Скандалы

25

В четверг утром Кик проснулась рано, смутно ощущая предстоящие заботы, которые свалятся на нее днем. Статью для Джо она закончила, но теперь ее ждало дело, с которым, по утверждению Нивы, может справиться только она. Ее ждал непосильный труд очистить спальню от личных вещей Лолли. Это была единственная комната, в которую рабочие отказались входить. Они с грохотом таскали вещи в нижних комнатах, пока она, забаррикадировавшись в кабинете, заканчивала материал. Время от времени Нива, чтобы не беспокоить ее, совала под дверь записки, спрашивая, что она собирается делать с тем или иным предметом. Грузчики не хотели их выкидывать без ее разрешения.

Приготовив кофе, Кик отправилась в спальню Лолли, чтобы наконец приняться за дело. Работа отвлечет ее, пока она ждет известий от Джо.

Она расположилась за старым массивным туалетным столом в спальне Лолли, вытянула средний ящик и устало вздохнула, увидев, что там находится. Остальные ящики производили такое же тяжелое впечатление. Они были забиты старыми коробочками пудры „Скромная девушка", тушью для ресниц „Смуглая леди", заколками для волос, окаменевшей губной помадой, давно изменившей цвет. Все слиплось, склеилось, покрылось налетом, припорошенным розовой пудрой. Она сгребла все это в огромный мешок для мусора и вытерла руки о старые джинсы.

Сначала она откладывала то, что еще могло когда-нибудь пригодиться. Ей попадались пакеты с надеванными чулками, коробочки и футлярчики с накладными ресницами, ногтями, с мозольным пластырем, флакончики с лаком для ногтей и духами. На верхней крышке комода она обнаружила странную старую статуэтку, сдернув украшение из бисера, которое набросила на нее Лолли. От такого количества барахла Кик замутило. Ее донимал крепкий запах любимых духов Лолли, терпкий восточный аромат. Эти духи создала специально для Лолли Элизабет Арден. Когда Лолли была жива, этот запах казался приятным. Но после ее смерти внушал отвращение.

Работая над статьей, она ощущала, что этим запахом пропитаны все документы, дневники, заметки и старые фотографии – все, что Кик разыскала в завалах на третьем этаже, когда пыталась выстроить хронологическую таблицу творческого пути Лолли. В заметках Лолли сохранились наброски о каждом более или менее известном человеке последнего тридцатилетия. Попадались замечательные фотографии: пожелтевшие и обтрепанные по краям, они все же давали представление о прежней Лолли.

На одной из них Лолли наступила своей туфлей на высокой платформе на ногу Шейлы Грэхем, когда соперницы пробивались к взлохмаченному Полу Маккартни. На другой Лолли с блокнотом в руках сидит рядом с Марлоном Брандо. А вот здесь Лолли с Норманом Мейлером, Ричардом Бартоном, Труменом Капоте, Леонардом Бернстайном, Брижит Бардо и со всеми президентами, начиная с Эйзенхауэра. Здесь Лолли на палубе корабля в шезлонге между графом и графиней Виндзорскими. И наконец, Лолли с Ирвингом Форбрацем и Джули Экснер, подругой Джона Кеннеди.

Из всего этого Кик пыталась построить убедительную повесть, тщательно избегая упоминания о своих отношениях с Лолли. Закончив материал, она перепечатала его и прочитала еще раз. Он ей понравился. Один из лучших ее текстов. Она аккуратно положила страницы в самый чистый конверт, который ей удалось найти, и позвонила в службу срочной доставки.

С тех пор прошло больше суток. Если Джо собирается поставить материал в воскресный номер, до конца дня он должен объявиться.

Кик перешагнула через пластиковый мешок для мусора, забитый обувью, которую предстояло отправить в магазин для бедных, и высунулась в окно взглянуть на Тельму. Она коснулась ее бедра, словно давая понять, что ей не хватает общения с бетонной подругой. Холодный воздух заставил ее поежиться. К удивлению Кик, порыв утреннего ветра принес с собой дыхание осени.

Она любила осень, предвещавшую начало новой жизни. Новые платья, новые карандаши и книги, новые классы, новые друзья. Она впервые увидела Париж осенью. Когда она наконец выбралась из своей квартиры после тех ужасных шести месяцев и, взяв такси, отправилась в этот странный старый дом над Центральным парком, чтобы навсегда забыть о Лионеле Малтби, тоже близилась осень.

Приглушенный звонок телефона заставил ее вскочить. Вылетев из спальни, она помчалась к телефону: в доме не было отводных трубок. Должно быть, это Джо.

Лавируя между ящиками в кабинете, она подбежала к столу.

– Простите, Кик, – сказал Джо.

Кик села, отупев от охватившего ее страха.

– Вы извиняетесь, – пролепетала она.

– Мне в самом деле понравился материал. В самом деле, – повторил он.

– Ну ла-адно, – протянула она, стараясь сохранить остатки самообладания.

Значит, Джо зарезал ее материал. Не в первый раз издатели отвергают ее работу. В газете время от времени это случается, сколько раз это бывало в „Четверти часа". И не стоит осуждать Джо, ему ведь невдомек, что он порвал ее билет в настоящий мир.

Она молча слушала его слова о том, что материал отличный, просто потрясающий, что она „чертовски хороший литератор" и что совсем не он принял решение завернуть его.

– Вы можете сказать мне, кто его зарезал?

– Это неэтично. Кик промолчала.

– Кик? Где вы? – спросил он.

– Вишу на волоске, – вздохнула она.

– Если бы это попытался сделать кто-то другой, я мог бы остановить его.

– О чем вы говорите, Джо?

– Это был издатель, – мрачно признался Джо.

– Таннер Дайсон? А я-то думала, что именно он хотел первым делом увидеть мою статью.

– Так и было. Но теперь он решил включить большой материал о своей жене.

– Как трогательно, – саркастически заметила она.

– Больше чем трогательно. Это чистое хамство, готов поспорить...

– Что же такое она сделала? Рассказала, как сама украсила свою яхту парусами из пестрого ситца? – с горечью спросила Кик.

– Ну, ну, – откликнулся Джо.

– Простите, Джо. Я так разочарована... и так устала от всего этого. А нельзя ли поставить материал в другой номер?

– Хм... сомнительно. Общество журналистов планирует выпустить мемориальный номер именно в следующем месяце. Мы собираем все, что должно быть сказано в день, посвященный Лолли. Жизнь продолжается, Кик. Что еще я могу вам сказать?

Кик глубоко вздохнула. Ей не хотелось спорить с Джо. Он делает свое дело.

– Мне просто интересно, Джо. Что же такое сотворила обаятельная и талантливая миссис Дайсон, чтобы пробиться в номер?

– Она работала в журнале „Восхитительная пища". А Таннер тесно связан с одним из супермаркетов, которые поставляют нам рекламу. Можно догадаться: миссис Таннер в вечернем платье готовит моллюсков в своей новой норвежской керамической печке или миссис Таннер в жакете сервирует стол на террасе.

– Я понимаю, что мне стоило бы научиться готовить, – сказала Кик, радуясь, что им не приходится вести этот разговор лицом к лицу. Ее нижняя губа дрожала.

– Боюсь, это ничего не меняет, малышка, но не думаю, что все дело тут в кулинарии. Вы помните публикации в газетах пару лет назад о Джорджине Дайсон? Из нее пытались сделать роковую женщину. На самом же деле она очень мила.

– Да как я могу испытывать к ней добрые чувства, если у меня их нет? – обиженно сказала Кик.

– Послушайте, – бодро произнес Джо. – Я чувствую себя ответственным за все это. Разрешите мне хотя бы развеселить вас. Может, пообедаем?

Кик бросила взгляд на царивший вокруг беспорядок.

– С удовольствием, от этого хаоса у меня крыша едет.

– Значит, позвоню в шесть, – обрадовавшись, сказал Джо. – Не принимайте все это слишком близко к сердцу, Кик. Может, удастся продать материал в какой-то другой журнал.

– Конечно, Джо, конечно, – устало согласилась она. – Пока.

Кик не была завистлива. Никто никогда не уходил от нее к другой женщине. Ей никогда не отказывали в работе, отдав предпочтение кому-то более способному, умному и толковому. В ее жизни было не так уж много мужчин, а те, с кем она была близка, никогда не унижали и не обманывали ее. История ее непродолжительных отношений с Лионелем была исключением из общего правила. Но что-то случилось. Неужто она потеряла чутье? Хватит ли у нее сил начать все сначала? А может, люди слишком буквально воспринимают ее имя[4] и, произнося его, испытывают подсознательное желание дать ей по башке?

Когда телефон зазвонил снова, она с трудом заставила себя снять трубку. А ведь день только начинается. Может, худшее еще впереди.

– Кик, это Нива. – Голос как-то странно дрожал.

– Привет, Нива. Приедешь?

– Едва ли, – тихо ответила Нива.

Что-то не так. Кик взглянула на часы: начало десятого.

– Все в порядке?

– Нет. У меня тяжелое похмелье.

– У тебя, Нива? Ты не казалась мне выпивохой.

– Я и не пью. Просто... – Голос опять дрогнул, и она не закончила фразу.

Кик собралась с силами. Правда, Нива замужем за самым гнусным подонком, но она была симпатична ей, и Кик не могла слышать, как она плачет.

– Нива, в чем дело? – спросила Кик.

Та долго молчала. Кик слышала только приглушенные всхлипывания.

– Я не смогу организовать этот аукцион, – проговорила наконец Нива.

– Как? Почему?

– Случилось нечто ужасное.

– Нива, – задохнулась Кик. – Что?

– Муж подделал подпись на одном из моих чеков. Я разорена и не могу даже оплатить счета, которые выписала.

– Боже мой! Ирвинг? О, Нива, даже не верится! Кик была потрясена. Она давно уже поняла, что в деловых отношениях Ирвинг ведет себя как отъявленный мерзавец, но украсть деньги у жены?! Это уж слишком... такое предательство... прямо как Лионель. Это привело Кик в такое смятение, что она едва улавливала слова Нивы.

– Не знаю, что делать. Завтра надо платить за машины. Я и так уже запоздала выписать чек оценщику. Понимаю, что это не твои проблемы, Кик, но мне кажется, что я схожу с ума.

Так же, как Лионель, Ирвинг мимоходом сломал жизнь женщины, преследуя свои цели. Но ведь Нива – жена Ирвинга, а не подружка! От этой мысли Кик пришла в ярость.

– Нива, перестань плакать и скажи мне, где Ирвинг? – потребовала она, едва удержавшись, чтобы не назвать его „подонком".

– Не знаю. Его всю ночь не было дома. Может, у него в самом деле большие неприятности, раз он пошел на такое, но у меня вся жизнь рухнула.

– Джеффри знает?

– О, Господи, Джеффри! Может, и знает. Прошлой ночью я видела его и, кажется, что-то ему говорила. Я в таком отчаянии, что даже не могу ему позвонить, – сказала она, стараясь не всхлипывать. – Он так верил в меня, считал, что я взрослый серьезный человек, а я так подвела его. Я подвела и его отца. А он гордился и Джеффри, и нами обоими.

Кик говорила медленно и веско, стараясь подействовать на Ниву.

– Нива, ты одета?

– Я в свитере. А что?

– Отлично, выходи на улицу, хватай такси и мчись сюда. Сразу. Сию же минуту. Я еще толком ничего не знаю, но надо разобраться. А затем найдем Ирвинга.