Тайна моего положения

Глава 38

Утро после приёма выдалось пасмурным. Серые облака нависли над городом плотной пеленой, придавая улицам Элшимора почти призрачный вид. Я стояла у высокого стрельчатого окна в гостиной, рассеянно наблюдая, как мелкий дождь превращает мостовую в потускневшее зеркало, и пыталась собраться с мыслями. Вчерашний взгляд Эдгарда, тот момент внезапного осознания в его глазах, преследовал меня на протяжении всего вечера и ночи, не давая покоя.

— Доброе утро, — неожиданно громко раздавшийся в гнетущей тишине хриплый голос мужчины, заставил меня вздрогнуть. Я медленно обернулась, чувствуя, как сердце пропускает удар, а пальцы невольно сжимают мягкие складки утреннего платья.

Эдгард стоял в дверном проёме, прислонившись к косяку, словно ему требовалась опора. Мужчина был бледен и встрёпан, с тёмными тенями под покрасневшими глазами, будто не сомкнул их всю ночь. Безупречно завязанный обычно шейный платок съехал набок, а жилет был застёгнут криво. В его руках поблёскивал хрустальный бокал — судя по терпкому аромату, разносившемуся по комнате, с бренди.

— Немного рановато для этого, не находите? — заметила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри всё сжималось от тревожного предчувствия.

— Самое время, — насмешливо проронил мужчина, сделав большой глоток янтарной жидкости. Его пальцы заметно дрожали, и несколько капель бренди скатились по стеклу бокала. — Особенно когда выясняется ваше… кхм… интересное положение.

— Эдгард… — моё сердце пропустило удар от того, как холодно прозвучало последнее слово.

— Не отрицайте, — оборвал меня мужчина, шагнув в комнату. Половицы тихо скрипнули под его нетвёрдой поступью. — Я вчера всё понял. Ваше недомогание, головокружения… Сколько?

— Пятый месяц, — тихо ответила, невольно прижимая руку к животу. Тонкая ткань утреннего платья уже не могла скрыть едва заметную округлость.

— И отец знает? — голос Эдгарда предательски дрогнул, а в глазах промелькнуло что-то похожее на боль.

— Да, — выдохнула я, чувствуя, как тяжело даётся даже это короткое слово.

— Потрясающе, — горько рассмеялся мужчина, и этот смех больше походил на рыдание. — Просто… потрясающе. И давно вы это спланировали?

— Спланировала? — ошеломленно переспросила, чувствуя, как внутри меня поднимается волна праведного гнева. — Вы думаете, я специально подстроила ту ночь в доме мадам Розмари? Когда вас, пьяного в стельку, привёл ваш «друг»?

— О чём вы говорите? — с недоумением проронил Эдгард, потрясённо застыв с бокалом у губ.

— О той ночи, когда меня опоили каким-то зельем. А вы были столь пьяны, что… — я сглотнула комок в горле, на мгновение переводя взгляд к окну, не в силах смотреть ему в глаза. — Вы правда ничего не помните?

— Я… — мужчина нахмурился, глубокая морщина прорезала его лоб, пока он силился пробиться сквозь туман воспоминаний. — Тот вечер в доме Джеймса… Он предложил выпить за сделку, а потом… — его зрачки расширились от внезапного осознания. — Боже мой…

Бокал выскользнул из его рук и с оглушающим звоном разбился о паркет, осколки хрусталя разлетелись сверкающими брызгами, отражая тусклый свет пасмурного утра. Янтарная жидкость медленно растекалась между тёмными досками пола, впитываясь в щели. Терпкий запах бренди наполнил комнату, смешиваясь с тонкими ароматами эфирных масел из курильницы на камине, создавая странный букет, от которого слегка кружилась голова.

— Теперь понимаете? — устало спросила, чувствуя, как накатывает опустошение. — Я тоже не хотела… этого. Но случилось то, что случилось.

— Господи… И всё это время вы… — недоговорил мужчина, поднимая на меня взгляд, полный такой неприкрытой боли и раскаяния, что у меня перехватило дыхание. — Почему не сказали раньше?

— А вы бы поверили? — горько усмехнулась, в горле снова встал предательский комок. — Вы же были свято уверены, что я охочусь за состоянием вашего отца.

— Отец… — его голос дрогнул, в нём смешались вина и недоверие. — Он потому и взял вас в дом? Из-за ребёнка?

— Нет. Он узнал намного позже, — ответила, вновь отворачиваясь к окну, где серые тучи сгустились ещё сильнее, грозя обрушиться на землю настоящим ливнем. — И, знаете, повёл себя куда благороднее.

На мгновение в комнате повисла тяжёлая тишина, густая и осязаемая, как предгрозовой воздух. Её нарушал лишь монотонный стук дождя по стёклам да далёкий, приглушённый звон церковных колоколов, доносящийся с городской площади. Где-то в доме скрипнула половица, и этот звук показался неожиданно громким в напряжённой атмосфере комнаты.

— Что нам теперь делать? — наконец заговорил Эдгард, его хриплый голос разрушил хрупкое безмолвие. Он стоял, сжимая резную спинку кресла так, что старое дерево тихо поскрипывало под его пальцами.

— Нам? — переспросила, чувствуя, как сердце болезненно сжимается в груди от этого простого слова. Оно прозвучало так неожиданно мягко в его устах, что на глаза снова навернулись слёзы. — Не стоит чувствовать себя обязанным. Я справлюсь.

— Справитесь? — мужчина резко обернулся, и в его глазах я увидела решимость, смешанную с отчаянием. — Это мой ребёнок! Вы думаете, я смогу просто…

— Эдгард? — не дал договорить ему мсье Арчи, появляясь в дверях; его проницательные серые глаза, быстро оценили ситуацию: разбитый бокал, растрёпанный вид сына, моё бледное лицо. — Что происходит? Я слышал звон разбитого стекла.

— Всё в порядке, отец, — глухо ответил Эдгард. — Мы просто… разговариваем.

— О чём же? — старик неспешно прошёл в комнату, опираясь на свою любимую трость тёмного дерева с серебряным набалдашником.

— О правде, — коротко бросил Эдгард, выпрямляясь во весь рост. В утреннем свете их сходство проступило особенно явно — та же гордая осанка, тот же упрямый подбородок. — О том, что я стану отцом.

— Значит, ты, наконец, понял, — удовлетворенно протянул мсье Арчи, медленно опускаясь в кресло.

— И давно ты знал?

— Достаточно, чтобы убедиться — Эмилия достойна нашего доверия и защиты, — спокойно ответил старик, поглаживая серебряный набалдашник трости большим пальцем.

— Защиты… — Эдгард снова горько усмехнулся, проводя дрожащей рукой по взъерошенным волосам. — От таких, как я?

— От тех, кто использовал тебя, сын, — сказал мсье Арчи, его обычно добродушное лицо стало непривычно суровым. Глубокие морщины прорезались у рта, а в глазах появился стальной блеск, который я никогда раньше не видела. — Я навёл справки. Джеймс Фостер известен своими… сомнительными развлечениями.

— Ты думаешь… — Эдгард побледнел ещё сильнее, осознавая весь ужас ситуации.

— Заведение мадам Роузмари давно пора было закрыть, — сердито объявил старик, а его пальцы ещё крепче сжали набалдашник трости. — Я уже предпринял необходимые шаги. Такое не должно оставаться безнаказанным.

— Что ты имеешь в виду?

— Городской совет получил весьма убедительные доказательства того, что там происходит. В том числе, — старик многозначительно посмотрел на сына, прищурив глаза, отчего морщины в их уголках стали глубже, — свидетельства о подмешивании сомнительных веществ в напитки гостей. Через неделю это место закроют.

— А Джеймс?

— О, — протянул мсье Арчи, холодно улыбнувшись. — Мистеру Фостеру придётся срочно покинуть город. Если он, конечно, не хочет объясняться с властями относительно некоторых… деликатных вопросов.

— Отец, я должен был понять раньше…

— Я думаю, нам всем нужно успокоиться и обсудить это, как подобает семье, — прервал его старик и, бросив выразительный взгляд на осколки бокала, поблескивающие в лужице пролитого алкоголя, добавил. — За чашкой чая, а не бренди с утра.

Я почувствовала, как на глазах снова наворачиваются предательские слёзы — от накопившейся усталости, от напряжения последних месяцев, от того, как просто и естественно мсье Арчи произнёс слово «семья».

— Простите, — пробормотала я, делая неуверенный шаг к двери. Но ноги вдруг стали ватными, а воздух в комнате стал удивительно густым и тяжёлым. — Мне нужно…

Договорить не успела — в глазах внезапно потемнело, комната закружилась, и я начала оседать на пол. Последнее, что почувствовала — крепкие руки Эдгарда, подхватившие меня, его тёплое дыхание возле моего виска и его испуганный, полный тревоги голос, в котором больше не было ни следа прежней горечи:

— Эмилия!