Темная лошадка

38

Женщины! Тупые, неблагодарные твари. Почти всю жизнь Ван Зандт увивался за ними, ухаживал, говорил комплименты (всем, независимо от внешности), возил смотреть на лошадей, помогал советами. Им нужно было, чтобы кто-то говорил им, что делать, что думать, что покупать. А где благодарность? Никакой благодарности! Почти все – дуры и эгоистки без капли мозгов. Они заслуживают, чтобы их обманывали. Сами виноваты во всем, что с ними происходит.

Он подумал об Элль. Он по-прежнему думал о ней как об Элль, хоть и знал уже, что имя фальшивое. Она не такая, как все женщины. Умная, скрытная, смелая. У нее жесткая мужская логика при чисто женском лукавстве и притягательности. Это возбуждает, волнует. Игра стоит свеч.

И она права: повредить ему не в ее власти. Против него нет улик, следовательно, он невиновен.

Ван Зандт улыбнулся этой мысли, чувствуя себя умным, счастливым и сильным.

Взяв мобильный, он позвонил Лоринде и долго слушал гудки в трубке. Настроение слегка упало. Где носит эту идиотку? Шляется где-нибудь со своим гнусным псом. С этой мерзкой, блохастой скотиной.

Включился автоответчик. Ван Зандт надиктовал краткое сообщение, назначив Лоринде встречу в «Игроках».

Вконец разозлившись, он нажал отбой и швырнул трубку на пассажирское сиденье дешевенькой дерьмовой тачки, которую предоставила ему Лоринда. Терпеть, чтобы легавые весь день наступали ему на пятки, он не пожелал. Наплел Лоринде, что следят за ним без всякой причины. Он – невинная жертва полицейского произвола. Лоринда, разумеется, поверила, хоть и видела испачканную кровью рубашку. Он и тут что-то сочинил, и она опять поверила.

Дура несчастная! Почему нельзя было взять напрокат машину получше? У Лоринды есть деньги, доставшиеся ей по наследству от родных в Вирджинии. Он это точно знал, потому что провел независимое расследование. Но она все тратит на приюты для брошенных собак и загнанных лошадей, вместо того чтобы баловать себя. Живет, как цыганка, на ферме своей покойной бабки; причем большой господский дом сдает, а сама – со сворой собак и кошками – ютится в ветхом дощатом флигельке, где никогда не убирает.

Сколько раз он говорил ей, что надо сделать подтяжку лица, подкачать грудь, привести себя в порядок, не то она так и не найдет богатого мужа. А она смеется и спрашивает, зачем еще ей муж, если Томас и так лучше всех блюдет ее интересы.

Безмозглая курица.

Женщины! Кошмар его жизни!

Ван Зандт свернул на Южный бульвар, думая о женщине, с которой предстояло встретиться перед тем, как поехать на свидание с Элль. Она решила, что может его шантажировать. Сказала, что знает все об убитой девушке, хотя, разумеется, ничего она не знает. Однако она уже попортила ему крови, наговорив про него гадостей американцам. Злобная, мстительная сучка! Русские, они все такие. Самый дрянной народ.

Ван Зандт давно уже решил, что Ирина должна погибнуть, и смерть ее будет, конечно, на совести Саши Кулак. С той, первой русской начались все его несчастья. Он взял ее в дело, приютил, дал работу, возможность учиться у него и перенимать его огромный опыт – в конюшне и в постели. Она должна была его боготворить. Из кожи вон лезть, чтобы ублажить и обслужить. Да хоть спасибо сказать! А вместо этого она его обокрала и оклеветала. Ему стоило невероятных усилий связаться со всеми клиентами, с которыми она была знакома, чтобы предупредить: девушке верить нельзя, она воровка и, вероятно, наркоманка.

А теперь придется разбираться с ее подругой, этой русской, что работает у Авадона. Авадону следовало немедленно вышвырнуть ее после того, как она в его же конюшне покушалась на жизнь гостя, пришедшего в дом. Невероятно, на что способны американцы со своей толерантностью и политкорректностью!

Лично он по горло сыт Флоридой. И готов вернуться в Бельгию. Уже и вылет заказан – грузовой самолет до Брюсселя, с лошадьми. Сопровождающим за билет платить не надо. Еще один день он поболтается здесь, показывая всем, что ему нечего прятать, незачем бояться полиции, а потом улетит в Европу. В конце концов, всегда можно вернуться, когда люди найдут о чем сплетничать, кроме его особы.

Заметив знак, Ван Зандт сбавил скорость. Он предлагал встретиться на задах ипподрома, но Ирина отказалась и настояла на более людном месте и выбрала его сама. «У Магды», паршивенький бар в рабочем районе Уэст-Палм-Бич. Давно не крашенная, изъеденная термитами фанерная халупа, которая даже в темноте выглядела неряшливо и жалко.

Ван Зандт свернул к бару и объехал кругом, ища стоянку.

Сейчас он найдет в баре Ирину, купит ей выпить, а когда она отвернется, всыпет в бокал порошок. Очень просто. Потом поговорит, попытается убедить, что насчет Саши она все неправильно поняла. Тем временем начнет действовать наркотик. В нужный момент, когда она не сможет сопротивляться, выведет ее подышать.

Вид у нее будет, как у пьяной, так что никто не обратит на них внимания. Он посадит ее в машину и увезет туда, где можно спокойно осуществить задуманное и сразу избавиться от тела.

Машину он поставил грамотно: чуть поодаль, у цепного заграждения, отделявшего территорию вокруг бара от двора авторемонтной мастерской. Отличное место. Не на виду. Быстро и аккуратно решить вопрос – и в «Игроки», ужинать с Еленой Эстес.

Я поехала в «Игроки» одна. Если Ван Зандт заявится с Лориндой Карлтон, извинюсь за Шона, но втягивать его в эту историю глубже, чем втянула уже, не стану.

В клубе было людно. Победители соревнований праздновали свой успех, проигравшие заливали горе. По понедельникам почти все конюшни закрыты, так что есть время восстановиться после бурных выходных. И нет никаких причин рано ложиться спать в воскресенье. Дамы демонстрировали последние достижения моды и пластической хирургии. Загорелые игроки в поло из Южной Африки волочились за каждой заслуживающей финансового интереса юбкой. Местные знаменитости наслаждались длинными выходными. Благосклонно взирал на происходящее принц из Саудовской Аравии.

Я нашла маленький столик в углу, с видом на зал, устроилась спиной к стене, заказала тоник с лаймом и отшила экс-чемпиона по бейсболу, который хотел знать, не знакомы ли мы.

– Нет, – сказала я, удивленная тем, что он положил на меня глаз, – да вы и не захотите знакомиться.

– Почему?

– Потому что от меня одни неприятности.

Он плюхнулся на второй стул, подался ко мне через столик – и тут я его узнала. Эта улыбка была всем хорошо знакома по рекламе дешевых междугородних звонков и цветного нижнего белья.

– Зря вы это сказали. Теперь я заинтригован.

– А у меня встреча.

– Счастливчик! Что у него есть такого, чего нет у меня?

– Не знаю, – криво улыбнулась я. – В нижнем белье я еще его не видела.

Он развел руками, ухмыльнулся.

– У меня секретов нет.

– Стыда у вас нет.

– Это верно. Зато девушки все мои.

Я покачала головой.

– Не в этот раз, чемпион.

– Элль, этот тип вас замучил?

Я подняла голову и увидела рядом с собой Дона Джейда с бокалом мартини.

– Нет, пожалуй, это я его замучила.

– Ну уж! – возразил мистер Бейсбол, шевельнув бровями. – Вы ведь не этого человека ждете?

– Вообще-то, именно этого.

– Даже после того, как видели меня в нижнем белье?

– Я больше люблю сюрпризы. Что еще сказать?

– Скажите, что скоро его бросите, – поднимаясь из-за столика, улыбнулся он. – Я буду там, у дальнего конца стойки.

Я проводила его взглядом, сама удивляясь, как приятно оказалось флиртовать.

– Умерьте ваши восторги, – садясь на освободившееся место, заметил Джейд. – У него, как говорят в Техасе, под шляпой пусто.

– А вы откуда знаете?

Он посмотрел на меня абсолютно трезвым, невзирая на бокал в руке, взглядом.

– Вы бы удивились, сколько я всего знаю, Элль.

Я потягивала тоник, гадая, знает ли он обо мне. Рассказал ли ему Ван Зандт или Трей, или его специально оставили в неведении.

– Едва ли я удивлюсь. Уверена, мимо вас мало что проходит незамеченным.

– Вы правы.

– Потому-то вчера вы так задержались в полиции? – спросила я. – Вам было что им рассказать?

– Наоборот. Боюсь, об убийстве Джилл мне ничего не известно. А вам?

– Мне? Абсолютно ничего. Может, нам еще кого-нибудь спросить? Скоро придет Ван Зандт. Может, задать вопрос ему? У меня чувство, что он может порассказать такое, от чего у нас волосы встанут дыбом.

– Вы, Элль, любого разговорите без труда.

– Разговоры – пустяк. Гораздо труднее заставить сказать правду.

– А вы именно этого ищете? Правды?

– Знаете, как говорят – «правда тебя освободит».

Джейд пригубил мартини, глядя мимо меня, в пустоту.

– Это смотря кто ты есть, не так ли?

Девушка ждала под фонарем у служебного входа. Волосы львиной гривой стояли вокруг ее головы. Черные лосины, плотно облегающие длинные ноги, джинсовая куртка, рот в темной помаде. Дымящаяся сигарета в руке.

Кажется, она, но черт ее знает… Этих девиц не запомнишь: как только они выходят из конюшни, меняются до неузнаваемости.

Ван Зандт вылез из машины, раздумывая, не проще ли сразу увести ее от бара, затолкнуть в машину… Нет, слишком велик риск, что кто-нибудь случайно выйдет и увидит. Не успел он додумать, как дверь открылась, в пятно света вышел высокий плотный мужчина и встал там, расставив ноги и скрестив руки на груди. Девица взглянула на него, обворожительно улыбнулась и сказала что-то по-русски.

Ван Зандту стало не по себе. Он замедлил шаг. У русского было что-то в руках. Вдруг пистолет?

За спиной хлопнула автомобильная дверца, по растрескавшемуся бетону двора захрустели шаги.

Какая ужасная ошибка! Девушка уже совсем рядом, так близко, что видно, как она смотрит на него с недоброй улыбкой. Ван Зандт сделал попытку повернуть обратно к машине, но ему загородили дорогу трое мужчин – два здоровенных, как тяжеловозы, по бокам, и один помельче, в хорошем черном костюме, посредине.

– Вы уже думаете, что не следовало приезжать, мистер Ван Зандт? – спросил невысокий.

Ван Зандт посмотрел на него сверху вниз.

– Мы знакомы?

– Нет, – ответил тот, а товарищи его между тем шагнули к Ван Зандту и взяли его под руки. – Но, вероятно, вам знакомо мое имя. Кулак. Алексей Кулак.

– Элль, вы верите в карму? – спросил Джейд.

– О господи, нет, конечно.

Джейд все еще тянул свой мартини. Я взяла уже второй тоник с лаймом. Двое брошенных. Мы сидели уже пятнадцать минут, а Ван Зандт и не думал появляться.

– Зачем бы мне в нее верить? – спросила я. – Не хочется думать, что за все грехи нас ожидает расплата.

– А что вы сделали в жизни такого, за что должны платить?

– Однажды убила человека, – хладнокровно призналась я, просто чтобы посмотреть, какое у него будет лицо.

Пожалуй, впервые за последние десять лет Джейд удивился.

– Вы убили человека? – пытаясь скрыть изумление, переспросил он. – Умышленно?

– Нет. Несчастный случай – если вы верите в несчастные случаи. А вы сами? Вы не боитесь, что прошлые дела на вас обрушатся? Или надеетесь, что отвечать выпадет другим?

Он внимательно посмотрел на меня.

– Я скажу вам, Элль, во что я верю. Я верю в себя, верю в настоящий момент, верю в тщательно составленный план.

Дон Джейд допил мартини, и как раз в этот момент в зал вошла Сьюзен Этвуд. Я хотела еще спросить, планировал ли он «для себя», чтобы Джилл Морон убили, а Эрин Сибрайт похитили, но Джейд уже потерял ко мне интерес.

– Моя гостья уже здесь, – сказал он, поднимаясь. – Спасибо за беседу, Элль. Вы фантастическая женщина.

– Удачной кармы, – ответила я.

– И вам.

Провожая его взглядом, я раздумывала, с чего это Джейд вдруг ударился в философию. Если он ни в чем не виноват, то думает ли, что эта внезапная полоса неудач – расплата за какие-то прошлые ненаказанные грехи? Или он думает то же, что и я, – что нет в жизни ни невезения, ни случайностей, ни совпадений? И если ему кажется, что кто-то затягивает на его шее петлю, то кто это орудие рока?

Краем глаза я заметила, что бейсболист опять примеривается к месту, которое освободил Джейд. Настроения флиртовать у меня больше не было; я встала и вышла. Я ждала только Ван Зандта – с единственной целью лишний раз ткнуть Дугана и Армеджана носом в то, что я объективно полезна следствию.

А он должен прийти! Я верила, что он не упустит возможности посидеть в людном месте, самодовольно беседуя с человеком, убежденным в том, что он убийца, но неспособным что-либо ему сделать. Слишком дурманит ощущение такой власти, чтобы отказать себе в этом удовольствии.

Интересно, что за дело у него нынче вечером, связано оно с похищением или нет? И он ли тот неизвестный в черном, который, по словам Лэндри, жестоко избивал Эрин плетью? Подонок, мразь! Нетрудно представить, как он кайфует от таких вещей. Власть и контроль – его игра.

Стоя на крыльце «Игроков», я воображала, как Ван Зандт сидит в тюрьме, мучаясь собственным бессилием, каждую минуту вынужденный жить по чужой указке.

Карма. Может, я и хотела бы в нее верить.

Побои – не самое плохое. Гораздо хуже понимать, что с окончанием побоев кончится жизнь. Или, быть может, еще хуже – знать, что над обстоятельствами ты не властен. Вся власть у Алексея Кулака, двоюродного брата той русской сучки, что сломала ему жизнь.

Пока русские блокировали служебный вход, никого не выпуская из помещения, Кулак собственноручно заклеил Ван Зандту рот широкой полосой клейкой ленты и ею же замотал ему руки за спиной. Затем его погрузили на заднее сиденье арендованного Лориндой Карлтон «Шевроле» и выехали через открытые ворота на территорию авторемонтной мастерской за баром. Там они поставили машину в захламленный, грязный гараж, а его выволокли из салона.

Разумеется, он попытался бежать. Неуклюже, с руками за спиной, на ватных от ужаса ногах. Он бежал, а к выходу не приближался ни на пядь. Головорезы грубо схватили его и повалили на расстеленный на бетонном полу черный брезент. На нем аккуратно, как хирургический инструментарий, были разложены по краю молотки, клещи и монтировка. У Ван Зандта в глазах вскипели слезы, а по ноге побежала мокрая теплая струйка.

– Перебейте ему ноги, – хладнокровно распорядился Кулак. – Чтобы он не мог бежать, как последний трус.

Тот громила, что покрупнее, придавил его к полу, а второй взял кувалду. Ван Зандт лягался и брыкался. Русский размахнулся, но промазал, громко выругавшись, когда молоток ударил в пол. Второй удар пришелся в цель, по внутреннему краю коленной чашечки, и раздробил кость, как яичную скорлупу.

Вопли Ван Зандта заглушала клейкая лента. Боль взорвалась в мозгу, как добела раскаленная новая звезда, смерчем промчалась по телу. Третий удар вдребезги разбил коленный сустав второй ноги, а головка молотка вонзилась в нежную соединительную ткань под ним. Кто-то содрал с его губ клейкую ленту, и он повалился на бок, воя, как раненый зверь.

– Растлитель девушек, – сказал Кулак. – Убийца. Насильник. Американское правосудие для тебя слишком мягко. Это великая страна, но слишком добрая. Американцы говорят убийцам «спасибо» и «пожалуйста», позволяют им разгуливать на свободе, если преступление недоказуемо по закону. Из-за тебя погибла Саша. Теперь ты убил девушку, а полиция не может даже запереть тебя в тюрьму.

Ван Зандт замотал головой, всхлипывая и задыхаясь.

– Нет. Нет. Нет. Это не я… это случайность… я не виноват…

Боль пульсировала пронзительными, раскаленными вспышками, слова рвались с губ неразборчивыми сгустками звуков.

– Лжешь, мразь! – отрезал Кулак. – Я знаю про окровавленную рубаху. Ты пытался изнасиловать ту девушку, как изнасиловал Сашу.

Он добавил еще какое-то русское ругательство, кивнул своим разбойникам, и они взяли в руки тонкие железные прутья. Кулак отошел в сторону и стал хладнокровно смотреть, как они избивают Ван Зандта. Били по очереди, методично. Время от времени Кулак отдавал распоряжения – по-английски, чтобы Ван Зандт тоже понимал.

Бить по голове запрещалось. Кулак хотел, чтоб он был в сознании, все слышал, чувствовал боль. Убивать его тоже пока не собирались: он не заслужил легкой смерти.

Ван Зандт пробовал умолять, объяснять, оправдываться. Он не виноват, что Саша покончила с собой. Он не виноват, что Джилл Морон задохнулась. Он никогда не прибегал к насилию с женщинами…

Кулак шагнул на брезент и пнул его ногой в лицо. Ван Зандт подавился собственной кровью, закашлялся, заерзал.

– Меня тошнит от твоих оправданий, – сказал Кулак. – В твоем мире, очевидно, никто не отвечает ни за один свой поступок. А в моем – мужчина платит за свои грехи.

Он докурил сигарету, ожидая, пока у Ван Зандта перестанет кровить рот, затем запечатал ему губы несколькими слоями клейкой ленты. Еще ему обмотали лентой перебитые ноги и в таком виде швырнули в багажник «Шевроле», арендованного Лориндой Карлтон.

Последнее, что он видел, – Алексей Кулак нагнулся и плюнул ему в лицо. Потом багажник закрыли. Перед глазами Томаса Ван Зандта все померкло, и началось жуткое ожидание.