Закончив ужин, мы поехали в Гумбольдт-Парк на внедорожнике, который Алексей забрал у лофта, и остановились на уютной жилой улочке.
По обеим сторонам тянулись таунхаусы, некоторые из них были старыми и изысканными из светлого камня, другие — гладкими и современными из стекла и стали.
Коннор подошел к тому, что располагался как раз между домами в этих двух стилях. Трехэтажное здание из красного кирпича, на каждом этаже по три узких окна, увенчанных грубо отесанным камнем. Крыша была отделана темно-зеленой лепниной, а перед домом располагался небольшой зеленый участок, огороженный невысоким черным забором и украшенный невысоким японским кленом, листья которого уже стали ярко-красными.
— Мило, — произнесла Лулу, когда мы поднимались по лестнице к входной двери. Коннор отпер ее, и мы вошли следом за ним.
Старое дерево цвета меда блестело почти везде: на полу, на лестнице, которая вела сразу на второй этаж, и на длинных горизонтальных балках, пересекавших фойе. Заглянув в комнату слева, я обнаружила встроенные книжные полки и камин, выложенный темно-зеленой плиткой с легким отливом. Низкий бархатный диван идеально подходил для чтения. Комната переходила в столовую, отделанную теплым деревом, с большим количеством книжных полок и длинной подвесной лампой из стекла и железа.
— Это похоже на современного Фрэнка Ллойда Райта[22], — сказала Лулу, придав своему взгляду то, что я привыкла считать прищуром художницы.
— Да, — согласилась я. Обстановка была старомодной — не было округлых краев и сверкающих белых поверхностей, которые популярны сейчас — но это было красиво.
Мы прошли на открытую кухню, где над медными столешницами поблескивало еще больше плитки. Современность снова взяла верх своей элегантной бытовой техникой. Несколько ступенек вели к расположенной ниже гостиной с огромным винтажным окном, которое захватывало верхние этажи. На боковой стене висела огромная картина, на которой синие и зеленые тона сменялись и сливались, пока не превратились в волны, ритмично разбивающиеся о скалистый берег.
Я поставила сумку, подошла к окну и выглянула на заросший травой сад, который, казалось, тянулся вдоль дома, огороженный кирпичной стеной, увитой плющом. Оранжерея из стекла и стали, роскошная в викторианском стиле, переходила от здания во двор.
— Черт, — промолвила Лулу, вставая рядом со мной. — Правда, круто.
Это был великолепный дом, но такая роскошь, как двор в тесном районе Чикаго? Не говоря уже о зимнем саде, атриуме, дереве... И все это элегантно, но не вычурно. Под старину, но в то же время современно. Кто-то очень позаботился о том, чтобы каждая деталь в этом доме имела значение; они хотели, чтобы он прослужил долго, и было практично.
Лулу повернулась к Коннору, пока я разглядывала двор.
— Так этот дом принадлежит Стае или как? — спросила она.
— Нет, — ответил Коннор. — Он мой.
Я оглянулась на него.
— Твой? Типа, инвестиций?
— Мой, в смысле, я купил. Чтобы жить здесь.
— Ты переезжаешь из дома Киинов? — спросила я. В доме было полно оборотней — целых три поколения.
— Я переехал, когда мы вернулись из Миннесоты.
Прошла целая минута, прежде чем я снова смогла говорить.
— Ты купил дом и переехал от родителей несколько недель назад.
Лулу прочистила горло, напоминая нам, что мы не одни, затем подняла сумку, которую я кинула.
— Алексей, ты знаешь, где находится комната для гостей?
Алексей кивнул, посмотрел на Коннора, и они скрылись из виду, пройдя в дом. Дом, который принадлежал Коннору, с отделкой из дерева цвета меда, огромным двором и оранжереей.
— В чем проблема? — спросил Коннор, когда мы остались одни.
Я испытала тысячу эмоций одновременно. Удивление от того, что он покинул дом, в котором жили три поколения его семьи, шок от того, что у него были финансы купить таунхаус в Чикаго, гнев и обида из-за того, что он не подумал поделиться ничем из этого — важного, меняющего жизнь — со мной.
Мои родители скрывали интерес AAM ко мне. Коннор отгородился от меня.
«Есть еще кто-то, кому я могу доверять?»
— Покинул дом, — повторила я. — Переехал. Купил дом. Это важные решения, Коннор. И ты мне ни о чем из этого не говорил.
— Я говорю тебе сейчас, — сказал он, достав из кармана экран и положив его на стойку, избегая смотреть мне в глаза. — Ничего серьезного.
— Значит, полная перестройка жизни — это всего лишь обычный вторник для тебя?
Он посмотрел на меня.
— Не смеши.
Я сердито посмотрела на него.
— Не преуменьшай мои чувства.
— Я не преуменьшаю их значения. Я пытаюсь их понять. — Он выругался и прижал руку к груди. — Для меня настало время пожить одному. Мне нужно место, которое будет принадлежать мне. Место, которое будет подальше от Стаи. Пришло время, — повторил он.
По его лицу я поняла, что он не осознает, что держит нож, и просто провернул его еще немного сильнее.
— И это все? — спросила я.
— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.
Я должна принять решение: бежать или бороться, оставить все как есть или дать отпор. И на самом деле, это было не в моем стиле.
— Я хочу, чтобы ты хотел говорить мне, когда происходят важные события. Или когда случаются мелочи. Я хочу, чтобы тебе нужно было поделиться этим со мной.
— Это не так просто.
— Так ли это?
Должно быть, он увидел боль в моих глазах, потому что его взгляд смягчился.
— Послушай, я не хотел, чтобы все так вышло. Но вот-вот взойдет солнце, и я не хочу, чтобы мы говорили то, о чем потом пожалеем. Мы можем продолжить разговор после заката.
Если бы я была человеком, это было бы маловероятно. Я видела Лулу с затуманенными глазами после бессонной ночи любви. Но солнце усыпляло меня. В такие ночи, как эта, это приносило облегчение.
— Отлично, — произнесла я. — Куда мне идти?
Он долго смотрел на меня, сжимая челюсть, обдумывая, что сказать.
— Второй этаж, вторая дверь справа.
Я кивнула ему и направилась обратно по коридору к лестнице. Затем я остановилась.
— Спасибо, что позволил нам сегодня остаться на ночь, — сказала я, не оборачиваясь.
И молча двинулась наверх по лестнице.
* * *
Второй этаж был почти таким же. Великолепный, теплый и с интересным сочетанием современности и антиквариата.
Дверь в спальню была приоткрыта, и, открыв ее, я увидела, что Лулу сидит на большой кровати с изголовьем, обитым серой твидовой тканью, и смотрит в экран. Я вошла и закрыла за собой дверь.
— Ты в порядке? — спросила Лулу.
— Мне нужна минутка, — ответила я. Я подошла к двери, которая, как я предполагала, вела в ванную, и обнаружила большой шкаф. Я зарычала и попробовала другую дверь. Это была ванная, отделанная серо-голубой плиткой, с туалетным столиком. Угловая стеклянная душевая была облицована более темной плиткой. Мне показалось, что это было похоже на океан, совсем как на картине внизу.
Я умылась и переоделась в пижаму, и как только снова вошла в спальню и убедилась, что окна закрыты плотными шторами с подкладкой, я была готова произнести связные слова.
— Он переехал из дома Киинов и купил чертов таунхаус.
— Судя по выражению твоего лица, мне не нужно спрашивать, что ты чувствуешь по этому поводу.
— Злость. Обиду. Потрясение. Замешательство. — Мне хотелось рассказать Лулу о своих родителях, о том, что они скрывали от меня. Но это привело бы к неудобным вопросам о Тестировании и причине моего страха.
— И что сказал Коннор? — спросила она.
— Что пришло время, и ему нужно было отдохнуть где-то от семьи. В каком-то месте, которое будет принадлежать ему.
— Ладно, — произнесла она, откладывая экран и закидывая ногу на ногу. — Это разумно. С его стороны было бы разумнее рассказать об этом своей чертовой девушке.
— Вот именно, — сказала я и присела на край кровати. — Какого черта, Лулу? У нас с ним общая история, и я думала, что мы куда-то движемся. — Я повернулась, чтобы посмотреть на нее. — Я неправильно думала? — Эта вероятность снова отдавала болью у меня под ребрами. И просто вывела меня из себя.
— Если ты неправильно думала, то и я тоже. — Она нахмурилась и покачала головой. — Мы не ошиблись, Лиз. Он без ума от тебя. И он доверял тебе настолько, что взял с собой в Миннесоту. Он рассчитывал, что ты поможешь Стае.
Все это было правдой. Но все же...
— Он купил дом.
— Да, — произнесла она. Она подложила экран на прикроватную тумбочку и откинулась на подушки. — Это странно. Хотя к декору не придраться. — Она посмотрела на кессонный[23] (кессонный!) потолок. — У него на удивление хороший вкус для мужчины, чей гардероб состоит в основном из обтягивающих футболок и кожаных курток.
Я фыркнула.
— Видела его выбор плитки? — Лулу поцеловала кончики своих пальцев. — Просто конфетка.
Я откинулась назад и обнаружила, что подушки почти раздражающе удобны.
— Это ненормально — не говорить своей девушке, что ты буквально живешь где-то в другом месте.
Лулу фыркнула.
— Когда это было? Нормальная жизнь?
Я покопалась в памяти и припомнила.
— В Париже как-то выдалась жаркая неделя, было слишком жарко, чтобы двигаться, даже ночью. Люди просто валялись, сидели без дела и не могли себе позволить заниматься чем-либо. Так что никакой драмы не было.
— Это не было нормально, — сказала Лулу. — Это была метеорологическая аномалия. Я имею ввиду, что на самом деле нет ничего «нормального». Это просто среднее значение, так легче объяснить обычные вещи. — Она сделала паузу. — Норма — это обман, созданный людьми без воображения.
— Ты — гений.
— Знаю, — сонно ответила она.
— Поговори с ним об этом завтра, — сказала она. — Когда ты не будешь злиться. Скоро уже рассвет.
Я выключила свет, но продолжала смотреть в потолок, несмотря на приближающийся рассвет.
Я чувствовала напряжение в доме. Отчасти из-за меня и Коннора. Отчасти из-за того, что мы с Лулу здесь не по своей воле, а по необходимости — потому что снаружи у меня враги. ААМ. Человек, который убил Блейка. И человек, который верит, что мы «друзья».
Это заставило бы почувствовать себя неуютно даже самого сильного вампира. Но находиться здесь было крайне несправедливо по отношению к Лулу. Она не подписывалась на такую жизнь, и мне нужно было вернуть ее домой.
Мне нужно было избавиться от AAM. Мне нужен был рычаг давления, что-то, что заставило бы их взглянуть на ситуацию по-другому и отказаться от своих ультиматумов.
Но рассвет протянул свои цепкие пальцы над горизонтом, и у меня не было идеи получше.