Соло

ГЛАВА 8

«Снег такой красивый, — думала Тесса, — вот только зачем ему обязательно нужно быть таким холодным?»

Потирая друг о друга руки в перчатках и дуя на запястья, она смотрела на узкую дорогу с высокими сугробами по бокам, которая больше подходила для бобслея, а не для езды на велосипеде. Но, к сожалению, велосипед был единственным доступным Тессе средством передвижения.

Ей бы только протащить его по этой улице. «Как только окажусь на шоссе, — успокаивала она себя, — все будет нормально». Да и до центра Бата на велосипеде добраться намного проще, чем идти туда пешком или ждать пригородного автобуса, который может и не прийти.

Тесса с удовольствием обнаружила, что была права. Тащить велосипед под гору было не очень трудно, а когда она добралась до перекрестка, то увидела, что шоссе щедро посыпано песком. Снег здесь превратился в грязную слякоть, и хотя дорога сейчас и менее живописна, зато по ней гораздо проще проехать. Пальцы на ногах замерзли, дыхание материализовывалось молочными облачками. Тесса перекинула ногу через раму и осторожно влилась в поток транспорта.

Не прошло и двух минут, как велосипед, смятый и искореженный почти до неузнаваемости, полетел в кювет. Тягач с прицепом, без повреждений, проехал еще ярдов двадцать и остановился.

Водитель грузовика, когда понял, что его заносит, едва успел посигналить. Тесса оглянулась, увидела за спиной монстра, почувствовала, как хромированный бампер касается ее заднего колеса, и прыгнула на заснеженную обочину слева.

Позднее, когда к Тессе вернулось чувство юмора, она нашла забавным, что едва избежала смерти под колесами машины, везущей несколько тысяч банок с собачьим кормом. И еще не известно, кто из них сильнее потрясен: она или водитель тягача.

— Черт, — прохрипел шофер, который был весь белый и трясся. — Я уж думал, ты под колесами. Ты в порядке? Меня занесло. Черт.

Приземлилась Тесса довольно мягко, хотя было немного холодновато. Водитель протянул ей руку, и она, поднявшись на ноги, кивнула и попыталась улыбнуться.

— Кажется, в порядке. Во всяком случае, ничего не сломано. И не беспокойтесь, вы не виноваты.

Тесса подумала, не стоит ли ей пойти к врачу. Когда такие происшествия случаются в телесериалах, то беременная женщина неизбежно падает, хватается за живот и вопит: «Господи, мой ребенок!»

А тут она чувствовала себя совершенно нормально.

— Велосипед, кажется, немного помялся, — заметила она, засунув руки в карманы своих старых джинсов и начав дрожать. — Далеко я на нем, наверное, не уеду. Если бы вы подбросили меня до дома моей подруги, я была бы вам очень благодарна.

Тягач с прицепом не прошел бы по узкой, заваленной снегом улочке, ведущей к домику, где она жила, а Холли сможет потом отвезти ее домой.

— Конечно, подброшу. Давай поддержу. Черт, думал, что переехал тебя. Так меня напугала.

…………………………………………..

Казалось, что Тесса хочет лишь одного: продолжать жить по-своему, и Холи, хотя и твердо убежденная в том, что ее подруга свихнулась, до этого момента была готова во всем ей потакать.

Но уже само спокойствие, с каким Тесса рассказывала о происшествии, которое могло закончиться трагически, если не фатально, неимоверно взбесило Холли.

И когда ближе к вечеру Холли приехала в «Мызу», увидела у стойки администратора Росса, поглощенного далеко не деловой беседой с дующей губки шведкой, подружкой одного известного рок-музыканта, остановившегося в отеле, злость ее превзошла все границы. Она посмотрела на Росса, на его серый костюм, который стоил наверняка не одну сотню фунтов, серо-зеленую полосатую рубашку и начищенные до режущего глаз блеска итальянские ботинки, на его загар, который абсолютно не соответствовал сезону, на дорогущую «небрежную» прическу и на кожаный, цвета буковых листьев плащ шведки длиной чуть не до пола, и ее охватило острое чувство несправедливости. Холли никогда бы не назвала себя социалисткой, но в этот момент ей нестерпимо захотелось лишить Росса его беззаботного образа жизни, отнять у него привилегии и отдать его богатство тем, кто нуждается в нем и заслуживает его больше.

Пока она стояла у входа, глядя на них, Росс поднял глаза и заметил ее. В такой ситуации он обычно приветствовал Холли улыбкой, они обменивались шутками, он поддразнивал ее насчет наряда или новой прически. Но сейчас девушка в кожаном плаще подалась вперед, привстала на носки и начала что-то шептать ему на ухо. На руке, которую она положила на грудь Росса, сверкали крупные бриллианты. Росс все внимание снова уделил шведке, отвернувшись от Холли, что и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Трясясь от обиды за Тессу, которая сама ни за что бы не устроила ради себя сцену, — почему и сидела в своем мире, таком отличном от мира Росса, — Холли скинула свой малиновый кашемировый пиджак, швырнула его на администраторскую стойку и двинулась к Россу и шведке.

— Холли, боже, да ты сердита. Опять проблемы с итальянцами из люкса?

Холли сделала глубокий вдох.

— Я только хочу, чтобы вы знали, мистер Монаган, что пока вы тут нежились в тепле и развлекались, — слово «развлекались» она произнесла сквозь зубы, — я была с Тессой. Она сегодня чуть не погибла, когда ее велосипед раздавил тягач. Ей просто повезло, что она осталась жива…

Холли запнулась и поняла, что не подготовила свою речь заранее. Спонтанность — это, конечно, очень хорошо, но только теперь Холли не знала, что сказать дальше. Ужас на лице Росса, однако, видеть ей было приятно.

— …просто я думала, что лучше сказать, вот и все, — заключила она, довольная тем, что сквозь его глубокий загар проступила бледность. Затем, обращаясь к шведке, она, подчеркивая скрытый смысл, произнесла: — Они все-таки были близки. Когда-то.

…………………………………………..

Росс, остановив машину, подумал вначале, что Тессы нет дома. Затем он заметил, что, хотя свет и выключен, на нижнем этаже в окнах виден какой-то слабый желтоватый отблеск. Она, должно быть, в темноте смотрит телевизор.

— Боже, неужели опять, — сказала Тесса, когда увидела, кто приехал.

— Я тоже рад тебя видеть, — ответил он, обиженный отсутствием одушевления. Росс поднял руки, извиняясь. — Прошу прошения. Приехал посмотреть, как ты. Можно войти?

— Ох уж эта Холли. — Тесса понимала, как невежливо это звучит, но ей надо было что-то сделать, чтобы скрыть свои истинные чувства — некое извращенное удовольствие. Тесса посторонилась и пропустила Росса в дом. — Я бы на твоем месте не снимала куртки. У меня проблемы с камином. Дрова сырые.

Росс ей поверил. Огонек в камне шипел и горел еле-еле. Вначале Росса заинтриговало то, что желтый свет, оказывается, исходил не от телевизора, а от свечей, но потом он пришел в ужас, когда понял, что свечи тут не для создания романтического настроения, а оттого, что в доме нет электричества.

— Боже мой! — воскликнул он. — Не могу в это поверить. Днем ты чуть не погибла. А ночью одна в холодном доме. Что случилось?

Тесса, усмехнувшись, сказала:

— Прошлой ночью снегопад, должно быть, оборвал провода. В «Мызе» разве никогда не бывает перебоев с электричеством?

— У нас есть аварийный генератор.

Тесса пожала плечами.

— Ну а у меня его нет, так что я, наверное, больше привыкла к таким проблемам, чем ты. Почему ты не сядешь? Ты не голоден?

— Нет… то есть да, — быстро поправился Росс, как только понял, что ему предлагают остаться и поесть. Он с удовольствием отметил этот прогресс в их столь изменчивых отношениях.

— Тогда садись, — сказала Тесса и ушла в крохотную, освещенную свечами кухню. — Вернусь через несколько минут. Плита у меня, к счастью, газовая, — добавила она с улыбкой.

Росс не сел. Он принялся расхаживать по комнате, восхищаясь тем, как умело Тесса придала небольшой Г-образной гостиной уют и очарование. Потолок, покрашенный в бордовый цвет, контрастировал с побеленными стенами, которые служили превосходным фоном для ее картин. Огромные горшки с незатейливыми композициями из сухих цветов стояли на скамье у окна, там же лежали раскрашенные вручную шелковые подушки и стояла глиняная фигурка кота. Старый бордовый ковер был местами потерт, а тяжелые белые кружевные занавески обтрепаны по краям. Однако неповторимое сочетание бронзовых подсвечников, фотографий в блестящих рамках, расписанных яиц, цветов из шелка, вьющихся живых растений, террариумов из цветного стекла и разных плошек с цветными камешками создавало такую радушную атмосферу, что Росс сразу почувствовал себя так, словно был дома. Обстановка лавки старьевщика — это совсем не его стиль, но Тесса создала такой интерьер, что в нем невозможно было ощущать дискомфорт.

Росс подкинул дров и заставил камин гореть, после чего переключил свое внимание на картины, как следует рассмотреть которые в прошлый раз у него не хватило времени.

Вот еще одно подтверждение тому, что Тессу нельзя подогнать под какую-то существующую категорию. Заинтригованный и даже слегка пораженный, Росс вначале стал рассматривать самую большую картину, написанную маслом, которая висела над камином. Она была исполнена в темных, насыщенных тонах и изображала во всем величии грозу в горах.

Справа от этой яркой картины висела туманная импрессионистская акварель, а еще дальше в блестящей рамке — работа средних размеров, выполненная маслом. На ней была запечатлена вечеринка в художественной галерее, и выражения лиц, неловкие ситуации, тревога, радость, смех, косые взгляды — все было изображено с юмором и в то же время с безжалостной точностью.

Росса всегда восхищали художники, так как они умели делать то, чего не умел он, но эти образцы дарования Тессы особенно его впечатлили. Да и разнообразие стилей, в которых она могла работать, к тому же на высоком уровне, подтверждало, что у нее настоящий и необычный дар. Росс пошел по комнате дальше и с улыбкой заметил небольшой, еще без рамки, портрет Холли, который точно передавал ее страсть к кричащей манере одеваться и веселый нрав. Тесса не позволяла себе увлекаться лестью, но ее явная симпатия к той, которую она рисовала, просвечивала вовсю: в своем экстравагантном, подчеркивающем формы платье цвета электрик, с розовой ромашкой за ухом и широкой улыбкой Холли выглядела на портрете как приличная девушка из «салуна» на Диком Западе, которая разбивает сердца всем ковбоям в городе и наслаждается каждой минутой, не думая о будущем.

Тесса коленкой открыла дверь, вошла с подносом в комнату и увидела, что Росс рассматривает портрет.

— Тебе повезло, что ты не получал рождественскую открытку от Холли с этим портретом на лицевой стороне, — сказала она с усмешкой. — Она хотела, чтобы их напечатали триста штук и она могла бы разослать их всем своим знакомым с припиской, что всего за двести фунтов Тесса Дювалль сможет увековечить на холсте любого.

Росс взял у Тессы поднос и поставил его на низенький столик перед камином. От двух тарелок с лазаньей шел аромат чеснока и пряных трав. Тесса открыла бутылку кьянти. Росс был тронут ее гостеприимством, вспомнив, что она ведь теперь не пьет.

— Это неплохая мысль. Не надо отмахиваться от нее, — сказал он Тессе. — Что-нибудь в этом роде вполне могло бы получиться.

Тесса пожала плечами.

— Я понимаю. Но, как кто-то на прошлой неделе заметил… — Она решила не напоминать Россу, кто это был, а он пропустил мимо ушей намек на Антонию, притворился, будто Антонии вообще нет. — Это очень напоминает зазывание клиентов. Продавая себя, я бы чувствовала себя проституткой… Мне это как-то неудобно.

Тесса настояла, чтобы Росс сел в кресло, сама же уселась по-турецки на полу. Дрова в камине подсохли, и пламя ярко разгорелось. Горячая лазанья была очень вкусна, вино имело как раз нужную температуру, а свет свечей создавал интимное настроение. Тесса, одетая, как всегда, просто, в белые джинсы и шерстяной свитер с вырезом, с длинными распущенными волосами, разрумянившаяся от тепла камина, выглядела очень желанной.

— Так расскажи, что произошло сегодня утром? — спросил Росс, прогоняя из головы все фривольные мысли. — Ты удивительно быстро оправилась. Врачи ничего не нашли?

Тесса проглотила лазанью и помотала головой.

— Я ничего не повредила, так что не было необходимости обращаться к врачу. Все, что со мной случилось, — это полет в канаву, полную снега.

— Боже, ты ведь ехала на велосипеде! — воскликнул Росс, подняв брови. — В такую погоду садится на велосипед только тот, кто ищет себе неприятностей. У тебя что, непреодолимая тяга к смерти?

Тесса улыбнулась.

— Вообще-то, у меня «Ралей Спорт». Точнее, он еще утром у меня был.

— И что теперь будешь делать? — спросил Росс, показывая вилкой на глубокий снег за окном.

Тесса склонила голову набок, делая вид, что задумалась над ответом.

— Наверное, дам ему название, — сказала она наконец, — что-нибудь вроде «Лепешка» или «Блин», и выставлю в галерее «Тейт-Модерн»[11].

— Послушай, — сказал Росс, строго на нее посмотрев, чтобы заставить говорить серьезно, — ты можешь шутить, как хочешь, но все-таки, нравится тебе это или нет, меня очень волнует твоя безопасность. Ты носишь моего ребенка, и я не могу просто стоять и смотреть, как ты глупо рискуешь своей жизнью. Жизнью вас обоих.

Тронутая его заботой, но в то же время оскорбленная тем, что он так плохо о ней думает, Тесса бросила на него гневный взгляд.

— Да, знаю. Мне надо было ехать в город на своей новой «Ламборджини», — сказала она резко. — Росс, ты явно не понимаешь. Будет возможность — куплю себе машину, а до тех пор мне придется обходиться чем-нибудь менее дорогим. Ради бога, перестань, а то, глядя на твое лицо, можно решить, что я прыгнула с самолета. К тому же в аварии виноват не велосипед, а тягач.

— Ребенок, правда, в порядке? — спросил Росс, резко меняя тему.

Видя, что он понял, что она имеет в виду, Тесса кивнула.

— В абсолютном, насколько могу судить.

— Ты уже почти на четвертом месяце, изменения наблюдаются?

Тесса не могла сдержать улыбку. Он говорит прямо как акушерка. Сейчас еще вытащит стетоскоп и начнет слушать сердцебиение плода.

— Да, я прибавила несколько фунтов, и джинсы на животе уже не застегиваются, — с серьезным видом сообщила она. — Поэтому и ношу просторный свитер, скрывающий множество грехов.

— И сиськи стали больше, — заметил Росс, с нескрываемым любопытством рассматривая ее грудь.

На этот раз Тесса расхохоталась.

— Да, сиськи стали больше. Скоро между грудей появится ложбинка, как у Холли. У беременности все-таки есть преимущества.

Через некоторое время, когда они уже закончили есть, Росс сказал:

— Расскажи мне о своем таинственном прошлом. Где ты училась живописи?

— Тайны никакой нет. — Тесса по-прежнему сидела на полу и сейчас чистила апельсин и делила его на дольки. — И нигде систематически не училась. Когда была маленькая, мама поощряла мое увлечение рисованием, а когда я подросла, она стала помогать советами. Мама очень любила живопись, была самоучкой, но имела настоящий вкус. И она была превосходным учителем… она научила меня ценить волшебство Ван-Дейка, Микеланджело, Брейгеля и Каналетто[12], в то время как меня интересовал только Тулуз Лотрек[13]. В детстве я с мамой целые дни проводила в Национальной галерее.

— Вы жили в Лондоне? — Росс чувствовал, что сегодня Тесса расположена к беседе. И сейчас, как никогда раньше, ему хотелось узнать как можно больше о прошлом этой независимой девушки.

— Отец мой умер, когда мне был всего год. У него обнаружили опухоль головного мозга, и целый год мама нянчила нас обоих. Потом у нее осталась только я. — Тесса ненадолго погрузилась в задумчивость, глядя на колышущееся пламя, затем пожала плечами и предложила Россу дольку апельсина. — Когда мне исполнилось семь, мама встретила одного человека, художника. Он был крупный и красивый, с длинными светлыми волосами, темными усами, и звали его Том Чартерис. Мы обе его обожали, но, как многие художники, он был эгоистичен, высокомерен. Том позволил маме несколько месяцев себя содержать, а затем ушел к другой женщине, которая могла содержать его лучше. Мама была просто опустошена, так как она верила в него, делала для него все, на что хватало ее сил и средств. Она не могла смириться с тем, что он ее бросил. Тогда мы и переехали в Бат. Она устроилась домработницей к родителям Холли, и мы стали жить в их доме. Так я и познакомилась с Холли. Естественно, мы были на разных полюсах. Сюзанна и Майкл Кинг были по-настоящему богаты. Они и сейчас богаты, но тогда они жили так, как нам было даже и не вообразить. Холли летала на самолете с родителями по всему миру, а моя мама убирала их дом, чистила серебро и выколачивала пыль из чиппендейловских[14] стульев. Но каждый раз, когда они возвращались с Барбадоса или из Нью-Йорка, мы с Холли чувствовали себя так, как будто и не расставались. Мы продолжали дружить, и надо отдать должное ее родителям, они никогда не пытались нас разлучить. Ведь я все-таки была всего лишь дочерью домработницы.

— Абсурдная мысль, — перебил ее Росс, возмущенный старомодными взглядами Тессы.

— Не такая уж абсурдная. Холли ходила в престижную школу, в которой можно было завести друзей из очень влиятельных семей. Родители хотели для дочери всего самого лучшего. Холли, к счастью, не пошла на то, чтобы друзей ей выбирали, и родители понимали, что не стоит ее переубеждать. Они были моими первыми покупателями, и картины, которые они купили, когда мне было двадцать, и сегодня висят у них в гостиной. Когда пять лет назад моя мама умерла, родители Холли предложили мне жить у них.

— И ты, естественно, отказалась.

— Я была взрослой. Я вполне могла о себе позаботиться, — серьезным тоном ответила Тесса.

Росс пожал плечами.

— Странно, что ты не стала снимать квартиру на пару с Холли.

— Она, конечно, это предложила, но я просто не смогла бы платить половину за такую квартиру, которая подошла бы Холли, а на ее деньги я жить тоже не хотела. Так что я нашла этот домик — я снимаю его у фермера, который живет ниже в долине, — и поселилась в нем. Я живу здесь уже пять лет.

— И тебе удается зарабатывать на жизнь продажей своих работ? Почему же ты не продала это? — Росс указал на картины, висящие на стенах. — Я бы хотел купить ту, где изображена вечеринка. Можно?

— Сейчас удается. — Тесса пожала плечами так, словно это было неважно. — С трудом. Но до прошлого года мне приходилось выполнять случайную работу, чтобы было чем платить за аренду. Какое-то время я работала уборщицей, затем крупье в «Ройал Казино» в Бате. Немного побыла официанткой, потом сидела с детьми, а однажды даже нанялась гидом, шесть недель возилась с японскими и американскими туристами. Это было ужасно. Думала, ослепну от фотовспышек…

— Я поражен, — сказал Росс, глядя на выражение лица Тессы и улыбаясь. — Но все-таки я бы хотел купить ту картину. Очень.

— Боюсь, что эти картины не продаются. Я их подарила своей маме. Когда она умерла, я обнаружила, что не могу с ними расстаться, так что они останутся здесь. Извини.

Росс помотал головой, давая понять, что извиняться не стоит, затем оживился.

— Но я могу заказать у тебя какую-нибудь картину. На это ведь ты согласишься?

— Конечно. — Тесса едва заметно улыбнулась. — Ты, кажется, хотел портрет Антонии Сеймур-Смит?

«Ну вот, — подумал Росс. — Можно было догадаться, что рано или поздно она сведет разговор к Антонии. Умеет же в три секунды испортить превосходный вечер, — жаловался он сам себе. — Должно быть, у Макса научилась».

— Послушай, — произнес он самым убедительным тоном, на какой только был способен. — Я сожалею о том, что произошло в отеле, но я тебе еще тогда пытался объяснить, что это просто случайная связь. Антония ничего для меня не значила… то есть и сейчас ничего не значит. Если бы ты не отказывалась постоянно от встреч со мной, я бы не поехал к ней домой в сочельник.

Тесса терпеливо выслушала его объяснения и покачала головой.

— Я не обвиняю тебя в измене или в том, что ты неверен мне, если такое определение тебе больше нравится. И уехала я тогда не поэтому. Я ведь тебе ясно дала понять, что между нами нет никаких отношений. Ты свободный человек и можешь делать что угодно, когда, где и с кем угодно…

— Так какого же черта тогда ты уехала? — спросил Росс, ничего уже не понимая.

— Слушай внимательно. — Тесса подалась к нему и медленно и членораздельно объяснила: — Ты можешь иметь отношения с кем хочешь. Но Антония тебе даже не нравится — ты сам признал, что она для тебя ничего не значит. Я считаю ненормальным, что ты завел роман с женщиной, к которой у тебя нет никаких чувств. Особенно, — добавила Теса, как только Росс открыл рот, чтобы возразить, — с той, что явно от тебя без ума.

— Но она совсем не без ума от меня, — возразил он. — Мы с Антонией оба знаем, что это не такие отношения. У нее есть муж, у меня мои… знакомые, и просто время от времени мы встречаемся. Никаких осложнений, никакой неловкости, никакого вреда.

— О, в Рождество все-таки было неловко, — напомнила ему Тесса. — Вполне вероятно, что вначале Антония и решила не влюбляться в тебя, но у нее ничего не вышло. Рано или поздно в отношения должны включиться чувства, женщины почему-то так устроены. И вот у Антонии возникли чувства. У нее есть эмоциональная привязанность, а у тебя нет. И все это будет сумбурно, трудно и очень, очень грустно.

Что-то в ее тоне подстегнуло любопытство Росса.

Временно позабыв о том, что в данный момент он занят своим оправданием, Росс сказал:

— У тебя такой опыт был? Ты сама это пережила?

Тесса молча удивлялась его тупости. Он вообще, просто совсем ничего не понимает.

— Нет, — ответила она, потрогав краешек красной свечки, которая стояла между ними, и ощутив внезапную, как вспышка, боль. Расплавленный воск протек по кончику пальца, затем быстро остыл и затвердел. Боль стихла так же быстро, как и возникла. — Нет, этого я не пережила. У меня хватает ума, чтобы не связываться с такими мужчинами.

Спустя некоторое время Росс встал и скромно поцеловал Тессу в щеку — поцеловал так, как целуют престарелую тетю, старую деву, — и формально поблагодарил ее за обед. Тесса напряглась, чтобы подавить в себе унизительное желание обнять его. Она стояла у двери, натянуто улыбалась и с силой сжимала за спиной кулаки.

Когда Росс ушел, она вернулась в гостиную, подошла к столику и рядом со сгоревшей красной свечой заметила ключи. Тесса схватила их и кинулась к двери. Она босиком побежала по заснеженной тропинке. Росс находился уже ярдах в пятидесяти от дома, и силуэт его был едва различим.

— Твои ключи! — крикнула Тесса. От холодного воздуха, попавшего в легкие, перехватило дыхание. — Эй, ты забыл ключи от автомобиля!

Темный силуэт остановился и повернулся к Тессе.

— Это твои ключи, — ответил Росс, — и машина твоя. А задумал я показать тебе, что и я иногда бываю джентльменом.

— Но как же, — в ужасе повторила ошеломленная Тесса. — Это же «мерседес».

Росс улыбнулся.

— А ты хотела «Ламборджини», — произнес он шутливо, чтобы ее успокоить. — Прошу прощения.

— Но это же смешно… — запротестовала Тесса, стуча зубами от холода. Ноги обжигал мороз, даже дышать было больно.

— Не так смешно, как разъезжать по снегу на велосипеде.

— Но…

— Замолчи, Тесса. — Росс тоже замерз. Джентльменом быть трудно, и он уже едва себя сдерживал. Вид Тессы, ее светлые волосы, блестящие в свете луны, ее босые ноги на снегу — все это было чересчур для Росса. Он помахал рукой, повернулся и пошел прочь. — И чтоб тебе было спокойнее, — добавил он, чувствуя, что она все еще стоит там, за спиной, и беззвучно бормочет свои возражения, — я делаю это не ради тебя. Нам надо все-таки думать о ребенке.