Хонор достала из-под кровати запечатанную коробку.
Кобурн вернул на место матрац, затем без всяких церемоний вывалил содержимое коробки на кипенно-белый плед Хонор и стал рыться в вещах Эдди.
Прежде всего его внимание привлекли аттестаты и дипломы — высшая школа, юридический факультет университета Луизианы, полицейская академия. Кобурн вынул первый диплом из папки и внимательно осмотрел ее. Но когда он сорвал муаровую подкладку, Хонор запротестовала:
— В этом нет необходимости!
— А по-моему, есть.
— Я храню эти документы для Эмили.
— Я ничего не сделаю с документами.
— За подкладкой ничего нет.
— В этой нет. — Отшвырнув первую папку, он принялся за вторую, которая подверглась такому же акту вандализма. Покончив с папками, Кобурн стал осматривать наручные часы Эдди.
— Часики навороченные…
— Яподарила их Эдди на Рождество.
— А где купила?
— Какое это имеет значение?
— В местном магазине?
— Я заказала их через Интернет. Это копия модели известной фирмы.
— И сколько они стоили?
— Около трехсот долларов.
— Точно не пару тысяч?
— Хотите посмотреть чек?
— Нет, но ты противоречишь сама себе. Ведь ты говорила, что не используешь компьютер для личных целей.
Хонор устало вздохнула:
— Да, я иногда заказывала товары.
— А Эдди?
— Мне ничего об этом не известно.
Кобурн посмотрел ей прямо в глаза, затем перевел взгляд на свидетельство о смерти Эдди Джиллета.
— Перелом шейных позвонков?
— Он умер мгновенно. По крайней мере, так мне сказали.
Хонор хотелось верить, что ее муж действительно умер мгновенно и не страдал перед смертью. Судмедэксперт сказал ей и Стэну, что даже если бы он пережил травму позвоночника, то все равно скончался бы от множественных внутренних повреждений, прежде чем его успели бы довезти до больницы.
Изучив свидетельство о смерти, Кобурн занялся списком приглашенных на похороны.
— Что бы вы ни искали, здесь этого нет, — снова попыталась убедить его Хонор.
Ей больно было смотреть, как в вещах, которые имели ценность только для нее, роется человек, чьи руки были запятнаны кровью в прямом и в переносом смысле.
Особенно неприятно стало, когда Кобурн взял обручальное кольцо ее мужа. Эдди не снимал его с того дня, когда они обменялись клятвами перед алтарем, до того, когда ее вызвали в морг, чтобы опознать тело мужа.
Поднеся кольцо к глазам, Кобурн прочел гравировку внутри:
— Что это значит?
— Дата нашей свадьбы и инициалы.
Кобурн снова прочел надпись, затем положил кольцо на ладонь и стал зачем-то задумчиво его разглядывать. Наконец он поднял глаза и протянул руку Хонор. Она протянула в ответ свою. Кольцо упало ей на ладонь, и Хонор тут же сжала пальцы:
— Спасибо.
— Мне оно больше не нужно. Я запомнил текст гравировки.
Кобурн несколько раз просмотрел бумажник Эдди, буквально вывернув его наизнанку. Там не оказалось ничего, кроме кредиток с истекшим сроком годности, водительских прав Эдди — Кобурн изучил ламинат, чтобы убедиться, что край нигде не распаян, — и карточки социального страхования. В пластиковые окошки были вставлены фотографии Хонор и Эмили.
Кобурн взял пустое кольцо для ключей и помахал им перед носом Хонор:
— Зачем нужно кольцо без ключей?
— Я сняла с него ключ от дома и спрятала снаружи, на случай если захлопну дверь. А ключ от патрульной машины забрали коллеги Эдди.
— У вас нет ячейки в банке?
— Нет.
— А если бы была, ты бы мне сказала?
— Если бы это требовалось для безопасности Эмили, я бы даже отвезла вас в банк. Но у меня нет ячейки.
Кобурн продолжал копаться в вещах и задавать Хонор вопросы по поводу каждой мелочи, вываленной на ее белоснежный плед, который он уже успел испачкать своей одеждой. Но все было напрасно.
— Вы зря теряете время, мистер Кобурн, — снова начала Хонор. — Того, что вы ищете, здесь нет.
— Это здесь. Я просто еще не нашел. И можешь забыть про «мистера». Зови меня просто «Кобурн».
Он встал с кровати, поставил руки в бока и сделал круг по комнате, внимательно разглядывая ее. Хонор от всей души надеялась, что он сумеет быстро найти то, за чем пришел, и покинет этот дом, не причинив вреда ни ей, ни Эмили. Но безрезультатность поисков явно приводила Кобурна в раздражение, и это было ей совсем не на руку. Хонор боялась, что первыми, на кого он выплеснет свое раздражение, могут стать они с Эмили.
— Банковские выписки, налоговые уведомления — где все это?
Хонор глазами указала на потолок:
— Коробки со старыми документами хранятся на чердаке.
— А где вход на чердак?
— В прихожей.
Кобурн снова потащил ее за собой. Подняв руку высоко над головой, он дернул за свисающую веревку и открыл люк. Затем развернул выпавшую лестницу и показал на нее Хонор:
— Поднимайся!
— Я?
— Не собираюсь оставлять тебя тут одну вместе с дочерью.
— Но я не убегу!
— Это точно. Уж я позабочусь, чтобы ты не убежала.
Спорить с ним было явно бесполезно, и Хонор начала подниматься по лестнице, не в силах перестать думать о том, что Кобурн смотрит на ее голые ноги. Она постаралась подняться как можно скорее и облегченно вздохнула, когда ступила на пол чердака, хотя Хонор всегда старалась избегать этого места. Чердаки всегда ассоциировались у нее с паутиной и крысами и казались ей помещением, где лежат, покрываясь плесенью, отбросы давней жизни.
Хонор зажгла свисавшую с потолка лампочку. Коробки для документов лежали повсюду на своих обычных местах. Она взялась за специальные отверстия в боковых стенках и подняла одну из коробок. Кобурн ждал у открытого люка. Передав ему коробку, Хонор пошла за следующей. Процедура повторялась до тех пор, пока пол чердака не опустел.
— Все это бесполезно, — упрямо подтвердила Хонор. Отряхнув руки от пыли, она было потянулась к веревке, чтобы погасить свет.
— Погоди-ка, — Кобурн просунул внутрь голову и заметил оставшийся скарб, который, как надеялась Хонор, ускользнет от его внимания. Это были ничем не примечательные упаковочные коробки, заклеенные скотчем. — Что это?
— Рождественские украшения.
— Хо-хо-хо!
— Но там нет ничего из того, что вы просили показать.
— Спускай вниз все.
Хонор подчинилась не сразу. Несколько секунд она размышляла, глядя на Кобурна сверху вниз, сумеет ли ударить его ногой по лицу достаточно сильно, чтобы сломать нос. В итоге она решила, что вполне возможно. Но если не сумеет, то может оказаться запертой здесь, на чердаке, а Кобурн останется один на один с Эмили. Было очень неприятно чувствовать трусость, но этого требовала безопасность дочери.
Она передала вниз одну за другой оставшиеся три коробки.
Когда Хонор спустилась вниз и закрыла люк, Кобурн срывал скотч с одной из них. Открыв коробку, он с удивлением обнаружил внутри не блестящие шары и мишуру, а мужскую рубашку.
Кобурн вопросительно взглянул на Хонор.
Женщина упрямо молчала.
Наконец Кобурн прервал паузу, спросив:
— Сколько, говоришь, его уже нет в живых?
Его намек попал в цель, так как Хонор и сама не раз задавала себе вопрос, сколько можно держать на чердаке практически новую мужскую одежду, которую можно было бы пожертвовать в пользу нуждающихся.
— Я раздала почти все, — словно оправдываясь, произнесла она. — Стэн спросил, можно ли ему взять полицейскую форму, и я разрешила. Но кое-что я просто не смогла…
Она не закончила фразу, так как подумала, что глупо выкладывать жестокому убийце, что некоторые вещи Эдди вызывали в ее памяти особенно яркие, греющие душу воспоминания о счастливых днях. И отдать эти вещи было равнозначно тому, чтобы отдать сами воспоминания. А так они тлели понемногу где-то внутри, словно бы без всякого участия с ее стороны.
Время шло и уносило воспоминания с собой, какими бы сладкими они ни были. Теперь Хонор уже могла провести целый день или даже несколько дней, не вспоминая Эдди, то есть думая о нем, но не представляя при этом ничего конкретного.
Смерть мужа оставила в ее жизни воронку, которая казалась бездонной. Но на деле она потихоньку заполнялась заботами, связанными с ребенком, да и другими повседневными делами. Пока Хонор наконец не научилась радоваться этой самой жизни, несмотря на отсутствие в ней Эдди.
Правда, это умение было изрядно приправлено чувством вины. Хонор не могла избавиться от ощущения, что даже мельчайшая крупинка счастья является предательством. Как она смеет радоваться чему-то на этом свете, когда Эдди умер и покоится в земле?
Поэтому она сохранила вещи мужа, способные вызвать воспоминания, и таким образом держала в узде свое чувство вины.
Но молодой женщине вовсе не хотелось обсуждать личные переживания с убийцей, ворвавшимся в ее дом. Ее спасло от этого появление Эмили.
— Дора кончилась, Барни тоже, и я хочу есть. Мы будем обедать?
Вопрос ребенка напомнил Кобурну, что он ничего не ел уже сутки, если не считать двух жирных домашних кексов.
Решив, что обыск снятых с чердака коробок займет время и вначале лучше подкрепиться, он сделал вдове знак следовать в кухню.
Сняв со стола кексы и миску с глазурью, Хонор приготовила дочери сэндвич с арахисовым маслом и мармеладом. Кобурн попросил сделать ему такой же и внимательно следил за каждым ее движением, опасаясь, что она попытается подложить что-нибудь в еду, например сильнодействующее снотворное или крысиный яд. Кобурн привык не доверять никому.
— На этот раз тебе придется помыть руки, — заявила Эмили. Сама она поднесла к кухонной раковине низенький стульчик, на котором было написано ее имя. Даже забравшись на стул и встав на цыпочки, девочка с трудом доставала до раковины, но все же как-то умудрилась повернуть кран.
— Можешь взять мое мыло с Элмо[1], — разрешила она Кобурну.
Затем Эмили взяла пластиковую бутылочку, на которой был нарисован нелепый персонаж с жуками вместо глаз, выдавила на ладошку немного жидкости и деловито передала бутылочку Ли. Он бросил взгляд на Хонор и отметил про себя, что женщина смотрит на них настороженно. Кобурн подумал, что, пока она так боится его пребывания рядом с ребенком, она, пожалуй, не станет делать глупости.
Они с Эмили намылили руки и подставили их под кран, чтобы смыть мыло и грязь.
Эмили откинула голову и посмотрела на Ли:
— А у тебя есть Элмо?
Кобурн стряхнул с рук воду и взял протянутое ему девчушкой полотенце.
— Нет, у меня нет… Элмо.
— А с кем же ты тогда спишь?
При этих словах Кобурн невольно взглянул на Хонор. Она ответила таким взглядом, словно мечтала прожечь в нем дыру.
— Ни с кем, — ответил Ли на вопрос Эмили.
— У тебя нет дружка, с которым можно спать?
— Последнее время нет.
— Как же так?
— Ну, так уж вышло.
— А где твоя кроватка? Твоя мама читает тебе сказки перед сном?
Кобурн оторвал взгляд от Хонор и снов посмотрел на девочку:
— Мама? Н-н-нет… она умерла.
— Мой папа тоже. Он живет на небесах, — глаза девочки засверкали. — Может, он познакомился там с твоей мамой?
— Сомневаюсь в этом! — Кобурн не сдержал усмешки.
— А ты боишься темноты?
— Эмили, — прервала дочурку Хонор. — Перестань задавать так много вопросов. Это невежливо. Садись-ка, и давай обедать.
Они уселись за стол. Хонор была готова выпрыгнуть из собственной кожи, если Ли сделает хоть одно резкое движение. Она ничего не ела. Кобурн также чувствовал неловкость от этой чинной семейной сцены. Он съел сэндвич, затем взял яблоко из стоявшей на столе вазы с фруктами. Девочка ковырялась в почти что полной тарелке с супом.
— Эмили, ты ведь говорила, что хочешь есть, — упрекнула ее мать.
Но девочка слишком сильно отвлекалась на Кобурна. Она буквально не сводила с него взгляда. Изучала все, что он делал. Когда он надкусил яблоко, Эмили прокомментировала:
— А я не люблю кожуру.
Ли пожал плечами и ничего не ответил, так как рот его был полон.
И еще я не люблю зеленые яблоки. Только красные.
Да нет. Зеленые тоже хорошие.
— Знаешь что?
— Что?
— Мой дедушка умеет очистить яблоко сверху до низу, не отрывая ножа. Говорит, что ему нравится делать из кожуры длинную кудряшку. Как мои волосы. И знаешь что еще?
— Что же?
— Мама так не может, потому что она девочка. А дедушка сказал, что мальчики делают это лучше. К тому же у мамы нет волшебного ножа, как у дедушки.
— Ты не сказала, — Ли поглядел на Хонор, которая сидела, закусив губу, — что же это за особый волшебный нож есть у твоего дедушки?
— Большой-пребольшой. Стэн носит его на ноге на ремешке, но мне не разрешают его трогать, потому что ножик очень острый и можно пораниться.
— Хм.
Хонор встала, резко отодвинув стул:
— Тебе пора спать, Эм.
Девочка недовольно наморщила носик.
— Но мне не хочется.
— Надо отдохнуть. Пойдем.
Хонор говорила тоном, не терпящим возражений. Эмили, с лица которой не сходило упрямое выражение, тем не менее слезла со стула и направилась к выходу из кухни.
Кобурн, оставив на тарелке недоеденное яблоко, последовал за Эмили и Хонор.
В разукрашенной оборками розовой спальне девочка забралась на кроватку, свесив через спинку обе ноги. Хонор сняла с нее сандалики и сказала:
— Ложись спать.
Малышка положила головку на подушку и уткнулась в сложенный стеганый плед, такой выцветший и потрепанный, что он выглядел здесь совершенно неуместно,
— Дай мне, пожалуйста, Элмо, — обратилась она к Кобурну.
Он проследил за взглядом малышки и увидел красную мягкую игрушку, лежащую на полу рядом с вляпанным грязью сандаликом. Ли узнал смеющуюся рожицу с упаковки жидкого мыла. Нагнувшись, он поднял Элмо, который тут же запел, заставив его вздрогнуть. Кобурн быстро передал игрушку ребенку.
— Спасибо, — прижав Элмо к груди, девочка со Счастливым видом вздохнула.
Кобурн вдруг подумал о том, что не помнит в своей жизни времени, когда он чувствовал бы себя таким же довольным жизнью. Даже в детстве, а тем более сейчас, когда давно успел забыть, что такое ложиться спать, не беспокоясь о том, удастся ли проснуться.
Хонор, склонившись над кроваткой, поцеловала дочурку в лоб. Девочка уже закрыла глаза. Ли обратил внимание, что веки малышки выглядели почти прозрачными, так что виднелись пересекавшие их тоненькими ниточками красные вены. Ли никогда не разглядывал ничьи веки. Разве что за секунду до того, как их владелец направлял на него пистолет. Но тогда этот человек умирал, не успев моргнуть.
Когда они с Хонор вышли из комнаты, игрушка Эмили все еще пела какую-то глупую песенку о друзьях. Женщина осторожно прикрыла за ними дверь. Кобурн посмотрел на стоящие у стены коробки, затем вынул из кармана мобильный Хонор и протянул его молодой женщине. Глядя в широко раскрытые от изумления глаза, он холодно отчеканил:
— Звони своему свекру. Ну, тому мужику, который прилагает недюжинные усилия, чтобы сохранять отличную спортивную форму. И ходит с большим волшебным ножиком. Скажи ему, что вечеринка отменяется.