Тамара Васильевна меняет профессию! (СИ)

ГЛАВА 28. Котёныш

В этот момент я снова вспомнила. Кто я. И зачем я здесь.

Я – Тамара Васильевна Подушкина! Я здесь, чтобы спасти эту несчастную девушку, на голову которой свалилось столько... всего.

Тело, в котором я обитала, ощущалось одновременно чужим и родным. Словно старая перчатка, которую долго разнашивали – уже не жмёт, но всё равно чувствуется каждый шов.

Маленькое лысое существо в моих руках заворочалось, выводя меня из оцепенения. Его кожа была почти прозрачной, сквозь неё просвечивали тонкие голубоватые венки.

— Гераська… это правда ты? — прошептала я.

Я осторожно протянула к нему палец.

Котёныш вдруг перестал извиваться, замер, уставившись на мой палец своими невозможными янтарными глазами с вертикальными зрачками. А потом потянулся и присосался к моему пальцу синюшными губками.

Ощущение было... странным. Не больно, не страшно, просто...

— Щекотно... — вырвалось у меня.

По телу прокатилась волна мурашек, а в палец словно вонзили тончайшую иглу – но не болезненную, а наэлектризованную, посылающую крошечные разряды вверх по руке. Я уже хотела убрать палец, опасаясь, чтобы это создание мне его не отгрызло, но Стебль остановил меня.

— Постой-ка...

Профессор склонился над нами, его длинная борода из листьев едва не касалась лысой головки существа. Зеленоватые лозы колыхались, создавая вокруг нас подобие живого кокона.

— Смотри... — профессор указал узловатым пальцем-веткой на место, где Гераська присосался к моему пальцу.

Я пригляделась и ахнула. Там, где его губы касались моей кожи, образовалось едва заметное свечение – тончайшая нить серебристого света, пульсирующая в такт биению моего сердца.

— Итак, — заключил профессор, и в его голосе звучало то благоговение, с которым истинные учёные встречают подтверждение своих самых смелых теорий, — он питается твоей энергией. А значит, это твой фамильяр. И когда он окрепнет, то начнёт подпитывать и тебя! Я был прав! Это твой фамилярный...

— Ясно, у всех шары, а у меня... — я запнулась, вовремя прикусив язык.

Надо для начала узнать, есть ли в этом мире вообще коты.

Но все мысли отступили на задний план, когда я увидела, что происходит с Гераськой. Прямо на глазах, крошечное существо начало меняться. Бледно-синюшная кожица порозовела. Вены, просвечивающие сквозь неё, постепенно скрывались. Существо словно оживало с каждым мгновением.

— Ну-ка, давай омоем его, — пробормотал профессор, доставая из-под стола таз с чистой водой, пахнущей травами.

Мы осторожно отделили Гераську от моего пальца – он недовольно пискнул, но не сопротивлялся – и опустили в тёплую воду. Профессор тщательно, с неожиданной ловкостью, смыл остатки крови и слизи с крошечного тельца. А затем обтёр зверёныша чистой тряпицей.

И случилось чудо.

На крохотном тельце запушился тончайший белый пухо-мех, похожий на первый снежок. Он покрывал существо, словно шёлковое одеяло, делая его всё менее похожим на лысую тварь из ночных кошмаров и всё больше — на...

— Кисунька, — прошептала я.

Но не обычный это был кот. Миниатюрные зачатки крыльев на его спине теперь были покрыты белым пухом, делая его похожим на крошечного грифона. Хвост с кисточкой едва подрагивал. Он мяукнул – тонко, пронзительно, но так узнаваемо, что моё сердце сжалось.

Гераська.

— В классических трактатах о фамильярах нет ни слова о таких трансформациях... — пробормотал профессор, бережно укутывая существо в мягкую ткань.

Но мне было всё равно, о чём там говорят их классические трактаты!

Я протянула руки и приняла завернутого Гераську. Он уже не казался уродцем – теперь это был просто необыкновенный, особенный котёнок. Мой. Моё маленькое чудо.

И затем он прижался к моей груди, мурлыча так тихо, что звук был скорее ощущением, чем звуком. Это крошечное создание нуждалось во мне так же сильно, как и я в нём.

Я прикрыла глаза и задремала под его нежное урчание.

***

Тонкая нить сна разорвалась от настойчивого стука в дверь. Я вздрогнула, а Гераська мгновенно проснулся, его ушки встали торчком, а зрачки расширились, заполняя почти всю радужку. Его маленькие крылышки слегка развернулись в защитной позе.

Стук повторился, теперь более требовательно.

— Профессор Стебль! — донёсся из-за двери взволнованный голос Дариана. — Тайра у вас? Откройте немедленно!

На пороге стоял бледный, как полотно, Дариан. Его обычно аккуратная одежда была помята, а в глазах читался неподдельный страх. За его спиной маячило напряженное лицо ректора Равенкрафта и еще нескольких преподавателей, которые с неприкрытым интересом рассматривали меня и Гераську.

— Слава Великому Оракулу, мы нашли её! — выдохнул Дариан, облегченно привалившись к дверному косяку.

Равенкрафт сделал шаг вперед.

— Профессор Стебль, — начал он официальным тоном, — я понимаю вашу преданность науке, но забирать раненую студентку из лазарета, тем самым подвергнув её смертельной опасности… Кхм, мягко говоря, неуместно, — продолжал ректор. — Практикант Дариан сообщил мне о тревожном визите мисс Фаэрис и о её столь же тревожном исчезновении. На полу лазарета мы нашли капли крови, ведущие в коридор.

Равенкрафт сделал шаг вперед. Его глаза сузились, пронзая меня холодным взглядом:

— И теперь я нахожу её здесь. Знаете, совет попечителей уже не единожды выражал обеспокоенность вашими... нетрадиционными методами лечения. Вы понимаете, что это инцидент может стать последней каплей?