Кто-то поспешил кинуть горсть конфетти с балкона того зала, где Джеффри Дансмор вел аукцион, крича в микрофон: – Восемьсот пятьдесят! Кто больше? – Он напряженно ждал ответа, но слышал лишь шелест программок и перешептывание. – Продано! – гаркнул он, опустив молоток. – Лот номер сорок семь – восемьсот пятьдесят тысяч!
Конфетти падало на головы восторженно орущих людей. Фотографы кинулись по проходу, щелкая затворами камер. Они снимали сцену: Джеффри и улыбающегося мужчину во втором ряду, которому достался сорок седьмой лот.
Последний удар молотка Джеффри ознаменовал триумфальное завершение аукциона. Благодаря Лолли Пайнс Кик Батлер стала очень богатой женщиной.
Кик, сидевшая в последнем ряду, закрыла лицо руками. Не в силах двинуться, она смотрела, как двое мужчин в серых комбинезонах уносили покрытую бархатом подставку со скульптурой Родена.
Джеффри приберег Родена напоследок, зная, какое впечатление произведет он на публику. Ему с Нивой удалось сделать невероятное. Хотя слухи передавались из уст в уста, им пришлось оплатить рекламу, но все же они распродали все, что принадлежало Лолли Пайнс, и аукцион прошел с оглушительным успехом.
Кик долго ждала, прежде чем проскользнуть в зал. Она заняла единственное свободное место в последнем ряду. Джо просил ее поговорить с его репортером, но ей было не до того, и Нива согласилась заменить ее.
Сейчас Кик очень хотела остаться одна. Размышляя обо всем и чувствуя ностальгию, она смотрела, как вещи одну за другой выставляли на продажу. Прекрасные старинные напольные чиппендейловские часы вызвали ажиотаж. К ее изумлению, Джеффри начал торг с тридцати тысяч. Он лишь поводил головой из стороны в сторону, наблюдая, как соперничают двое дельцов: цена возросла до ста тысяч долларов.
Висевшая в фойе старая выцветшая картина была отреставрирована и вставлена в новую раму. Как ни странно, она ушла за семнадцать тысяч. Несомненно, в зале собрались люди, куда лучше, чем Кик, разбиравшиеся в ценах на предметы искусства.
Кик потрясло, что покупают все. Старые фотографии, китайский фарфор с трещинками, стекло; даже старая картонная коробка со столовым бельем и салфетками ушла за несколько сот долларов.
Она съежилась, когда выкатили тележку с ящиком, где хранились старые стаканы и стеклянные банки. Джефф запустил в него руку и поднял над головой один из дюжины стаканов для молока с изображением Ширли Темпл. Какой-то коллекционер дал за все шестьсот долларов.
Кик уже сбилась со счета, когда на сцене появился стол работы Пемброка. Она помнила, как он выглядел – грязный, с белыми подтеками, заваленный барахлом. Когда стол ушел за три тысячи с лишним, Кик опустила голову на руки. Похоже, выручка приближается к миллиону. Точно она не знала. Пусть этим потом займется Нива.
Когда Родена унесли, а публика столпилась в проходе, Кик осталась на месте. Раньше ей не нравилось быть в тени, но она сомневалась, что ее обрадует внимание публики, узнавшей, что Кик унаследовала все эти вещи.
Взяв плащ и сумку, она направилась по проходу на сцену, чтобы найти Ниву и Джеффри и поблагодарить их.
Кик увидела, как они, вне себя от радости, обнимаются и приплясывают. Едва она появилась, как они кинулись обнимать ее.
– Ты веришь в это? – не то плача, не то смеясь, спросила Нива.
– Нет, – улыбаясь ответила Кик.
– Поздравляю, детка! – воскликнул Джеффри, заключив Кик в объятия и приподняв ее.
– У нас есть шампанское, – сказала Нива, дергая Кик за рукав. – Давай откупорим бутылку.
Праздник начался. Все помощники Нивы и Джеффри окружили их, радостно шумя, хлопая друг друга по спинам и попивая шампанское из пластиковых стаканчиков. Кик удивилась, увидев прислоненный к стене большой портрет Лолли; прежде он висел в ее доме над камином.
– Джефф, ты его не продал? Джефф улыбнулся.
– Не-а. Снял с аукциона в последнюю минуту, подумав, что ты захочешь его оставить у себя. Я решил сам поторговаться за него. И как ни странно, выиграл.
Кик взглянула на портрет.
– Я рада, что ты так поступил, Джефф. Спасибо. Это очень важно для меня.
– Завтра один из ребят доставит его тебе. А теперь садитесь. Я разолью остатки шампанского.
Нива и Кик подошли к складным металлическим стульям, стоявшим вдоль кирпичной стены, и рухнули на них. Вдоль другой стены стояли вещи Лолли с ярлычками, подготовленные для доставки новым хозяевам. Кик впервые увидела их такими, и ее охватила грусть.
– О, Нива, посмотри на них, – сказала она, прикусив губу. – Похоже, что они прощаются друг с другом. Они так долго были вместе.
– Не надо, – засмеялась Нива. – Все они отправятся в прекрасные дома, где к ним будут относиться любовно и бережно.
– Понимаю, – нехотя согласилась Кик. – И все же...
– Вот вы и мисс Удача, – Джефф протянул Кик бокал шампанского.
Взяв его, Кик посмотрела на Ниву.
– А где твой? – спросила она. Покачав головой, Нива улыбнулась.
– Не могу.
– Мне еще надо кое-что подписать, – сказал Джефф, целуя Ниву в щеку. – Я тут же вернусь.
Они смотрели, как он промчался по сцене и исчез за кулисами.
Сделав глоток шампанского, Кик повернулась к Ниве.
– Почему ты не пьешь?
Нива опустила глаза.
– Потому что это может плохо повлиять на ребенка.
Слова Нивы не сразу дошли до Кик. Но, поняв их, она тихо вскрикнула:
– Нива! Ты беременна?
– Ну, еще не уверена. Но мы очень старались. Джефф хочет, чтобы мы поженились немедленно. Но мы с тобой знаем, что это невозможно. Ирвинг отравит мне жизнь, если только я попрошу его о разводе.
Кик допила остатки шампанского.
– Мне почему-то кажется, что Ирвинг никому уже не сможет отравлять жизнь после того, как выйдет мой материал.
– Кик, я и забыла. Как все прошло?
– Потрясающе! Люди так охотно помогали мне. Значит, ты не одинока, подружка, – потрепала ее по плечу Кик. – То, что ты рассказала о его прежней жизни, очень мне помогло. Хотя пока мне так и не удалось разыскать его первую жену, о чем я жалею. Материал я почти закончила. Осталось последнее интервью. Сегодня вечером в шесть.
– Да? И с кем же?
– Таннер Дайсон предложил мне встретиться с женщиной, работавшей в „Уинслоу-Хаус". Я это откладывала, сомневаясь, что она сообщит мне что-то новое. Набралось уже столько фактов, что Ирвинга вполне можно повесить.
– Нельзя ли мне ознакомиться с ними? – спросила Нива.
– Знай же, что Ирвинг в свое время занимался настоящим вымогательством. Поэтому, думаю, развод ты получишь без особых сложностей.
– Бедный Ирвинг, – вздохнула Нива.
– Который живет у меня в левом предсердии, – фыркнула Кик, собирая свои вещи и вставая. – Он заслужил все – сполна! Подожди, ты еще прочтешь мой материал.
Нива снова обняла Кик.
– Утром Джефф позвонит тебе. Скажешь ему, куда подогнать грузовик.
Кик удивленно взглянула на Ниву.
– Грузовик?
– С деньгами. Кик рассмеялась.
– Господи, еще и деньги! Кажется, я все еще не могу привыкнуть к этому.
Нива обняла Кик за плечи.
– Ты уже думала, что делать с ними?
– Мне придется найти себе приличную квартиру. В конце года дом будут перестраивать, и мне надо убираться оттуда. Потом, конечно, хочется побаловать маленького мистера или мисс Дансмор.
– О, Кик, – сказала Нива, взяв ее за руку. – Только подумай, ребенок! Я никогда не знала, что это такое. Ирвинг не хотел даже слышать об этом, а я не могла просить его. Но как же я люблю детей! У них такой запах! Я работала с одной женщиной, и она дала мне подержать своего малыша после купания. Как это замечательно!
Нива выпустила руку Кик.
– Пока, радость моя. Завтра поговорим.
На полпути Кик обернулась. В лучах света стояли обнявшись Нива и Джеффри.
Кик поняла, что не успеет дойти пешком до виллы Дайсонов на Парк-авеню. Стоял промозглый и холодный октябрьский вечер. Только что высыпали звезды, и Кик вспомнила о раздвинутой крыше в башне Лолли, о том, как они с Джо занимались в ту ночь любовью, укрывшись стегаными одеялами, которые он привез с собой.
Джо стал главным смыслом ее жизни. Она и представить себе не могла, как бы она без его помощи взялась за материал об Ирвинге. Он связал ее с людьми, которые не стали бы и говорить с ней, если бы не Джо. Дай Бог, чтобы материал получился, в этом будет немалая заслуга Джо.
– Мы с тобой – прекрасная команда, – сказал он прошлой ночью, когда она лежала в его объятиях. – И так должно быть всегда. Ты скоро останешься без крыши над головой, а у меня прекрасная теплая квартира. Что ты об этом думаешь?
Испугавшись того, что может за этим последовать, Кик отодвинулась и закрыла ему рукой рот.
– Не надо, – сказала она. – Пока не надо.
– Хорошо, – шепнул он, целуя ее пальцы. – Я подожду.
В тот день, когда он встретил ее в аэропорту, она поняла, что рано или поздно он задаст ей этот вопрос. Она знала, что он любит ее. И она тоже нежно любила его, но это не было страстью, такой, какую возбуждал в ней Лионель.
– Вот черт! – вырвалось у нее, когда она поскользнулась, наступив на мокрые осенние листья. Почему она не может забыть Лионеля? Почему не может раз и навсегда изгнать его из сердца? Несколько раз ей казалось, что она с этим справилась. Теперь, когда она подписывалась полным именем и трудилась не разгибая спины, чтобы опубликовать свою работу, ее снова начали преследовать воспоминания о Лионеле. Каждый раз, садясь за компьютер, она представляла себе, будто он читает и дает оценку тому, что она пишет. Это было нехорошо по отношению к Джо. Она честно рассказала ему о Лионеле. Он слушал внимательно и терпеливо, хотя она чувствовала, что ему больно. Он понимал, что она невольно сравнивает его с Лионелем, но мирился с этим.
Швейцар Дайсона прикоснулся к козырьку фуражки и придержал дверь.
– К Дайсонам, – сказала она, – мисс Батлер.
– Прямо наверх, – сказал он. – Миссис Дайсон ждет вас.
Кик надеялась, что не слишком задержится здесь.
Из-за плеча горничной Кик увидела, что навстречу ей идет потрясающе красивая блондинка.
– Здравствуйте, – сказала Кик, когда горничная исчезла с ее плащом.
На блондинке было длинное бархатное платье изумрудно-зеленого цвета.
– Джорджина Дайсон, – сказала она, пожав руку Кик и одарив ее ослепительной улыбкой.
– Здравствуйте, – улыбнулась Кик.
– Прошу вас в гостиную. Я хочу познакомить вас с моей подругой и коллегой.
Проследовав за Джорджиной через холл, Кик оказалась в такой красивой комнате, какую ей не случалось видеть не только в жизни, но даже в „Архитектурном обозрении". Отсветы заката падали сквозь высокие окна. Кик казалось, что ее окружает интерьер одного из старых мюзиклов Фреда Астора. Стены были почти белые, может, чуть розоватые. В этой комнате хотелось ко всему прикоснуться.
– Это Рона Фридман, – сказала Джорджина, и маленькая женщина лет тридцати с небольшим поднялась с дивана. В отличие от элегантной Джорджины, Рона была в джинсовом костюмчике и белой рубашке с мелкими цветочками.
– Привет, Кик, – пожала ей руку Рона. – Я слышала, вы работали с Лолли Пайнс?
– Я мелкая сошка по сравнению с Лолли, – сказала Кик, присаживаясь на другой конец дивана. – А вы знали ее?
– Мы хотели, чтобы она сделала нам книгу. Это было года три назад. Мы несколько раз встречались в связи с этим. Она любила вести переговоры за ленчем, то ли в „Ла Кот Баск", то ли в „Ла Гренуиль". Однажды я побывала в ее огромном старом доме над Центральным парком. Там я впервые и увиделась с Ирвингом Форбрацем.
– Был ли там кто-нибудь еще? – спросила Кик, подумав, стоит ли вытаскивать блокнот.
Рона подняла глаза к потолку.
– Дайте-ка припомнить... я, мой босс, помощница Лолли и Ирвинг. Он тогда был ее агентом.
– Да, и к тому же поверенным, – добавила Кик.
Джорджина, слушая их, тихо сидела в кресле по другую сторону кофейного столика.
– Кик, не хотите ли выпить?
Кик уже готова была отказаться, но вдруг увидела дворецкого: он внес поднос с напитками. Направившись к ней, он поставил поднос с разнообразными соками и шампанским, высокими бокалами и низкими рюмочками, охлажденным виски и содовой. Это разнообразие впечатляло.
Кик взяла содовую, и дворецкий направился к Роне и Джорджине. Последняя, взяв бокал шампанского, сказала дворецкому:
– Если Сельма все закончила на кухне, я хотела бы показать нашей гостье дизайн до того, как все растает.
– Она все закончила, мэм, – ответил дворецкий.
– Кик, простите, что прерываю вас, но мне хочется кое-что вам показать. – Джорджина поднялась. – Возьмите с собой стакан. Это займет несколько минут.
Заинтригованная Кик, захватив содовую, последовала за дамами.
Кухня была очень далеко. Они прошли через огромную буфетную со множеством шкафов, за стеклянными дверцами которых стояло столько фарфоровой посуды, что ее хватило бы на правительственный прием.
На кухне Кик увидела рабочий стол более четырех метров длиной. Она даже не сразу поняла, что перед ней. На столе стояли корзинки со связками сосисок и салями; пирамиды из темно-золотистых батонов, глиняные миски с паштетами, фрикадельками, жареными кабачками, листиками салата, маринованным красным и желтым перцем, блюда с дольками баклажанов в оливковом масле; тарелки с сардинами и копченой лососиной; равиоли со шпинатом и ризотто; крупные креветки с каперсами и темно-коричневый кусок жареной телятины.
На все это изобилие изысканных блюд падал невероятно яркий свет высоких ламп на треножниках, стоящих вокруг стола.
– Одно из самых удивительных зрелищ, какие я только видела, – сказала Кик. – У вас будет прием?
Обменявшись взглядами, Джорджина и Рона рассмеялись.
– Сомневаюсь, чтобы кто-то отважился отведать это, – улыбнулась Рона. – Телятину пришлось смазать машинным маслом. Хлебные корочки подкрашены. Видите, как блестят баклажаны?
Кик, кивнув, подошла поближе.
Рона повернулась к Джорджине.
– Забыла, как это тебе удалось?
– С помощью розового фломастера и лака для волос, – гордо ответила Джорджина.
– Может, вы объясните, что все это значит? – спросила Кик.
Джорджина широким жестом указала на стол.
– Январская обложка журнала „Восхитительная пища".
– Таннер сказал, что у вас с Роной есть какой-то бизнес, – вспомнила Кик. – Значит, этим вы и занимаетесь?
– Одна из разновидностей дизайна, – подтвердила Джорджина.
Как и предполагала Кик, эти дамы хотели, чтобы она, увидев все это, упомянула об их начинании в своем материале. Ну что ж, она так и сделает. Это не более безнравственно, чем купить Марии Лопес билет на поезд. Кого это заденет? А ей может принести пользу.
– Разве „Восхитительная пища" не входит в состав группы Бартли? – спросила Кик, надеясь, что они вернутся в гостиную и ей удастся взять интервью.
– Уже не входит, – улыбнулась Джорджина, поглядев на Рону. – Теперь журнал принадлежит нам и кое-каким еще приятным людям из Объединенного банка.
– Конечно, нам пришлось по горло влезть в долги, но мы пробьемся, – с непреклонной уверенностью сказала Рона.
Сложив руки на груди, Кик неторопливо обошла вокруг стола, восхищенная этим зрелищем.
– Простите, Джорджина, это, конечно, не мое дело, но неужели миссис Таннер Дайсон пришлось просить в банке заем?
– Вы совершенно правы, Кик, – просто сказала та. – Но мы с Роной, покупая журнал, договорились, что мой муж не будет иметь к нам никакого отношения.
– Это вызвало некоторую напряженность в отношениях Джорджины с мужем, – пояснила Рона. – Она недавно задумала одно дело, которое Таннер решил невообразимо раздуть. Из-за этого и возникли трудности.
– Но они продолжались, – вставила Джорджина, – пока Рона не вразумила меня. Давайте вернемся в гостиную, а Гровер выключит здесь освещение. Экспозиция должна продержаться до завтрашнего утра.
По пути в гостиную Рона рассказала, как они с Джорджиной несколько лет назад работали в журнале, который сейчас купили, и как возобновилось их знакомство, когда Джорджина прислала рукопись в „Уинслоу-Хаус".
– Мне отчасти известна эта история, – сказала Кик. – Может, и неуместно сейчас говорить об этом, но из-за вашего рекламного материала в „Курьере" не пошла моя статья о Лолли Пайнс.
– О, Боже, как неприятно, – сказала Джорджина. – Боюсь, в этом виноват мой муж.
– А что с вашей книгой? – спросила Кик. – Кажется, в начале месяца должен был состояться какой-то грандиозный прием в связи с ее презентацией? Помнится, его отменили в последнюю минуту.
– Он был мне совершенно не нужен, – сказала Джорджина.
– Джорджи не любит греться в лучах славы. Прежде муж не понимал ее, – сказала Рона, взглянув на Джорджину.
– А я так старалась угодить ему, что боялась даже поделиться с ним своими мыслями и чувствами.
– Обычно мужчины, привыкшие всем руководить, не меняются, – заметила Кик. – Так что же было дальше?
Джорджина не могла удержаться от смеха.
– Все это очень забавно. Я чувствовала себя ужасно, не знала, куда деться, а оказалось, что все очень просто. Я сказала Таннеру, что ужасно несчастлива, чувствую себя беспомощной и все валится у меня из рук. Сказала, что не сомневаюсь в его любви, но хотела бы сама заниматься своими делами.
– Неужели понял? – удивилась Кик.
– Как будто, – щелкнула пальцами Рона. – Ему и в голову не приходило, что она несчастна из-за его стараний облегчить ей жизнь. Он-то считал, что усыпает ее путь розами. Но она набралась храбрости и все рассказала ему, а он далеко не глуп и обожает ее. Поэтому все понял.
Улыбаясь, Кик покачала головой.
– А вдруг вы вылетите в трубу со своей затеей? Поможет ли он вам?
– Ни в коем случае! – в один голос воскликнули женщины.
Внезапно они услышали звонок в дверь. Кик видела, что дворецкий впустил высокого молодого человека.
– Ага! – радостно вскрикнула Рона. – Он точен.
Вылетев из гостиной, она вернулась с высоким юношей.
– Джорджи, ты уже знакома с Джейсоном, – сказала она, легонько подталкивая его в спину. – Кик, это Джейсон Форбрац. Мы с ним работали в „Уинслоу-Хаус". В основном из-за него я и хотела встретиться с вами.
Едва только Джейсон Форбрац сел, Кик, перевернув страницу в блокноте, стала лихорадочно записывать.
Молодой человек был просто кладезем информации. Ненавидя отца, он почти всю жизнь шел по следу Ирвинга. То, о чем он рассказал Кик, было для нее полным откровением. Он подтвердил многое из того, что она выяснила раньше. Джейсон показал ей старые фотографии и вырезки из газет, назвал имена людей, с которыми советовал ей встретиться.
Подняв глаза от блокнота, Кик заметила, что Рона и Джорджина оставили их наедине, чтобы не мешать им.
Наконец, улучив минуту, она спросила его о матери.
– Джейсон, мне бы хотелось упомянуть и вашу мать. Она ведь писательница и продолжает творческую работу?
– Да, – подтвердил он. – Пишет книги и кое-что делает для клиентов отца.
– Что же она делает для его клиентов? – не отрываясь от записей, спросила Кик.
– Сочиняет за них романы, – сказал Джейсон. Он явно смягчился, заговорив о матери. – Сначала было нелегко, потому что ей приходилось подлаживаться под стиль каждого из них, но одна из этих книг была удостоена национальной премии и ее автор стал широко известен. Тот почил на лаврах и не написал больше ни слова. Она сделала еще две книги для этого подонка.
– Лионель Малтби, – ровным, безжизненным голосом зомби произнесла Кик, назвав это имя скорее для себя, чем для Джейсона.
– Точно, – подтвердил Джейсон. – Вы его знаете?
– Да.
– По-моему, он мошенник и его задница заслуживает лишь пинка. Он никогда и не подумал, что моя мать – не рабыня. Когда она писала для него книги, он ни разу не позвонил ей. Все шло через отца.
– „Руки Алларанты" были опубликованы не так давно, – заметила Кик, стараясь совладать с волнением. – Вы хотите сказать, что мать продолжает работать на Ирвинга?
– Ну да, – пожал плечами Джейсон. – Деньги платят неплохие. Они позволили мне кончить Джульярдскую школу, а она оплачивает экономку и потому может писать и для себя.
Кик положила ручку.
– Скажите, Джейсон, первая книга, которую переписала ваша мать, это „Руки Венеры"?
– Да, этот подонок написал только ее, после чего в него и вцепился мой отец. Я совсем забыл, что уже рассказывал Роне о моей матери и Лионеле Малтби, но когда я узнал, что вы делаете материал об отце, то просто мечтал скорее поговорить с вами. Мама как-то послала Малтби записку с просьбой набросать несколько строк – аннотацию для обложки одного из ее романов, так он даже не ответил ей. Для него это значило бы признаться в том, что ему известно о ее существовании. А ведь именно она создала ему литературное имя! У мамы были бы неприятности, если бы она обмолвилась об этом. Но я не обязан молчать. Она говорит, что устала от этой работы. Теперь, когда я могу сам позаботиться о себе, ей не так нужны деньги. Да и ее романы пользуются куда большим спросом, чем книги Малтби. Я и подумал, что час пробил. Можете все это использовать в своей статье, пожалуйста. Только не упоминайте о том, что это я вам рассказал.
– Джейсон, – сказала Кик, заставляя себя улыбнуться. – Простите, я на минуту оставлю вас.
Кик выскочила в холл, полагая, что где-то поблизости должен быть туалет. Пробегая мимо буфетной, она краем глаза заметила, что Джорджина и Рона сидят за кофе.
Она влетела в ванную, захлопнула за собой дверь и, упав на колени перед унитазом, скорчилась от приступы рвоты.
Она долго сидела на полу, прижимаясь щекой к холодному краю ванны, пока не почувствовала, что ей лучше.
Когда она встала, колени у нее дрожали, но голова никогда еще не была такой ясной. Малтби не написал ни единой книги! Вот уж мошенник так мошенник! Последняя иллюзия рассеялась. Кик наконец освободилась.