28

В неверный предрассветный час

У края бесконечной ночи…[2]

Удивительно, по каким причудливым причинам откладывается что-то у нас в памяти. Эти строки из стихотворения Т. С. Элиота я запомнила, потому что в восемнадцать лет, будучи глупенькой первокурсницей, по уши влюбилась в своего преподавателя литературы Энтони Террелла. Помню страстную дискуссию по поводу творчества Элиота в университетской кофейне. Террелл тогда утверждал, что в «Четырех квартетах» Элиот исследует вопросы времени и духовного обновления, а я уверяла в ответ, что творчество Элиота есть коренная причина появления бродвейского мюзикла «Кошки»; следовательно, он не поэт, а дерьмо.

Я бы с такой же легкостью заявила, что солнце синего цвета, только бы побыть с Энтони Терреллом. Дебаты были моим методом флирта.

Непонятно, почему сейчас, свернувшись клубочком в углу дивана, грызя ноготь и глядя в окно на предрассветную темень, я вдруг вспомнила об Энтони. Размышлять о духовном обновлении я себе не позволяла – потому, вероятно, что мои шансы на него были бездарно потрачены впустую. Я не знала, как буду жить дальше, если из-за того, что меня застукали у Ван Зандта дома, основная улика, подтверждающая его вину, пропадет. Если он как-либо причастен к исчезновению Эрин Сибрайт, а я лишила следствие возможности предъявить ему хоть какое-то обвинение, а потом расколоть насчет Эрин…

И тут тихонько, еле слышно в дверь поскреблась надежда. Если б она стала нагло барабанить, я бы живо развернула ее на выход, как бродячего миссионера. Нет, благодарю. То, что вы продаете, мне не нужно.

Надежда – штучка с перьями —

В душе моей поет?

Без слов одну мелодию

Твердить не устает…[3]

Эмили Дикинсон.

Я не хотела никаких надежд для себя. Я хотела всего лишь существовать.

Существование – дело нехитрое. Ставить одну ногу перед другой. Есть, спать, ходить в туалет. А вот жить, жить по-настоящему, со всеми присущими жизни эмоциями и риском – тяжкий труд. Любой риск – возможность и успеха, и поражения. Любая эмоция имеет противовес. Страха не бывает без надежды, надежды – без страха. А мне ни то, ни другое не нужно. У меня уже все есть.

Пока я глазела в окно, горизонт порозовел, и легкая белая дымка поплыла вдоль розовой полоски между тьмой и землей. Не успев расценить это как знамение свыше, я пошла в спальню и переоделась в костюм для верховой езды.

Никто так и не постучал ко мне в дверь глубокой ночью, чтобы допросить насчет куртки и вторжения в жилище Лоринды Карлтон. Вопрос: если моя куртка сейчас не в полиции, то где? Принес ли ее пес Лоринде как трофей? Или Лоринда с Ван Зандтом пошли по моим следам и нашли куртку сами? Если в результате Ван Зандт заполучил рецепт с моим именем, что теперь будет?

Неизвестность – самое паршивое в работе под прикрытием. Я построила карточный домик, представившись одной группе людей одним именем, а другой – вторым. Об этом решении я не жалею: знала, на что иду. В таком деле главное – добиться своего, пока тебя не вычислили и карты не посыпались. Беда в том, что я ни на йоту не продвинулась в возвращении Эрин Сибрайт, а если еще прокололась на ипподроме, то в расследовании мне больше делать нечего, и Молли я подставила.

Я покормила коней, раздумывая, позвонить Лэндри или подождать, не приедет ли он сам ко мне. Хотелось узнать, как прошла беседа с Ван Зандтом и есть ли уже результаты вскрытия Джилл Морон. Впрочем, с чего я взяла, будто он мне хоть что-нибудь расскажет после того, как вел себя накануне?..

Я стояла перед денником Фелики, пока она ела. Эта кобыла была невысокого роста, с большой, неженственной головой, но она обладала колоссальным задором, самолюбием и редкостным отношением к делу. На соревнованиях Фелики нередко обходила более красивых соперниц, и если б могла, то при победе точно показывала бы им палец.

Я нашарила в кармане мятный леденец. При шорохе обертки уши Фелики живо встали торчком, она с самым кротким видом высунула голову над загородкой и бережно взяла у меня с ладони угощение.

Тут мое внимание отвлек шорох шин по асфальту, и я выглянула за дверь. К конюшне подъехал серебристый «Гранд Ам».

Я не вышла навстречу Лэндри. Он вполне может сам ко мне зайти. Вместо этого я пошла к Д’Артаньяну и вывела его из стойла в пустой загон. Краем глаза я следила за Лэндри. Он был в костюме. Утренний ветерок забросил красный галстук ему за плечо.

– Так рано, а вы уже на ногах? – заметил он. – Для человека, который всю ночь где-то шлялся, у вас поразительно свежий вид.

– Не понимаю, о чем это вы.

Я достала из шкафчика скребницу и принялась за работу, которую терпеть не могла Ирина. Она бы дулась на меня целый день и что-нибудь бурчала по-русски, если б у нее не был выходной.

Лэндри прислонился боком к столбу и сунул руки в карманы.

– Вам ничего не известно о вторжении в дом Лоринды Карлтон – тот самый коттедж, где обитает Ван Зандт?

– Не-а. А что там?

– Вчера ночью по 911 пришел сигнал, что там лежит вещдок, который привяжет Ван Зандта к убийству Джилл Морон.

– Обалдеть! Нашли?

– Нет.

У меня упало сердце. Хуже этой новости могла быть только одна: если бы нашли тело Эрин. Дай бог, чтобы она не оказалась следующей.

– Стало быть, вас там не было, – продолжал Лэндри.

– Я же говорила, что буду валяться в постели с книжкой.

– Вы говорили, что залезете с книжкой в ванну, – поправил он. – И это не ответ.

– А вы не задавали вопроса. Интонация была утвердительная.

– Вы были вчера ночью в том доме?

– У вас есть основания полагать, что была? Вы располагаете моими отпечатками пальцев? Или у меня что-нибудь выпало из кармана? Есть видеозапись с камеры слежения? Свидетели?

Я затаила дыхание, не зная даже, какого из ответов боюсь сильнее.

– Нарушение неприкосновенности жилища противозаконно.

– Это я смутно помню с тех пор, как работала сама.

Мое остроумие Лэндри не развеселило.

– Ван Зандт добрался до дома раньше, чем я успел добыть ордер на обыск. Если рубашка там и была, он от нее избавился.

– Что за рубашка?

– Черт побери, Эстес!

Он схватил меня за плечо и развернул к себе лицом, напугав Д’Артаньяна. Мерин шарахнулся назад, на ременную загородку, затем прянул вперед, снова назад и встал на дыбы.

Я с силой толкнула Лэндри ладонью в грудь и прошипела:

– Ради бога, думайте, что делаете!

Он отпустил меня и посторонился, опасливо взглянув на лошадь. Я принялась успокаивать Д’Артаньяна. Тот косился на Лэндри, сомневаясь, разумно ли успокаиваться. Лучше бы ускакать.

– Я не спал ни секунды, – вместо извинения сообщил Лэндри. – Для игры в слова настроения нет. На месте преступления вас не задержали. Ничего из сказанного вами не может быть использовано против вас. И вообще, ни Ван Зандт, ни эта дура не хотят давать делу ход, потому что, как вам наверняка известно, из вещей ничего не пропало. Я хочу знать, что видели вы.

– Если он избавился от улики, это ничего не меняет. В любом случае вы, по видимости, располагали точным описанием того, что там было, иначе не получили бы ордер на обыск. Или Ван Зандт дал вам основания для подозрений на допросе? В этом случае вам должно было хватить ума задержать его вплоть до получения ордера и осуществления обыска.

– Допроса не было. Он потребовал адвоката.

– А кто его адвокат?

– Берт Шапиро.

Поразительно! Берт Шапиро, как и мой отец, имел дело только с очень богатыми клиентами. Интересно, кто из благодарных кормильцев Ван Зандта оплатит ему такой счет?

– Вот незадача, – сказала я. (Для меня – вдвойне. Берт Шапиро знает меня с пеленок. Если Ван Зандт показал ему тот рецепт, мне конец.) – Обидно, что вы задержали его, не дождавшись результатов вскрытия. Можно было бы сыграть на его нервишках, пока он не воспользовался своим конституционным правом.

Видимо, я задела за живое. У Лэндри сжались зубы, под кожей обозначились желваки.

– А на вскрытии что-нибудь выяснилось?

– Если б выяснилось, я бы здесь не стоял. Сидел бы в боксе для допросов и делал из этого подонка котлету – при адвокате или без.

Я накинула на спину Д’Артаньяну белый подседельник с вышитым в углу логотипом «Авадонис», сняла с крюка седло. Лэндри наблюдал за мной, и я физически чувствовала исходящее от него внутреннее напряжение. А может, напряжение было мое собственное.

Я обошла вокруг коня, поправляя подпругу; с Д’Артом это надо делать постепенно, в час по чайной ложке, поскольку он, по словам Ирины, «цветочек нежный». Затянув ремень еще на одну дырочку, я нагнулась зашнуровать наколенники. Лэндри беспокойно переминался с ноги на ногу.

– Сибрайтам снова звонили, – выговорил он наконец. – Похититель сказал, что девушка будет наказана, потому что Сибрайт нарушил правила.

– О боже. – Я опустилась на корточки, будто из меня вдруг выкачали весь воздух. – Когда был звонок?

– Ночью.

Значит, уже после моего провала у Ван Зандта. После того, как Лэндри пришел туда с обыском.

– Постоянное наблюдение за Ван Зандтом установлено?

Лэндри покачал головой.

– Лейтенант не дал бы согласия. Шапиро и так уже разорался о нарушении прав человека – из-за обыска. У нас ни хрена на него нет. Чем обосновать наблюдение?

Я потерла ноющий от напряжения лоб.

– Классно. Просто замечательно!

– Ван Зандт мог поступить, как ему заблагорассудится. Но в любом случае нам известно, что в похищении участвовал не только он. Один человек держал девушку, второй – снимал это на видео. И ничто не помешает тому первому причинить зло Эрин, даже если Ван Зандт окажется под круглосуточным наблюдением.

– Они на ней отыграются за то, что я втянула в это вас, – пробормотала я.

– Во-первых, вы не хуже меня знаете, что девушка, возможно, уже мертва. Во-вторых, вы знаете, что поступили правильно. Брюс Сибрайт вообще ничего предпринимать не собирался.

– Слабое утешение.

Я поднялась на ноги, прислонилась к шкафу, крепко обхватив себя руками. Откуда-то изнутри накатила волна озноба при мысли о том, чем аукнутся Эрин Сибрайт мои действия. Если ее уже не убили.

– Я не собираюсь вас утешать. Но они назначили новую встречу. Если повезет, к концу дня мы вычислим соучастника.

Если повезет…

– Где и когда? – спросила я.

Он молча глянул на меня сквозь темные очки. Лицо каменное.

– Где и когда? – повторила я.

– Елена, вам туда нельзя.

Я на секунду прикрыла глаза, уже зная, как закончится этот разговор.

– Вы меня из дела так просто не уберете.

– Это не от меня зависит. Думаете, лейтенант разрешит вашу самодеятельность? А даже если б решал я, как думаете – допустил бы я вас хоть к чему-нибудь после вашей ночной операции?

– В ходе этой операции нашлась разорванная, перепачканная кровью рубашка подозреваемого в убийстве.

– Которой у нас нет.

– Не по моей вине!

– Вас засекли.

– Ничего этого не случилось бы, если б вам вчера не понадобилось играть мускулами и хватать Ван Зандта за шиворот, – возразила я. – Может, за ужином мне удалось бы из него что-нибудь вытянуть. А вы бы взяли его потом, после вскрытия. Придержали бы его у себя, тем временем получили ордер на обыск и сами нашли бы рубашку. Так нет! Играть по чужим правилам вы не пожелали, и теперь наш мальчик разгуливает на свободе…

– Значит, это я виноват, что вы вломились в чужой дом? – разозлился Лэндри. – И, видимо, Рамирес был виноват, что сунулся под чужую пулю?

Словно со стороны я услышала собственный всхлип – будто он наотмашь меня ударил. Первое побуждение было развернуться и убежать, но я ему не поддалась.

Несколько долгих, жутких секунд мы стояли друг против друга, глаза в глаза. Сказанные слова висели в воздухе тяжелыми тучами.

– Господи, – пробормотал Лэндри. – Простите меня. Зря я это ляпнул.

Ничего не ответив, я снова нагнулась к Д’Артаньяну и начала шнуровать ему вторую ногу. Все мое внимание было сосредоточено лишь на том, чтобы как следует затянуть и выровнять шнуровку.

– Извините, – повторил он мне в спину. – Вы меня так разозлили…

– Не надо валить на меня, – обернувшись к нему, отрезала я. – Достаточно мне своей вины, чтоб еще с вашей разбираться.

Он устыженно опустил глаза. Без этой маленькой победы я могла бы обойтись. Слишком высока цена.

– Сукин вы сын, Лэндри, – без особого чувства сказала я. С таким же эмоциональным накалом могла бы сообщить, что у него короткая стрижка. Просто констатировала факт.

Он кивнул.

– Да. Верно. Со мной бывает.

– Вам не пора организовывать передачу выкупа? Мне надо коня объезжать.

Я сняла с крюка сбрую Д’Арта, чтобы взнуздать его. Лэндри не тронулся с места.

– Хочу спросить, – произнес он. – Как, по-вашему, мог Дон Джейд быть соучастником Ван Зандта? В похищении?

Я задумалась.

– И Ван Зандт, и Джейд имели отношение к Звездному – коню, который был убит. Оба они получат большие деньги, если Трей Хьюз купит того бельгийского скакуна.

– То есть отчасти они партнеры?

– В каком-то смысле да. Джейд хотел избавиться от Джилл Морон – может быть, потому, что она была ленива и глупа, а может, она знала что-то о Звездном. Эрин Сибрайт была приставлена персонально к Звездному. И тоже могла что-то знать. А что? У вас есть что-нибудь на Джейда?

Он явно колебался, говорить мне или нет. Наконец сделал глубокий вдох, выдох – и солгал. Я это почувствовала. Увидела по тому, каким тусклым и безразличным стал его взгляд. Глаза полицейского.

– Как раз пытаюсь свести концы с концами, – сказал он. – Слишком много совпадений, чтобы все это не связать.

Я покачала головой, улыбнулась своей недоброй, ироничной полуулыбкой и вспомнила слова Шона о том, как мы с Лэндри подходим друг другу. Действительно, прекрасная пара! Брак, свершенный в преисподней.

– Так что обнаружилось при вскрытии? – снова спросила я. – Или и это государственная тайна?

– Она задохнулась.

– Ее изнасиловали?

– Лично я думаю так: он пытался ее изнасиловать, но не смог довести дело до конца. Повалил на пол денника лицом вниз, и она задохнулась, пока он возился. Вдохнула рвотные массы и конский навоз.

– Боже. Бедная девочка.

Умереть такой смертью, и чтобы никто из знакомых и близких не уронил слезу…

– Или попытка изнасилования была инсценирована, – продолжал Лэндри. – Во всяком случае, следов спермы нигде нет.

– А под ногтями тоже ничего?

– Ничего.

Я закончила с уздечкой, повернулась к Лэндри и взглянула ему в глаза.

– То есть он вычистил ей ногти?

– Вероятно, он не так глуп, как кажется, – пожал плечами Лэндри.

– Поведение грамотное, – заметила я. – Не то чтобы он случайно задушил девушку, а потом ударился в панику. Здесь действовал маньяк, который наверняка уже проделывал такие вещи.

– Я уже проверяю его как серийного по нашей базе данных. Еще позвоню в Интерпол и в Бельгию, не было ли у них чего похожего.

Я снова подумала об Эрин. Что, если она попала не в руки похитителя, которому ничего не надо, кроме денег, а серийного убийцы, у которого собственные темные цели?..

– Так вот почему у них есть на него папка, – больше себе, чем Лэндри, заметила я. – Весь их треп про мелкое мошенничество – чушь собачья. Я-то знаю, по такой ерунде Интерпол не подключают. Армеджан, сукин сын!

– Армеджан? Кто это?

Я не ответила. Информация Интерпола пришла ко мне через Армеджана. Если я права, и Ван Зандт фигурирует у них как преступник, мой добрый друг из ФБР оставил эти сведения при себе. И я понимала, почему. Я больше не член их клуба.

– А с вашей конторой федералы не связывались? – спросила я.

– Насколько мне известно, нет.

– Надеюсь, это значит, что я ошиблась, а не то, что они кретины.

– Они-то как раз кретины, – промолвил Лэндри. – Считают, что им ни к чему новое дело и лишняя головная боль. – Он взглянул на часы. – Мне пора. Мы получили ордер на обыск квартиры Морон и Сибрайт. Поглядим, нет ли там чего интересного.

– Вы найдете много личных вещей Эрин на половине Джилл, – сообщила я, беря коня под уздцы.

– А вы откуда знаете?

– Потому что на той фотографии, что показывали мне, на Эрин блузка, в которой умерла Джилл Морон. Потому-то комната и выглядела так, будто Эрин выехала: Джилл стащила все подчистую.

Я вывела Д’Артаньяна из конюшни, предоставив Лэндри самому себе. Краем глаза я видела, как он, подбоченившись, стоит, наблюдая за мной. За его спиной открылась дверь в гостиную, и оттуда выпорхнула Ирина в бледно-голубой шелковой пижаме, с кружкой кофе в руке. Смерив Лэндри подозрительным взглядом, она прошествовала к лестнице, ведущей в ее комнату. Лэндри ее не заметил.

Я села на коня, и мы шагом поехали к арене. Уж не знаю, сколько еще смотрел мне вслед Лэндри. Как только я взяла в руки поводья, все мысли о нашем разговоре улетучились у меня из головы. Я вдыхала запах конского пота, солнце грело мне плечи и спину, из динамиков на арене звучал гитарный джаз Марка Антуана. Сейчас я очищусь от всего, найду себя, почувствую знакомое и приятное напряжение мускулов, щекотную струйку пота между лопаток. Пусть я и не заслужила минуту покоя – все равно я ее себе обеспечу!

Когда я спешилась, Лэндри уже не было. Но пришел кое-кто другой.

Загрузка...