцар.

– Извините, миссис Форбрац, я забыл сказать вам, что мистер Форбрац просил предупредить вас, что вечером его не будет.

Счастливое опьянение Нивы улетучилось.

– Благодарю вас, Мануэль. Войдя в лифт, она кивнула лифтеру.

Чего ради Ирвинг беспокоился? Его и так каждую ночь не бывало дома, но он продолжал делать вид, что считается с ней. Лучше бы он этого не делал. Это только напоминало ей, что их отношения становятся все хуже. Она была так занята в квартире Лолли, что ее уже не терзали мысли о том, почему Ирвинг задерживается ночь за ночью.

Догадка, что у Ирвинга появилась любовница, сейчас почти не беспокоила Ниву. Пока он не ткнет ее в это носом, она будет терпеть. От него ей нужно только одно – пусть оплатит счета. В почтовом ящике скапливалось все больше и больше посланий от разгневанной администрации магазинов. За последние месяцы конверты изменили цвет. Все чаще приходили ярко-желтые.

Нива не собиралась платить ни по одному из этих счетов. Она вообще перестала думать о них. Раньше неоплаченные счета очень беспокоили ее, но решив, что она не имеет к ним отношения, Нива по крайней мере избавилась от чувства вины. Теперь она жила в совершенно ином мире, и сообщения Ирвинга об его отлучках были за пределами этого мира.

Она вошла в квартиру и бросила связку ключей на серебряное блюдо на столике в фойе. Прижав конверт с новыми чековыми книжками к груди, Нива скинула туфли и заторопилась в спальню. Она села на кровать, все еще прижимая к себе конверт и предвкушая радость, с какой увидит чековые книжки.

Наконец она начала вскрывать его, но тут же заметила: с ним что-то не то. Похоже, его уже вскрывали, а потом заклеили на скорую руку. Щупальца страха сжали сердце Нивы. Вскочив, она поспешила в кабинет Ирвинга, отделанный деревянными панелями. В нем, как всегда, пахло лимонной мастикой для мебели и сигарным дымом. Нива подошла к заваленному бумагами столу Ирвинга, убеждая себя, что беспокоиться не о чем.

Среди груды бумаг лежала... одна из ее новых чековых книжек. Рядом с ней валялся листок бумаги: отрывной корешок ее нового счета. Она перевернула его. На обратной стороне чьей-то рукой было несколько раз написано: „Нива М.Форбрац". Ее подпись удачно подделали! Схватив чековую книжку, она перелистала ее: разумеется, первого чека уже нет. Овладев собой, Нива позвонила в информационный отдел банка, номер которого значился в чековой книжке. Она тут же убедилась, что подтвердились худшие ее опасения. Чек был уже оплачен. Она швырнула трубку.

Ирвинг! Этот подонок подделал ее подпись и снял все деньги со счета. Он даже не позаботился как следует замести следы, что почему-то особенно оскорбило ее.

Если Ирвингу позарез нужны деньги – ее это больше не волнует. Если бы его сыну, с которым он не виделся и даже не разговаривал, нужны были бы деньги для пересадки печени или мафиози требовали бы за него выкуп, даже это не оправдало бы того, что сделал Ирвинг.

Нива бывала в баре одна лишь в тех случаях, когда слишком рано приходила на встречу с Ирвингом. При этом она любезно улыбалась знакомым, объясняя, что ждет мужа, заняв уединенный столик, заказывала воду „Перрье".

Бар в Дубовом зале „Плазы" всегда казался ей каким-то особенным. В нем все было очень элегантно: высокие потолки, изысканные полированные панели на стенках и огромные окна, выходившие на Центральный парк. Посетители Дубового зала обычно были хорошо одеты и выглядели куда солиднее, чем завсегдатаи других заведений. Администрация неусыпно следила за теми, чей внешний вид внушал подозрения, например, за слишком ярко накрашенными женщинами, и уж, конечно, не допускала, чтобы их поведение выходило за рамки приличий. Но дама ее лет, в костюме из плотного светло-серого шелка, вполне может снять номер в отеле, и у нее не возникнет никаких проблем, если она в тишине захочет выпить одна коктейль в конце дня.

Когда она появилась в дверях бара, администратор слегка поклонился и сдержанно улыбнулся ей. За столиками в центре зала сидело несколько пар. Возле бара было многолюднее: позади сидящих у стойки женщин стояли мужчины.

– Я одна, – сказала Нива администратору, чуть вздернув подбородок и расправив плечи, чтобы выглядеть увереннее, хотя уверенности она не чувствовала.

– Обедать? – спросил администратор, как-то неопределенно указав направо рукой, в которой было объемистое меню.

– Просто выпить.

– За столиком или у стойки?

– За столиком, пожалуйста.

– Прошу вас сюда, мэм.

Когда он провел ее к угловому столику у окна, Нива подумала, что за стойкой она будет меньше привлекать внимание, поскольку оттуда доносились смех и разговоры.

– Пожалуй, лучше у стойки, – сказала она уже отошедшему администратору.

Он повернулся и развел руками.

– Пожалуйста, мэм, сюда. – Он подвел ее к высокому, табурету в дальнем конце бара у зеркальной стены. – Здесь вам нравится? По вечерам у нас обычно собирается много народу.

Нива улыбнулась и села.

– Прекрасно, благодарю вас. Отсюда мне все отлично видно.

– Дайте знать, если решите пообедать, – сказал он и отошел.

Нива толком не знала, что заказывать. Обычно за обедом она выпивала немного вина. Но здесь все, казалось, пили весьма крепкие напитки. Она взглянула на бокал с прозрачной жидкостью, который бармен поставил перед ее соседом. Сверху плавала долька лимона. Бокал запотел, а его грани поблескивали в полумраке бара.

Повернувшись к Ниве, бармен улыбнулся:

– Чем могу служить, мисс?

Нива заставила себя улыбнуться и посмотрела на напиток, стоявший возле ее соседа справа.

– Это мартини? – спросила она.

– Совершенно верно. Добавить джина и размешать?

Она не помнила, случалось ли ей когда-нибудь пить мартини. Нива не раз слышала шутки о том, каковы последствия таких возлияний. Хотя она не вполне понимала эти шутки, мартини казался ей чем-то опасным. Поэтому она решила, что увлекаться им не следует. Но разве повредит ей один бокал: может, наконец уляжется ярость, которую разбудил в ней Ирвинг?

Положив ногу на ногу и при этом чуть не упав с табурета, Нива ухватилась за край стойки.

– Да, я хотела бы мартини.

Она неторопливо потягивала этот ледяной напиток, слушая, как двое мужчин обсуждают какое-то шоу. Допив мартини, она почувствовала, как по всему ее телу разлилось тепло. Двое мужчин привлекли ее внимание. У них были слишком светлые для Нью-Йорка костюмы. Когда один из них, темно-русый, направился в мужскую комнату, она заметила, что у него коричневые ботинки, брюки чуть короче, чем полагается, и едва прикрывающие щиколотки прозрачные носки. Как только он вернулся, Нива снова прислушалась к их разговору. Мужчины оказались инженерами; они приехали на съезд и остановились в „Марриотт". Они были из Иллинойса и увлекались гольфом. Тот, что повыше, с темными редеющими волосами в свое время служил в морской пехоте, а в колледже они оба играли в футбол.

Когда она добивала первую порцию мартини, блондин увлеченно рассказывал, как на Второй авеню увидел в витрине картину. Продавец заломил чудовищную цену за этот холст, написанный в девятнадцатом столетии.

Нива не отрывала глаз от своего бокала, на дне которого осталась долька лимона. Чувствовала она себя прекрасно – спокойной и чуть возбужденной. Теперь-то она поняла, почему так говорят о мартини. Жаль, что она раньше не познакомилась с ним. Нет, тогда она бы давно спилась. Как бы там ни было, легкое опьянение очень приятно, можно сказать, чудесно. Надо изведать жизнь как можно раньше, начала философствовать она, чтобы к ее годам уже знать, как устроен мир, и не удивляться, сталкиваясь с мерзостями. Если бы она пристрелила Ирвинга в день их свадьбы, сегодня ее уже могли бы выпустить из тюрьмы.

Она усмехнулась этой мысли. И тут же смутившись, испуганно прикрыла глаза. Осторожно глянув вдоль стойки, она убедилась, что никто не обратил на нее внимания, но заметила, как смотрит на нее блондин. Поспешно отвернувшись, Нива увидела полный бокал, поставленный перед ней барменом.

Правый висок перестал пульсировать. Судорога, сводившая правое плечо, отпустила ее. Она чувствовала удивительный покой и умиротворение. Придется выпить вторую порцию, чтобы сохранить эти чудесные ощущения.

– Ну, как? – с дружелюбной улыбкой спросил бармен.

– Прекрасно, – просияла Нива, – но я не заказывала вторую порцию.

Бармен кивнул в сторону двух инженеров.

– Джентльмены прислали вам.

Не зная, как реагировать на это, она взглянула на мужчин. Они улыбнулись ей и приподняли бокалы.

Нива тоже улыбнулась и кивнула им. Взяв бокал, она пролила на руку несколько капель. Потом подняла его в знак приветствия так же, как это сделали мужчины. Припав к нему губами, она сделала глоток. Напиток был обжигающе холодным. Следует ли ей вступить в разговор с этими мужчинами или достаточно поблагодарить их, подумала Нива.

Пара, сидевшая между ними, расплатилась и ушла. Мужчины по-прежнему обсуждали картину. Когда она услышала свой голос, ей показалось, будто говорит кто-то другой.

– На вашем месте я не стала бы покупать этот холст.

Они повернулись к ней.

– Я знаю эту лавку. Блондин удивился.

– Вы шутите! На углу Второй и Пятьдесят третьей?

– Да, – подтвердила она, опуская бокал. – Ту самую. Все картины малюют там в задней комнате. Это что-то вроде фабрики. Вас интересуют пейзажи с горными пиками и снеговыми шапками или вы любите цветы пустыни под красным небом?

Ее собеседники с неподдельным изумлением переглянулись. Блондин чуть придвинулся к ней. В свете, падавшем из-за стойки бара, его пиджак казался почти розовым. – На той, к которой я приценивался, был лес с ручьем.

– С косулей на берегу ручья? – осведомилась она.

– Кажется, там был медведь, – смущенно ответил он. – Продавец утверждал, что эта картина, написанная в Европе, уникальна.

– Ах, да, медведь. Они обычно выставляют в витрине только одну картину с медведем. Поверьте, если вы захотите украсить свой дом изображениями медведей, они вам охотно помогут. По стенам гостиной развешаны картины, похожие как две капли воды! Я каждое утро прохожу мимо этого магазина. И там всегда картина с медведем. В городе масса туристов. Думаю, что всех косуль они уже продали.

Мужчины расхохотались. Их смех подействовал на нее как вторая порция мартини. Как приятно, когда незнакомые люди находят тебя интересной и привлекательной.

Смех затих, но блондин все еще улыбался ей.

– Вы кого-то ждете? Если нет, может быть, присоединитесь к нам?

– Пожалуйста, – поддержал его другой, отодвинув от стойки разделявший их стул. – Я хотел бы спросить вас, откуда вы так много знаете о подделках.

Нива помолчала, сделав вид, что погружена в размышления. От них исходило дружелюбие, так что ей ничего не угрожало. Они хотят поговорить об искусстве, ну что ж, в этом Нива чувствовала себя увереннее всего.

– Конечно, – сказала она. – Почему бы и нет?

Когда она соскользнула с табурета, бармен передвинул поближе к ней ее бокал.

– Я Нед, – сказал блондин, протягивая ей руку.

– А я Том, – представился второй.

– Меня зовут Нива. Еще раз спасибо за мартини.

– Вы здесь живете, Нива? – спросил Том, помогая ей усесться. – Держу пари, что да. Похоже, вы настоящая нью-йоркская леди. Ведь так, Нед?

– Принесите леди еще порцию, – попросил Нед бармена.

Ниве казалось, что потом они обедали в большом зале, примыкающем к Дубовому залу: Нед заблаговременно заказал столик. Она попросила принести ей салат, но почти не дотронулась до него. Ее спутники ели большие румяные бифштексы с кровью. Спиртное они взяли с собой, и Нива пропустила четвертую порцию мартини.

Том с трудом объяснялся с официантом, потому что Нива и Нед громко хохотали и дурачились.

Нива заметила, что Нед рассказывает старые неостроумные анекдоты, начиная каждый раз так: „Значит, входит этот парень в бар" или „Значит, привез домой моряк попугая". Она уже не раз их слышала. Но сейчас они казались ей смешными, и Нива покатывалась от хохота.

К обеду подали красное вино и шампанское. Его как будто прислали из-за соседнего столика, но Нива не была в этом уверена. Потом возле них остановилась какая-то пара. Нед схватил мужчину за руку и не отпускал его, пока не рассказал ему анекдот о горилле с поносом.

Нива пролила вино на платье и, занятая этим, не уловила, о чем говорят ее спутники. Вокруг все орали и суетились, а у нее так звенело в ушах, что она почти ничего не слышала.

Она не помнила, как подали счет, но, должно быть, потом они ушли, потому что внезапно она оказалась перед гостиницей; подъехало такси, а она все давилась от смеха, слушая шутки Неда.

Нива расположилась на заднем сиденье между Томом и Недом, которые подтрунивали над водителем. Перед глазами у нее давно уже все расплывалось, так что она не могла разглядеть его лица.

Вдруг Нива заметила, что такси мчится мимо „Тауэр Трамп". Башня сияла огнями.

– А я здесь живу, – захихикала она и повалилась на Тома, пытаясь показать ему здание. Он обнял ее за плечи.

– Ну не говорил ли я тебе, Нед? Самая настоящая нью-йоркская леди!

Она помнила толстую шею широкоплечего мужчины, стоявшего под навесом у входа. Сейчас они были в неосвещенной части города. Нед вылез из машины, держа в руке купюры; тогда перед ними опустили толстый бархатный канат, перегораживавший проход.

Она помнила, как кружилась в быстром танце под громкую музыку, доносившуюся откуда-то из темноты.

– Делай Обезьяну! – кричал Нед, перекрывая музыку. – Делай Мятую Картошку! Делай Щеголя-Цыпленка!

А Нива все танцевала.

Она помнила, как сидела за столом, в тесноте, почти на коленях у Неда. Он целовал ее в шею, а его рука под столом шарила по внутренней поверхности ее бедер.

Он запустил ей в рот язык, но в этот момент чья-то рука легла на ее плечо, и она услышала:

– Нива? Это ты, Нива?

Оттолкнув Неда, она оглянулась. Над ней, нахмурившись, стоял Джеффри.

Она не помнила, представила ли его своим новым знакомым. Скорее всего, нет.

Кажется, объяснила ему, что веселится, потому что Ирвинг украл все ее деньги.

– И галереям „Шандон" больше ничего не светит, Джеффри. Ну, не смешно ли это?

Она не помнила, что он ответил. Потом он исчез, а Нива опять стала целоваться с Недом.

Очутившись в кабине лифта, где пахло мужским одеколоном и полиролем, она вспомнила, что, будто сквозь сон, видела Джеффри, но так смутно, что она выкинула это из головы. Из маленьких динамиков в углах лифта доносилась „Лунная река", и она отдалась во власть музыки.

Когда открылись створки лифта, она увидела длинный коридор с серой от пыли ковровой дорожкой.

– Это что, „Плаза"? – пробормотала она.

– Нет, бэби, – рассмеялся Нед, крепко держа ее за локоть. – В „Плазе" мы просто пили. А это дом, наш милый дом.

Потом они пили из небольших толстых стаканчиков в комнате: телевизор был прикован к стене железной цепочкой.

Позже она лежала голая, не понимая, куда делась ее одежда, и чувствуя руки Неда на своей груди, на животе, а потом между ног. Она поняла, что это Нед, лишь узнав его запах.

Почему-то его рот оказался между ее ног, и он что-то говорил ей о том, какая она умная и веселая, как нравится ему и как пахнет. Он говорил ей, что беспокоиться не о чем, он обо всем позаботится. Он притянул к себе ее руки, чтобы она помогла ему натянуть кондом. И тогда она увидела его спину, совершенно не похожую на спину Ирвинга: прохладную, широкую и безволосую.

Должно быть, она задремала. Из соседней комнаты доносились голоса и смех. Снова почувствовав руку Неда между своих бедер, она перекатилась на спину. Он тут же снова оказался сверху и вошел в нее. Она провела руками ему по спине.

Но спина оказалась другой: такой худой, что выпирал позвоночник. Колени Неда давили на нее, а эти были расставлены по сторонам. На ступнях были носки, а покрытый латексом пенис был толще и короче.

Она куда-то плыла, но это был не сон. Она как бы плыла высоко над городом. Дышалось легко, вокруг было тихо, а небо было усеяно звездами. В руке она держала металлическую цепочку, та тащилась за ней, и когда мимо проплыл Ирвинг в светлых брюках и в фирменных белых кожаных туфлях, она, накинув цепочку ему на шею, задушила его.

Проснувшись утром в своей постели, Нива так и не могла вспомнить, как она тут оказалась.