Покинув уютную кофейню, я на мгновение замерла у входа, мысленно прикидывая расстояние до бакалейной лавки, которое мне предстояло преодолеть. Дождь всё так же размеренно стучал по крыше и окнам, создавая ритм, под который редкие прохожие спешили спрятаться под навесами. Внезапные порывы ветра срывали листья с деревьев и отчаянно трепали одежду, так что небрежно накинутые на головы шали и капюшоны мгновенно сбивались.
Поплотнее закутавшись в плащ и придерживая одной рукой капюшон, я поспешила к лавке, стремясь как можно быстрее укрыться под её кровом. Мои шаги глухо отдавались на мокрой брусчатке, и от каждого неосторожного движения брызги разлетались во все стороны. По пути мне попадались маленькие магазинчики с узкими витринами, где царили тишина и спокойствие. За стёклами уютно поблескивали свертки с тканями и нарядными шляпками, украшенными перьями и лентами, а блестящие заколки для волос ловили свет редких фонарей, словно приглашая войти.
Наконец я оказалась на маленькой торговой площади, где, несмотря на дождь, кипела жизнь. Продавцы, словно не замечая непогоды, громко зазывали покупателей, выставляя на деревянных лотках спелые фрукты, яркие овощи и домашнюю утварь. Женщины с плетеными корзинами в руках быстро сновали между прилавками, перебирая зелень и выбирая яблоки. Время от времени они начинали спорить о ценах, а торговцы снисходительно кивали или, напротив, мрачно хмурились, отстаивая каждый медяк.
Двери лавки со скромной деревянной вывеской над входом с выгравированными на ней буквами «Бакалея» были гостеприимно распахнуты. Витрина маленького магазинчика, узкая и слегка запотевшая, была украшена мешками с мукой и крупами, а сверху свисали косы лука и чеснока. Рядом стояли стеклянные банки с консервированными овощами, а плотные слои персиков и абрикосов в сиропе переливались теплыми золотистыми оттенками.
Быстро нырнув внутрь, я сбросила капюшон и оглядела небольшое, но уютное помещение. Здесь было удивительно тепло, а воздух был пропитан ароматом сушеных трав и теплых пряных специй. На деревянных полках вдоль стен высились мешки с крупами, солью и бобами, стояли большие бутылки с уксусом и тёмными маслами, а на прилавке лежали аккуратные бумажные свертки.
Внутри лавки было немноголюдно: мужчина в чёрном пальто терпеливо ждал, пока его покупку завернут в плотный пакет, а женщина перебирала засахаренные фрукты в стеклянных банках, с любопытством разглядывая яркие ломтики. Продавщица — дородная дама в чистом, аккуратно повязанном фартуке — стояла за прилавком и приветливо улыбалась каждому входящему. Она тепло кивнула мне, лишь на мгновение оторвавшись от своей работы, и продолжила ловко упаковывать товар.
— Мадам, вы выбрали? — вежливо спросила продавщица, наклонившись к покупательнице, которая тщательно, как ювелир, раскладывала ломтики засахаренных фруктов на плотной бумаге. Женщина была элегантно одета, и каждое её движение дышало степенной неторопливостью, как будто выбор фрукта был делом первостепенной важности.
— Еще пару ломтиков, мой Инес любит, чтобы они были мягкими, — ответила покупательница, не отрывая взгляда от прилавка, где под её аккуратными пальцами один за другим появлялись янтарные ломтики фруктов. Её спокойный голос и сосредоточенность выдавали, что покупка в лавке была для неё не просто обыденной задачей, а целым маленьким ритуалом.
— Мадемуазель, что вам подать? Крупу? Соль? Может, мёд и чай? — мягко спросила продавщица, по-видимому, хозяйка лавки, обратив свой взор на меня.
— Мадам Агата? — уточнила я, приветливо улыбнувшись.
— Верно, — кивнула женщина, с любопытством на меня взирая. Её лицо оставалось доброжелательным, но взгляд стал чуть внимательнее, как будто она пыталась меня оценить.
— Элис из кофейни на углу Док-стрит сказала, что вам нужен продавец, — решительно произнесла я, надеясь, что женщине действительно требуется помощница.
— Ох, милая, была такая нужда, да только вчера мой муж привез племянницу из деревни, — с сожалением охнув, женщина всплеснула руками. Её движения были быстрыми и немного театральными, как у человека, привыкшего вести разговоры в торговой суете. Махнув рукой в сторону деревянной лестницы за прилавком, которая вела на второй этаж, она добавила, — вон, обживает комнату, завтра буду учить её торговать.
— Понятно, спасибо, — ответила я, чувствуя, как меня снова охватывает отчаяние, но всё же спросила, — может, подскажете, кому ещё нужна помощница?
— Онора долго искала швею, — сказала хозяйка с легкой неуверенностью в голосе, — но до меня дошли слухи, что она вроде как кого-то нашла, — добавила мадам Агата, неопределенно пожав плечами, — но ты всё равно зайди к ней. Её мастерская у старого фонтана, она там одна такая, не перепутаешь.
— Зайду, спасибо, — ещё раз поблагодарила я женщину и, стараясь не выдать отчаяния в голосе, направилась к выходу, плотнее закутываясь в плащ перед тем, как выйти под моросящий дождь.
Мадам Онора, как оказалось, действительно больше не нуждалась в помощнице, слухи не обманули. И мадам Летиция, тепло улыбнувшись и на мгновение задержав на мне взгляд, с сожалением сообщила, что помощь на кухне тоже больше не нужна — кондитерская лавка закрывается, и она переезжает в деревню, чтобы быть рядом с больной матерью.
После ещё нескольких отказов в тесных магазинчиках и пахнущих хлебом пекарнях мои ноги сами привели меня на угол улицы, где возвышался старый, покрытый налетом времени дом. Двухэтажное здание выглядело мрачно и величественно, словно застывшее в воспоминаниях о прежних днях. Его каменные стены были грубыми, местами покрытыми мхом, а дождь и ветер оставили на них свои следы в виде потеков.
Я ненадолго остановилась перед узкими окнами мастерской и сквозь запыленное стекло увидела сотни часов: большие настенные с вычурными маятниками, крошечные карманные, сверкающие латунными крышками, и тонкие наручные, лежащие на тёмных подставках.
Почти не надеясь на удачу, я взялась за массивную ручку и потянула на себя обитую железом дверь. Она поддалась с лёгким скрипом, открывая путь внутрь, и я поспешила войти, чувствуя, как капли дождя стекают с плаща на темный пол.
Внутри пахло деревом, лаком, металлом и едва уловимым духом старины, словно время здесь остановилось или, наоборот, превратилось в саму суть помещения. Повсюду стояли и висели часы — от массивных напольных с резными корпусами и замысловатыми маятниками до изящных карманных часов в потертых кожаных футлярах. Настенные часы тихо тикали с разных сторон, создавая непрерывную мелодию.
За рабочим столом, заваленным стеклянными линзами, крошечными шестеренками и тонкими инструментами, сидел старик. Его густая седая борода и круглые очки, сползшие на кончик носа, придавали ему вид ученого, погруженного в исследования. Его лицо было покрыто глубокими морщинами, следами прожитых лет, но руки двигались с такой точностью и уверенностью, что это казалось удивительным. Лёгкими движениями, держа в руке крошечную отвёртку, он сосредоточенно чинил механизм карманных часов, словно в мире не было ничего, кроме этого крошечного устройства.
— Добрый день, — осторожно заговорила я, невольно вздрогнув от неожиданно громкого звука собственного голоса, разорвавшего умиротворенное тиканье, заполнившее мастерскую.
— Добрый день, мадемуазель, — удивлённо отозвался мастер. Его голос был низким, чуть хриплым, словно старик давно не слышал ничего, кроме тиканья механизмов.
— Мсье, вам нужен помощник? Я быстро учусь и могла бы вам помочь в вашем деле. Также я готова заниматься уборкой и, если потребуется, готовить для вас, — собравшись с духом, произнесла я и, чуть помедлив, добавила: — А ещё мне нужна комната.
Мастер ответил не сразу, он слегка откинулся на спинку старого стула и внимательно на меня посмотрел. Его взгляд был тяжелым, но в нём не было неприязни, скорее, какая-то осторожность, как у человека, привыкшего долго размышлять перед принятием любого решения. И я понимала его сомнения и то, почему он не спешил с ответом: появление незнакомки в поисках работы и жилья требовало осторожности, и его недоверие было объяснимо.
— Хм… возьми фарл из шкатулки, — наконец заговорил старик, его голос был всё таким же ровным и чуть хриплым, но взгляд немного смягчился. Он кивнул в сторону резной шкатулки, стоявшей на старом секретере. — Купи продукты на рынке и возвращайся, я покажу, где кухня.
— Конечно, я быстро, — едва сдерживая дрожь в голосе, ответила я и, стараясь не делать резких движений, медленно приблизилась к старому секретеру. Он стоял в углу, выцветший от времени и покрытый сетью тонких трещин, словно затянутый паутиной. На нём возвышалась темная шкатулка, немного потрепанная, но по-прежнему изящная, украшенная замысловатым резным узором, напоминающим плетение старинного кружева.
Осторожно приподняв крышку, я увидела внутри два фарла, аккуратно лежащих на бархатной подкладке. Вытащив один из них, потемневший от времени, и зажав монету в руке, я быстро вышла из часовой мастерской. И на улице, несмотря на холод и дождь, по-детски радостно улыбнулась, осознав, что впервые за долгое время у меня появилась хоть какая-то надежда…