Созданные для любви

Глава 3

Лиа Сент-Клер жила в фешенебельном районе Вудди-парк. Ее ежедневный маршрут проходил мимо зданий посольств, государственного департамента, Белого дома и Капитолия; с людьми, имеющими то или иное отношение к этим зданиям, она общалась каждый вечер. Они были ее друзьями, составляли сферу ее общения. Светский кружок, к которому она принадлежала, не был в Вашингтоне ни единственным, ни самым элитарным, но это был кружок избранных. Можно было предсказать, кто появится на том или ином мероприятии — политическом, благотворительном или светском. Лиа всякий раз знала заранее, кого она встретит и что услышит. Она могла бы поддерживать разговор, наверное, даже во сне.

В этот вечер она давала обед на двадцать четыре персоны. Сейчас, когда последние гости ушли и официанты собирали на кухне посуду, Лиа наводила порядок в гостиной; сметала крошки, вытирала с мраморных, стеклянных и деревянных поверхностей мокрые следы от запотевших стаканов и капли.

«Великолепная вечеринка, Лиа, великолепное угощение восхитительные цветы!»

Лиа задержалась перед букетом алых в белую крапинку лилий на высоких стеблях, поставленных по три штуки в хрустальные вазы. Подойдя ближе, она вдохнула пряный аромат. Запах лилий не был ее любимым, она больше любила аромат сирени и даже жимолости, но уж лучше нюхать букет лилий, чем несвежий запах сигарного дыма, застоявшийся в углах комнаты. Самым естественным решением проблемы казалось открытое окно, но Лиа знала, что это не поможет: ночной апрельский воздух был душным и влажным, а вовсе не сухим, чистым, бодрящим, о каком она мечтала.

Она вынула огарки свечей из серебряных подсвечников, собрала со столов застывшие капельки воска вместе с блестками, которыми были украшены столы.

«Великолепный прием, Лиа, все просто и вместе с тем празднично. Блестяще. Изысканно».

И угощение тоже было великолепным, вырезка получилась нежной, как масло, паштет — в меру пикантным.

Увидев розовое пятно на индийском ковре в кабинете Лиа нахмурилась. То, что раньше было превосходным бордо, превратилось теперь в несмываемую грязь. Досадуя на эту неприятную мелочь, Лиа взяла баллончик пятновыводителя, подобрала полы длинного вечернего платья и встала на колени. Распылила средство на загрязненное место и потерла, снова распылила и снова потерла. Пятно немного поблекло. Лиа повторяла эту операцию до тех пор, пока от пятна осталось лишь воспоминание. Тогда она села на ковер и с удовлетворением посмотрела на свою работу.

—Мисс Сент-Клер, мы уходим, — сказал старший официант.

Лиа улыбнулась и помахала ему, но так и не встала с ковра. Она уже поблагодарила обслуживающий персонал, дала им чаевые и по опыту знала, что счет на внушительную сумму бросят в ее почтовый ящик уже завтра утром.

Дверь закрылась. Лиа осталась одна, и в наступившей тишине ее благодушное настроение почему-то улетучилось. Обработав пятно на ковре еще разок для верности, она встала и огляделась. После нашествия множества людей дом вдруг стал казаться ей не то чтобы чужим, но и не совсем своим. Без толпы гостей комната выглядела неестественно пустой, следов вечеринки осталось уже мало, но и те, что еще сохранились, раздражали. Лиа почувствовала себя одинокой, покинутой в доме застывших улыбок.

Она решила, что генеральная уборка исправит дело, и уже завтра, к середине дня, когда приходящая горничная наведет порядок, ничто не будет напоминать о прошедшей вечеринке, табачный дым рассеется, ее дом снова станет ее домом, и она сможет отдохнуть.

Лиа поставила сдвинутый с места стул туда, где ему положено было находиться, поправила покосившиеся картины на стенах, выбросила несколько смятых салфеток, не замеченных официантами.

«Вечеринка удалась». Безусловно. Разговор тек плавно, не прерываясь, временами интригующий, временами забавный. Самые неисправимые зануды, к счастью, помалкивали. Лиа попыталась вспомнить наиболее яркие моменты приема, но подробности сливались, события сегодняшнего вечера мешались с событиями других подобных вечеров. Лиа вдруг охватила растерянность, и она почувствовала внезапную потребность поскорее уйти из этой комнаты. Она выключила свет и пошла наверх, в спальню. Там в темноте сняла длинное белое вечернее платье и, оставшись только в шелковой комбинации, подошла к окну. Сквозь ветви деревьев просвечивали внутренний дворик, залитый янтарным светом фонарей, очертания скамьи из гнутого металла и нескольких стульев, поставленных в кружок.

От мысли, что в выходные можно будет повозиться в саду, у нее сразу улучшилось настроение. Лиа села на подоконник, прислонившись к стене. Ей нравилась эта комната, выдержанная в основном в зеленых тонах, на фоне которых очень мило смотрелась белая плетеная мебель. Соседи не раз сетовали на тесноту комнат третьего этажа, но Лиа не разделяла их недовольство. На ее взгляд, маленькие комнатки создавали ощущение уюта и теплоты. Для нее стены комнат определяли границы мира, в пределах которых он был ей хорошо знаком и потому безопасен.

Лиа повернула голову. Прическа мешала прислонить затылком к стене. Тогда она наклонила голову и выдернула шпильки. Ее вьющиеся волосы, пробыв несколько часов собранными в тугой узел на затылке, бессильно повисли. Лиа расчесала их пальцами, и белокурая грива, как сухая губка, впитывающая воду, тут же стала оживать, увеличиваться в объеме. Теперь, когда Лиа снова прислонилась к стене, ее пышные волосы служили подушкой, на котору она удобно положила голову.

Лиа думала о прошедшей вечеринке, смотрела во двор вслушивалась в тишину. Картина перед глазами начала расплываться. Лиа вздохнула раз, другой и закрыла глаза. Она устала, вот и все. Ну и, конечно, после радостного возбуждения, связанного с подготовкой и проведением вечеринки неизбежно наступает спад. Все закончилось, делать больше нечего — разве что планировать следующую вечеринку.

Лиа открыла глаза, ей в голову пришла удачная мысль Нужно обновить интерьер! Такие вещи всегда поднимают настроение. Можно сменить обои в гостиной, нет, пожалуй лучше на кухне. А еще можно заменить духовку на более современную и большего размера. Мысль ей понравилась. Она любила готовить. Если вместо одного грандиозного обеда на двадцать четыре персоны давать три небольших, на восемь человек, то можно справиться с готовкой самостоятельно. Впрочем, гости вряд ли в состоянии оценить ее труды. Женщины могут даже увидеть в этом угрозу для себя, а значит неизбежен поток язвительных комментариев, что ей совсем ни к чему. Она и так не слишком самоуверенна.

И все же потратиться на новую плиту, пожалуй, стоит, Можно готовить для себя. Или, чем черт не шутит, для местной благотворительной столовой.

Лиа слезла с подоконника. Подойдя к глубокому мягкому креслу, она сняла со спинки кашемировую шаль и накинула ее на плечи. Затем села в кресло, подобрала под себя ноги и закуталась в шаль по самую шею.

Да, пожалуй, стоит все-таки сменить печь.

С другой стороны, с этим можно и подождать. Лето на носу, и она куда-нибудь уедет — конечно, если решит, куда именно. Она уже обдумывала предложения агента туристической фирмы, но пока ничего не решила. В Гонконге чересчур многолюдно, на Коста-Рике слишком жарко, в Париж плохо ехать одной, там все парами. Может, отправиться на Аляску? Круизное судно, которое предложил агент, не слишком большое, на таком она, вероятно, не будет чувствовать себя маленькой и потерянной.

Но больше всего ей хотелось бы побывать среди ковбоев. Романтика Дикого Запада — в этом определенно есть нечто привлекательное. Правда, Лиа никогда не была ярой любительницей верховой езды и жизни без удобств, да и работа ковбоя вряд ли будет ей по силам, даже если она отправится с другом, хотя пока никто из ее друзей не пожелал ехать. К тому же Лиа подозревала, что такие вещи, как загон скота, даже обставленные с максимальным комфортом, лучше выглядят в мечтах, чем в реальности.

Однако не помешало бы навести справки, Лиа уже послала запрос и теперь ждала ответа. Тут она вспомнила, что еще не просматривала свежую почту. Сегодня письма принесли позже обычного, как раз тогда, когда она готовилась к приему, и у нее не было времени их просмотреть.

Кутаясь в шаль, Лиа босиком спустилась в кухню; пачка корреспонденции была засунута между двумя сияющими медными банками. От приятного предвкушения у Лиа снова поднялось настроение. Она любила получать почту, всегда был шанс, что придет какое-нибудь романтическое послание или произойдет нечто совершенно неожиданное. Лиа почему-то казалось, что ее жизнь вот-вот совершит головокружительный поворот.

Она стала перебирать конверты. Ответа на ее запрос о поездке на ранчо не было. Не принес почтальон и письма от неведомого воздыхателя, который именно сейчас решился бы открыть ей сердце. Из писем, доставленных в этот день, только письмо от матери могло содержать какой-то элемент неожиданности.

Опыт подсказывал Лиа, что с этой стороны не стоит рассчитывать на нежные слова, но надежда, даже если годами ничем не подкреплять, умирает последней. Волнуясь вопреки всякой логике, Лиа распечатала пухлый конверт и стала читать письмо. Дойдя примерно до середины она прервалась, заглянула в конверт и достала билеты на самолет. Дочитав до конца, она сунула письмо вместе с билетами обратно в конверт и, взяв его с собой, пошла наверх. В спальне Лиа зажгла низкую лампу на тумбочке возле кровати, забралась под одеяло и стала перечитывать письмо заново.

Как и следовало ожидать, никаких нежностей в письме не содержалось, но был комплимент, и весьма лестный. Вирджиния Сент-Клер была скупа на комплименты, однако не из-за высокомерия, гордости или непомерно завышенньых требований. Лиа только недавно поняла, в чем дело: ее мать об этом просто не думала, ее мысли были где-то далеко.

Лиа не стада размышлять о причинах, по которым ей не следовало лететь в штат Мэн. Она просто уснула с мыслы о просьбе Вирджинии и, убаюканная надеждами и мечтами, спокойно проспала всю ночь. Однако поднялась с постели рано, в восемь утра. Увидев ее, приходящая горничная даже вздрогнула от неожиданности. Обычно она открывала дверь своим ключом, убирала квартиру и никогда не видел хозяйку в столь ранний час, тем более умытой и причесанной. Но сегодня Лиа встретила ее в шелковом халате, бодрая, жизнерадостная, ее волосы были завязаны в «конский хвост». Сидя за столом во внутреннем дворике, Лиа с аппетитом уплетала малину со сливками. Потом она выпила кофе одновременно просматривая газеты, потом просто тянула время, с нетерпением дожидаясь десяти часов, когда прилично будет позвонить матери. Но когда она наконец позвонила, Вирджинии не оказалось дома.

—Куда она ушла в такую рань? — разочарованно протянула Лиа.

—Хозяйка в парикмахерской, — ответила Гвен. Гвен была больше, чем экономкой, она была правой рукой Вирджинии.

Лиа не собиралась так легко отступать.

— В таком случае я перезвоню в половине первого.

— Прямо из парикмахерской она поедет в клуб.

— Вряд ли ленч в клубе продлится долго, я перезвоню часа в два, — не сдавалась Лиа.

—После ленча она обычно играет в бридж. Казалось, в их разговор врывается эхо прошлого. Не одно, так другое.

—А что после бриджа? — настороженно спросила Лиа.

— Думаю, потом она пойдет к портнихе. — В голосе Гвен послышались извиняющиеся нотки. — Сегодня вечером Робинсоны дают обед, а новое платье, которое ваша мать заказала, еще не доставлено.

— Ах вот как… — протянула Лиа.

Новое платье для званого обеда действительно важнее, чем дочь, это каждому дураку ясно. Конечно, можно было бы застать мать дома в тот промежуток времени, когда та будет собираться на обед, но Лиа вдруг поняла, что дело того не стоит. Сказав Гвен, что передавать ничего не нужно, она повесила трубку и тут же сняла ее снова и набрала другой номер. Номер, по которому не звонила уже довольно давно.

Несколько часов спустя, удобно устроившись в углу знакомой изогнутой кожаной кушетки в кабинете Элин Маккена, Лиа изливала душу.

— Вчера вечером я была так взволнованна, возбуждена, — говорила она. — Мне показалось, что мать действительно нуждается во мне, ждет от меня поддержки и утешения, что, может быть, она вправду хочет быть со мной. Но сегодня утром я попыталась ей позвонить, и выяснилось, что она занимается всякими другими делами и эти дела, по-видимому, для нее важнее, чем я. Ладно, я с этим смирилась, ничего не изменилось, но тогда все это выглядит страшно глупо.

— Что «все»?

—Ее письмо. Она продала дом, это само по себе огромная перемена — моя мать всегда была светской женщиной мне просто не верится, что она бросает привычную цивилизованную среду.

—А она ее бросает? — спросила Элин в своей мягкой ненавязчивой манере. Она была почти такой же миниатюрной, как Лиа, только на двадцать лет старше, и волосы у нее были седые. Фигура, возраст и седина придавали Элин сходство с Вирджинией, и это обстоятельство они с Лиа долго обсуждали. — Что вы знаете о Даунли?

— Только то, что мать написала в письме — это маленький городок. Но моя мать всю жизнь прожила в большом городе, маленькие городки не для нее.

— Кто знает? Возможно, она всегда мечтала жить где-нибудь в другом месте.

Лиа обдумала это предположение. Каким бы невероятным оно ни казалось, она не могла сбросить его со счетов. Мир мечтаний Вирджинии, если таковой вообще существовал, оставался для Лиа загадкой.

— Но если она давно втайне вынашивала подобную мысль

разве это не должно было как-то проявиться внешне хотя бы за последний год? Мы с ней провели много времени вместе, сидя в приемных разных врачей. По-моему, более подходящего момента подумать о том, что все мы смертны, и вспомнить о своих мечтах и придумать невозможно.

Элин ничего не сказала. Через несколько минут Лиа продолжила:

—Кажется, я поняла. Мать никогда не делилась своими мыслями. После того как она столько лет держала свои мысли при себе, наверное, я зря удивляюсь. Просто я думала… — Лиа попыталась, как все четыре года ее учила Элин, взглянул на свои чувства и ожидания со стороны, более объективно. — Я надеялась, что последний год что-то изменил. В нужньй момент я приехала к матери и была с ней. Она меня даже поблагодарила. Но как только самое страшное осталось позади, все опять пошло по-старому. Она снова стала прежней замкнутой и отчужденной.

— А вы бы чего хотели? — тихо спросила Элин.

— Мне было бы приятно получить иногда букет цветов. Чтобы она хоть изредка звонила мне или пригласила бы меня в Палм-Спрингс… ну, не знаю… — Лиа развела руками. — Мне было бы приятно иногда встретиться с ней за ленчем, поговорить. — Она посмотрела на распечатанный конверт, лежавший у нее на коленях, и нахмурилась. — В этом письме, в самом конце, она написата, что сожалеет, что мы никогда по-настоящему друг с другом не говорили, и надеется, что мы сможем сделать это в Мэне. Она пишет, что с нетерпением ждет нашей встречи. — Лиа потрясла в воздухе письмом. — Ничего не понимаю. Не может же леопард изменить свои пятна!

— Возможно, это запоздалая реакция на прошлогодние события, когда ваша мать вдруг осознала, что может умереть, — предположила Элин.

— Я бы еще могла в это поверить, если бы она сидела дома и ждала моего звонка. Или хотя бы попросила Гвен узнать, приеду ли я — Гвен исполняет все желания хозяйки, — но ее не было дома. Как будто ей все равно, приеду я или нет. — Лиа вздохнула. — Ну хорошо, предположим, она хочет поговорить. Но моя мать — человек поверхностный, она терпеть не может серьезных разговоров, и боится их как огня.

Что совершенно не вязалось со словами, которые Вирджиния написала в письме, со словами, за которые Лиа ухватилась вопреки предостережениям здравого смысла.

— Может, она действительно хочет поговорить или хотя бы попытаться. Кроме того, — резонно заметила Лиа, — возможно, билеты на самолет — это своего рода благодарность за прошлый год. Я хочу сказать: ведь она пригласила в Мэн меня, а не Кэролайн и не Анетт.

— Вы говорили с сестрами?

— С тех пор как получила это письмо — нет.

Элин выразительно изогнула брови, как бы говоря: «Я спрашивала не об этом». Лиа вздохнула.

—Я давно ни с кем из них не говорила.

—Вам все еще неловко с ними общаться?

Лиа покачала головой:

—Когда я думаю, что надо бы позвонить Кэролайн, мне сразу представляется, что она завалена работой, как снежной лавиной. Она считает меня бестолковой, ей не понравится, если я стану отвлекать ее от дел. А когда я думаю о том, что нужно позвонить Анетт, то совершенно точно знаю, что она занята с детьми.

—Но это еще не значит, что ей не захочется с вами поговорить.

—Она же не звонит мне сама.

— Может быть, она думает, что вы не обрадуетесь звонку.

— Это не оправдание. Она старше меня, могла бы сделать первый шаг. Кроме того, из нас троих именно она больше всех ценит семью. Если бы она считала меня членом семьи, то позвонила бы.

— Возможно, она думает о вас примерно то же самое. Например, что у вас больше времени и вы могли бы позв'онить первая.

— Не сомневаюсь, что именно так она и думает. Она считает, что я живу впустую.

— Она когда-нибудь это говорила?

— Не такими словами, но я знаю, что она так думает.

— Откуда вы знаете?

Лиа судила по выражению лица, по интонациям. Существуют и другие признаки, по которым одна женщина может довольно точно догадаться о том, что о ней думает другая. Лиа, к своей досаде, обладала повышенной чувствительностью к таким вещам, и Элин помогла ей если не преодолеть, то, во всяком случае, понять это.

Лиа робко улыбнулась:

— Кажется, мы об этом уже говорили.

— Но довольно давно. Лиа, вы не были у меня несколько месяцев. Судя по всему, за это время в вашей жизни не произошло серьезных изменений

— Нет, никаких серьезных изменений. — Иначе Лиа позвонила бы Элин гораздо раньше. Элин знала о ней больше, чем любой другой человек на свете. Лиа не считала унизительным платить человеку за то, что он выслушивает твои жалобы. Во всяком случае, она об этом не задумывалась. Элин была своего рода страховочной сеткой для ее рассудка. Ее помощь была неизмеримо ценнее денег, которые Лиа ей платила.

— Словом, у вас спокойная жизнь.

— «Спокойная» — не самое подходящее слово.

— Предложите свое.

— Скучная.

— А еще?

— Жизнь, в которой ничего не происходит.

—Разве это так плохо?

Лиа задумалась.

— Не знаю. Вообще-то это не опасно, не страшно… нет, пожалуй, все-таки страшно. Жизнь без событий пугает.

— В каком смысле?

Лиа попыталась сформулировать мысль поточнее.

— Если представить, что я до конца дней буду вести такую жизнь, как сейчас, становится страшно.

— Вы не хотите жить, как сейчас?

— Какая-то часть моего «я» хочет оставить все по-прежнему. В этом году меня выбрали председателем благотворительного общества по борьбе против рака. Это большая честь, мне пришлось немало потрудиться, чтобы ее добиться.

— И что же в этом страшного?

— Меня пугает то, что будет потом… или не потом, а помимо этого. — Лиа вздохнула. — Я знаю, знаю, если мне не нравится моя жизнь, я могу ее изменить, это в моей власти.

На нескольких последних сеансах Лиа и Элин посвятили этой теме много времени. С тех пор в жизни Лиа ничего не изменилось, в частности, Лиа по-прежнему не очень-то рвалась воспользоваться упомянутой властью, а Элин по-прежнему не могла сделать это вместо нее. Как психотерапевт, Элин могла только подвести Лиа к заветной черте, а переступить ее та должна была сама.

—Я осматриваюсь, — сказала Лиа, — дожидаюсь подходящего момента. Когда увижу шанс изменить что-то у лучшему. я возьмусь за дело. — Лиа нахмурилась. — Если только я смогу разобраться. что именно к лучшему. До сих пор мне это не удавалось. Сначала Рон, потом Чарли Я совершила в жизни несколько ужасных ошибок.

—Но не в последнее время. Не надо упрекать себя за то, что произошло много лет назад. Вы тогда были моложе и наивнее. Я даже возьму на себя смелость утверждать, что если бы вы встретили Рона или Чарли сейчас. они бы вас не заинтересовали.

—Надеюсь, что так! Но у меня и сейчас бывают приступы отчаяния, когда мне кажется, что какой угодно мужчина все же лучше, чем никакого. Слава Богу, эти приступы всегда проходят, но после них я становлюсь более осторожной. А чрезмерная осторожность парализует.

Подумав немного, Элин спросила:

—Эо ваше сегодняшнее ощущение? Вы чувствуете себя скованной?

—Отчасти. Я растеряна. Мне нужно поговорить с кем-то, кто меня хорошо знает.

—У вас есть друзья.

Лиа уставилась на свои руки.

—Людям, с которыми я общаюсь, довериться трудно. Пойдут сплетни, от них никуда не денешься. Когда видишь одних и тех же людей изо дня в день, темы для разговоров быстро иссякают, поэтому начинаешь пересказывать то, что слышал от другого. Это получается само сабой, непреднамеренно — во всяком случае, хорошие друзья не распускают слухи нарочно. Просто иногда, когда нужно заполнить паузу в разговоре, может что-то вырваться. — Лиа подняла взгляд на Элин. — Я никого не оправдываю, мне это страшно не нравится, но я не могу презирать всех и каждого, кто распускает сплетни. Я бы не назвала своих людей плохими людьми только за то, что они иногда могу проболтаться. — Лиа чувствовала, что со стороны может показаться, будто она оправдывается, но ей хотелось высказать свою точку зрения. — Мои друзья мне нравятся, однако в разговоре с ними мне приходится быть осторожной, вот и все. — Она усмехнулась. — Вы связаны правилами профессиональной этики, поэтому с вами я могу поделиться всем, чем хочу.

Элин улыбнулась. В такие моменты, когда улыбка смягчала и озаряла ее лицо, она походила на мать — такую, о какой Лиа мечтала, но какой у нее никогда не было. Сколько Лиа себя помнила, Вирджиния никогда не выглядела веселой и одновременно мягкой, нежной. Она никогда не выслушивала жалобы дочерей.

—Я не знаю, как поступить, Элин. Если я поеду в Мэн, то снова окажусь во власти старого желания добиться одобрения матери. Если не поеду, то рискую оттолкнуть ее навсегда.

Элин кивком выразила одобрение — отчасти именно за этим Лиа к ней и приходила.

— Кажется, можно подвести итог. Вы действительно держите ситуацию под контролем.

— Через столько времени пора бы, вам не кажется? Да, я действительно хочу заслужить ее одобрение и всегда этого хотела. Я понимаю, что делаю, но от этого ничего не меняется… Мать приглашает меня не затем, чтобы мне угодить. Она, правда, пишет, что хочет побыть со мной, но думаю, она написала так только потому, что понимает — это единственное, что действительно может побудить меня приехать. Однако когда мы перешли от слов к делу, оказалось, что я ей не так уж и нужна.

— Учитывая ее проблемы со здоровьем, возможно, она будет чувствовать себя спокойнее, когда вы поблизости.

—Но сейчас она прекрасно себя чувствует, врач это подтвердил. Тревога оказалась ложной, Вирджиния напрасно раздула из мухи слона. И она вовсе не одна, с ней экономка Гвен, которая делает для нее абсолютно все. Когда понадобится, она пригласит рабочих и те распакуют вещи и вы полнят всякую другую работу, необходимую при переезде. Поэтому я польщена, но настроена скептически.

Элин задумалась.

—Как вы думаете, почему она написала, ведь можно было позвонить?

— Из трусости. Она боялась, что я откажусь, вот и написала, а билеты приложила для того, чтобы создалось впечатление, будто вопрос уже решен. — Подумав, Лиа добавила: — Или из самоуверенности, по привычке командовать. Я не могу решить, какое из предположений верное.

— А для вас самой какой вариант предпочтительнее? Какой из двух случаев мог бы стать причиной для поездки?

— Никакой. Мне нравится здесь, я привыкла к этому месту, здесь я многих знаю, и многие знают меня.

Элин услышала за словами Лиа то, чего та не произнесла вслух: «В Мэне будут новые люди».

— Я плохо схожусь с новыми людьми.

— Но вам же здесь скучно.

—Скучно, но спокойно. Кроме того, встречи с матерью постоянно выводят меня из равновесия. Она всегда такая безупречно спокойная, уравновешенная. Даже когда у нее было плохо с сердцем, она держалась с видом покорности судьбе. Допустим, она подавляла свой страх, но я готова поклясться, что в глубине души я была больше напугана, чем она сама. Я даже подозреваю, что она хотела иметь меня под рукой, чтобы я выражала эмоции, которые она сама выразить не может, а врачи и медсестры думали бы, что она сохраняет спокойствие ради меня, и, значит, с ней все нормально. На самом деле моя мать — женщина сильная. — Лиа не сдержалась, и у нее вырвалось грубое выражение: — Ей все по фигу. Если она в своем почтенном возрасте решила переезжать — ради Бога, но ведь у нее хватило наглости просить меня посвятить две недели своей жизни, чтобы помочь ей в этом. Она-то никогда не уделяла мне двух недель, даже в то лето, когда я очень сильно болела.

В пятнадцать лет у Лиа развилась булимия — в те времена эта болезнь еще не стала модной. После того как она вдруг упала в обморок, ее срочно отвезли в больницу, где она провела целый месяц. До этого обморока Вирджинию ничто не настораживало, она не замечала, что с одной из ее дочерей творится неладное. Когда Лиа попала в больницу, мать, конечно, уделяла ей внимание, но не снизошла до того, чтобы нарушить привычный ритм жизни. Участвуя в то время в турнире по гольфу, она не пропустила ни одной игры.

— Вы не обсуждали с матерью этот случай в прошлом году, когда ездили к ней? — спросила Элин.

— Нет, тогда было неподходящее время, чтобы злиться на мать. Я хотела ее поддержать и по возможности ей помочь.

— То есть быть такой, какой она никогда не была по отношению к вам? Не в этом ли состояла ваша месть?

Лиа поморщилась:

—Что-то в этом роде, но ничего не вышло. Моя мать не отличается развитой интуицией. Мои мотивы всегда были выше ее понимания, и в этот раз, если я поеду в Мэн, получится то же самое. Мне не стоит ехать, правда не стоит. Лучше отослать билеты обратно, вежливо поблагодарить и отказаться. Я могу сослаться на то, что у меня нет времени.

Лиа очень хотелось так и поступить, но самое неприятное заключалось в том, что время у нее как раз было. Разве что она затеет ремонт или отправится в путешествие. Ее отказ Вирджинии определенно не понравится, но так матери и надо, она это заслужила.

— Но ведь я не могу так поступить, правда? — Лиа безнадежно посмотрела на Элин. — Хоть я и не знаю в Мэне ни единой живой души, я приеду туда на две недели, как просит мать, и выполню дочерний долг, даже понимая, что она этого никогда не оценит.

— А может, оценит. Возможно, вас ожидает сюрприз, Не забывайте, Лиа, что ей исполняется семьдесят, это серьезная веха, возможно, в ней что-то изменилось.

— Хорошо бы. Наверное, если я все-таки поеду, это будет одной из причин.

— Назовите мне другие.

— Она моя мать.

— А еще?

— Она обратилась ко мне, а не к Кэролайн или к Анетт.

— А еще?

— Ей почти семьдесят лет, она может в любой момент умереть, и тогда меня до конца жизни будет мучить совесть. И еще, когда все будет сказано и сделано, мне хочется получить ее одобрение. Это, может быть, мой последний шанс. — «Последний шанс — как это мрачно звучит», — подумала Лиа. — Она пишет, что хочет побыть со мной, поговорить. Именно этого мне всегда хотелось, как же я могу отказаться? — Лиа попыталась это представить и не смогла. — В общих чертах это все. Я не хочу ехать, но не могу не поехать.

Она встала с кушетки.

Элин проводила ее до двери.

— Лиа, все не так просто. Вот вы сказали, что плохо сходитесь с новыми людьми, а я думаю, вы можете с этим справиться. Этой поездкой вы докажете себе, что можете. И еще одно. У вас все еще недостаточно высокая самооценка, но правда заключается в том, что вы откликнетесь на просьбу матери потому, что вы хороший человек. Это действительно так. Вы совсем не такая, как мать, вы не равнодушны к людям и не боитесь это показать. Это очень хороший признак.

—Возможно. Но что будет потом, когда эти две недели закончатся? Мать с улыбкой потреплет меня по щеке и отошлет домой, как всегда поступала в прошлом?

—Вы будете знать, что сделали все от вас зависящее и вам не о чем жалеть. Вы побываете в двухнедельном отпуске, в новой, непривычной обстановке и благополучно вернетесь, ничего не потеряв. У вас открыты глаза. Вы знаете, чего можно ожидать, а чего не стоит. Все будет хорошо. Вы справитесь.

В последующие недели Лиа цеплялась за эту мысль, хотя в то же время пыталась найти для себя убедительный предлог отказаться от поездки. Она позвонила Сьюзи Макмиллан — ее третий муж служил послом и имел давние связи в дипломатическом корпусе. На приемах, которые устраивала Лиа, супруги Макмиллан были ее главной опорой.

— Привет, Сьюзи. Это Лиа. Как поживаешь?

— Я как раз собиралась уходить, — ответила запыхавшаяся Сьюзи. — Мы с Маком приглашены на обед в посольство, а потом вылетаем в Ньюпорт.

— А я тут подумала, не устроить ли нам в конце месяца нечто грандиозное, — осторожно предложила Лиа. — Вы к этому времени вернетесь?

— Вряд ли, Лиа, лучше на нас не рассчитывай. Может быть, в другой раз.

Лиа набрала номер Джилл Принс. С Джилл они вместе работали в благотворительном обществе. Муж Джилл возглавлял в Вашингтоне один из влиятельных аналитических центров.

— Привет, Джилл, как дела?

— Лучше не спрашивай, такая суматошная жизнь! Дети заканчивают учебный год, поэтому, сама понимаешь, у нас сплошные пикники, балы, концерты, а в промежутках я пытаюсь собрать детей в лагерь. А ты чем занимаешься?

— Да так, ничем особенным. Я подумала: может, сходим куда-нибудь на ленч на следующей неделе?

Джилл вздохнула:

—Не могу, Лиа. Пока дети не уехали, не могу строить никаких планов. А как только мы закинем их в лагерь, сразу же поедем в Квебек. Если только после нашего возвращения?..

Лиа попыталась договориться с Моникой Сэйвинс. У Моники не было ни мужа, ни детей, но зато было множество приятелей.

—Лиа, я бы с удовольствием поехала с тобой в оздоравительный центр, но сейчас неподходящее время. — Моника понизила голос до шепота и доверительно сообщила: — Я ветречаюсь с Филиппом Дорианом. — Когда Лиа никак не отреагировала на эту новость, она пояснила: — Он скрипач, играет в Национальном симфоническом оркестре. У него невероятные руки! — Моника мечтательно вздохнула. — Так что как нибудь в другой раз. А сейчас мне нужно бежать, Говард пригласил меня на ленч. Ты ведь знакома с Говардом? Он работает на Си-эн-эн. — Она снова понизила голос: — Говард не знает про Филиппа, и я постараюсь, чтобы не узнал. Ты ведь никому не проболтаешься, правда?

Лиа пообещала молчать, для нее не составляло труда выполнить это обещание, так как личная жизнь Моники ее всегда немного смущала. Кроме того, у нее были свои планы. Она позвонила еще нескольким знакомым, но складывалось впечатление, что на те две недели в июне, на которые приходилась ее предполагаемая поездка в Мэн, не намечалось ни единого светского мероприятия. Кто-то уезжал к друзьям, кто-то отправлялся в путешествие, кто-то собирался в свои летние загородные резиденции. Ей же, если она не улетит в Мэн, предстояло остаться в душном Вашингтоне одной, наедине с призраком материнского осуждения. Некоторые события в жизни предопределены свыше, и, похоже, ее поездка в Мэн — одно из таких событий. Лиа подумала и о том, что в ее жизни наступил застой. Возможно, отношения с матерью — неоконченное дело, которое тянет ее назад. А она хотела двигаться вперед, действительно хотела, и побыстрее.