Созданные для любви

Глава 20

— Жан-Поль, — выдохнула Анетт в ответ на хриплое «алло». Она знала, что подняла мужа с постели. Было воскресное утро — единственное утро на неделе, когда он мог поспать дольше обычного, но и то лишь до восьми часов. В Сент-Луисе было начало восьмого, но Анетт не могла ждать больше ни минуты. Зачем тогда нужен брак, если нельзя рассчитывать на сочувствие и поддержку супруга в трудный момент? Но она звонила не только за этим.

Новости обрушились на бедного сонного, ни о чем не подозревавшего Жан-Поля. Все, о чем Анетт хватило выдержки — и самостоятельности — умолчать вчера ночью, она высказала сейчас. Сила и независимость вдруг перестали иметь для нее значение, потребность поделиться событиями своей жизни с самым близким другом была сильнее.

Анетт пересказала Жан-Полю легенду Старз-Энд, потом сообщила, что одним из ее действующих лиц была Джинни. Она рассказала о близости, возникшей между ней и сестрами, об откровениях Джинни. Упомянула о поездке в кафе-мороженое, о ночном разговоре с сестрами. Потом, всхлипывая, рассказала, как вернулась в свою комнату, даже не догадываясь, что Джинни доживала последние минуты.

— Жан-Поль, это ужасно, — со слезами сказала она, чувствуя свою вину. — Мы узнали о маме невероятные вещи, которые помогли нам ее понять, впервые в жизни между нами установилось взаимопонимание, это было так хорошо… и она умерла.

— Сочувствую, дорогая, мне очень жаль, что так получилось.

— Она не должна была умереть именно сейчас, это так не вовремя!

—Смерть редко приходит вовремя.

Жан-Поль произнес это тихо, убежденно, без малейшего намека на критику, и Анетт стало стыдно. Ее муж видел смерть едва ли не каждый день, он видел, как смерть уносила людей значительно моложе Вирджинии. Он видел смерть внезапную, безвременную, тяжелую. Смерть Вирджинии не была ни безвременной, ни тяжелой.

Анетт постаралась думать о менее грустном.

— Ты бы ее видел, она очень изменилась. Рассказывая о том мужчине, она так оживилась, у нее появился румянец на щеках, она улыбалась, даже смеялась, представляешь? Даже плакала! Это было невероятно. Когда она заплакала в первый раз, мы трое смотрели друг на друга совершенно ошарашенные. Никто из нас никогда раньше не видел ее в слезах, мы думали, что она вообще не умеет плакать. Она всегда была такой невозмутимой.

— Можно только удивляться, что она сумела прожить так долго, нося все в себе. Ее сердце могло отказать раньше.

Анетт ахнула. Прежде она как-то не связывала неполадки с сердцем с тайной, которую мать хранила столько лет, но сейчас увидела в этом трагический смысл.

—Она заплатила за свое решение сполна. Говорят, Уилл Крэй умер от разбитого сердца. В каком-то смысле можно сказать, что она умерла от того же. Мы думали, что она просто не способна чувствовать. Как же мы ошибались! Ты бы ее видел, такое впечатление, что все ее чувства очень долго были заперты и вдруг хлынули через край.

— Ей было хорошо?

— Очень. Иногда, правда, ей становилось трудно дышать, но нам, когда мы слушали ее рассказ, это казалось вполне естественным. У нас у всех временами захватывало дух, только у нее это, по-видимому, объяснялось физическими причинами.

— Они принимала таблетки?

— Мы нашли пузырек на ее туалетном столике, по-моему, он был полон.

— Ее предупреждали, что нельзя волноваться и переутомляться, — сказал Жан-Поль.

Анетт улыбнулась с нежностью. Все-таки мужчины подходят к многим вещам с формальных позиций, не то что женщины. Даже Жан-Поль, гораздо более чуткий, чем большинство мужчин, становится сугубо практичным, когда дело касается медицинских предписаний,

— Разве можно было требовать от Джинни, чтобы она не волновалась? — спросила Анетт. — Она была счастлива, что вернулась в Старз-Энд. Я видела, как у нее горели глаза, после того как она навестила могилу Уилла, и с каждым часом ее настроение поднималось. С ней было так хорошо! — Последнее обстоятельство до сих пор изумляло и огорчало Анетт. — Это несправедливо: мы только обрели мать и в тот же день ее потеряли. Так не должно было случиться!

— Соболезную, cheri[5], жаль, что меня не было с вами. Как чувствуют себя Кэролайн и Лиа?

Анетт постаралась успокоиться.

— Нормально. Расстроены, конечно, причем Кэролайн расстроилась даже больше, чем Лиа.

— Гм… удивительно.

— Неделю назад я бы с тобой согласилась, но сейчас я уже не так удивляюсь. Кэролайн тоже открылась с новой стороны: оказывается, она вовсе не такая твердокаменная, какой всегда пыталась выглядеть. Мне кажется, она стала мягче.

— Может, она никогда не была, как ты выражаешься, «твердокаменной», просто только сейчас решилась показать вам себя настоящую. Так же как Вирджиния в конце концов позволила вам увидеть, что она тоже человек. Какие у вас планы насчет похорон?

До разговора с Жан-Полем Анетт не проводила параллели между одержимостью Кэролайн работой и решимостью матери. Она пообещала себе вернуться к этой мысли позже.

— Мы пока только решили, что похороним ее здесь.

— Как, в «Старз-Энд»? Анетт невольно улыбнулась:

— Ты удивлен, правда? Но ты не слышал ее рассказа, не видел, какое у нее было выражение лица, пока она рассказывала. Мы нисколько не сомневаемся, она хотела бы, чтобы ее похоронили здесь.

— Не с Домиником?

Анетт не спешила с ответом. Из ее комнаты была хорошо видна лужайка и в дальней ее части — розы, которые издали напоминали нежное облачко. Достаточно было лишь взглянуть на них, чтобы ощутить их запах. Для Джинни дикие розы стали частью ее жизни. Придется объяснить это Жан-Полю, нужно, чтобы он понял, чем был для Вирджинии Сент-Клер Старз-Энд.

—Когда я впервые услышала о существовании Уилла, то сначала была оскорблена, чувствовала обиду за отца, — начала Анетт. — Но мать стала рассказывать дальше, и постепенно мы поняли, что она испытала и от чего отказалась. Если порядочность и достоинство чего-нибудь стоят, она поступила правильно по отношению к папе. Она осталась с ним и создала ему прекрасную семью. Она была его женой, матерью его детей, и пусть в этих двух ролях ей не хватало эмоций, она тем не менее исполняла их лучше многих других женщин.

В трубке повисло молчание, потом Жан-Поль тихо присвистнул.

—Неожиданное признание.

Анетт улыбнулась.

—Согласна с тобой. — Она чувствовала себя сильной и храброй, зговор с мужем всегда придавал ей сил. — Хочешь услышать еще одно? Поначалу я была на стороне отца.

Мне бы и в голову не могло прийти изменить мужу. Поступок матери мне казался аморальным, я все думала, что тот давнишний случай нужно было забыть. Но она рассказывала дальше, объясняла, как то лето повлияло на ее дальнейшую жизнь, рассказывала о том, что она чувствовала, когда была с Уиллом — я имею в виду не секс, а страсть, — и я поняла по ее лицу, что она его любила. Жан-Поль, это была любовь. — Анетт перевела дыхание. — Вот что для меня теперь главное.

Жан-Поль тихо ахнул.

— Я тебя обожаю, — поспешно продолжала Анетт. Ей казалось, что сейчас самый подходящий момент для признания. — Если я иногда перегибаю палку, не нарочно, просто я слишком увлекаюсь.

— Анетт, я тебя люблю.

— Но ты не подавляешь меня своей любовью. Я попытаюсь больше этого не делать. Жан-Поль, мне тебя не хватает, я так хотела с тобой поговорить, но боялась звонить.

— Не может быть…

— Наверное, ты был прав — я пытаюсь дать вам то, чего сама недополучила от Джинни, но теперь я взглянула на вещи с другой стороны, и это оказалось поучительным. Я всегда считала, что наши с тобой отношения гораздо лучше, чем были отношения между моими родителями, и этим гордилась. Была уверена, что мы смогли добиться того, что не удалось им. Но между матерью и Уиллом существовало то же, что есть у нас с тобой. — Анетт замолчала и глубоко вздохнула, на нее вдруг навалилась усталость, она почувствовала, что собственные излияния и эмоциональное напряжение последних часов истощили ее силы. — И мы решили похоронить ее здесь.

— Да, это будет правильно. День и час похорон уже назначили?

— Пока нет, сегодня утром мы встречаемся со священником.

— Позвони мне, как только станет известно время.

— Непременно. — Мозг Анетт быстро заработал. — Но ты не обязан прилетать. — Анетт поняла, что для нее очень важно дать ему свободу выбора.

— Конечно, я прилечу! Я же твой муж, Вирджиния была моей тещей, она всегда хорошо ко мне относилась.

—Жан-Поль, из Сент-Луиса сюда добираться очень долго. Мне достаточно сознавать, что ты и дети мысленно с нами. Кстати, большинству маминых друзей тоже неудобно добираться, они не поймут, почему мы хороним ее здесь, а я не уверена, что хочу объяснять. Если мама не сочла нужным рассказать им при жизни, я не вижу причин, почему мы должны

делать это сейчас. Мы просто скажем, что это место ей понравилось еще тогда, когда они с отцом проводили здесь лето. Закажем заупокойную службу в Филадельфии, ты можешь приехать с детьми туда. По-моему, так будет разумнее.

— Я хочу быть с тобой.

Анетт улыбнулась:

— Это для меня самое главное. — Она очень гордилась собой. — В эти выходные ты нужен детям. Займитесь все вместе чем-нибудь хорошим, отпразднуйте возвращение

Джинни в место, которое она любила. Она умерла счастливой, с улыбкой на губах. — Анетт вспомнила эту трогательную улыбку, и ее голос дрогнул. — Сходи завтра с детьми в церковь, помолитесь за Вирджинию. — Она неуверенно добавила: — Я еще позвоню, просто чтобы услышать твой голос. Ты не против?

— Против? Дорогая, я буду очень рад.

— Я тоже. — К глазам Анетт подступили слезы, разговор пора было заканчивать, но она страшилась повесить трубку и разорвать связь с Жан-Полем, он был ее якорем спасения. — Жан-Поль, спасибо, что уговорил меня поехать. Я бы потом всю жизнь жалела, если бы отказалась.

— Тс-с, иди к сестрам, побудь с ними, помоги им пройти через то, что вам предстоит.

— Я тебя люблю.

— Иди, — прошептал Жан-Поль.

Пшеничная мука, кукурузная мука, пекарский порошок, мед. Лиа окинула взглядом продукты, сложенные на кухонном столе, и добавила к ним масло, сметану и яйца. Достала из холодильника пакет с черникой, высыпала стакан ягод в дуршлаг и поставила его под струю воды. Пока ягоды мылись, она отделила от них черешки и несколько прилипших листочков. Затем вымыла ягоды еще двараза.

— Лиа, что ты делаешь? — поинтересовалась Анетт, зайдя в кухню.

— Пончики с черникой. Вообще-то мне хотелось испечь что-нибудь с малиной, но для малины сейчас не сезон. — Лиа принялась отмерять кружкой кукурузную муку. — Сделаю восемь дюжин, четыре отвезу Джулии, а четыре оставлю нам. Будут приходить люди, нам понадобится еще какое-то угощение в добавление к тому, что привезет Джулия.

Похороны были назначены на понедельник, и времени на подготовку оставалось немного.

— Лиа, тебе не обязательно заниматься этим прямо сейчас.

— Я должна. — Лиа не стала уточнять, что дела помогают ей легче переносить случившееся. — Это самое малое, что я могу сделать, поскольку вы с Кэролайн взялись обзвонить всех знакомых. Возиться на кухне куда легче, чем сообщать новость Гвен. Как она, кстати?

— Не слишком удивилась, но очень расстроилась.

— А мамины друзья? Я не особенно рвусь с ними разговаривать. Вы, наверное, думаете, что я их всех люблю, но это не так.

— Думаю, нам нужно поговорить, — подала голос Кэролайн.

— Где Бен? — спросила Анетт.

— Спит. Он проехал на мотоцикле полстраны и всего два раза останавливался, чтобы немного поспать. Он просто сумасшедший.

— А по-моему, это очень романтично.

В многозначительном молчании прошла минута, наконец Кэролайн кивнула, соглашаясь с Анетт.

Бросив на сестру быстрый взгляд, Лиа вернулась к стряпне, но поняла, что сбилась со счета и теперь не знала, сколько кружек муки добавила — пять или шесть. Она в досаде уставилась на горку муки.

—Итак, пока Бен спит, давайте поговорим о Джессе, — сказала Кэролайн.

Лиа начала все сначала. Зачерпнув кружкой муку из горки, она высыпала ее в миску.

— Рассказывать нечего, — пробормотала она.

— А мне показалось, что есть.

— Определенно есть, — вставила Анетт. Четыре кружки. Лиа отмерила пятую.

— Давно это продолжается? — спросила Кэролайн. Лиа добавила шестую.

—С понедельника. Даже с воскресенья, если считать тот случай, когда я спала на качелях, а он подошел и накрыл меня пледом.

—И что же между вами происходит? — спросила Анетт.

Лиа поставила на стол почти пустую банку из-под кукурузной муки и подвинула к себе контейнер с пшеничной.

— Что за вопрос ты задаешь?

— Нормальный вопрос заботливой сестры.

— Нет, двух заботливых сестер, — уточнила Кэролайн.

— Это что-то новенькое, — сухо заметила Лиа. .

— Лиа, забудь ты на время о пончиках, нам нужно поговорить.

Чувствуя, что сестры не оставят ее в покое, пока не добьются ответа, Лиа бросила стряпню и, глядя на кухонные шкафы, сказала:

— Ничего особенного не происходит. Мы встретились, разговорились. Он оказался интересным человеком. Но он садовник. Он живет в Старз-Энд, а я — в Вашингтоне. Он носит джинсы, а я ношу шелка.

—Сейчас ты тоже не ходишь в шелках, — заметила Кэролайн. Лиа вытерла руку о джинсы.

— Что ж, во-первых, это такое место, а во-вторых, я готовлю, вернее, пытаюсь готовить. Честное слово, вы поднимаете шум на пустом месте. Мы с Джессом не подходим друг другу по многим пунктам. Не хотите говорить о джинсах и шелках — не надо, возьмем пиво и шампанское, тушеное мясо и оладьи в коньяке. Он путешествует зимой, я — летом. Одним словом, я не могу здесь остаться, я уезжаю.

— Куда ты уезжаешь? — спросила Кэролайн.

Вопрос застал Лиа врасплох. Сочиняя на ходу, она ответила:

—Думаю, — в Монтану, мы еще не определились окончательно. Но если даже не в Монтану, то куда-нибудь еще, а потом я вернусь в Вашингтон заниматься благотворительностью, а Джесс останется здесь косить лужайки. Мы с ним не похожи, как черное и белое, как премьера и повторный показ…

—Повторный показ чего? — спросила Анетт.

Лиа и сама не знала. Она никогда не видела, чтобы Джесс смотрел телевизор. Когда они бывали вместе, он был всецело поглощен только ею. Но словосочетание «повторный показ» ей понравилось.

— Странно, — заметила Кэролайн, — у меня Джесс скорее ассоциируется с передачами ПБС[6]. Мне он показался толковым, по-моему, у него светлая голова. Ты говорила, что он занимался самообразованием, и называла его садоводом. Для этого надо иметь мозги.

— Он умный, — сказала Анетт. — И хорош собой.

— И вежлив, — добавила Кэролайн.

— Все это у него есть… — Лиа замолчала, не договорив.

— И не только это, — завершила ее мысль Анетт.

Лиа поморщилась. Достала из ящика стола тесемку, перевязала ею волосы, собрав их в хвост. Распущенные волосы выглядят, может, и неплохо, когда гуляешь по берегу океана, но на кухне они явно неуместны. Лиа мечтала порой о короткой стрижке, но тут же вспоминала слова Джин-ни: «Подумать только, что мы прятали такую красоту». Словно распущенные волосы дочери напоминали Джинни обо всем, от чего сама она отреклась.

У Лиа выступили слезы. Она прижала руку ко лбу и, не поворачиваясь к сестрам, сказала:

—Ну почему в жизни все так сложно?

—Иногда жизнь только кажется сложной, — возразила Кэролайн. — Стоит только разобраться и привести мысли в порядок, и сложное становится простым.

—Ох, не знаю, — выдохнула Лиа. — Я с прошлого понедельника пытаюсь во всем разобраться и навести порядок в мыслях. Впрочем, нет, беру свои слова обратно. Я с прошлого понедельника пытаюсь делать вид, будто ничего особенного не происходит, а сама тем временем увязаю все глубже и глубже.

— В любви? — спросила Анетт.

Лиа вздохнула:

—Наверное.

—И в сексе? — спросила Кэролайн. «Ничего себе вопросик!» — подумала Лиа и кивнула:

—О да! — Невероятно! Куда же мы смотрели все это время? — ужаснулась Анетт.

—Вы спали или ходили по магазинам.

—Ты занималась этим, пока мы ходили по магазинам? — удивилась Кэролайн.

Лиа искоса взглянула на сестру и сказала медленно, выговаривая каждое слово:

—Пока вы ходили по магазинам, мы разговаривали. Гуляли над обрывом. Я наблюдала, как он работает. — Лиа сменила тон и добавила, волнуясь: — Помните, как мама

описывала отношения с Уиллом? У меня такие же с Джессом. Это самое удивительное из всего, что когда-либо со мной происходило, и вместе с тем самое пугающее. Сначала мама и Уилл, потом я и Джесс… В этом есть что-то зловещее.

— А он что говорит? — Ответ на этот вопрос очень ин тересовал Кэролайн.

— Джесс говорит, что это судьба. Он романтик.

— Как Уилл. — Угу.

— А ты как мать.

— Нет!

— По образу жизни ты похожа на нее больше, чем мы с Анетт, — сказала Кэролайн.

— Это только кажется на первый взгляд. — Лиа повернулась к сестрам и взволнованно заговорила, стремясь раз и навсегда покончить с непониманием: — Может, внешне мой стиль жизни и ее похожи, но этим сходство и ограничивается. Мама очень заботилась о том, чтобы сохранить положение в обществе, ей нравилось получать приглашения, нравился ее светский кружок. Она придерживалась условностей. Я — нет.

— Лиа, подумай, как ты живешь! — сказала Анетт.

— Я и думаю. Я не стараюсь произвести на людей впечатление. Если я одеваюсь модно, то только потому, что так было всегда. Хожу по магазинам, потому что делала это всегда. То же самое относится к прическе и маникюру и даже к собраниям всяческих обществ. Это то, чем я привыкла заниматься.

— Но не то, что ты хотела бы делать? — догадалась Кэролайн.

— Это то, чем я занимаюсь. — Лиа не знала, что еще сказать. Ее вашингтонская жизнь была ей знакома и привычна, она знала, чего ожидать, в ее жизни не бывало никаких сюрпризов, она знала, как себя вести.

— Ох, Лиа… — покачала головой Анетт.

— Такую жизнь выбрала для меня мама. — Лиа попыталась навести порядок в собственных мыслях. — Просто я однажды проснулась и зажила такой жизнью.

—А что бы ты предпочла?

Лиа скрестила руки на груди.

—Мне нравится печь. Когда я этим занимаюсь, то чувствую, что делаю что-то нужное, а когда дело сделано, я вижу результат.

— Ну так пеки, в чем же дело? — предложила Кэролайн. — Открой свою фирму по обслуживанию банкетов или ресторан.

Лиа вздохнула:

— Легко сказать, но сделать куда труднее. Я не дипломированный повар, а любитель. И я не хочу садиться за парту, чтобы стать профессионалом, тогда пропадет весь интерес. Я всегда была не в ладах с учебой. Кроме того, в Вашингтоне полным-полно ресторанов и фирм по обслуживанию банкетов.

— Так уезжай из Вашингтона, — предложила Анетт.

— Но мне там нравится! — возразила Лиа, и она не сильно погрешила против правды. По части культурной жизни Вашингтону почти нет равных, к тому же в городе есть поистине прекрасные уголки. Конечно, без толчеи, влажной духоты и скуки она могла бы обойтись.

— Ты любишь Вашингтон и любишь Джесса, значит, от чего-то одного придется отказаться, — рассудила Кэролайн.

— Вот именно! — воскликнула Лиа. То, что ей нужно что-то менять в своей жизни, не было для нее новостью, они не раз и подолгу обсуждали эту тему с Элин, но ей и в голову не приходило, что потребуется полный переворот.

— Останься здесь, открой пекарню, — предложила Кэролайн.

— Ты шутишь?

— Нет.

— Я не могу здесь остаться.

— Почему?

— Я только что все объяснила: мне нравится Вашингтон, и у меня там есть определенные обязанности. Кроме того, теперь, когда мама умерла, мы продадим Старз-Энд.

Кэролайн посмотрела на Анетт.

—Разве мы так решили? Не припоминаю, чтобы мы вообще обсуждали этот вопрос.

—Возможно, стоит обсудить, — сказала Анетт.

Но Лиа почувствовала себя неуютно. Решение судьбы поместья повлечет за собой другие изменения.

— Нет, только не сейчас. По-моему, нам не стоит даже

думать об этом, пока мама не похоронена.

Она повернулась лицом к кухонному столу и взялась за контейнер с мукой.

— Чего ты боишься? — тихо спросила Кэролайн. Лиа оглянулась:

— Ты ко мне обращаешься?

— Лиа, не притворяйся.

Мука снова была забыта. Лиа опять повернулась к сестрам, но отнюдь не собиралась сдавать позиции.

— Ничего я не боюсь. — «Кроме перемен. Кроме неудач».

— Ты говорила, что любишь Джесса.

— А ты говорила, что любишь Бена.

— Ну так я начинаю кое-что переосмысливать. Может быть, и тебе стоит последовать моему примеру?

— Что ты переосмысливаешь? — спросила Анетт.

Лиа тоже хотела бы это узнать, но Кэролайн не дала отвлечь себя от темы.

—Как ты думаешь, мама приняла правильное решение, расставшись с Уиллом?

Лиа пожала плечами:

— У нее был папа, потом появились мы.

— Но Уилла она потеряла. Она поступила порядочно, но было ли ее решение правильным?

— Кэролайн, откуда мне знать?! — воскликнула Лиа. — Я же не была на ее месте.

—Нет, но ваши ситуации близки. Ты полюбила человека, чей образ жизни резко отличается от твоего. Остаться с ним означает в корне изменить собственную жизнь. Подумай, готова ты изменить свою жизнь или нет? О приличиях в твоем случае речь не идет, ты не замужем. По твоему собственному признанию, то, чем ты занимаешься, ты делаешь скорее по привычке, чем по собственному выбору. Может, пришло время это изменить? Лиа, сделай выбор.

—Джесс — всего лишь садовник.

— Лиа, не надо! — оборвала Кэролайн. — Зачем ты притворяешься снобом? Ты что, пытаешься предугадать наше отношение к нему? Если так, то напрасно. Я уже говорила: в моих отношениях с Беном проблема не в том, что у него нет диплома, а у меня — есть. Во времена маминой молодости все было по-другому, тогда люди женились и выходили замуж только в пределах своего класса, социальной группы, расы. Сегодня это уже не имеет такого значения, по крайней мере не должно иметь. То, что Джесс — садовник, к делу не относится.

—Если ты его любишь, — тихо добавила Анетт.

Лиа вздохнула и возвела взгляд к потолку.

—Кажется, мне до сих пор в это не верится. Все произошло слишком быстро. — Она вздохнула. — И еще эти аналогии с мамой и Уиллом. Я не хочу по ошибке принять

сентиментальное увлечение за нечто большее.

Правда состояла в том, что она влюбилась в Джесса еще до того, как узнала о Джинни и Уилле. Но дело не в этом.

—Джесс хочет, чтобы ты осталась? — допытывалась Кэролайн.

Лиа с трудом поборола вздох:

— Он говорит это каждым взглядом. На этот раз вздохнула Анетт:

— Это так романтично!

Но Лиа не собиралась поддаваться на уговоры.

— Для длительных отношений одной романтики мало. Романтика со временем исчезает, это я знаю, со мной такое случалось дважды.

— Оба твоих мужа были кретинами.

— Анетт права, — поддержала сестру Кэролайн, — я это сразу поняла.

К Лиа вдруг вернулась прежняя неуверенность в себе. Оказывается, она одна ничего не видела, только у нее голо ва была забита всякой чепухой.

—Правда? Как ты узнала?

—Я наблюдала за ними после венчания. Оба смотрели не столько на тебя, сколько по сторонам, чтобы узнать, кто за вами наблюдает. Им нужно было, чтобы окружающие смеялись, над их шутками, ловили каждое их слово, а тебя они считали чем-то вроде приза. — Кэролайн покачала головой. — Они оба тебе не подходили, это было ясно.

— Если это было так очевидно, — накинулась на нее Лиа, — почему ты мне сразу не сказала?

— А ты бы стала меня слушать? — парировала Кэролайн.

— Тебе нравилось считать себя влюбленной, — добавила Анетт.

— Кто может поручиться, что то же самое не продолжается и сейчас? — В голосе Лиа слышался вызов, но вызов этот был только для виду. В действительности она очень переживала из-за собственной беспомощности в том, что касается любви. — Я знаю Джесса всего пять дней.

— Может, тебе просто нужно время? — предложила Кэролайн.

— Что я и пытаюсь вам втолковать!

Кэролайн подняла руки.

— Ну хорошо, хорошо, дай себе время. Но должна тебя предупредить, я не могу оставаться здесь до бесконечности. Независимо от того, что ты решишь, моя жизнь — в Чикаго. Еще недельку я могу подождать, но потом мне нужно возвращаться. Анетт тоже возвращается, так что дом в твоем распоряжении.

— Но мы же его продаем! — возразила Лиа. Кэролайн обратилась к Анетт:

— Многим ты успела позвонить из списка?

— Примерно половине. Лилиан вызвалась помочь, она позвонит общим знакомым. Ее, как и Гвен, не очень удивил мой звонок, она говорит, что Джинни уж очень серьезно прощалась.

— Ее больше нет, мы не можем оставить этот дом! — Лиа вновь попыталась вернуть разговор к этой теме.

Но с таким же успехом она могла бы говорить в пустоту: Кэролайн уже направилась к двери, Анетт пошла следом. Кэролайн спросила у Анетт:

— Лилиан приедет на похороны?

— Да, она и кое-кто из маминых знакомых прилетят в воскресенье вечером, переночуют в Портленде в отеле и в понедельник рано утром приедут сюда. Похоже, соберется много народу.

— Эй, вы мне не ответили! — Лиа предприняла последнюю попытку.

Кэролайн посмотрела на нее:

—Гвен уже в пути, советую тебе покончить с выпечкой до ее приезда. Ей наверняка не понравится, что ты заняла кухню.

Лиа возмутило, что сестры не принимают ее всерьез.

—Ну и пусть не понравится, это ее личное дело! — крикнула она им вслед. — Мама построила эту кухню для меня, поэтому я буду готовить здесь столько, сколько захочу!

Она снова повернулась к столу и всерьез принялась за стряпню.

Кэролайн, сидя на краешке кровати, с любовью смотрела на спящего Бена. Все-таки он удивительный человек! Бросил свою работу, причем в самый продуктивный сезон, и тридцать шесть часов мчался на мотоцикле на восток, лишь с небольшими перерывами для отдыха. И все только ради того, чтобы увидеться с ней. Он не знал, что Джинни умерла, не знал даже, что она вообще приехала в Старз-Энд, он просто хотел быть с Кэролайн.

Глядя на него, Кэролайн чувствовала, как в ней нарастает какое-то томление, которое хотя и включало в себя физическое влечение, но не исчерпывалось им. Бен лежал на кровати лицом вниз, прикрытый простыней до пояса. Выше пояса взгляду Кэролайн открывались загорелая спина, плечи, покрытые веснушками, крепкая шея, спутанные волосы. Даже не прикасаясь к Бену, Кэролайн ощущала каждый мускул его спины, ведь его тело было знакомо ей почти как свое собственное.

Бен заворочался, его спина поднялась и опустилась в глубоком вздохе. Он чуть повернул голову и слегка приоткрыл один глаз. Увидев Кэролайн, улыбнулся и протянул ней руку.

Кэролайн подвинулась ближе, взяла его руку и прило жила к своей шее, потом поднесла к губам.

— О чем задумалась? — сонно спросил Бен.

— О тебе. Ты такой замечательный. До сих пор не верится, что ты со мной. Мне уже стали приходить в голову всякие ужасные вещи.

— Какие, например?

— Например, что ты ушел от меня к другой женщине.

— Ого, ты так сильно по мне скучала? Кэролайн улыбнулась:

— Да, очень.

Он слегка потянул ее на себя, и она вытянулась на кровати рядом с ним. Поцеловала Бена, дотронулась пальцами до его губ, потом провела вниз по его шее. Когда Бен заговорил, Кэролайн почувствовала, как его шея подрагивает под ее пальцами.

— Я хочу, чтобы мы поженились, — сказал Бен.

— Знаю. Кажется, я начинаю сдаваться.

— Правда? Почему?

— Потому что ты во многом оказался прав. Например, насчет моей фирмы.

Кэролайн поведала Бену о том, что произошло в ее фирме за время, пока он был в пути. Бен выругался сквозь зубы, потом сказал:

— Если бы я услышал новости, то первым делом позвонил бы тебе.

— Но тогда я бы не узнала, какие у меня милые, порядочные коллеги. Ты их раскусил, Бен.

Бен вместо ответа стал расстегивать ее джинсы, потом просунул руки под пояс и притянул ее ближе к себе.

Кэролайн потерлась щекой о его щеку, вдыхая запахи сна и просыпающейся сексуальности.

— Почему ты смог разглядеть то, чего я. не видела?

— Ты видела, — прошептал в ответ Бен, — ты же знала, что они за люди.

Кэролайн вздохнула. Внутри у нее все загудело от возбуждения — так бывало всегда, когда Бен к ней прикасался. Он умел ее завеети.

—Мне противно даже думать о том, чтобы к ним возвращаться.

Бен встал на колени и стал стягивать с нее джинсы.

—Ну так не возвращайся. Открой собственную фирму.

Кэролайн приподняла бедра, чтобы ему было легче ее раздеть.

— Где?

— Рядом со мной.

— Но я не могу работать в деревне, — возразила Кэролайн, стягивая с себя трусики. — При моей специализации мне нужен офис поблизости от здания суда, именно там все и происходит.

— Тогда ты можешь поселиться со мной, а на работу ездить в город. — Он приподнял ее и усадил на себя. — Оборудуй в моем доме офис, будешь работать в нем в те дни, когда тебе не нужно присутствовать на суде.

Бен качнул ее к себе. Кэролайн выдохнула его имя. В голове все перепуталось, она с трудом ухватила ускользающую мысль.

— Твой дом слишком маленький, — с трудом удалось ей выговорить.

— Так пристрой себе помещение, — прорычал Бен ей в щеку. — Можно перестроить сарай для инструментов.

— А как же книги? Адвокату нужна куча книг. О-о, Бен… — Она почувствовала, как Бен наполняет ее все больше, больше. — А-ах…

Бен уложил ее на кровать и опустился сверху.

—Да купи ты эти книги, — проворчал он. Кэролайн обхватила ногами его бедра, еще глубже принимая его в себя.

— А секретарь? А помощники?

— Найми всех, кого нужно.

Бен сопроводил свои слова глубоким толчком, от которого ее тело сдвинулось к изголовью. Кэролайн, тяжело дыша, обняла его за шею.

— А… как же… компаньоны?

Бен снова вонзился в нее, и она оставила всякие попытки ухватить нить разговора, потому что окружающий мир просто дерестал для нее существовать. Все ее чувства были заняты только Беном, он управлял ее телом, он вел ее от одной ступени наслаждения к другой, заставлял тяжело дышать, пылать, обливаться потом, извиваться на кровати, заставлял ее молить о большем, низвел до полной зависимости, прежде чем наконец позволил ей достичь долгожданной разрядки. Кэролайн могла бы прийти в ярость, если бы не знала, что их зависимость друг от друга взаимна.

—Господи, как же я по тебе скучал, — прошептал Бен, когда и его тело наконец расслабилось.

— Меня не так уж долго не было.

— Ты была слишком далеко. Слишком долго.

— Но когда ты работаешь, ты уезжаешь гораздо дальше и действительно надолго.

— Да, и это тоже слишком далеко и слишком долго. Кажется, я начинаю стареть. — Он повернулся на бок и приподнялся на локте. — Найди себе компаньона или даже двух. Возьми таких, на которых можно положиться.

— А что, если я не наберу клиентов?

— С твоей-то репутацией? Вряд ли тебе это грозит.

— Адвокаты не работают с одними и теми же людьми из года в год, наша клиентура постоянно меняется. Никогда не знаешь заранее, будет на следующий год много работы или мало, обычно бывает то густо, то пусто.

— Но в этом смысле для тебя ничего не изменится, так ведь?

— Когда работаешь в фирме — дело другое. Фирма поддерживает в периоды затишья.

— А теперь в периоды затишья тебя буду поддерживать я. — Бен усмехнулся. — Будешь жить со мной жизнью бродячего художника — что заработал, то и съел, будешь бороться за выживание, голодать, молиться, чтобы поскорее подвернулась работенка…

Кэролайн накрыла его рот рукой. Оба знали, что проблема не в деньгах.

—Я не хочу выглядеть неудачницей, — покачала головой Кэролайн.

Бен поцеловал ее пальцы, легонько их сжал и глубоко вздохнул.

—Проигрывать никому не нравится. Но неудача — понятие относительное, зависит от того, какую ты ставишь цель. Если твоей целью было показать этим козлам, твоим компаньонам, что ты умеешь играть по их правилам, и ты уходишь в отставку — то ты проиграла. Но если твоей целью было стать хорошим адвокатом…

—На самом деле у меня не было никакой независимости, правда? — перебила его Кэролайн. — Власть как была, так и осталась у них, а я просто обманывала себя.

—Нет, ты ни разу не поступилась своей порядочностью, а это и есть высшая форма независимости.

—Бен!

—Что?

—Что для нас изменится, если мы поженимся?

—Внешне не так уж много. Полагаю, ты останешься под девичьей фамилией, ведь именно под ней тебя знают в профессиональных кругах. Если ты будешь работать в городе, тебе придется сохранить квартиру и машину. Так что перемены будут скорее внутренними. Каждый будет знать, что другой его ждет, и желать, чтобы его ждали.

Кэролайн представила, как готовится к судебному заседанию, засиживается за работой допоздна и встает с рассветом. Браки многих адвокатов не выдерживают такого испытания.

— И тебя это не будет раздражать?

— Нисколько.

— Почему?

Бен пожал плечами:

—У меня достаточно своей работы, мне есть чем заняться. Кроме того, любой процесс когда-нибудь кончает ся. Если я буду знать, что в остальное время ты моя, то могу

и подождать.

— А как насчет детей? — неожиданно для себя спросила Кэролайн.

Кэролайн не собиралась спрашивать о детях, она о них даже не задумывалась раньше. Но с другой стороны, сейчас она вплотную подошла к возрасту, когда еще немного — и станет слишком поздно заводить детей.

— Оставляю на твое усмотрение, — ответил Бен.

— Ты хочешь иметь детей?

— Я могу без них обойтись. Хотя вообще-то было бы неплохо стать папашей. Я согласен и так, и этак. Без кого я не могу обойтись, так это без тебя.

Анетт как могла загружала себя делами. Вызвалась обзвонить оставшихся родственников и друзей Вирджинии, чтобы дать Кэролайн возможность побыть с Беном. Затем позвонила в Портленд и заказала номера в отеле для тех, кто собирался прилететь на похороны. Позвонила в местную службу такси и заказала машины для встречи в аэропорту. Связалась со священником и уточнила время, затем еще раз переговорила с представителем похоронного бюро. Судя по запахам, доносившимся из кухни, Лиа закончила с пончиками и принялась за что-то другое. Запахло печеными яблоками, потом жареным цыпленком, который, как выяснилось позже, был в холодном виде подан им на ленч.

Ленч устроили на веранде в задней части дома, Лиа приготовила еду, а Бен накрыл на стол. Все четверо сидели рядом, замечая красоту пейзажа и сознавая трагичность события, которое собрало их вместе. Говорили о Джинни, о цветах, о море. Сестры не скрывали друг от друга, что им хочется, чтобы похороны прошли так, как могло бы понравиться Джинни.

С приездом Бена Кэролайн сделалась тише, спокойнее, казалась более миролюбивой. Анетт смотрела на сестру стайной завистью. Кэролайн и Бен общались между собой с помощью не только слов, но и жестов, взглядов, прикосновений и держались друг с другом, как давние любовники, счастли вые тем, что они так близки. То же самое было у Анетт с Жан-Полем. Она по нему скучала, без Жан-Поля боль потери казалась еще острее. И все же Анетт понимала, что было бы неразумно ради похорон пересекать полстраны.

Кэролайн повезло, что с ней Бен.

Анетт пришло в голову, что Джессу следовало быть рядом с Лиа, но если Лиа и думала так же, то никак этого не показала. Напротив, она села спиной к клумбам и бассейну — к местам, где бывает Джесс. Бедняжка. Если Анетт только одинока, то Лиа еще и растеряна.

Кэролайн повела Бена осматривать окрестности, Лиа вернулась на кухню, и Анетт поднялась к себе. Можно было бы позвонить Жан-Полю, но ведь она попросила его пойти куда-нибудь с детьми. Интересно, чем они занимаются? Скучают ли они без нее?

Анетт легла на кровать поверх покрывала и заснула. Проснулась она около пяти часов вечера. Лиа все еще возилась на кухне — судя по запахам, она готовила несколько разных блюд одновременно. Анетт уловила запах помидоров, карри, тушеного мяса. Ей представилось мясное рагу с овощами и густой суп — фирменное блюдо Гвен.

В окна доносился шум моря, из кухни долетали аппетитные запахи, но Анетт ощущала внутреннюю пустоту. Она села на кровати и протянула руку к телефону, но потом вспомнила о разнице во времени между Мэном и Миссури и уронила руку на колени.

Анетт подумала о Джинни, для которой время больше не существовало. Она встала, вышла из комнаты и направилась покоридору к комнате Джинни. По-видимому, Гвен все-таки приехала, потому что кровать Джинни была аккуратно застелена, но все остальное сохранилось в том виде, в каком было в момент ее смерти.

Анетт потрогала льняную салфетку на туалетном столике. На салфетке лежал поднос с позолоченными краями, на нем стояли маленькая изящная вазочка с флоксами, детская фотография Анетт и ее сестер в тонкой золотой рамке и духи в красивом флакончике. Анетт поднесла флакон к лицу, понюхала и поразилась, насколько точно аромат духов воспроизводит запах приморских роз. Она попыталась представить, что чувствовала Джинни, постоянно, год за годом, нося с собой этот аромат, живое напоминание о том, что она потеряла.

Ощущая боль потери как свою, Анетт скорбно вздохнула. Провела рукой по краю туалетного столика, по прямой спинке стула, стоящего перед ним, открыла дверь шкафа и посмотрела на висящую на вешалках одежду. Это были льняные, шелковые и шерстяные платья и костюмы сплошь в приглушенных тонах — за исключением одной более яркой вещи. Анетт раздвинула плечики, чтобы рассмотреть эту вещь получше. Это оказалось цветастое платье в ярких красных и желтых тонах. Разглядывая его, Анетт ощутила странное чувство узнавания. Она уже видела когда-то это платье, давным-давно, когда, как бывает со всяким ребенком, играла там, где ей не разрешали. Тогда, помнится, она подумала, что платье очень красивое, но раз Джинни никогда его не надевала, то оно, наверное, принадлежало ее матери. Только сейчас Анетт догадалась, в чем дело — и в то же мгновение поняла, что строгий костюм цвета слоновой кости, который они передали гробовщику, совсем не то, в чем следует хоронить Джинни. Думая, что ошибку нужно исправить как можно быстрее, пока еще не поздно, она быстро повернулась к двери — и остолбенела. В дверях стоял Жан-Поль! Вид у него был неуверенный, но никогда еще муж не казался Анетт таким красивым.

Ее глаза наполнились слезами. У нее возникла совершенно абсурдная мысль, что если она срочно не объяснит, почему держит в руках яркое цветастое платье, Жан-Поль окажется миражем.

—Думаю, мама носила это платье тем летом, с Уиллом. Мы должны похоронить ее в нем.

— Да, — тихо согласился Жан-Поль.

Все-таки это не мираж, она слышит его голос, спокойный, вселяющий уверенность.

—Жан-Поль?

—Независимость — это замечательно, но давай отложим ее до другого раза, хорошо?

Анетт улыбнулась сквозь слезы:

— Жан-Поль!..

— Ты сказала, что было бы неплохо, если бы мы с детьми помянули твою мать. Я решил, что лучшего способа не придумаешь. Они меня поддержали.

Сейчас, когда Анетт об этом подумала, она тоже не смогла предложить ничего лучшего.