Между ними

— Всему своё время, крошка-малышка, — раздался хриплый шёпот Нарана из-за спины Алисы.

Она не заметила, как он там оказался, но очутившись между этих двух мужчин — одного открыто агрессивного, второго таинственно уравновешенного — почувствовала неясное ей напряжение. Какая-то мысль витала в воздухе между ними, и Алисе казалось, что эта мысль принадлежит напарникам, которые стояли сейчас слишком близко к ней. Они оба что-то такое думали — что-то ощутимое, что-то осязаемое, что-то, непринадлежащее пространству, а только им двоим, — и направляли ее восприятие в неведомое ей русло. Туда, где их трое, где они — одно целое, где она — для них, а они — для нее.

Алиса терялась в этих чувствах, глубоко дыша и не отрывая взгляда от темных глаз Хана. Их темнота пленяла ее, притягивала ее, как притягивает непроглядная чернота космоса. В них она видела что-то такое затаенное, жаркое, сильное, чему не существовало названия, но что отражалось в ее душе размытым и мягким очертанием. На него накладывалась близость Нарана, дыхание которого Алиса чувствовала кончиком уха, отчего волоски на голове чуть дыбились, а сердце сбивалось со своего привычного ритма. Древесный запах опасного мужчины смешивался с теплым запахом спокойного мужчины, и, переплетаясь, закручиваясь вокруг нее, окружая ее коконом, они рождали в Алисе неведомые ей образы чего-то иллюзорного и обманчиво сладострастного.

Краем подсознания — тем, что не поддалось мужским чарам, — ей казалось, что ее загипнотизировали, погрузили в волшебный мираж, окутали дымкой несуществующего видения. Алисе до покалываний на кончиках пальцев хотелось и разорвать этот морок, и погрузиться в него глубже. Хотелось необьяснимо сильно вцепиться в обоих мужчин, схватить их, притянуть, не отпускать, и в то же время — хотелось убежать, отгородиться, отстраниться от их навязчиво сладкого дурмана. Подсознание вопило ей, что она в западне, а сердце, как бутон, молча раскрывало свои лепестки, впуская в себя обоих мужчин.

Никто из троих не сделал ни движения. Они лишь стояли совсем близко друг к другу и позволяли существовать фантазийному образу, деля одно дыхание на троих. Мир вокруг них остановился, замер, затих, даруя им непривычно общее мгновение, прикрытое занавесом неизвестности. Никто из них не рискнул зайти на неизведанную территорию, но каждый чувствовал двух других так же отчетливо и ясно, как чувствуется что-то свое и родное.

Где-то вдалеке прокричала птица, а затем по лесу скользнул первый луч солнца, разорвав ночную темноту и замерев на лице Алисы. Она прикрыла глаза, шумно вздохнув, а когда распахнула их снова, то увидела, что Хан и Наран отошли чуть в сторону. Первый смотрел на восходящее за деревьями солнце, а второй задучиво щелкал ножом, раскрывая и закрывая его снова и снова.

"Должно быть, 4 часа утра", — отстраненно подумала Алиса, поежившись от ставшего внезапно прохладным воздуха.

Она бросила взгляд на мужчин, которые все еще были рядом, но отчего-то казались сейчас недосягаемыми. Каждый из них был поглощен своими мыслями, и Алисе хотелось так же уйти в себя, но она не могла. Ее душа всё еще была открыта, распахнута перед ними и ждала какого-то движения, взгляда, слова, подтвердающего, что произошедшее ей не померещилось. Что это не она надумала, что это мелькнуло между ними — действительно мелькнуло. Что они тоже почувствовали это, заметили, впустили в себя…

Но ни Хан, ни Наран никак не показали этого, отвернувшись от нее и скрыв свои эмоции за широкими спинами. Алиса разочарованно тряхнула головой и шагнула назад, пытаясь обрести потерянное душевное равновесие, но тщетно. Мысли метались между тем наполненным тягучим волнением моментом и этим — не цельным, искривленным, неправильным. Она разозлилась на саму себя за излишнюю фантазию, за излишнее женское воображение, которое с легкостью создает то, чего нет, приписывая значимость мелочам вроде взглядов и дыхания, заставляя потом испытывать обидную опустошенность в той части души, которая поверила.

— Мне нужно возвращаться, — тихо проговорила Алиса, следя за тем, чтобы голос звучал ровно, и, отвернувшись, пошагала в лес.

Она не помнила точную дорогу до лагеря — только направление, в котором вел ее Наран, — но сейчас это ее тревожило меньше всего. Ей хотелось уйти с этой полянки, уйти от этих мужчин, уйти от этого мгновения, и она решительно шла прочь. За ее спиной вскоре послышались шаги. Алиса бросила взгляд через плечо, чтобы увидеть темную фигуру Хана, следовавшего за ней. Это принесло ей некоторое успокоение — он не позволит ей заблудиться и не станет изводить ее, пугая и чаруя, как Наран. С Ханом было спокойнее и легче, и Алиса даже пошевелила плечами, испытывая облегчение.

Идти по лесу в лучах рассветного солнца было проще, чем ночью. Алиса совсем. не запиналась и, как выяснилось, шла верным путём к лагерю. Хан ни разу ее не поправил, лишь приостановил, поймав ее локоть, когда они подошли совсем близко к деревьям, за которыми просматривались палатки экспедиции. Алиса думала, что он хотел попрощаться, но нет — мужчина внимательно осмотрел округу и, убедившись, что никого рядом нет, повёл ее к палатке.

Удивительно, что и он, и Наран знали, где она расположена. Да что там, они знали и ее имя! Может у них даже был номер ее банковской карточки, кто знает?

В утренней тишине Хан дошёл до палатки и с удивлением посмотрел на открытый полог. Алиса обреченно вздохнула, вспомнив, что не закрыла его, — а внутри теперь наверняка всё было мокрое от росы. Но делать было нечего, и она, кивнув Хану на прощание, полезла в палатку. Как она и предполагала, смятый спальник чуть блестел от влаги. Алиса расправила его, повернулась, чтобы закрыть полог, и увидела, что Хан сидит на корточках перед входом в палатку и смотрит на неё. Она не поняла его взгляд — выжидательный и серьезный, как будто он пытался что-то решить для себя и никак не мог. Его глаза скользили по ее лицу, рассматривая, очерчивая, и Алиса смущенно облизнула губы под этим пристальным вниманием. Она не знала, ждёт ли он от неё чего-то или нет, но на всякий случай пододвинулась ближе. Рука Хана медленно поднялась вверх и стянула вниз маску, до этого привычно закрывающую половину лица. Маска, оказавшись обычным чёрным платком, повисла на его шее. Чуть приплюснутый нос, широкие скулы, полные губы и легкая щетина — всё это увидела Алиса, а затем вновь посмотрела в темные глаза своего спасателя. Тот нагнулся вперёд и притянул ее к себе за край толстовки.

Алиса, отчасти ещё находясь под властью того томного момента, легко поддалась ему и, почувствовав осторожное прикосновение его губ к своим, раскрыла их. Поцелуй Хана казался невесомым облаком — таким нежным и мягким он был. В нем не было ни напора, ни властности, ни агрессии — а только сладость, теплота и деликатность. Руки Хана бережно поддерживали спину Алисы, не перемещаясь ни вверх, ни вниз. Она чувствовала себя хрупким стеклышком в его объятиях и наслаждалась его неспешностью.

Она сама прервала поцелуй, прислонившись ко лбу Хана, и они замерли так ещё на несколько секунд, прикрыв глаза и переводя дыхание. Алиса не знала, понимал ли он, как важен был для неё этот поцелуй, как она всей душой ждала его. Руками она обхватила его лицо и, погладив его скулы большими пальцами, прошептала:

— Спасибо, — и помолчав, добавила. — Ещё жалеешь, что я пришла?

Хан посмотрел на неё с грустной усмешкой и, натянув маску обратно на лицо, ответил:

— Я хотел, чтобы ты пришла. Но для тебя было бы лучше не приходить.

Загрузка...