Тайна моего положения

Глава 41

Спустя долгие две недели лекарь, наконец, разрешил мне встать с постели. После вынужденного затворничества просторный особняк казался удивительно огромным и слегка незнакомым, словно я, подобно путешественнику в неизведанных землях, заново открывала для себя каждый его потаенный уголок. Солнечный свет, проникающий сквозь высокие окна, расчерчивал причудливыми узорами дубовый паркет, а знакомые портреты предков семейства Блэквудов будто с любопытством следили за моими неуверенными шагами.

— Осторожнее на лестнице, — Эдгард бережно поддерживал меня под локоть, пока мы медленно спускались в просторный холл по широким ступеням. — Может, стоило ещё немного подождать?

— Если я проведу в постели ещё хоть день, то непременно сойду с ума, — возразила, наслаждаясь прохладой, исходящей от резных перил. — К тому же лавку необходимо подготовить к открытию.

— Которое вполне можно отложить, — заметил мсье Эдгардр.

— Нет, это невозможно. Заказы уже начали поступать после приёма у графини. Леди Уилкинс…

— Может подождать, — закончил за меня мужчина, внезапно остановившись на площадке лестницы и, мягко развернув меня к себе, добавил, — ваше здоровье несравненно важнее.

— Хорошо, я обещаю не перенапрягаться. Но в лавку мы всё-таки поедем. Мне необходимо увидеть, как продвигается работа, — пошла на компромисс, с удивлением всматриваясь в его встревоженное лицо.

— В таком случае позвольте сопровождать вас, — подытожил Эдгард тоном, не оставляющим места для возражений, одновременно подавая мне руку.

В экипаже мы ехали молча, покачиваясь в такт цокоту копыт по мощеным улицам. Сквозь тонкие занавески пробивались солнечные лучи, играя на серебряных пуговицах его сюртука. Эдгард украдкой поглядывал на меня, время от времени теребя край безупречно повязанного шейного платка, словно хотел что-то сказать, но не решался. Наконец он заговорил, слегка подавшись вперед:

— Я тут размышлял… может быть, стоит расширить помещение? Пробить дверь в соседнюю комнату для хранения запасов? Это значительно увеличило бы пространство для работы.

— Вы сами говорили, что сначала необходимо убедиться в успехе предприятия, — напомнила, разглаживая складки дорожного платья.

— Это было до того, как я увидел впечатляющий список заказов, — с улыбкой проговорил мужчина, ловким движением фокусника достав из внутреннего кармана сюртука аккуратно сложенный лист кремовой бумаги. — Пока вы болели, пришло ещё несколько весьма интересных предложений.

— Хм… — заинтригованно хмыкнула, взяв в руки конверт. Я внимательно пробежалась взглядом по изящным строчкам, написанным его четким почерком: — Графиня Монтель? Но она же…

— Сказала, что духи «слишком революционны для её изысканного вкуса»? — усмехнулся Эдгард, и в уголках его глаз появились лучистые морщинки. — Видимо, почтенная дама передумала, когда узнала, что леди Уилкинс заказала сразу три флакона. В высшем обществе мало что имеет большее значение, чем мнение законодательницы мод.

— Это просто невероятно, — восторженно прошептала, не в силах сдержать искреннюю радость, расцветающую теплом в груди. Моя улыбка, обращенная к Эдгарду, отразилась в его глазах, загоревшихся ответным воодушевлением от столь явного успеха нашего предприятия. И на протяжении всего пути до лавки, пока экипаж неторопливо катился по оживленным улицам, с моего лица не сходило выражение тихого счастья и удовлетворения…

Лавка встретила нас пьянящей симфонией ароматов: свежеструганное дерево, едва уловимый запах краски и лака, легкие нотки полироли. Работы действительно почти подошли к концу — новые дубовые полки сияли безупречной полировкой, отражая свет, льющийся через высокие окна, а массивный прилавок из благородного красного дерева с искусной резьбой придавал всему помещению особую солидность и изысканность.

— Великолепно, — выдохнула я, благоговейно проводя кончиками пальцев по гладкой, словно зеркало, поверхности столешницы. Прохладное дерево тотчас отзывалось на прикосновение, будто приветствуя новую хозяйку. — Даже лучше, чем я могла себе представить в самых смелых мечтах.

— Отец настоял на использовании лучших материалов, — произнес Эдгард с нескрываемой гордостью в голосе, направляясь к лаборатории. Створки дубовой двери бесшумно распахнулись под его рукой. — А здесь… ого! — его возглас эхом разнесся по помещению.

Сгорая от любопытства, я сейчас же последовала за Эдгардом и замерла на пороге, пораженная открывшимся видом. Всё оборудование, начищенное до зеркального блеска, было расставлено именно так, как я планировала в своих чертежах, а на широком рабочем столе из полированного дуба уже ждали аккуратные ряды новеньких колб и пробирок, поблескивающих в солнечных лучах.

— Нравится? — раздался знакомый добродушный голос мсье Арчи. Он стоял в дверном проеме, опираясь на свою любимую трость, а его глаза лучились теплом и едва заметным озорством. — Решил сделать небольшой сюрприз.

— Это… — недоговорила, почувствовав, как на глаза непрошено наворачиваются слёзы благодарности, а горло перехватывает от переполняющих эмоций.

— Только не плачьте, дорогая, — поспешно произнес старик, делая шаг вперед. — А то Эдгард непременно обвинит меня в том, что я вас расстроил, и мне придется держать ответ перед сыном.

— Это слёзы искренней радости, — улыбнулась сквозь влажную пелену, промокая уголки глаз кружевным платочком. — Всё просто идеально, до мельчайших деталей.

— Не совсем, — задумчиво возразил Эдгард, указывая на восточное окно. — Нужно установить дополнительное освещение для работы в пасмурные дни. И вентиляция требует усовершенствования…

— Сын, — мягко прервал его мсье Арчи, с отеческой нежностью похлопав его по плечу, — дай даме насладиться этим прекрасным моментом. Все технические детали мы непременно обсудим позже, за чашкой хорошего чая.

Мы провели в лавке весь день, наполненный приятными хлопотами и теплыми разговорами. Я бережно расставляла изящные флаконы на полированных полках, любуясь игрой света в гранях хрусталя, Эдгард с неожиданной сноровкой помогал раскладывать инструменты, а мсье Арчи уютно устроился в мягком кресле у залитого солнцем окна. Он с удовольствием давал мудрые советы и делился увлекательными историями о том, как сам когда-то начинал своё банковское дело, жестикулируя тростью для большей выразительности.

— Знаешь, — тихо произнес Эдгард, когда мы остались одни в лаборатории, — я давно не видел отца таким… живым и воодушевленным.

— Он безмерно счастлив, что вы снова рядом, — ответила, осторожно протирая тонкую стеклянную колбу мягкой замшей.

— И что у него скоро будет долгожданный внук. Или внучка, — добавил мужчина, бросив мимолетный, но полный нежности взгляд на мой округлившийся живот. — Кстати… вы уже задумывались об имени?

— Если будет девочка — Маргарет, — ответила, поглаживая живот свободной рукой. — В честь вашей матери.

— А если мальчик? — хрипло пробормотал Эдгард, в его глазах промелькнула целая буря эмоций: удивление, благодарность и что-то еще, глубокое и невысказанное. Он сделал едва заметное движение ко мне, но остановился, словно не осмеливаясь преодолеть разделяющее нас расстояние.

— Пока окончательно не решила. Есть предложения?

— Генри, — не задумываясь ответил Эдгард. — Так звали моего деда. Отец всегда говорил, что он был самым мудрым человеком из всех, кого он знал.

— Генри… — задумчиво повторила, пробуя имя на вкус. — Красивое имя.

В этот самый момент ребёнок снова шевельнулся, будто откликаясь на разговор о своем возможном имени, и я непроизвольно положила ладонь на округлившийся живот.

— Можно? — неуверенно спросил мужчина, протягивая руку, и в его голосе прозвучала такая трогательная робость, что мое сердце сжалось от нежности.

Я молча кивнула, не доверяя собственному голосу. Теплая ладонь осторожно, почти благоговейно легла рядом с моей, и в этот волшебный момент малыш снова решительно толкнулся, словно приветствуя своего отца. И на лице Эдгарда тотчас отразилось изумление и восторг.

— Он… или она… всегда так активно двигается? — просипел мужчина, не убирая руки и едва дыша, словно боясь спугнуть это чудесное мгновение единения.

— Обычно после обеда становится особенно активным, — ответила с нежной улыбкой, наблюдая за выражением неподдельного восторга на его лице. — И когда я работаю с ароматами — некоторые запахи ему будто нравятся больше других. Особенно остро реагирует на бергамот и ваниль.

— Уже проявляет характер и определенные пристрастия, — улыбнулся Эдгард, и его карие глаза засветились теплом в лучах заходящего солнца. — Весь в…

— В отца? Да, упрямства точно хватает. Особенно когда не нравится аромат — тогда толкается так, что приходится менять композицию, — со смехом закончила за него, озорно подмигнув на миг стушевавшемуся мужчине. И вскоре мы оба рассмеялись, и впервые между нами не было неловкости, что преследовала нас раньше. В этот момент мы были просто мужчиной и женщиной, ожидающими появления своего первенца…