Темный полдень

10

Май

Утром голова немного прояснилась, и на душе стало чуть светлее. Крепкий сон и мягкое пробуждение от солнечных лучей, скользящих по лицу, сделали своё дело. Открыв глаза, я сразу выглянула в окно, которое выходило на окраину села. Картина за окном дышала спокойствием и умиротворением: глубокое синее небо с белыми разводами облаков, зелёные поля, по которым ветер бежал, пригибая травы и заставляя их колыхаться, словно в танце. А впереди темный лес стоял, как надёжный хранитель, и будто бы приветливо махал мне своими зелёными лапами, словно старой знакомой. Я улыбнулась и помахала ему в ответ, радуясь, что мое ребячество никто не видит.

Однако хорошее настроение продержалось ровно до того момента, как я поняла, что в доме нет даже горячей воды для умывания. Чертыхнулась, поставила чайник и села за столик перед большим зеркалом в своей спальне.

Дмитрий отметил, что я красива, и я сама это прекрасно понимала, объективно оценивая себя. Только вот никакого счастья или удачи мне моя внешность не принесла. Когда я училась в школе, девчонки с русыми и тёмными волосами постоянно пытались закатать в мои светло-золотистые кудри жвачку или репей. Мне приходилось быть настороже, всегда на шаг впереди. За мои большие голубые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, меня дразнили — "глазастик", "глазунья". Тогда я не понимала, что раздражала одноклассниц своей необычной для Кудымкара внешностью, а одноклассников — своим стремлением к чему-то большему, чем вечерние посиделки и сомнительные вечеринки.

В университете начались другие проблемы. За моей спиной шёпотом обсуждали, что высокие оценки я получаю не за ум или знания, а за внешность и якобы умение угодить преподавателям. Всем было всё равно, что мои курсовые работы занимали призовые места на всероссийских конкурсах по журналистике, что я начала печататься уже на третьем курсе, самостоятельно находя темы и умело работая с документами. Для многих внешность казалась единственным объяснением моих успехов.

В отношениях с мужчинами дела обстояли еще хуже: красивая внешность привлекала многих, только вот искали они только красоту, а не ум и характер. И если разбираться совсем уж детально именно внешность привела меня сюда, в эту…. Жопу мира!

Рука машинально сжала расческу, когда я начала водить ею по длинным волосам. Что за черт! Волосы, которые вчера были убраны в простой длинный хвост, сегодня, когда я стянула резинку, оказались словно заплетены в сотни тоненьких косичек! Я замерла, растерянно рассматривая свои локоны.

Еще раз матюгнулась, и провела пятерней по голове — вся голова была усыпана колтунами, хоть состригай все.

На кухне зашумел чайник. Я бросила расческу и сделала себе кофе, щедро плеснув в кружку молока. Задумалась.

Вздохнув, вернулась к зеркалу, тяжело села и начала распутывать волосы чуть ли не по одному волоску, прядь за прядью. Этот процесс мог занять целую вечность, но другого выхода не было.

За этим занятием меня и застала Надежда, которая принесла завтрак — сваренные яйца, свежий хлеб, масло и мои любимые пирожки.

Зашла без приветствия, ступая грузно и тяжело.

— Доброе утро, — поздоровалась я максимально приветливо, хотя была изрядно удивлена — Хворостов говорил, что она только ужин принесет.

Она молча кивнула, поставив еду на стол, а потом замерла, заметив, что я делаю с волосами. Быстро оглянулась заглядывая под лавку, где накануне ночью я нашла блюдце с едой.

— Йӧй*(дура)! — голос ее был злым и немного напуганным, — зачем еду убрала?

— В доме крыса была, — поневоле мой голос прозвучал виновато, — я испугалась.

— Не крыса это! Суседку!

— Кто? — я не удержалась от короткого смешка.

— Домовой по-вашему! — ответила Надежда. — Злится. Ты чужая, не хозяйка. В дом пришла, разрешения не спросила, еды не оставила.

— О, супер! Теперь еще и домовой на мою голову! — я не знала ржать мне в голос или снова заплакать.

— Глупая девка, — снова выругалась Надежда. — Слушай. Меня слушай. Еду ему дай, молока, пирожков. Задобри хозяина, иначе жизни не даст.

— Ну класс, конечно, — я вздохнула. Обижать эту женщину мне не хотелось — она пока единственная выражала мне хоть какую-то условную симпатию, однако принимать слова всерьез….. — Ладно, ладно, — я подняла вверх руки. — Сделаю.

В принципе, я здесь в гостях, поэтому примем правила хозяев. Говорят: задобрить домового — задобрим. Молока не жаль — я его только с кофе употребляю. Хлеб или пирог тоже найду.

— Делай, что велят! — приказала женщина и не прощаясь вышла из дома.

Надо хоть замки повесить, что ли….

Несколько дней пролетели как одно мгновение. Даже когда на сердце скребли кошки, работа по дому и в саду помогала хоть немного отвлечься. Одна только растопка печки чего стоила! А когда я увидела перед домом огромные березовые чурки, сваленные кучей и даже не наколотые — заматерилась самыми грязными словами. Как я вообще должна была с этим справиться, если топор в руках держала пару раз в жизни, и то не с такими поленьями?

Деревенские ходили около дома с завидной регулярностью, словно бы по своим делам, однако я была почти уверена, что они просто наслаждались моментами моих провалов. И как я вылетела из бани, вся черная от сажи, и как взяла топорик и пыталась расколоть им здоровенную чушку, и как боролась с зарослями крапивы, окружившими мой дом со всех сторон, кроме той, которая выходила на улицу, и как пыталась чинить насквозь прогнивший забор, который все время старался упасть прямо на меня. Я изодрала в клочья несколько футболок, мои руки покрылись волдырями от крапивы, мозолями от лопаты и топора и ожогами от неловких попыток справится с печкой. К концу каждого дня плечи и спина сводило от боли, каждая мышца в теле стонала от усталости. Каждую ночь я засыпала с мыслью, что утром соберу вещи и уеду прочь, рискнув своей безопасностью, но каждое утро открывала глаза и снова бралась за наведение порядка в этом кошмарном доме.

По совету Надежды, чувствуя себя полной идиоткой, вечером я ставила под лавку маленькое блюдце со свежей едой, подозревая, что и этот ритуал меня заставили делать на потеху всей округе. Но, по крайней мере, волосы оставались в порядке, хотя теперь я всегда заплетала их в тугую косу, чтобы избежать новых сюрпризов.

Надо отдать должное, Надежда заходила ко мне почти каждый день, принося то еду, то кое-какие мелочи для хозяйства. Она же и помогла мне первый раз справиться с растопкой бани, принесла мазь от ожогов и ссадин, натерла мне спину отваром каких-то трав, когда у меня прихватило поясницу. Я сильно подозревала, что отправлял ее ко мне Хворостов, но спрашивать не стала. Тихо благодарила, стискивала зубы и продолжала пытаться жить своей странной жизнью, будто ничего не происходило.

Дмитрий не заходил, не звонил и не писал мне, однако было у меня странное чувство, что был в курсе всего, что происходит в моем доме. Впрочем, и я не горела желанием его снова увидеть — было в этом мужчине нечто, что заставляло меня быть постоянно настороже. С одной стороны в нем была сила — серьезная, хоть до поры и скрытая, с другой…. Я совершенно не понимала его. Он мог быть заботливым. А через секунду проявлял совершеннейшее безразличие, мог говорить тепло и по-дружески, а через мгновение сменить тон на ледяной.

Эти резкие перемены в нём заставляли меня не расслабляться рядом с ним, как будто я находилась в постоянной готовности к чему-то неожиданному.

В воскресенье я решила дать себе выходной. В прямом смысле этого слова, разве что растопить баню ближе к вечеру, ведь в понедельник мне предстояло выйти на работу.

Быстро набросала список того, что мне необходимо было купить и заказать в лавке — я ни разу еще не была там, даже продуктов не покупала — хватало того, что приносила Надежда. Однако не могла же я всю жизнь жить за ее счет. Надела удобную спортивную одежду, воткнула наушники в уши и решила пробежаться.

Бежала быстро, насколько хватало сил и выносливости. Сначала по знакомым тропинкам, затем выбежала на главную дорогу, спустилась вниз по холму, оставляя за спиной село. Впереди простирались поля и лес — тот самый пейзаж, который каждый день видела из окна. Сейчас, в этом беге, он казался мне живым, зовущим, манящим.

Несколько дней подряд стояла тёплая, почти жаркая погода, поэтому даже проселочные дороги просохли, и бежать по ним было легко, даже приятно. Шаг за шагом, дыхание выравнивалось, а тело подстраивалось под ритм бега. Я бежала всё дальше, словно подчиняясь не только пути под моими кроссовками, но и ветру, который трепал волосы, и музыке, что звучала где-то внутри меня, ускоряя шаги и унося мысли.

Не знаю, сколько прошло времени и какое расстояние я пробежала, прежде чем остановилась, переводя сбившееся дыхание. Оглянувшись, поняла, что отбежала от села километра на два, не меньше, по полям и просёлочным дорогам. Село осталось далеко позади, а впереди, насколько хватало взгляда, простирались леса. Дорога уходила в их глубину, манящую своей прохладной, тенистой неизвестностью.

Я стояла, пытаясь осмыслить, как далеко забралась. В груди всё ещё ощущалась лёгкая дрожь от бега, но вместе с тем приходило ощущение свободы — как будто удалось сбежать не только от села, но и от всего, что давило на меня последние дни.

Выровняв дыхание, я огляделась. Вдали, на одном из пригорков возле леса, почти у самой опушки, стоял большой дом, ограждённый высоким забором. Одна из боковых дорог, отсыпанная гравием и песком, вела прямиком к нему. Любопытство взяло верх, и я, не раздумывая, направилась в ту сторону. Пройдя по ней метров пятьсот, уткнулась в большой шлагбаум и решетчатый забор с надписью «Частная территория». Забор уходил в лес и не видно было ни его конца, ни края.

Интересное место — моя журналистская суть внезапно подняла голову.

Потоптавшись на одном месте, я недовольно покрутила головой, однако пролезть под шлагбаум не рискнула. Не будь я в том положении, в котором была сейчас — даже не стала бы раздумывать. Но лишнее внимание в настоящий момент мне было точно ни к чему.

Вздохнув, сделала шаг назад. Любопытство всё ещё зудело во мне, но здравый смысл одержал верх — я пошла назад. Но, на половине дороги задержалась, снова осматривая окрестности. Место было настолько красивым, что перехватывало дыхание.

Сойдя с дороги и поднявшись на ближайший холм, я не удержалась и сделала несколько снимков. Фотография была моей страстью, моим хобби и, что уж греха таить, моим вторым хлебом, слегка сокрытым от российской налоговой системы. Но именно благодаря этому мне удалось снять со своих счетов довольно крупную сумму, что сейчас на ближайший год я могла не волноваться о финансах — слава Пайпал и Илону Маску!

Быстро просмотрев снимки, я удовлетворенно хмыкнула. Может быть, моё невольное изгнание не пройдет даром. Места здесь удивительно красивые, дикие, и фотографии можно сделать просто невероятные. Пусть я и не смогу сейчас снять деньги, но лишний доллар на сокрытом счету точно не помешает.

Дом, стоявший на опушке, всё больше привлекал моё внимание. Хоть он и выглядел большим, но удивительно гармонично вписывался в окружающий ландшафт, словно был естественной частью этого дикого пейзажа. Я приблизила изображение на камере — дом действительно был красивым. Деревянный, с необычной архитектурой, но удивительно уютный. Не дом-замок, не роскошная вилла, а что-то более интимное, настоящее. Сложно было подобрать правильные слова, дом будто балансировал на грани ощущений и ассоциаций.

Мне стало нестерпимо интересно увидеть его изнутри. Я представляла себе, что может скрываться за этими стенами, и каждый новый мысленный образ только усиливал это желание.

Ноги сами пританцовывали в ритме ча-ча в такт музыке в плеере — настроение стремительно поднималось. Каждый последующий снимок способствовал этому. Я снимала не только дом, но и лес, едва виднеющееся село на горизонте, и проселочную дорогу, которая плавно убегала вглубь лесной чащи. Захватила в кадр местные цветы, названия которых даже не знала, но они выглядели удивительно живописно.

Подумывала пройти по дороге дальше, вглубь леса, но от этой идеи отказалась — пока было достаточно того, что уже наснимала. Я чувствовала, что всё это — и дом, и природа вокруг — могут стать основой для какой-то хорошей истории, но торопиться не хотелось. Впервые с начала моего побега я чувствовала себя почти счастливой.

Внезапно, что-то привлекло моё внимание — глаза зацепились за движение около дома. Я прищурилась, пытаясь лучше разглядеть происходящее. Ворота, скрывавшие, видимо, гараж, медленно распахнулись, и на дорогу выехал большой внедорожник. Сердце тут же ухнуло в пятки — что, если моё вторжение было замечено?

На всякий случай я быстро присела в высокую траву, стараясь не выдать своего присутствия. Но машина, доехав до развилки, свернула в сторону леса, оставив меня в стороне. Вроде бы никто меня не заметил, но чувство тревоги всё ещё держало в напряжении. Сердце все еще бешено стучало, когда я, переведя дыхание, направилась обратно в сторону села, желая побыстрее убраться от глаз хозяев здешнего места — не уверенна, что им бы понравилось то, что я снимаю их удаленное жилище.

Шла по дороге, но часто оборачивалась, опасаясь увидеть за спиной знакомый внедорожник. Весьма дорогой внедорожник. Здесь в этом селе люди не бедствовали, машины стояли почти у каждого дома, однако внедорожник подобного класса я видела лишь у одного человека — у Хворостова.

Приезжий? Но Дмитрий как-то говорил, что посторонних здесь нет. Значит все-таки местные. Становилось все интереснее.

Поглощённая своими мыслями, я не заметила, как вернулась в село. Хотела сначала вернуться домой, привести себя в порядок после интенсивной прогулки, но, подумав, махнула рукой — для кого тут наводить красоту? Быстрее дойду до магазина — быстрее вернусь домой и упаду на кровать с хорошей книгой.

«А если Диму встретишь?» — пропел тонкий противный голосок внутри меня.

Да…. — я мысленно выругалась.

Встречу и встречу, и хрен с ним!

С чего вообще у меня возникли подобные мысли?

Немного злая на себя и на свои идиотские мысли я замедлила шаг и в чем была в том и пошагала в центр села к магазину.