Мэтти, которая спала очень плохо, решила наконец, что хватит ей мучиться, и в половине седьмого встала с постели, все повторяя себе, что волноваться незачем. Если Ричард вчера не позвонил и не заехал, то просто потому, что не мог, а не потому, что передумал уходить от жены. Антония, вероятно, закатила истерику, всеми способами пыталась его переубедить, рыдала… Мэтти, несмотря ни на что, было жаль Антонию. Оказаться брошенной не очень приятно, как бы Антония этого ни заслуживала. Но так тяжело не знать, что же все-таки случилось. Бросив взгляд на телефон, который все не звонил, она включила чайник и попыталась отвлечься мыслями о тостах с земляничным вареньем, хотя земляничное варенье постепенно теряло свою притягательность. Начало слегка подташнивать, и Мэтти не знала, что это — утренняя тошнота беременных или просто нервы. А что, если Ричард так и не смог сделать то, что задумал? Может быть, она стоит тут, ждет и волнуется, а он в этот момент, после идиллического воссоединения с Антонией, лежит в постели и спит в ее объятиях? Но вчера он был настроен весьма решительно и так радовался тому, что станет отцом…
В этот момент в почтовый ящик сунули утреннюю газету, и она шлепнулась на кафельный пол, отчего Мэтти вздрогнула. Заварив чай, она подняла газету и уселась за кухонный столик, чтобы почитать ее. Лишь бы отвлечься от своих горьких раздумий и глупых опасений, а что может быть лучше для этой цели, чем порция местных новостей и сплетен.
…………………………………………..
Антония была действительно в ужасном состоянии. Уходить из отеля она наотрез отказалась, и Максу пришлось разместить ее в одном из номеров на третьем этаже. Росс вылетел рано утром, под проливным дождем проехал на автомобиле от Хитроу до Бата и к полудню был уже в «Мызе».
Антония лежала, скорчившись, в центре кровати под кучей одеял, напоминавшей могильный холм. Ее обычно безупречно уложенные темно-русые волосы были все спутаны, на исхудавшем лице — разводы от слез, смешавшихся со вчерашней косметикой. Как только Антония увидела Росса, она зашлась в новом приступе рыданий, бросилась к нему и вцепилась в его рубашку. Нельзя было разобрать ни слова из того, что она говорила.
Росс, который заранее опасался этой тяжелой сцены, заставил себя представить, как бы он себя чувствовал, если бы умерла Тесса. И как только он мысленно погрузился в переживание своего собственного возможного горя, вся его сдержанность улетучилась, и он просто обнял Антонию. Она рыдала, а он тихо шептал ей слова утешения, в которых она очень нуждалась.
— Успокойся, милая, плачь сколько хочешь… я тут, с тобой…
В конце концов поток слез начал стихать, и Росс сумел заставить ее выпить молока и принять две таблетки успокоительного, которое прошлым вечером оставил для нее врач. Нежно обтерев ее лицо прохладным влажным полотенцем, он усадил Антонию на кровати и крепко обхватил ее дрожащие руки своими ладонями.
— Хочешь об этом поговорить или немного поспишь?
— Естественно, я хочу поговорить, — слабым голосом произнесла Антония. — Я все ждала, когда ты вернешься, чтобы поговорить. Ой, Росс, это так ужасно, я все думаю, что проснусь и увижу, что все это просто страшный сон.
— Расскажи, что случилось. Говори сколько хочешь, плачь сколько хочешь, и делать можешь все, что хочешь, — сказал он, пытаясь успокоить и ободрить Антонию. — Я теперь тут и никуда не уйду.
— Все было так ужасно. — Антония взяла коробку бумажных салфеток с тумбочки и вытерла свои покрасневшие глаза. Но потребность говорить была так сильна, что она уже не могла остановиться. — Мы с Ричардом вместе пообедали. У него было такое хорошее настроение, и день выдался такой прекрасный… тогда с Ричардом все было нормально. Мы договорились пойти с ним поужинать в какой-нибудь ресторан, когда он вернется с работы. Он… он велел мне походить по магазинам и купить себе что-нибудь красивое из одежды — он собирался заказать столик у «Зизи», — я его поцеловала и сказала, что он самый изумительный муж в мире… а потом он сел в машину и поехал на работу. Я убрала со стола посуду, около часа провозилась в доме, а потом поехала на своей машине в город, чтобы купить новое платье. Но когда я доехала до придорожной стоянки на Чэннонс-хилл, я увидела… я увидела, что там стоит машина Ричарда, а рядом — полицейская машина и «Скорая помощь»… боже… я подъехала и остановилась как раз тогда, когда они заносили его… в «Скорую помощь», а когда я спросила у полицейского, что случилось, он сказал, что Ричард у… умер.
В этот момент Антония снова разрыдалась, повалилась в объятия Росса и уткнулась лицом в его рубашку. И Росс, тронутый трагическим повествованием, очень сочувствуя Антонии, обхватил ее руками и, так как это было все, что он мог сказать, снова произнес:
— Спокойно. Я теперь тут и никуда не уйду. Я буду заботиться о тебе. Я здесь.
…………………………………………..
Боже, как же Росс устал. Ночь он провел без сна — но только не по той причине, по какой хотел, — и теперь мечтал только об одном — добраться до собственной постели. Находиться с Антонией было тяжело эмоционально, но он считал, что, пока она не заснет, он должен оставаться с ней; он даже не смог позвонить Тессе, чтобы убедиться, что та действительно поняла, почему Росс посчитал своим долгом вернуться в «Мызу».
Робкий стук в дверь напомнил Россу, что десять минут назад он заказал кофе. Антония судорожно вцепилась ему в плечо, чтобы он не встал, так что Росс тихо вздохнул и сказал:
— Войдите.
В номер вошла Грейс, и Росс был очень недоволен, заметив на ее лице выражение неодобрения, и вспомнил, что это как раз та девушка, которая вывернула на него салат с омарами. Он тогда извинился, сказал, что виноват, но оброненная ею реплика заставила его усомниться в том, что инцидент произошел случайно.
Раздражение переросло в гнев, так как девушка все продолжала смотреть на него чуть ли не с омерзением.
— Кофе можешь поставить на стол, — резко сказал он. — И если хочешь и дальше тут работать, то советую последить за своими манерами. Постояльцы вправе ожидать от обслуживающего персонала хотя бы вежливости.
…………………………………………..
«Скотина», — подумала Грейс, а от созерцания представшей ее глазам сцены по телу пробежала холодная дрожь отвращения. Ее отец с ослабленным галстуком, с расстегнутыми двумя верхними пуговицами рубашки сидел на кровати, обхватив рукой Антонию Сеймур-Смит. И у него еще хватает наглости требовать, чтобы она следила за своим поведением.
— Я вежлива, — сказала Грейс, по-прежнему не отводя от него взгляда и ставя поднос на стол. — С постояльцами нашего отеля. И со всеми другими, — умышленно дерзко добавила она, — кто этого заслуживает.
Россу все это уже надоело. Ситуация была слишком нелепа.
— Ладно, — заявил он, уже не стараясь скрывать свой гнев, у него все-таки сейчас есть дела и поважнее, — ты уволена.
— Хорошо, — ответила Грейс. Он — ее отец… от этого он никуда не денется… он ведь ее отец… — Хорошо, — повторила она твердо, давая понять, что говорит это всерьез. — Я рада.
…………………………………………..
Одно из преимуществ быстрого увольнения в том, решила Грейс с чуть ли не маниакальной радостью, что появляется возможность «под влиянием момента» сходить в парикмахерскую. Внешность — такая, какая у нее была, — никогда не значилась в списке ее приоритетов, но сейчас вдруг она показалась важной, и Грейс почувствовала, что непременно должна сходить в парикмахерскую. И хотя цена была зверской, результатом Грейс осталась довольна: пепельные волосы и сверхкороткая стрижка, что, по словам восторженного стилиста, придавало ей шаловливый вид.
Когда в три часа она вернулась домой, окна в гостиной были занавешены. Недоумевая — Грейс ожидала, что Мэтти будет на работе, — она вошла в дом и позвала осторожно:
— Мам, ты здесь?
Грейс открыла дверь в гостиную и увидела, что там почти полная темнота Мэтти в своем старом розовом халате лежала, свернувшись, на диване, а рядом на полу валялась газета.
— Мам, ты что, заболела? — спросила Грейс, машинально включив верхний свет. Увидев лицо матери, она невольно отшатнулась и заволновалась. — Что случилось?
Медленно и явно с большим усилием Мэтти повернула голову, посмотрела на Грейс. Выражение беспомощности и страдания на лице матери ввергло Грейс в панику. Она упала на колени рядом с ней и, не в силах представить, что такое могло произойти, спросила:
— Расскажи! Расскажи, что случилось!
— Ой, Грейс, — еле проговорила мать. — Он умер. Я его любила. Я его так любила… а теперь его нет. Просто не могу в это поверить.
Так, значит, это любовник, в существовании которого Грейс не сомневалась, но, кто он такой, так и оставалось для нее тайной. Читая между строк, — а работа в «Мызе» дала ей в этом большую практику, — Грейс установила, что секретность была необходима из-за того, что тот мужчина женат, и хотя в принципе такие отношения Грейс не одобряла, ей было приятно видеть произошедшие в Мэтти перемены. Влюбленность очень ей шла.
И вот теперь ее мать, которая так помолодела в последнее время, казалась такой старой, убитой горем, что Грейс едва переносила несправедливость всего этого.
Грейс трудно давались внешние проявления нежности, но сейчас она обняла свою мать и прижала к себе. Мэтти, с сухими глазами, не в состоянии плакать, проговорила:
— Он собирался бросить жену и жениться на мне.
— Не может быть!
Мэтти кивнула, погруженная в себя:
— Нет, правда.
— Откуда ты узнала о… том, что случилось?
— Из… из газеты. Милая, ты на ней стоишь… не помни́ страницу.
Грейс подняла местную газету и пробежала глазами страницу, на которой та была открыта. Вот тут, под заголовком «СМЕРТЬ В МАШИНЕ». Грейс молча принялась читать статью.
— Ричард Сеймур-Смит? — спросила она наконец, не в состоянии до конца в это поверить. — Мужчина, с которым ты встречалась… это был он?
Мэтти не могла говорить. Прикрыв ладонью свои воспаленные глаза, — почему, почему ей никак не заплакать? — она кивнула.
— И он собирался бросить Антонию и жениться на тебе?
— Да.
— Тебе надо было мне раньше все рассказать, — произнесла Грейс, не зная, радоваться ей или плакать. — Я была бы так рада.
«Сейчас уже нет смысла от нее скрывать, — решила Мэтти. — Она все равно очень скоро и сама догадается».
— Я беременна, — сказала Мэтти и взяла Грейс за руку, ища поддержки. У нее есть Грейс, и есть этот ребенок. Нет только Ричарда.