Смертельно влюбленный

26

Диего подошел к дому под покровом темноты, дождя и густого, красиво подстриженного кустарника. Жилище Боннела Уоллеса оказалось одной из элегантных усадеб на Сент-Чарльз-авеню.

С точки зрения проникновения внутрь, это была чертова крепость.

Освещение было сделано так, чтобы подчеркнуть достоинства ландшафта. Особого риска такое освещение не представляло. Диего знал сотни способов не оказаться в лучах этого искусственного лунного света.

Проблемой были прожектора, освещавшие снизу наружные стены. Мощные прожектора, дающие отличную освещенность. Тени, отбрасываемые при таком свете, будут футов тридцати в длину и будут похожи на фоне светлого кирпича на напечатанные чернилами.

Диего оценил ухоженный газон и машину за восемьдесят тысяч долларов, стоявшую на круглой подъездной дорожке, и отметил про себя, что система безопасности наверняка тоже будет лучшей, какую можно купить за деньги. Современные устройства ни всех окнах и дверях с датчиками движения и разбитых стекол в каждой комнате, невидимые лучи по периметру участка. Если будет нарушена граница, сработает беззвучная сигнализация. И к тому моменту, когда злоумышленник доберется до дома, полиция уже успеет окружить территорию.

Ни одно из этих препятствий не способно было удержать Диего от проникновения в дом. Но они представляли собой трудности, которых он предпочел бы избежать.

Через окно ему видна была комната, выглядевшая как кабинет. Полный пожилой мужчина сидел в огромном кресле, положив ноги на оттоманку. Он разговаривал по телефону и делал частые глотки из стакана, который держал под рукой. Мужчина выглядел расслабленным, и его совершенно не волновало, что освещенная комната выставлена на обозрение и самого его видно с улицы.

Это было словно бы заявление, что Боннел Уоллес чувствует себя в безопасности.

В таком районе человек, выглядевший как Диего, немедленно вызвал бы подозрение. Несмотря на уверенность в своем умении быть, когда надо, невидимым, он все же опасливо косился по сторонам, чтобы вовремя заметить патрульную машину или любопытных соседей, выгуливающих собак. Дождь затекал ему за шиворот, но Диего не обращал внимания. Он застыл неподвижно. Двигались только глаза, рассматривавшие все вокруг.

Диего наблюдал и ждал, пока что-нибудь произойдет. Но ничего не происходило, кроме того, что мистер Уоллес сменил телефонную трубку на журнал, который привлек его внимание примерно на час. Затем, допив остатки из стакана, он вышел из комнаты, и выключив свет.

Вскоре осветилось окно на втором этаже, но ненадолго, минут на десять. Затем и оно погасло.

Диего оставался на своем наблюдательном пункте. Но еще примерно через час ему стало ясно, что Уоллес лег спать, и он решил, что с большей пользой проведет время в другом месте. Лучше возобновить наблюдение утром. Бухгалтер все равно не догадается.

Выбравшись из своего укрытия, Диего прошел несколько кварталов и оказался в районе, где еще были открыты некоторые бары и рестораны. Он заметил машину в темном углу неохраняемой стоянки и использовал ее, чтобы оказаться примерно за милю от дома. А уже оттуда отправился к себе, понимая, что городские хищники разденут автомобиль до самых колес за несколько минут. Остаток пути он проделал пешком, а в свой дом зашел, не зажигая свет. Он не издал ни звука, оказавшись внутри своего жилища. Сегодня Изабель спала без кошмаров. Лицо ее было мирным и безмятежным. Но Диего не было покоя, и заснуть он не мог. Глядя на милое личико Изабель, он продолжал гадать, с чем связано решение Бухгалтера получить такому высококлассному специалисту, как он, такую несерьезную работу, как слежка за Боннелом Уоллесом.

— Я не знаю.

Хонор охрипла от постоянного повторения этих слов. Вот уже два часа Кобурн, который, казалось, не устает никогда, бомбардировал ее вопросами о жизни Эдди, начиная с тех пор, как ее покойный муж был подростком.

— Но я ведь не знала его тогда, — устало сопротивлялась Хонор.

— Ты выросла здесь. И он вырос здесь.

— Он учился на три класса старше. Мы не замечали друг друга, пока он не оказался в выпускном классе.

Кобурн хотел знать обо всех аспектах жизни Эдди.

— Когда умерла его мать? Как она умерла? У нее были родственники, с которыми Эдди близко общался?

— Мать его умерла в девяносто восьмом. Ей делали химиотерапию. Рак груди. Организм был ослаблен тяжелыми процедурами, и она умерла от пневмонии. У нее осталась сестра, тетка Эдди.

— Где она живет?

— Сейчас уже нигде. Умерла в 2002 году. Да, кажется так. Но какое отношение все это может иметь к тому, что ты ищешь?

— Он оставил что-то кому-то. Положил что-то куда-то. Папку. Записную книжку. Дневник. Флэшку.

— Кобурн, мы ведь уже рассмотрели все варианты. Если такая вещь и существует, я понятия не имею, что это может быть и где это следует искать. Я устала. Пожалуйста, давай продолжим утром.

— Утром мы можем быть уже мертвы.

— Это точно. Я могу умереть от усталости. И тогда какая вообще разница?

Кобурн закрыл рукой нижнюю часть лица и продолжал смотреть на Хонор в упор. После долгой паузы, когда Хонор показалось, что упрямец готов сдаться, он вдруг произнес:

— Ты или его отец. Это должно быть у кого-то из вас.

— А почему не у другого полицейского? Не у Фреда или Дорала? Кроме Стэна и меня, Эдди был очень близок с близнецами.

— Потому что, какими бы сведениями он ни располагал, они наверняка обличали братьев и если бы попали к ним в руки, то были бы уничтожены. И тогда они не ходили бы вокруг тебя эти два года.

— Ожидая, что я раскрою эти сведения?

— Или желая убедиться, что ты никогда этого не знаешь.

Размышляя, Кобурн машинально бил себя кулаком по ладони другой руки.

— Кто расследовал аварию, в которой погиб Эдди?

— Следователь из управления.

Руки Кобурна застыли неподвижно.

— Дай догадаюсь. Фред Хокинс.

— Нет. Другой коп. Он оказался там поблизости. Эдди был уже мертв, когда он прибыл на место.

— Как зовут этого копа?

— Зачем тебе?

— Я хочу знать, как это он случайно оказался поблизости от места аварии.

Хонор быстро встала и вышла на палубу. Там она встала, прижавшись к стенке рубки, так чтобы свес крыши защищал ее от дождя.

Кобурн последовал за ней.

— Что такое?

— Ничего. Мне захотелось подышать свежим воздухом.

— Черт побери! С чего это вдруг?

Хонор стояла, привалившись к стене, слишком обессиленная, чтобы с ним спорить.

— Офицер, который расследовал аварию Эдди, несколько недель спустя был найден в протоке. Его зарезали и сбросили в воду.

— Подозреваемые?

— Никаких.

— Нераскрытое убийство.

— Наверное. Я никогда больше об этом не слышала.

— Тщательно работают эти сукины дети, не правда ли? — Кобурн стоял плечом к плечу с Хонор и смотрел на дождь. — Чем любил заниматься Эдди? Боулинг? Гольф? Еще что-нибудь?

— Все перечисленное и многое другое. Он был хорошим спортсменом. Любил охотиться и рыбачить, Я уже говорила тебе.

— А где его снаряжение для охоты и рыбалки?

— У Стэна.

— Мешок с принадлежностями для гольфа?

— У Стэна. Там же его любимый шар для боулинга и лук со стрелами, которые он получил в подарок на свой двенадцатый день рождения.

Хонор произнесла это довольно сердито, но Кобурн лишь задумчиво кивнул.

— Рано или поздно мне придется нанести Стэну визит.

Прежде чем Хонор успела как-то отреагировать на это заявление, Кобурн попросил ее описать Эдди.

— Ты видел фотографию.

— Я имею в виду личностные качества. Каким он был? Серьезным и старательным? Легкомысленным? Склонным к перепадам настроения? Смешным?

— С ровным характером. Очень совестливым. Серьезным, когда это требовалось. Но повеселиться тоже любил. Обожал шутить. Любил танцевать.

— Любил заниматься любовью.

Хонор понимала, что Кобурн пытается ее разозлить, но не собиралась доставлять ему такое удовольствие. Глядя прямо в глаза Ли, она медленно произнесла:

— Очень любил.

— Он был тебе верен?

— Да.

— Уверена?

— Абсолютно.

— В таких вещах нельзя быть уверенной.

— Он мне не изменял.

— А ты ему?

Хонор изумленно смотрела на Кобурна. Тот пожал плечами.

— Ну, хорошо, ты тоже была ему верна.

— У нас был отличный брак. У меня не было секретов от Эдди. А у него от меня.

— Ну, один секрет у него все же был, — Кобурн вклал драматическую паузу, чтобы Хонор оценила важность сказанного, потом понизил голос до шепота. — У каждого есть свои секреты, Хонор.

— Правда? Расскажи мне один из твоих?

Уголки рта Кобурна поползли вверх.

— У всех, кроме меня. У меня секретов нет.

— Звучит абсурдно. Да ты весь просто опутан секретами.

Кобурн сложил руки на груди.

— Задавай вопросы.

— Где ты вырос?

— В Айдахо. Недалеко от границы с Вайомингом. В тени Тетонских гор.

Это удивило Хонор. Она не могла бы сказать, что именно ожидала услышать, но только не это. Ли вовсе не выглядел в ее глазах жителем гор. Конечно, Кобурн мог и соврать, выдумать себе прошлое, чтобы защитить легенду. Она продолжала задавать вопросы:

— Что делал твой отец?

Пил. Большую часть времени. А меньшую часть — работал механиком в автоцентре. Зимой водил снегоуборочную машину.

— Он уже умер?

— Много лет назад.

Хонор вопросительно посмотрела на Ли. Он так долго не реагировал на ее немой вопрос, что она уже отчаялась дождаться ответа, но наконец Ли произнес:

— У отца был старый конь, которого он держал в загоне за домом. Я дал ему имя, но ни разу не слышал, чтобы отец вообще называл коня по имени. Он редко на нем ездил. И редко его кормил. Но однажды отец оседлал коня и уехал. Конь вернулся. Отец нет. Его тело так и не нашли. Правда, искали не особенно старательно.

Хонор поинтересовалась про себя, относилась ли злоба, зазвучавшая в голосе Кобурна, к его алкоголику-отцу или к тем, кто не уделил достаточного внимания поиску его останков.

— Папаша заездил коня почти до смерти, так что мне пришлось его пристрелить, — сложенные на груди руки вдруг упали. Ли стоял рядом и смотрел надождь. — Невелика потеря. От коня все равно толку не было.

Хонор выдержала долгую паузу, прежде чем реши лась спросить о матери Ли.

— Она была из французской провинции Канады. Нрав у матери был буйный. Когда она злилась, то переходила на французский, которому не озаботилась меня научить. Поэтому в большинстве случаев я не понимал, что она там мне орет. Уверен, впрочем, что ничего хорошего. Наши пути в любом случае разошлись, после того как я закончил старшую школу. Два года я посещал колледж, потом решил, что это не для меня, и пошел в десант. Во время своей первой миссии я получил сообщение, что мать умерла. Полетел в Айдахо. Похоронил. Конец истории.

— Братья или сестры?

Лицо Кобурна ничего не выражало. Похоже, любви в его жизни не было с самого ее начала.

— Никаких кузенов, тетушек, дядюшек — никого. Когда я умру, военный оркестр не сыграет отбой. Не будет салюта из ружей, и никто не накроет меня флагом. Просто вольюсь в историю, и никто обо мне не пожалеет. А меньше всех пожалею об этом я.

— Как ты можешь говорить такие вещи? — возмутилась Хонор.

Кобурн удивленно посмотрел в ее сторону:

* — А почему тебя это сердит?

Только теперь, когда он задал свой вопрос, Хонор понялa, что действительно рассержена.

— Я просто не понимаю, как человек может так равнодушно говорить о собственной смерти. Ты не ставишь свою жизнь ни в грош? Пожалуй, так. Но почему?

— А тебе что за дело?

— Потому что ты — человек. Который оказался со мной рядом.

— О, ты любишь человечество в целом, не так ли?

— Конечно.

— Да? — Кобурн вдруг повернулся к ней всем телом. Теперь стенки рубки касалось только его правое плечо. — Почему ты не попросила его приехать и забрать вас?

Хонор не поняла, что он сменил тему.

— Кого?

— Гамильтона. Почему ты не сказала ему, где вы, чтобы он прислал кого-нибудь вывезти вас отсюда?

Хонор тяжело вздохнула.

— Потому что после всего, что я видела и слышала за последние полтора дня, я не знаю, кому доверять. Думаю, ты можешь считать, что я выбрала знакомое зло, — Хонор казалось, что она удачно пошутила, но Ли даже не улыбнулся.

Он наклонился к ней еще ближе.

— А еще почему?

— Если у меня есть что-то, что поможет выдвинуть обвинения против Бухгалтера, я должна помочь тебе это найти.

— Ага. Патриотический долг.

— Можешь называть это так.

— Хммм.

Он придвинулся еще ближе, и эта близость вдруг заставила Хонор услышать биение собственного сердца, которое становилось все чаще.

— И… а еще… потому что… я уже говорила тебе об этом.

Ли повернулся так, что оказался лицом к лицу с Хонор. Он не обращал внимания на дождь.

— Скажи еще раз!

Горло Хонор перехватило, и не только потому, что ей пришлось высоко поднять голову, чтобы заглянуть собеседнику в лицо.

— Из-за Эдди.

— Чтобы спасти его репутацию?

— Да, это так.

— И именно поэтому ты здесь, со мной?

— Да.

— А вот я так не думаю.

И тут он вдруг прижался к ней всем телом. Сначала его бедра, потом грудь и наконец — губы. Хонор издала какой-то слабый звук, смысл которого не был понятен до конца даже ей самой, пока она не осознала вдруг, что ее руки инстинктивно обнимают Ли Кобурна, сжимают его спину, его плечи.

Ли целовал ее страстно, проникая языком внутрь, и, ответив на этот поцелуй, Хонор вдруг услышала звук, похожий на рычание, вырвавшийся из его груди. Звук изголодавшегося по женщине мужчины, который она не слышала так давно. Этот звук — чисто мужской, почти что животный — волновал и возбуждал ее.

Своей огромной рукой Кобурн взял ее за затылок. Его колено скользнуло между бедер Хонор, а поцелуй все продолжался, словно этот человек хотел высосать из нее последнее дыхание. И все, что испытывала Хонор, приводило ее в восторг.

Он прервал поцелуй только лишь для того, чтобы переместить свои горячие губы на шею Хонор. Его рука дерзко, как будто он имел на это право, накрыла ее грудь и крепко сжала. Почувствовав, как напрягся под его ладонью сосок Хонор, Кобурн застонал от удовольствия.

Это вдруг вернуло Хонор к действительности.

— Что я делаю? — хрипло прошептала она. — Я не могу.

Она отстранила от себя Кобурна. Тот стоял, не обращая внимания на ливень, барабанивший ему по голове. Грудь его тяжело вздымалась, глаза обжигали Хонор даже в темноте.

— Мне очень жаль! — Слова шли из глубины души Хонор, которая правда не знала, чего или кого ей было жаль. Себя? Ли Кобурна? Того, что случи лось? Или того, чему она не позволила случиться?

Хонор не знала и не собиралась позволять себе об этом размышлять. Она забежала в рубку и кинулась вниз по лестнице в каюту.

Эмили проснулась, села и огляделась вокруг.

Было еще довольно темно. Но не совсем. Все было видно, и Эмили не испугалась. К тому же, мама была здесь — лежала рядом с ней на плохо пахнущей кровати. А Кобурн лежал на другой кровати. И оба они спали.

Мама лежала на боку, положив ладони под щеку. Колени ее были подтянуты к животу. Если бы мамочкины глаза были открыты, она смотрела бы прямо на Кобурна. Он лежал на спине, положив одну руку на живот. А вторая свисала с кровати, и пальцы ее почти что касались колена мамочки.

Прижав к себе Элмо и таща за собой плед, Эмили подвинулась к краю койки и соскользнула вниз. Ей нельзя было вставать на пол босиком, потому что он был плохой и грязный. Так сказала мама. Но Эмили совсем не хотелось садиться на этот самый пол, чтобы надеть сандалики, поэтому она на цыпочках поднялась по лестнице и заглянула в комнату, где было столько всего интересного.

Вчера мама посадила ее вон в то кривое кресло и сказала, что там сидел ее дедушка. И что он разрешал Эмили сидеть у него на коленях, когда управлял корабликом. Но она была тогда совсем маленькой и поэтому не помнит. Эмили было жаль. Ей хотелось бы помнить. Рулить корабликом — это наверняка было очень забавно.

Вчера корабликом управляла мама, а когда Эмили спросила Кобурна, можно ли ей тоже, он сказал, что нет, потому что они очень торопятся. Еще он сказал, что у него есть более важные дела, чем развлекать Эмили. Но затем пообещал, что, может быть, потом…

Кобурн велел Эмили не подходить слишком близко к разбитым окнам, потому что можно пораниться стеклом. Эмили спросила, почему стекло режет людей, а Кобурн сказал, что он не знает, но это так, и от разбитого окна надо держаться подальше.

Дождь больше не шел, но небо выглядело мокрым, как и деревья, которые были видны девочке.

Маме наверняка не понравится, если она пойдет дальше, поэтому Эмили все так же на цыпочках вернулась вниз.

И мама, и Кобурн лежали в тех же позах, почти неподвижно. Только живот Кобурна поднимался и опускался при каждом вдохе и выдохе. Эмили положила руку на собственный живот. С ним происходило то же самое.

И тут она заметила в ногах кровати Кобурна телефон, который ей запрещалось брать, и батарею от него.

Вчера, когда мама и Кобурн рубили кусты, захватившие в плен кораблик, Эмили спросила, нельзя ли ей поиграть на мамином телефоне в Паровозик Томми. Но они дружно крикнули: «Нет!» — практически одновременно. Только Кобурн намного громче, чем мама. Эмили не поняла, почему они ей не разрешили. Дальше, когда мама не пользовалась телефоном, она разрешала Эмили поиграть в игру.

Вот сейчас мамочка телефоном не пользуется. И, наверное, не рассердится, если Эмили немножко поиграет.

Эмили видела, как вчера Кобурн показывал маме, как вставлять батарею. Она сможет сделать это сама. Так и Кобурн сказал.

Он даже не пошевелился, когда Эмили взяла телефон. Девочка совместила золотые полосочки и подтолкнула батарею на место, совсем как Кобурн. Затем она включила телефон, а когда на экране появились красивые цветные картинки, нажала на изображение Паровозика Томми. Из всех игр Эмили больше всего любила этот пазл.

Сосредоточившись, она собрала сначала колеса. Потом добавила к ним моторчик и трубу, а затем все остальные части, пока не собрала Томми целиком.

Каждый раз, когда Эмили удавалось собрать головоломку, мамочка хвалила ее, говорила, какая она умная. Мама знает, что она умная. А вот Кобурн пока не знает. Эмили хотелось, чтобы он тоже знал.

Она подошла к изголовью его койки и нагнулась поближе к спящему Кобурну.

— Кобурн! — прошептала девочка.

Ли открыл глаза. Он с улыбкой взглянул на Эмили, затем посмотрел через ее плечо на спящую маму и только потом спросил:

— Что тебе, детка?

— Я собрала пазл.

— Что?

— Пазл с Паровозиком Томми. На мамочкином телефоне. У меня получилось.

Эмили протянула ему телефон, чтобы он посмотрел. Но Кобурн, наверное, ничего не увидел, потому что вскочил с кровати так быстро, что ударился головой о потолок.

А потом он сказал очень плохое слово.