Темный полдень

16

Май

Из села выехали почти все мужчины и часть женщин — все бывалые охотники и следопыты, знающие тайгу, умеющие ориентироваться в лесах. Остались в основном дети и либо совсем юные девушки, либо женщины в возрасте. Но и они были не спокойны, собираясь кучками, переговариваясь между собой на своем языке. Старухи качали головами, глядя мне в след. Мало того, что новости были по настоящему страшные, так и я сама не вызывала у местных добрых чувств.

— Бокӧвӧй! Чужачка! — неслось мне в след.

Сама не заметив как, я выскочила из села и по знакомой дороге пошла в сторону леса. Слова Дмитрия выветрились из головы, как только он покинул село, тем более, что я не собиралась заходить глубоко в чащу, так побродить по опушке, поснимать цветы и ручей. И тем более не собиралась идти к дому Андрея, не желая играть с огнем.

Дорога в лесу постепенно становилась всё уже, утопая в густой зелени, но по-прежнему оставалась хорошо заметной — её частое использование оставило на земле уверенные следы. Прямые ряды деревьев, высоких сосен и елей, сдвигались ближе друг к другу, создавая густую тень, сквозь которую пробивались лишь редкие солнечные лучи, рассыпаясь золотыми пятнами по тропе. Я шла, чувствуя под ногами мягкую, пружинящую землю, покрытую прошлогодними листьями и свежей травой, и не боялась сбиться с пути — лес казался гостеприимным, будто приглашая углубиться в его тайны.

Воздух был наполнен терпкими, сладковатыми запахами весеннего разнотравья, в котором смешивались ароматы свежей хвои, влажной земли и цветущих кустарников. Ветерок лёгкими касаниями трепал волосы, шуршал в ветвях и приносил отдалённые звуки: стрекотание кузнечиков, щебетание птиц и едва слышный шелест бегущего вдалеке ручья. От всего этого голова кружилась, а грудь наполнялась ощущением лёгкости и свободы.

Каждый шаг по мягкой, чуть влажной тропе был как погружение в новую главу сказки: то среди травы мелькала ярко-жёлтая голова одуванчика, то мимо пролетал лёгкий, почти невесомый мотылёк, то под ногами мелькала ящерица, скрывающаяся в зелёных зарослях. Лес словно дышал в такт моим шагам, его дыхание смешивалось с моим, и я чувствовала себя частью этого живого, бесконечно прекрасного мира.

Кажется, я потеряла счёт времени, увлечённая звуками и запахами леса, погрузившись в тишину и ритм своих шагов. Когда же наконец решила присесть на поваленную сосну, осознала, что усталость постепенно берет своё. Ноги тяжело гудели от долгой ходьбы, словно протестуя против моего бездумного путешествия вглубь леса.

Воздух был прохладным и свежим, обдувал лицо и руки, приятно освежая после прогулки под солнечными лучами. Я прислонилась к шершавому стволу, чувствуя под спиной нежный, бархатистый и очень мягкий мох. Он так и манил прилечь и забыться в лёгком сне под тенью сосен, под пение птиц и шёпот ветра. На мгновение я даже представила, как удобно было бы растянуться на этом мшистом ковре, закрыть глаза и раствориться в спокойствии леса.

Но реальность быстро напомнила о себе — в животе глухо заурчало. Легкий голод подкрался незаметно, превращаясь в тягучее ощущение пустоты в животе. Интересно, насколько далеко я ушла от села?

Я вытащила телефон, надеясь проверить геолокацию и оценить, сколько мне предстоит идти назад. Но вместо ожидаемой карты на экране мерцали пустые полоски сигнала — связь здесь не ловила. Это неожиданное открытие вызвало лёгкий прилив беспокойства. Я оглянулась по сторонам, вглядываясь в густую зелень леса, который мгновенно стал казаться более диким и чужим, чем минуту назад. Судя по времени, моя прогулка затянулась на несколько часов, значит я действительно зашла дальше, чем хотела. Пора возвращаться, пока не село солнце. Даже в сумерках я не смогу различить тропу, которая почти полностью заросла травой, поэтому следовало поспешить.

Однако внезапный звук, доносящийся откуда-то справа, заставил меня замереть на месте, напрягая слух. Он был странным, непохожим ни на что знакомое — то ли стон, то ли протяжный вой, то ли приглушённый крик, который не могли бы издать ни птицы, ни звери. В нём было что-то тревожное, зовущее, но в то же время, пугающее своей неестественной интонацией.

В голове проносились разные мысли: от самых простых, вроде ветра, гуляющего в кронах деревьев, до более тревожных, связанных с волками, о которых предупреждал Дмитрий. А вдруг это один из тех зверей, которых упоминала Наталья, забрёл слишком близко к селу? Но в этом звуке было что-то человеческое, что-то неестественное для дикой природы, и именно это вызывало во мне странное, почти суеверное беспокойство.

Я глубоко вдохнула, стараясь успокоить сбившееся дыхание, и, вопреки разуму, медленно двинулась в сторону, откуда доносился звук, стараясь ступать осторожно, чтобы не хрустнуть случайной веткой под ногой.

Шла медленно, судорожно сжимая руками камеру. Думала, отойду на пару метров, не выпуская дорогу из виду, но с каждым шагом приближаясь к источнику звука удалялась от тропы.

Вой становился все более отчетливым, в нем слышалась боль и отчаяние. Я шла все дальше, чувствуя как гулко колотиться сердце. Лес вокруг становился все мрачнее, все гуще. Мягкий мох под ногами скрывал звуки, из-за густого лапника елей солнечные лучи почти не попадали на землю, делая валуны, щедро разбросанные по земле похожими на лесных духов или великанов.

Ели раздвинулись, и я оказалась на небольшой поляне, окружённой кольцом высоких валунов, поросших густым мхом. Место показалось мне странным, каким-то тяжёлым, как будто воздух здесь был плотнее и давил на голову, заполняя всё пространство вокруг липкой тишиной. Это ощущение тяжести и тревоги, как будто кто-то невидимый наблюдает за каждым моим шагом, охватило меня мгновенно, выбивая из ритма размеренных мыслей. Казалось, что даже пение птиц здесь стихло, уступив место таинственному журчанию ручья, который бежал куда-то среди камней и впадал в небольшое озерцо, скрытое в густых зарослях камыша и лопухов. Источник звука был где-то совсем рядом, за этими самыми валунами.

Я двинулась вперёд, обходя валуны, и заметила, что их расположение подчинено какой-то своей, чуждой мне логике. Они стояли не случайно — их форма и расстановка образовывали круг, который едва ли можно было назвать природным явлением. От этого осознания у меня по спине пробежал неприятный холодок, как будто кто-то невидимый дышал мне в затылок. Я невольно оглянулась, но, конечно, позади никого не было.

Шагнув вперёд, я вдруг услышала тихий хруст под ногой и вздрогнула, когда посмотрела вниз. Там, в траве, лежала крошечная куколка, вырезанная из дерева. На первый взгляд она казалась просто примитивной детской игрушкой, но стоило наклониться ближе, как меня охватило странное, липкое отвращение. Куколка была окрашена чем-то тёмным и блестящим, что источало резкий, едкий запах, заставляющий морщиться.

Мои пальцы на мгновение потянулись к игрушке, желая поднять её и рассмотреть поближе, но что-то внутри меня заставило замереть. Неведомая сила, словно предупреждение, задержала мои движения. Я не могла сказать, что именно меня остановило — возможно, странная тяжесть этого места или тот самый инстинкт, что заставляет зверя замирать перед хищником. Сердце сжалось, а воздух вокруг внезапно стал ещё холоднее, пробирая до костей. В голове мелькнула мысль: эта куколка не должна была оказаться здесь, так же, как и я.

На мгновение мне показалось, что тени на валунах зашевелились, но, моргнув, я увидела только привычную игру света и тени. Однако ощущение тревоги не проходило, нарастая с каждым моим дыханием. Стиснув зубы, я выпрямилась, отступив от странной находки, стараясь сохранить спокойствие и не дать панике овладеть мной. Что бы это ни было, мне нужно было уйти отсюда и как можно скорее.

Стон раздался совсем рядом, буквально в паре-тройке метров от меня. Мне было страшно идти дальше, но и уйти я не могла. А если это человек, попавший в беду? Или… каким-то образом пропавший ребенок оказался здесь? Понятно, что он пропал далеко отсюда, но….

Проклиная себя и свою глупость, я крадучись пошла дальше.

— Стой! — властный, грубый окрик заставил меня замереть на месте.

Окрик был резким, почти пронзительным в тишине леса, и он заставил моё сердце ухнуть куда-то вниз, к самому дну. Я замерла, даже перестав дышать, напряглась, словно зверь, попавший в ловушку. Мой разум отчаянно спорил с инстинктами: беги, немедленно! Но ноги словно приросли к земле.

Я обернулась в сторону, откуда раздался голос, пытаясь разглядеть в сумраке леса хоть что-то. Из-за валунов медленно выходил высокий силуэт — его фигура, тёмная и сливаясь с окружением, показалась мне почти нереальной. Сначала я не узнала его, но, когда он приблизился на пару шагов, мне стало понятно: это был Андрей. Даже в этот момент его лицо казалось каменным, а глаза — холодными, как сама ночь. Он был сосредоточен, в его взгляде читалось напряжение и полная замкнутость.

— Не двигайся, Айна, — приказал он, подходя ближе и хватая меня за локоть.

— Что такое? — мне стало по-настоящему страшно.

— Под ноги глянь, — коротко ответил он, чуть уводя меня в сторону от того места, где я стояла и, приседая на корточки, указал мне на что-то.

Опустив глаза я с ужасом обнаружила костяные зубья, торчавшие из земли и готовые захлопнув свою пасть от малейшего движения. Андрей бросил в них палку, и зубья сомкнулись со зловещим хрустом, перемалывая ее в щепки. Холодный пот выступил на лбу, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не выдать свой страх — один шаг и вместо этой палки была бы моя нога.

— Что за чертовщина? — прошептала похолодевшими губами.

— Волчья ловушка, — ответил мужчина, поднимаясь. — Кто-то ставит их на моей земле.

— Твоей земле? — я вдруг поняла, что меня бьет дрожь. — Местные, наверное. Волки нападают на скот….

— Волки? — приподнял он черную бровь. — Стой здесь. Сейчас приду.

— Можно… с тобой? — мне было стыдно признать, но оставаться одной было ужасно страшно. Этот страх был внутренним, иррациональным, но настоящим.

Андрей на мгновение замер, разглядывая меня взглядом, в котором промелькнула тень раздумий. Казалось, он взвешивал все за и против, прикидывая, насколько безопасно взять меня с собой или оставить здесь одну. Его выражение лица было напряжённым, и, когда он наконец заговорил, в его голосе прозвучала лёгкая, почти незаметная нотка уступчивости:

— Ладно. Иди за мной. Не отходи ни на шаг, — его голос стал твёрдым и властным, словно он уже привык отдавать приказы и ожидать, что их будут исполнять.

Он шел мягко и практически бесшумно. Через минуту мы вышли к источнику звука, и я едва сдержала вздох жалости и боли. На этот раз ловушка сработала, захватив в свою отвратительную пасть молодого щенка-волчонка.

Я замерла, с ужасом глядя на детеныша, который беспомощно бился в костяных зубьях. Его тонкий, жалобный визг пронзал лесную тишину, вызывая в груди острое чувство жалости и беспомощности. Тёмная шерсть маленького зверя была испачкана грязью и кровью, а задние лапы, попавшие в ловушку, выглядели ужасно — кости были раздроблены, а вокруг всё покраснело от крови.

Лицо Андрея дернулось, как от удара. Он подошел ближе, знаком велев мне оставаться на месте. Присел перед щенком. Погладил скулящего ребенка по мохнатому лбу. Тот, только что щеривший на нас зубы, слабо заскулил, подчиняясь силе мужчины, признавая вожака, доверяясь его рукам. Одним движением Андрей перехватил щенка за горло и свернул ему шею.

Мой крик прозвучал в тишине леса, словно неуместный разрыв звука, нарушивший этот жуткий миг. Я не могла сдержаться — горло сдавило болью, а в глазах защипало от слёз. Волчонок, только что скулящий и беспомощный, замер в руках Андрея, его тело обмякло, как будто исчезла последняя искра жизни. Меня захлестнуло чувство несправедливости, острое и болезненное.

Андрей медленно положил тело щенка на траву, его лицо оставалось бесстрастным, но во взгляде мелькнула тень усталости, словно он уже не раз совершал подобные поступки, и каждый раз они оставляли на его душе невидимый след. Он выпрямился и, не оборачиваясь на меня, поднял ловушку с земли, сжимая её так, будто хотел раздавить этот мерзкий механизм из костей и чего-то еще….

— Мне жаль. — сказал он. — Это не для тебя. Он бы умирал долго. Я не могу… не умею… — он судорожно искал слова, чтобы объяснить свой поступок. Но объяснения были не нужны, я все понимала и без этого — с такими повреждениями не живут.

Так и не сумев сказать то, что хотел, он поднялся и подошел ко мне.

— Пойдем. Будет темно — опасно. Здесь много ловушек.

Я молча кивнула, следуя за ним по пятам. Но когда мы проходили мимо обезвреженной ловушки остановилась и взялась за камеру.

Андрей тоже помедлил, вопросительно глядя на меня.

— Хочу заснять это, — глухо пояснила я, — все это место. Может…. Не знаю, просто засниму.

Мужчина подумал и коротко кивнул, позволяя мне щелкать затвором. Я медленно перемещала объектив по поляне, стараясь ухватить каждую мелочь, каждый нюанс этого места. Ловушки, тело несчастного щенка, валуны. Засняла и куколку, стараясь не задеть ее. Но камера приближала ее, заставляя рассматривать каждый изъян её грубой поверхности, пропитанной той странной, сладковато-отвратительной субстанцией, которая покрывала её как тёмная патина. Не знаю, что именно побудило меня зафиксировать этот момент, но внутри меня росло ощущение, что эти кадры важны, что они могут открыть что-то, что сейчас ускользает от понимания.

Андрей молча следил за моими действиями, его напряжённое лицо казалось вытесанным из камня. Лишь когда я опустила камеру, он подошёл ближе, коротко взглянув на дисплей и, будто увидев что-то, что я не заметила, чуть прищурился.

— Идем. Ты замерзла. Тебя трясет. — сказал он, набрасывая на мои плечи свою тёплую куртку. Она пахла чем-то терпким, очень приятным — смесью древесного дыма, пропитавшего ткань, и свежести лесного воздуха, с едва уловимыми нотками сосновой смолы.

К тропинке вышли тогда, когда солнце почти скрылось за высокими деревьями, в лесу стало почти темно. Вышли совсем с другого места, не там, откуда пришла я.

На тропе стоял знакомый внедорожник, забравшись в который я почувствовала, как меня бьет дрожь. Андрей сел рядом и тут же включил печь.

— Выпей, — сказал он, протягивая мне маленькую фляжку. В темноте салона её матовый металл блеснул на мгновение. Я не сразу сообразила, что он имеет в виду, но потом с благодарностью приняла, не задавая лишних вопросов. Обжигающий глоток чего-то крепкого сразу же согрел изнутри, оставив после себя приятное тепло, которое разлилось по всему телу, а с этим теплом уходила и напряжённость, сжимавшая мышцы.

Машина тронулась с места, пробираясь по узкой лесной дороге, по которой я даже не подозревала, что можно проехать. Андрей вёл уверенно, сосредоточенно вглядываясь в дорогу, его руки крепко сжимали руль, а его профиль, освещённый тусклым светом приборной панели, казался резким и суровым.

— Ты могла погибнуть. Айна. — тихо произнёс он после долгого молчания, не отрывая взгляда от дороги. Его голос был низким, сдержанным, но в нём прозвучали эмоции, которые раньше он не позволял себе показывать — усталость, тревога, что-то похожее на гнев. — Это место опасно. Не лезь туда больше.

— Что это за место? — поежилась я, пытаясь хоть немного выдохнуть.

— Старое капище. — Подумав, ответил он. — Плохое место.

Мой уставший мозг фиксировал все, что происходило. Я снова отметила манеру речи этого человека — странную, рваную. Это не было специально, он действительно испытывал проблемы с языком.

— Капище? — переспросила я, чувствуя, как холод пробирается по коже даже в тёплой куртке. Это слово звучало слишком древним, неуместным в наше время, словно из другого мира, откуда-то из глубин истории. — Ты хочешь сказать, что… там действительно проводили какие-то обряды?

— Давно. И совсем недавно. Айна, — он потер глаза рукой, — я устал. Нужен отдых нам обоим.

Моя догадка о том, что Андрею трудно подбирать слова, подтверждалась с каждым моментом. Он выглядел так, будто разговор сдерживал его, напрягал сильнее, чем сам лес и все, что произошло на поляне. Его лицо оставалось непроницаемым, но короткие паузы между словами, тяжёлые вздохи, неумелые попытки объясниться выдавали, что это было для него почти физической болью.

Внутри меня бушевали вопросы, но каждый из них словно натыкался на невидимую стену. Что он знал об этом капище? Что за странные обряды проводились там и кем? Почему он так остро реагировал? Но задавать эти вопросы сейчас было бессмысленно — слишком очевидно, что у него не было ни желания, ни сил вдаваться в объяснения.

Я скользнула взглядом по его лицу, задержалась на напряжённой линии челюсти и потемневших от напряжения и усталости глазах.

— Хорошо, — согласилась я, кивая.

Он взглянул на меня, и в его глазах на мгновение промелькнуло что-то похожее на благодарность. Через час с небольшим, когда солнце село полностью, мы выехали из леса, но направились не в сторону села. Я слегка вздрогнула.

— Куда мы едем?

— Домой, — коротко ответил мужчина. — Нам нужен отдых.

— Андрей… — я откровенно забеспокоилась. Не сказать, что я боялась его, однако оказаться в доме незнакомого человека, которого совсем не знала.

— Фотографии. Хочу их посмотреть, — пояснил он. — Не бойся, пожалуйста.

— Я не боюсь тебя, — я слегка покривила душой. — Не привыкла быть незваной гостьей.

— Так я приглашаю. — едва заметно улыбнулся он.

Интересно, сколько бы отдали местные, чтобы оказаться в его доме — таком закрытом, таком удаленном, таком красивом. Я и сама испытывала любопытство, которое старалась скрыть под маской безразличия.