Анетт говорила по телефону, закрывая свободной рукой второе ухо. Кэролайн размахивала у нее перед носом листком бумаги.
—Анетт, сейчас не время звонить домой! Нам надо решить, что делать дальше! — Услышав шаги, она поверлась к Лиа: — Ты это видела?
Лиа взяла у нее из рук листок, оказавшийся запиской Гвен. Но Кэролайн закричала, не давая ей дочитать до конца.
—Она не приедет ни сегодня, ни завтра! Возможно. только возможно! — послезавтра! — Она вырвала у Лиа листок. — Эта женщина просто эгоистка, она ни о ком, кроме себя, не думает! Уму непостижимо! Что с ней происходит? Или она не хочет приезжать? Может, покупка этого дома вообще один большой розыгрыш? Она не понимает, что только потому сюда и примчались, что считали, будто нас ждет? Лиа, мать водит нас за нос. Я чувствую, что может затянуться на несколько дней.
Лиа была разочарована, но не разделяла гнева Кэролаайн.
— Ты не спрашивала у Гвен, в чем дело?
— Ха! Хороший вопрос. Гвен сидела на веранде и ждала нашего возвращения. Как только мы подъехали, она сел в «вольво» и смылась. Об этой записке она даже не заикнулась. Ничего не скажешь, эта особа знает, с какой стороны ее хлеб намазан маслом! А ты где была, когда Джинни звонила?
— Ездила покататься.
Формально Лиа не солгала, она действительно ездила на машине, только она не собиралась уточнять, что ходила по магазинам. Ей хотелось, чтобы сестры считали, будто она с самого начала привезла подходящую одежду.
Анетт повесила трубку и повернулась к сестрам. Ви нее был раздраженный.
—Почему Джинни так себя ведет? Что с ней происдит? Она совершенно не считается с тем, что у каждой нас есть своя жизнь.
—Как Томас? Ему лучше? — спросила Лиа.
— Пока — да, а что будет через час — Бог его знает.
Кэролайн нервно забарабанила пальцами по кухонному столу.
—Представляю, какой бы поднялся шум, если бы посмели устроить нечто подобное по отношению к ней! — Она насмешливо процитировала, копируя интонацию матери: — «Пунктуальность — это очень важное качество, девочки, пунктуальность и надежность. Именно по этим качествам люди будут судить о вас». — Она понизила голос. — Вы знаете, я обычно прихожу на деловые встречи раньше срока. В офисе надо мной смеются, но я не люблю опаздывать. «Не люблю», — это еще мягко сказано, я этого панически боюсь! При одной мысли, что я могу опоздать, меня прошибает пот. Я твержу себе, что это глупо, что в этом нет ничего страшного и вообще всем наплевать, опоздаю я или нет, но это не помогает. Я ничего не могу с собой поделать.
Лиа ее прекрасно понимала. Ей самой не раз приходилось нарочно притормаживать себя; часто она, уже собравшись, несколько минут выжидала дома, чтобы явиться на вечеринку хотя бы в точно назначенное время, а не раньше, чем сами хозяева будут готовы к приему гостей.
— Так уж нас воспитали, — заметила Анетт. — Раньше, когда нужно было ехать с детьми к дантисту, мы всегда приезжали вовремя, хотя я знала, что нам придется ждать. Я злилась про себя, ругая мать за то, что она нас приучила к точности. Иногда мне даже хотелось сказать детям: «Какого черта? Опаздывайте на сколько хотите, если людям нужны вы сами или ваши деньги, они вас все равно дождутся». Но у меня язык не поворачивался.
— И что же ты делаешь теперь? — с интересом спросила Лиа.
Она была действительно не прочь услышать совет сестры, так как до сих пор не нашла ответа на вопрос, как примирить то, что было заложено в ней матерью, с собственной природой.
— Стараюсь придерживаться золотой середины, — ответила Анетт. — Учу детей, что не следует заставлять людей ждать, но и особенно переживать по этому поводу тоже не стоит. Перед тем как выезжать из дома, мы звоним дантисту и узнаем, примет ли он нас вовремя. В тех редких случаях, когда мы сами опаздываем, мы, вместо того чтобы паниковать, звоним и предупреждаем, что задерживаемся. Обычно нам отвечают, что мы можем не торопиться.
— Джинни надо было воспитывать нас так же, — пробурчала Кэролайн раздраженно. — Мне нужно закурить. Найдется у кого-нибудь из вас сигарета?
Поскольку ни одна из ее сестер не курила, Кэролайн чертыхнулась, повернулась к застекленным дверям, потом снова к сестрам.
— Хотелось бы знать, сколько нам еще тут болтаться дожидаясь Джинни? Один день мы уже потеряли, а теперь выясняется, что ее не будет еще дня два, а может, и больше. Чем прикажете здесь заниматься?
— Тратить ее деньги, — с усмешкой ответила Анетт, подходя к дивану, на котором была навалена гора сумок и пакетов. — Я нашла в городе несколько отличных вещиц. Вот взгляните на это. — Она сбросила сумки на пол, разверну синий с бирюзовым плед и накинула его на спинку дивана и потом бросила сверху несколько подушек. — И на это. Она аккуратно развернула оберточную бумагу и достала глазурованную керамическую миску, украшенную россыпью голубых звезд. — Для фруктов или конфет.
Она бережно поставила вазу на низкий столик цвета слоновой кости перед одним из кресел. Лиа покупки Анетт понравились, и она об этом сказала.
Кэролайн ее поддержала, немного успокоившись.
— Прелестные вещицы, но и мои покупки не хуже.
Она повела сестер в холл, подняла с пола картину приложила ее к стене.
—Невероятно! — Лиа подошла ближе. — Это же краски Старз-Энд. Для этой комнаты лучшего не придумаешь!
Она досадливо вздохнула: — Вижу, вы двое не теряли времени даром..
— Бен мне говорил, что в Даунли живет колония художников, — задумчиво сказала Кэролайн, — но я никак не ожидала увидеть работы такого уровня.
— Ты не видела вещи, которые мне попались в магазине, — продолжала восторгаться Анетт, — а я ведь не везде побывала. В городке, должно быть, еще около десятка магазинов, я пока не успела заглянуть во все. Этот Даунли полон сюрпризов.
Лиа вспомнила слова Джесса и улыбнулась своим мыслям: суждение сестер подтвердило его мнение, и это, в свою очередь, как бы придало больше веса ему самому. У нее снова поднялось настроение, а из-за того, что приезд матери вновь откладывался, она испытывала облегчение — почти как осужденный, получивший отсрочку приговора. Она посмотрела на сестер:
— Думаю, это надо отпраздновать.
— Отпраздновать? Что? — не поняла Кэролайн. — Ведь Джинни еще не приехала?
— Ну и что, что не приехала, тем хуже для нее. Ее нет с нами, она не может порадоваться нашим открытиям. К тому же мы тратим ее деньги. Думаю, нам стоит отпраздновать удачные покупки.
Кэролайн поморщилась, но в ее гримасе сквозила примесь снисходительной нежности.
— Это вполне в твоем стиле.
Однако Лиа не собиралась сдаваться.
—Как насчет ленча? Я знаю, уже поздно, но может, вы еще не ели?
Оказалось, что Кэролайн и Анетт рассчитывали на ленч в поместье, но поскольку Гвен уехала, предложили обойтись чипсами.
Чипсы Лиа не устраивали.
—Лучше поедим что-нибудь посущественнее. Я приготовлю.
—Ты? Ты серьезно? — воскликнули ее сестры в один голос.
Но Лиа уже направилась в кухню, откупорила бутылку белого вина, поставила на стол три стакана.
—Я никогда не пью в это время суток, — заявила Кэрлайн. — Спиртное мешает сосредоточиться на работе.
Анетт с опаской покосилась на бутылку:
— Не хватало еще, чтобы дети подумали, что я не могу обойтись без выпивки в середине дня.
— Ты сейчас выпьешь не потому, что не можешь без этого обойтись, — возразила Лиа, — а потому, что в отпус не грех и выпить, это приятно. И твоих детей здесь нет, они не увидят. А тебе, Кэролайн, не нужно сосредотачиваться на работе. Пусть другие поработают за тебя в Чикаго.
— Я готова поспорить, что они там что-нибудь обязательно испортят. Когда я в последний раз звонила в офис, меня возникло неприятное предчувствие. — Однако Кэр лайн все-таки подняла стакан. — За ваше здоровье.
Некоторое время спустя Лиа снова наполнила стакан Все трое надели купальники и, устроившись на задней в ранде, наслаждались полуденным солнцем и салатом, кот рый приготовила Лиа.
—Отличный салат, — похвалила Анетт. — Ты хорошо готовишь.
— Мне нравится готовить, хотя салат — это, конечно мелочь…
— Это не мелочь, — перебила Кэролайн. — Ты сварила картошку и зеленые бобы, приготовила соус. Часто ты этим занимаешься?
— Редко, готовить для себя одной неинтересно.
— Вот почему я обычно заказываю еду из ресторана, согласилась с ней Кэролайн.
— Ну, у тебя есть на то причины, — напомнила Лиа, ведь ты весь день работаешь. А я много времени провожу дома, поэтому было бы просто глупо не готовить совсем. Но здесь мне больше нравится этим заниматься, мамина кухня — просто мечта хозяйки.
— Только не готовь калорийную пищу, — предостерегла Анетт. — У меня и так толстые бедра.
Лиа рассмеялась:
— Вовсе не толстые.
— Нет, толстые!
— Не толстые, — поддержала младшую сестру Кэролайн. — Просто тебе уже не восемнадцать лет. Мои не лучше, тренажеры тоже не всесильны.
Лиа бросила взгляд на свои бедра, потом посмотрела на сестер.
—Вообще-то у всех у нас неплохие фигуры. Если бы Джинни пригласила сюда гостей, ей бы не пришлось за нас краснеть.
Кэролайн фыркнула:
— Во всяком случае, не из-за наших бедер. Гости небось тоже не победили бы в конкурсе красоты.
— Они бы нарядились в купальники и юбки, — протянула Анетт, но тут же, вздохнув, отбросила эту южную манеру растягивать слова. — Что мы имеем? Один элегантный сплошной купальник, одно сексуальное бикини и один купальник более спокойного стиля, драпирующийся. — Она вновь вздохнула. — Хорошо, что здесь нет Жан-Поля. Он бы смотрел не на меня, а на вас.
— Неправда! — возразила Кэролайн.
— Он боготворит даже землю, по которой ты ступаешь, — согласилась с ней Лиа, немного завидуя Анетт. — А если бы здесь была мать, твой костюм понравился бы ей больше, чем наши. Думаю, она бы даже попросила нас переодеться во что-нибудь поприличнее, если бы ждала гостей.
— И даже если бы не ждала, — заметила Кэролайн. — Джинни — блюститель нравственности.
— Скорее ее понятия о приличиях очень жестко ограничены, — уточнила Анетт. — По ее представлениям, нельзя показывать слишком много бедер, слишком много груди (не дай Бог, чтобы проступали соски) и вообще слишком много тела. Ее волнует, что о ней подумают или скажут у нее за спиной.
Лиа вспомнила свои детские переживания, к счасть сейчас она могла говорить о них с улыбкой.
— Помните, как она нервничала перед каждой поездкой к ее родителям, когда мы были еще девчонками?
— Ей хотелось, чтобы мы были образцовыми маленькими девочками, — начала Анетт.
— В платьях от Сакса, — подхватила Кэролайн, — новеньких туфельках и с прическами словно только что парикмахера. А бигуди… У меня всю жизнь были прямые волосы, и я прекрасно помню, как мне приходилось спать в бигуди. Вот почему я теперь ношу короткую стрижку, хотя мать этого не понимает. У меня были розовые бигуди с резиновыми шипами и жесткими проволочными серединками, которые впивались в голову. Кошмар!
— О ней судили по тому, как мы выглядели, — замети Лиа. — Если мы выглядели хорошо, значит, она могла считаться хорошей матерью. То же самое насчет богатства мы должны были выглядеть богатыми.
— Но какой в этом смысл, ведь мы и так были богаты? возразила Кэролайн.
— Смысл есть, — ответила Лиа. — Дело в том, что наш дедушка и бабушка были еще богаче. Деньги были для не очень важны, и мать хотела продемонстрировать, что вышла замуж удачно.
— Продемонстрировать за наш счет, не в обиду ей будь сказано, — уточнила Кэролайн.
— Возможно, — согласилась Лиа.
— Возможно? — переспросила Анетт. — Да из-за нее так помешалась на своей внешности, что заболела булимией. Не оправдывай ее.
— Я и не оправдываю, просто пытаюсь понять. Она стремилась заслужить одобрение родителей, разве мы хотим того же самого? Разве не потому мы здесь собрались?
— Я приехала потому, — сказала Кэролайн, посасывая маслину, — что Бен меня убедил. Он считал, что если я поеду, то буду чувствовать себя виноватой до конца жизни. У него есть совесть, а кроме того, он вообще потрясающий.
— Кстати, раз уж мы заговорили о потрясающих мужчинах, — задумчиво произнесла Анетт. — Кто-нибудь видел здешнего садовника?
Лиа поперхнулась кусочком тунца, и ей пришлось срочно глотнуть вина.
—В чем дело? — испугалась Анетт.
Все еще держась за горло, Лиа пробормотала:
— Мама бы сквозь землю провалилась от стыда, если бы узнала, что ты заглядываешься на садовника.
— Я на него не заглядываюсь, просто заметила, что он очень хорош собой — это объективное наблюдение.
— Да, садовник неплох, — заметила Кэролайн, удобно устроившись в кресле. — Хотя немного грубоват.
— Но все-таки он неотразим, согласись, — настаивала Анетт.
— А как же Жан-Поль?
— Жан-Поль великолепен, а этот парень неотразим.
— Какой смысл ты вкладываешь в эти слова?
— Понятие «великолепный включает в себя, кроме прочего, и человеческие качества, а «неотразимый» относится только к внешности. Жан-Поль умный, талантливый и к тому же неотразимый.
— Бен тоже. Он прекрасен весь: и внешне, и внутренне, а этот парень — всего-навсего садовник.
— А я думаю, — тихо сказала Лиа, — он садовод. Я с ним разговаривала, он ужасно много знает.
— Он здесь очень кстати, — откликнулась Кэролайн. — Джинни нужно за него держаться. Насколько я понимаю, он — часть этого места и в прямом смысле, и в переносном.
— Как и вещицы, которые мы сегодня купили, — добавила Анетт. — Есть в них какая-то особая прелесть. Я разговаривала с художниками, они считают, что это как-то связано с Старз-Энд.
Лиа заинтересовалась:
— Каким образом?
— Старз-Энд — самое красивое место во всей округе, художники приходят сюда за вдохновением.
— Правда? — спросила она с улыбкой. Мысль показалась ей романтичной.
— Да, у меня тоже возникало такое ощущение, задумчиво заметила Кэролайн. — Каждая из картин чем-то напоминала мне о Старз-Энд. Я купила всего одну, а там десятки, и это в первой же галерее, в которую я заглянула. Где бы я ни останавливалась, везде у меня возникало одно и то же ощущение, везде чувствовалась одна и та же энергия, одна и та же… — она замолчала, пытаясь найти нужное слово, — одна и та же страсть. — И добавила, словно оправдываясь: — Так мне показалось.
— Я тоже это почувствовала, — призналась Анетт.
— Мне хотелось побольше побеседовать с художниками, но они все время переводили разговор на Джинн посетовала Кэролайн.
— И со мной то же! Куда бы я ни зашла, меня сразу начинали спрашивать о Джинни. Даже как-то жуткс становилось.
— А меня это раздражало.
Лиа вспомнила полицейского, показывавшего ей дорогу в поместье в ночь приезда. Он тоже был чрезмерно любопытен.
— Наверное, это естественно. Даунли — маленький городок, мать здесь человек новый. Конечно, всем хочется знать, что она собой представляет.
— Если так пойдет и дальше, — пробурчала Кэролай они никогда этого не узнают. В конце концов, когда она едет?
Вопрос был риторический. Лиа знала не больше Кэролайн или Анетт, все трое оказались в одной лодке. Лиа вдруг осенило, что они уже очень давно не были вместе. И конечно, давно не сидели втроем за одним столом, не ели приготовленный ею ленч. Не разговаривали без взаимных нападок. И еще Лиа поразило, что это оказалось даже приятно, может, дело в возрасте? К тому же у них общая проблема, можно так выразиться, общий противник, а это всегда сближает. Да и общее прошлое нельзя сбрасывать со счетов.
—Итак, что вы собираетесь делать? Вы остаетесь или уезжаете?
Она ожидала, что первой ответит Кэролайн, но та молча поднесла к губам стакан с вином.
— Не думаю, что мои будут рады, если я вернусь так быстро, — сказала Анетт.
— Конечно, будут!
— Нет, мои звонки их раздражают. По-моему, они хотят, чтобы я не капала им на мозги. Им надо что-то доказать не то мне, не то самим себе.
Кэролайн негромко проговорила:
—Когда я звоню в офис или Бену, у меня возникает такое же ощущение. — Она отвернулась и посмотрела вдаль. — Когда я последний раз ему звонила, он предположил, что моя потребность все время названивать домой — проявление зависимости.
Лиа промолчала.
Разговор прервался. Сестры ели салат, запивая его вином. Отдаленный рокот прибоя заполнял тишину, избавляя их от неловкости молчания. Лиа сочувствовала сестрам, чья жизнь была куда сложнее ее собственной, но это еще не значило, что она готова им все простить. Кэролайн слишком носится со своей работой, а Анетт чересчур одержима своим материнством. Очевидно, это заметила не только Лиа. Сам факт, что ее сестры борются со своими чувствами, говорил о том, что они не такие непробиваемые, как ей раньше казалось.
К тому же они ее не критиковали. На этот раз Лиа не чувствовала себя рядом с ними никчемной, как бывало раньше. Может, потому, что она приготовила для них ленч?
— Я, пожалуй, задержусь еще немного, — сказала наконец Анетт. — Это неплохая тренировка.
— А мне иногда даже хочется, чтобы они там, в фирме, помучились одни, — проворчала Кэролайн. — Может, тогда начнут больше меня ценить. Но если я сбегу сейчас, мне кажется, это будет выглядеть глупо. — Кэролайн допила вино и посмотрела на сестер. — А еще мне хочется побывать в других галереях; кажется, там можно найти кое-что понастоящему интересное, Джинни понадобится много картин.
Остаток дня все трое провели у бассейна. Лиа принес из своей комнаты третью книгу, поскольку вторая увлекла ее не больше, чем первая. Когда Кэролайн авторитетно заявила, что эту книгу стоит прочесть, Лиа чуть не взорвал; от возмущения, но старшая сестра рассказала ей немного об авторе и убедила, что книга действительно интересная. Сама Кэролайн взяла одну из книг и тоже захотела ее почитать.
Когда солнце начало клониться к закату, с океана по; ветерок и стало прохладнее.
— Я снова проголодалась, — объявила Кэролайн.
Анетт отложила в сторону книгу.
— На меня не рассчитывайте, я в отпуске и не собираюсь готовить обед.
— Я, конечно, могу приготовить, но, боюсь, моя стрепня вам придется не по вкусу, — ответила Кэролайн.
Сестры посмотрели на Лиа.
—Ну ладно, так и быть, — сказала та.
Но Кэролайн уже передумала. Нахмурившись, она продожила:
—Но ведь есть Гвен, пусть она и приготовит обед. Так ей и надо, чтобы не покрывала Джинни.
Младшей сестре пришла в голову другая идея.
—Я слышала, в городе есть неплохой ресторанчик. Называется «У Джулии». Вы его не видели? Хозяйка ресторана Джулия специализируется на морепродуктах, но меню довольно интересное.
Кэролайн не выразила энтузиазма. Анетт фыркнула
—Что может быть интересного в рыбе?
— Джулия раньше жила в Нью-Йорке, — добавила Лиа. Кэролайн захлопнула книгу и улыбнулась.
— Ну что ж, когда мы выезжаем?
Знаю, знаю, Бен, я слишком часто звоню. Но я хотела поделиться с тобой одним удивительным открытием. Сегодня я обедала с сестрами. Правда, я днем выпила вина, так что мне было легче, но все равно мы неплохо провели время. Вы были только втроем?
—Услышав удивление в голосе Бена, Кэролайн порадовалась, что позвонила.
—Да, только втроем, — сказала она самодовольно. — По правде говоря, у нас не было выбора: мать все еще где-то скрывается, Гвен впала у нас в немилость, потому что она в сговоре с Джинни, а больше мы здесь никого не знаем, так что нам не остается ничего другого, как проводить время друг с другом. Можно было ожидать, что это будет ужасно, но оказалось, что нет. Ты бы мог мной гордиться, я была очень покладистой. Удивительно.
—На самом деле удивительно, ведь мы такие разные.
—И о чем же вы говорили?
—О ресторане. Местечко очень милое, такой ресторан вполне мог бы находиться в Чикаго.
—В штате Мэн люди тоже едят, знаешь ли.
—Я знаю. Но ресторан действительно классный.
—Ты сноб, — с нежностью сказал Бен. — А о чем еще, кроме ресторана?
—О книгах, о фильмах, о музыке. Время пролетело незаметно. И тебе будет приятно услышать, что я ни разу не вышла из-за стола, чтобы позвонить в офис.
—Терпела до возвращения домой?
—Даже тогда не позвонила! Я пытаюсь доказать, что ты не прав и я больше ни от кого не завишу.
—Кроме меня.
—Ты не в счет, за тобой мне следить не нужно, а за свою практику я беспокоюсь.
—Ничего с твоей практикой не случится.
—Возможно, просто я предпочитаю быть в курсе событий.
—Тебе нравится руководить всем самой.
— А тебе нет? Тебе бы понравилось, если бы кто-то взял один из твоих эстампов и намалевал сверху что-то от себя?
— Не пойдет, малыш, твоя аналогия не годится. Художник по определению одиночка, а ты работаешь в фирме, значит, опять же по определению, в команде.
— И что из этого? Мою работу могут испортить, могут нанести удар в спину.
— Но ты сама выбрала работу в фирме.
— Потому что так безопаснее и престижнее, особенно для женщины. Не работай я в фирме, у меня бы не было такой клиентуры.
— И что из этого? Что, если бы твои клиенты был не такими крутыми ребятами и их было чуть меньше? Это не означало, что ты недостаточно хороша как адвокат. Вот где собака зарыта, Кэролайн, тебе всегда хотелось быть самым лучшим, самым востребованным адвокатом в городе. Не дай Бог, кто-нибудь подумает, что ты зависишь от мужчины, или от друзей, или от общественного мнения, как твоя мать. Но ты ни от кого и ни от чего не зависишь доказала это уже десятки раз, и если хочешь знать мое мнение — у тебя было бы гораздо больше влияния в собственной фирме, пусть даже маленькой.
— Я тебя об этом не спрашивала, — оборвала его К; лайн, потом добавила уже спокойнее:
— Как ты вообще пришел к таким выводам?
Бен ответил не сразу.
— Я не открыл ничего нового, просто после твоего отъезда немного поразмышлял. Может быть, тебе тоже стоит задуматься.
У Кэролайн возникло неприятное ощущение, будто предъявлен ультиматум. Они с Беном были вместе — и в то же время не вместе — уже десять лет. Он был терпелив, снисходителен, но в конце концов он тоже человек, не может же он ждать вечно. Ей хотелось заорать на него, напомнить, что она никогда ничего ему не обещала, и если их взаимоотношения его чем-то не устраивают, то это не ее вина. Но Кэролайн сдержалась — в словах Бена было слишком много здравого смысла.
Преодолевая спазм в горле, она сказала:
—Мне нужно идти. — И повесила трубку.
Анетт выждала до десяти часов и только потом позвонила домой. Она рассчитала, что в это время Робби и близнецы будут с друзьями, Нэт и Томас заснут, а Жан-Полю станет одиноко, и потому он простит ее звонок. Однако к телефону никто не подошел. Анетт набрала номер еще раз, но с тем же результатом. Предположив, что Жан-Поль отправился с младшими детьми в кино, она дорешала до конца кроссворд и позвонила снова. Телефон по-прежнему не отвечал. Анетт взяла книгу и стала читать, каждые пятнадцать минут прерываясь, чтобы снова набрать номер. Потом она стала звонить через десять минут, потом через пять. К тому времени когда Жан-Поль наконец взял трубку, Анетт успела порядочно взвинтить себя.
— Жан-Поль, слава Богу! Я так волновалась! Где вы были?
— Нас не было дома, — ответил он спокойно. — Мы с ребятами ходили в кино. Ты же знаешь, как это бывает — то одно, то другое. Кстати, я навел справки о враче, который обследовал твою мать, — у него отличные рекомендации.
— Ты с ним не разговаривал?
— Разговаривал. Он подтвердил то, что уже рассказала Лиа.
Человек, не слишком хорошо знавший Жан-Поля, не уловил бы короткой, почти неуловимой заминки перед ответом, но от Анетт она не укрылась.
—Жан-Поль, расскажи мне все.
—После первого обследования казалось, что особых поводов для беспокойства нет. Однако при последующем осмотре врач заподозрил, что положение более серьезное. — Анетт ахнула, и он пояснил: — У нее повысилось давление. Врач выписал ей лекарство, посоветовал соблюдать диету и избегать волнений.
— У нее проблемы с сердцем?
— Электрокардиограмма показала небольшое нарушение ритма. Врач предложил ей электрокардиостимулятор, но Вирджиния отказалась. Поскольку нарушения незначительные, врач не стал настаивать.
— А ты бы на его месте тоже оставил все как есть? — спросила Анетт.
— Мне трудно судить, это не моя специальность. В конечном счете выбор за пациентом. Ей также посоветовал регулярно показываться врачу. Я записал фамилию кардиолога из Портленда.
— Ну что ж, я рада, что узнала хоть что-то.
— Только имей в виду, я ничего тебе не говорил, — предупредил Жан-Поль. — Врач не должен обсуждать пациента с третьим лицом.
— Но ты же сам врач.
— Я также зять пациентки и передаю ее дочери сведения, которыми пациентка предпочла не делиться.
— Обещаю не болтать лишнего, когда буду спрашивать о ее здоровье.
А спросить Анетт собиралась обязательно. После тог что рассказал ей Жан-Поль, она чувствовала себя ответственной за мать. Наверное, учитывая историю их взаимоотношений, это могло показаться странным, но такой уж был Анетт характер. Она подозревала, что ей на роду написан принимать близко к сердцу проблемы других людей.
— Так все-таки почему вы так поздно вернулись? — спросила она уже более мягким тоном.
— Мы заглянули в кафе-мороженое.
— В половине двенадцатого?
— Томас проголодался, он почти весь день ничего не ел.
—Так ведь он весь день плохо себя чувствовал.
Анетт вздохнула. Надо же догадаться — накормить ребенка, у которого болит живот, мороженым! И это при том что отец — врач. Она не знала, смеяться или плакать от досады. У нее возникло неприятное ощущение, что она оказалась в дураках. Анетт вдруг осознала, что если так пойдет и дальше, годам к пятидесяти, а то и раньше от постоянного беспокойства она превратится в дряхлую старуху и заработает язву желудка. При этом остальные члены семейства будут по-прежнему жить беззаботно. Это казалось несправедливым.
—Мороженое, — повторила Анетт. — Интересно, с чем: с зефиром, шоколадным соусом или орехами?
«Жан-Поль не видит повода для беспокойства? Что ж, отлично. Пусть он и убирает, когда Томаса вырвет».
— С шоколадным соусом.
— На всякий случай оставь дверь в спальню открытой, вдруг ему ночью станет плохо.
— Не беспокойся.
— А я и не беспокоюсь, — отрезала Анетт. — Я здесь, а ты там, так что если кто и должен беспокоиться, так это ты.
— Ты сердишься?
Анетт была в ярости.
— А что?
— У тебя какой-то странный голос.
— Интересно, какой был бы голос у тебя, если бы твои родные велели тебе отстать от них?
— Никто тебе ничего подобного не говорил.
— Ну может, не такими словами, но примерно это. Каждый раз, когда я звоню, детям не терпится поскорее повесить трубку, ты все время повторяешь, чтобы я не беспокоилась, как будто я страшная зануда.
— Анетт, я ничего подобного не говорил. Ты вовсе не зануда.
— Тогда почему мне нельзя звонить? Я по вас скучаю, а вы разве по мне — нет?
— Очень. Но твой отъезд нас не парализовал. И это твоя заслуга, ты нас этому учила и неплохо справилась с задачей.
Злость уступила место обиде.
— Здорово. Я вас так любила, что научила обходиться и без моей любви.
— Твоя любовь нам всегда будет нужна, только не надо пичкать нас ею насильно.
—Жан-Поль!
В трубке послышалось тихое:
— Мегде![2] Извини, я неудачно выразился.
— Может быть, как раз наоборот. Ты сказал то, что маешь.
—Это прозвучало неудачно, я не люблю вести такие разговоры по телефону. Лучше отложить эту дискуссию до твоего возвращения.
—Мы уже говорили на эту тему, — возразила Анетт, нее возникло ощущение, будто из нее вынули внутренности, и не раз. — Ты считаешь, что я не даю вам вздохнуть. Что ж, предоставляю вам возможность. Я не могу уехать пока не встречусь с Джинни, а она все откладывает свой приезд, кроме того, я прекрасно провожу время с сестрами. Стало быть, я оставляю все на твое усмотрение. Если случится что-то срочное, ты всегда можешь позвонить.
Жан-Поль промолчал.
Анетт чуть не плакала. Ну почему они не могут понять друг друга, ведь они прежде так редко спорили? Почему Жан-Поль не страдает точно так же, как она, почему больше по ней не скучает? Анетт была в отчаянии. Раньше, когда речь шла о любви и материнстве, она всегда оказывалась в большинстве — на один голос.
— Я вешаю трубку, Жан-Поль. Спокойной ночи.
Анетт ждала, что он перезвонит, но телефон молчал.