Темный полдень

14

Май

Звук захлопнувшейся двери заставил меня вздрогнуть и тяжело опуститься на рабочее кресло, едва переводя дыхание. На своих губах я все еще ощущала твердые, горячие губы этого несносного человека, доводившего меня до трясучки.

Его самоуверенность, сила и умение управлять людьми уже не просто пугали, а представляли серьезную опасность. И самое опасное во всем этом было то, что я сама хотела подчиниться его силе, его власти.

Это кардинально отличало мое отношение к нему от отношения к Баринову.

Я закрыла глаза, погружаясь в воспоминания, пытаясь понять, что происходит со мной.

Прикоснулась к губам, непроизвольно вспоминая огонь, охвативший меня при поцелуе Дмитрия. Он был живым, диким, наполняющим каждую клетку моего тела жаром и стремлением. Никогда ничего подобного я не испытывала с Бариновым. Да, с ним было остро, возбуждающе, всегда на грани, но там всё всегда было под контролем — его контролем. Баринов управлял не только мной, но и собственными желаниями. Его близость была чем-то, чем он владел, чем-то, чем он торговал, получая взамен власть. Лишь один раз он утратил контроль над собой. Единственный раз, когда понял, что я ускользаю. С Дмитрием всё иначе — его сила была естественной, необузданной и…. настоящей и, что пугало больше всего, — я чувствовала, что могла ей подчиниться. Не просто могла — хотела. Хотела всем своим естеством.

А он просто-напросто хотел щелкнуть меня по носу.

Что ж, у него получилось.

Я встала, заварила крутой кофе и выпила почти залпом.

Нет, Айна, нет! — мысленно уговаривала себя, отрезвляя каждое чувство, которое вспыхивало, едва я начинала думать о Дмитрии. Этот мужчина никогда не будет твоим — он вообще не способен стать чьим-то. Вся его суть кричала об этом. Он был как дикий зверь, который бродит сам по себе, не привязываясь ни к кому, не позволяя никому приручить его. И я слишком хорошо это понимала.

Слишком хорошо помнила его глаза и его голос при виде Натальи. Да, именно на неё были направлены его истинные чувства, как бы мне не хотелось думать иначе. Я видела, как в её присутствии его холодные, отстранённые черты смягчались, как в его голосе появлялись оттенки, которых я не слышала прежде. Он мог быть каменным снаружи, мог скрывать свои эмоции лучше всех, но его глаза и голос не врали. Это она трогала в нём что-то настоящее, что-то, чего не было в его отношениях со мной.

Я, возможно, была для него забавой, временной отдушиной в череде его дел и забот. Может, для него мои попытки сопротивляться его натиску были чем-то вроде вызова, возможностью показать свою власть, своё умение играть с эмоциями. Его забота, его покровительство, его ответственность за меня тоже вызывали в нем отклик. Но Наталья… Она была тем, кого он действительно хотел, кто занимал его мысли всерьёз.

Часть меня кричала от этой мысли, хотела рвать и метать, но другая часть… Та, которая знала и понимала, что я никогда не играла и не хотела играть в романтические игры, должна была отпустить. Мне было нужно напомнить себе, что я сбежала сюда не для того, чтобы снова оказаться под чьим-то контролем. Не для того, чтобы утонуть в очередных эмоциональных играх или в чужих желаниях.

Часы пробили три часа дня — мой рабочий день был закончен, а я все еще смотрела на кипу бумаг, не в силах справиться с собственными эмоциями и желаниями. Одно знала точно — я слишком люблю и уважаю себя, чтобы стать кому-то заменителем или игрушкой. Пусть Дима сам разбирается с Натальей и не втягивает меня в их ролевые игрища!

Собрав себя можно сказать по кусочкам, я отправилась домой, перед этим решив заглянуть в магазин. Как бы не неприятна была мне его хозяйка, я дала ей деньги и надеялась, что заказанные мной вещи будут доставлены, ведь прошло почти шесть дней.

В лавке все было ровно так, как и шесть дней назад. Вообще в этом селе мало что менялось, оно напоминало муху в янтаре — застывшее во времени место.

Наталья на мой визит отреагировала чуть более эмоционально, чем в прошлый раз, даже выдавила что-то напоминающее приветствие.

— Привет, — ответила я. — Я хотела спросить…. Про вещи.

— Вот, держи, — она извлекла из-под прилавка большую коробку, набитую так необходимыми в хозяйстве мелочевками. — Ты это…. Извини….

Я удивленно приподняла бровь.

— Я погорячилась с суммой, — нехотя призналась она. — Тебе сдачу отдать или продуктами возьмешь?

Я слегка опешила от такого поворота событий. Наталья, извинившаяся и предложившая вернуть деньги — это было что-то новое. Я всмотрелась в её лицо, пытаясь понять, что за этим кроется. Взгляд у неё был по-прежнему напряжённый, но не такой враждебный, как в прошлый раз.

— Продуктами, — ответила я, решив не раздувать из этого драму. — Давай что-нибудь свежее, что можешь предложить.

Она кивнула и начала укладывать в пакет хлеб, немного овощей, какие-то консервы. Я стояла в тишине, наблюдая за тем, как её руки быстро и ловко работают. В какой-то момент между нами повисло неловкое молчание, которое я, на удивление, не спешила прерывать.

— Держи, — протянула она пакет.

— Спасибо, — пробурчала я, прикидывая, как можно отнести все это за один раз.

— Ты… это… — девушка чуток смутилась, — ты… фотографируешь?

— Фотографировала, — вздохнув, поправила я, — когда было чем….

Наталья замерла. Её взгляд на мгновение метнулся в сторону, будто она решала, стоит ли продолжать разговор. Это было странно — она никогда прежде не проявляла такого интереса к тому, что меня касалось.

— Значит…. Правду говорят…. — она выглядела смущенной, что ли. — Андрей?

— Угу. Встречи с местным психом моя камера не пережила. Вы б ему бейджик что ли сделали: «опасен для посторонних»! Или там: «осторожно, кусается»!

Наталья фыркнула, и это почти напоминало короткий смешок, хотя в её глазах всё ещё оставалась тень смущения. Она взяла в руки банку с консервами и начала машинально перекладывать её с места на место.

— Зря ты так… он… странный, но… — ее щеки покрылись легким румянцем.

Ой-ой-ой! Да тут драма почище шекспировской! Чума на оба ваши дома, товарищи! Пора мне к моим домовым и банным, они тоже те ещё психи, но хотя бы с предсказуемыми замашками! А оказаться втянутой в сельскую любовную трагедию — увольте! Может книжку начать писать?

— Знаешь, — я все-таки ответила Наталье, — иногда странность — это не оригинальность, а…. прости… шизофрения! Кстати, раз уж заговорили о местном уголке дедушки Кащенко, скажи, когда он обычно затаривается едой, не хочу больше никогда с ним пересекаться?

Наталья фыркнула, возвращая себе нормальный вид здорового не гостеприимства и ответила неохотно.

— Каждые вторник и воскресенье, примерно в обед: или чуть до или сразу после. Правда…. Эту неделю бывал почти каждый день, — она снова слегка заалела. — Но думаю, что…. это скорее исключение. У меня дома есть старый фотик — я им пользоваться все равно не умею, — она извлекла из-под прилавка обыкновенную, самую примитивную мыльницу, — может, сможешь меня поснимать?

Моя челюсть отпала чуть ли не до пола, а брови сами собой поползли вверх.

— Знаешь…. — чувствуя себя в странном сне, ответила я. — Поснимать-то могу, только вот результат… не гарантирую. Не в тебе дело, а в том, что отвыкла от таких фотоаппаратов. Впрочем…. Чем черт не шутит? Давай попробуем. Ты яркая, тебя даже ретушировать не надо, ну а с цветом я смогу и так поиграть. Дашь мне это чудо техники на пару дней, чтобы освоиться?

Наталья выглядела слегка озадаченной, но всё же кивнула, протягивая мне «мыльницу».

— Валяй, забирай, — её голос дрогнул от неуверенности, как будто она сама не до конца понимала, зачем вообще предложила эту идею. — Можешь пользоваться, сколько захочешь. Всё равно она у меня без дела лежала.

Я взяла камеру, приподняв её на свет, чтобы рассмотреть. Обычный старенький аппарат, но в исправном состоянии. По нынешним временам раритет — усмехнулась про себя. Похоже, меня здесь всерьёз решили «переподготовить» после профессиональной техники.

— Ну, что ж, — пожала плечами. — где наша не пропадала….

Наталья чуть заметно улыбнулась, но это было не то её саркастическое выражение, к которому я уже привыкла. Она выглядела немного… смущённой. Даже удивительно, как эта девушка так быстро менялась в зависимости от ситуации.

— Спасибо, — сказала она. — Ты скажи, когда будет удобно. Мне не горит.

Я кивнула, чувствуя, как разбирает смех. Местная красавица, фотосессия на мыльницу, психованный мужчина, бегающий в магазин каждый день…

— Ты знаешь, кто этот ненормальный по жизни вообще? — не смогла я скрыть своего любопытства, включая камеру и направляя объектив на полки с продуктами. — Встань вон туда, чуть ближе к окну, чтоб свет падал на волосы.

Наталья, неожиданно покраснев, сделала пару шагов к окну, явно смущённая тем, что оказалась в центре моего внимания.

— Да кто его знает… — начала она, нервно приглаживая волосы и пытаясь встать так, как я ей сказала. — Он… откуда-то издалека приехал лет десять назад. Сначала все думали, что просто чудак. Ну, вроде как отшельник, места у нас глухие. А потом… — она замялась, а потом быстро добавила: — Да и вообще, о нём мало кто что знает.

— Ну если за отшельничество платят столько, что можно разъезжать на новом рандж ровере…. Кто тут в цари крайний? — я щелкнула затвором, сделав пару пробных кадров. — Руку чуть приподними, словно волосы поправляешь.

Наталья послушно приподняла руку, слегка касаясь волос, но на её лице всё ещё отражалась неуверенность. Её взгляд снова метнулся в сторону, словно она обдумывала, стоит ли продолжать разговор.

— Да… рендж ровер… — тихо фыркнула она, слегка прищурив глаза. — Я даже не знаю, откуда у него такие деньги. Но говорят, что не всё тут чисто. То ли с Москвой связан, то ли… чёрт его знает. Только за ним уже давно присматривают. Но лезть к нему никто не рискует.

Я сделала ещё пару снимков, а потом, не удержавшись, прищурилась, всматриваясь в лицо Натальи.

— Ты сама-то с ним… часто общаешься? — спросила я, пытаясь уловить момент, когда она немного расслабится для кадра.

— Он часто у нас заказы делает, — призналась она, — перебрасываемся парой слов. Щедрый всегда, алкоголь не покупает, хотя иногда заказывает, но крайне редко. Красивый…

Я не удержалась — фыркнула.

— Наташ, ты не мешки с картошкой таскаешь, расслабься. Это всего лишь пробные кадры, хочу почувствовать камеру, понимаешь? Выполняй обычную работу, я сама буду тебя ловить, хорошо?

Наталья кивнула, выдохнув с облегчением, и вернулась к привычному делу — начала раскладывать товар по полкам. Я продолжила щёлкать затвором, стараясь поймать естественные моменты, когда её лицо было максимально спокойным.

— Красивый, говоришь? — не смогла удержаться я, вглядываясь в экран камеры. Не смотря на то, что она напрягалась под объективом и совершенно не знала как себя держать — камера ее любила. Как и всех по-настоящему красивых, самобытных людей. Даже такая примитивная, как эта мыльница, даже в такой простой обстановке. Я включила на телефоне мягкую мелодию, чтобы Наталья расслабилась. Иногда по ее губам пробегала задумчивая улыбка, от чего девушка становилась невыносимо красивой. Я прекрасно понимала Дмитрия, очарованного ее красотой. Их непростые отношения становились все более очевидными.

— Угу, — коротко кивнула Наталья, отвечая на мой вопрос. — Он… такой. Вроде и пугает, но… невозможно не заметить его, понимаешь? Он… сильный.

— Что-то у вас тут с сильными мужиками перебор…. — пробормотала я. — То один, то второй….

Может третьего подогнать, для комплекта? А что, сцепятся между собой, а я тихонько уползу в сторонку…. — но это я говорить Наталье не стала. Мечты… мечты….

— Ты о Диме сейчас? — улыбнулась она, а ее карие глаза потеплели. Ушла из них та потусторонняя мечтательность, которая оживала при упоминании Андрея.

— Для кого — Дима, а для кого — Дмитрий Иванович, — я не собиралась выкладывать этой женщине всю подноготную наших отношений. Пусть считает, что для меня он всего лишь начальник и в какой-то мере опекун. Так будет лучше для всех. Моя задница и так уже ощущала присутствие близких неприятностей.

— Он… интересный, — снова улыбнулась она, и в голосе прозвучали собственнические интонации. Я поняла, что разговор пора заканчивать.

— Смотри, что получилось, — я протянула ей камеру. — Учти — это пробные снимки, я не чувствую еще фотик, плюс без обработки.

Она молча рассматривала снимки и с каждым новым ее лицо становилось все ярче и радостнее, она словно начала светиться изнутри.

— Невероятно! Здесь никто так никогда не снимет! — выдохнула она.

— Тебя легко снимать, — призналась я. — Ты яркая.

Внезапно мне показалось, что кто-то смотрит на нас с улицы долгим, изучающим, очень тяжелым взглядом. Я невольно поёжилась, словно он пронизывал меня насквозь. От ощущения чужого присутствия по спине пробежали мурашки, и я медленно повернула голову в сторону окна, едва не вскрикнув от невольного страха и злости. Мои глаза на несколько секунд столкнулись с глазами Андрея, наблюдавшего за нами с улицы. Я застыла на месте, не в силах отвести взгляд от его глаз. Чёрные, как ночь, они казались бездонными, изучающими меня с холодной, почти пугающей проницательностью. В них не было ни намёка на смущение или неловкость — напротив, Андрей смотрел, словно это он был хозяином ситуации, а я всего лишь случайной фигурой в его поле зрения.

Моё сердце забилось быстрее, ярость смешалась с каким-то странным, непонятным мне страхом. От его взгляда я почувствовала себя неуютно, будто он видел меня насквозь, знал что-то такое, что мне самой ещё не было понятно. Это ощущение тяжести и давления было слишком знакомым — слишком похоже на то, что я уже переживала раньше.

— Что такое, Айна? — Наталья тоже подняла голову от фотоаппарата и обернулась. Но в отличие от меня страха не испытала. Только снова порозовела и улыбнулась мужчине.

— Фотоаппарат возьми, — прошипела я сквозь зубы, — позже за ним приду…

— Что? — не поняла она, — Зачем?

— Чтоб придурок и этот не расхреначил!

— Айна, ты о чём? — Она явно не понимала моего раздражения, и, судя по её взгляду, всё происходящее казалось ей совершенно нормальным.

— О том, что если я ещё раз увижу, как что-то важное для меня ломается, то на этот раз сама кому-нибудь шею сверну, — прошептала я сквозь сжатые зубы, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

Андрей отвел от нас взгляд и направился к входу.

— Все, давай пока, — я быстро смела с прилавка свои вещи, едва удерживая все в руках, — приду завтра утром, возьму фотоаппарат и попробуем в обед.

— Подожди, Айна! Оставь коробку — вечером завезу!

— Спасибо, я справлюсь, — мне важней было уйти, ни на секунду не пересекаясь с этим, как его Надежда назвала? Ведьмаком? Ну или хотя бы всего лишь на краткое мгновение, когда мы встретились в дверях.

Он чуть придержал для меня двери, чтоб я могла пройти, но благодарности не заслужил — я лишь одарила его взглядом полным ненависти и мысленно пожелала провалиться в грязь по самые…. Гланды!

Андрей спокойно держал дверь, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Молча, сдержанно, он словно не видел во мне ничего особенного. Но от этого его молчаливого спокойствия я злилась ещё сильнее. Было бы проще, если бы он ответил на мой вызов, бросил мне пару слов или хотя бы проявил хоть какое-то раздражение. Но нет, его безмолвие только усиливало мою ярость.

Я выскочила на улицу, чувствуя, как в груди пульсирует гнев, а внутри кипит бешенство. Как же он раздражал меня — своей неуязвимостью, своими пронизывающими взглядами, тем, что поломал мою жизнь и даже не считал это чем-то важным.

И все же в одном Наталья была права — коробку стоило оставить в магазине. Мало того, что она была достаточно большая, так еще и пакет с продуктами мешал взять ее обеими руками. Она все время норовила или наклониться так, что из нее могли посыпаться вещи, или вообще выскользнуть из рук. На секунду остановилась, прижимая коробку к себе, чтобы поправить пакет, и мысленно снова прокляла Андрея. Всё это — его вина! Козел!

Остановилась, перевела дыхание, подкинула чуток коробку, перехватывая ее удобнее. Но едва я снова начала двигаться, как ощутила чье-то присутствие за спиной. Невольно обернулась, в надежде, что это просто случайность, но, конечно же, это был он.

— Да бл….. Какого хрена, мужик! На этот раз что? — я опустила коробку на землю и встала так, чтобы в случае чего ударить без предупреждения.

Андрей остановился в паре шагов от меня, его лицо оставалось бесстрастным, как всегда, но в глазах мелькнула тень недовольства или раздражения. Он смерил меня взглядом, будто прикидывая, стоит ли отвечать или просто уйти.

— Ты в магазине оставила, — он протянул мне мой телефон. — Айна, — как и в прошлый раз его голос был низким, глубоким, пронизывающим до костей. Мое имя прозвучало…. Странно, почти мелодично.

— Мог бы просто у Натальи оставить, — фыркнула я. — Или что, снова решил моей техникой покидаться?

Он вздохнул.

— Мне жаль….

— Спасибо, мне вот сейчас значительно легче стало! Все, иди на хер отсюда, параноик хренов! — я забрала телефон, сунула в карман джинсов и, подобрав коробку с пакетом, пошла прочь.

Но уйти мне удалось не далеко. Чертова коробка все-таки исхитрилась выскользнуть из рук. Ну точно меня этот колдун проклял!

— Да твою же… — прошипела я себе под нос, наклоняясь, чтобы собрать вещи. Звук шин по гравию заставил поднять голову.

Знакомый Рандж Ровер остановился в полуметре от меня.

— Да ты шутишь, что ли? — вырвалось у меня, когда Андрей снова подошел ко мне. — Мне тебе врезать или….

Но он, не слушая меня присел рядом и начал собирать вещи в коробку. Молча, спокойно, не обращая на меня никакого внимания, словно я комар, пищащий рядом. Я настолько одурела от его наглости, что слова сказать не могла. А он, собрав все, легко подхватил и коробку, и пакет и понес к машине.

Я невольно начала смеяться над идиотизмом всей ситуации.

— Тебя не смущает, что это мои вещи, мужик?

Он открыл багажник и аккуратно поставил мои вещи внутрь, словно не замечал моих протестов.

— Садись, — сказал он ровным, спокойным тоном, словно то, что я собиралась послать его куда подальше, вообще не имело значения.

— Слушай, тебе на каком языке сказать, чтобы ты от меня отвалил? На английском? Коми не знаю, но еще по-немецки могу! Хочешь?

— Айна, — он посмотрел на меня как на непослушного ребенка, — я знаю восемь языков. Могу и ответить. Сядь, пожалуйста. Не устраивай представление. Все уже насладились больше некуда.

Я чувствовала, как гнев кипит у меня внутри, и как мои ноги хотят просто развернуться и уйти. Но его голос, его уверенность… почему-то эта ситуация становилась всё более нелепой и абсурдной, чем больше я сопротивлялась.

— Ты вообще меня слышишь? — выдохнула я, но, встретив его спокойный взгляд, внезапно поняла, что это бесполезно.

Он спокойно открыл дверь машины и снова посмотрел на меня, как будто всё уже решено.

— Это не просьба. — Его голос стал чуть жёстче, и я почувствовала, что теперь он уже не собирается терпеть мои протесты.

Сглотнула и, чувствуя, как пульсирует гнев, села в машину. Пусть он думает, что выиграл.

До моего дома доехали минуты за две. Он мягко остановился прямо у входа. Я хотела сразу же выйти, но двери оказались заблокированными.

— Подожди, — попросил он, оборачиваясь назад и забирая что-то с заднего сидения.

На колени мне упала большая коробка, перемотанная скотчем.

— Это что ещё за подарок судьбы? — спросила я, пытаясь удержать гнев под контролем.

Андрей встретил мой взгляд с привычным спокойствием.

— Твоя камера. Новая. — Его голос был всё таким же ровным, как будто это самый обычный жест.

Я замерла, не зная, как реагировать. Моя первая реакция была дёрнуть за ручку двери и выскочить из машины, но вместо этого я уставилась на коробку.

— Ты шутишь, да? — выдохнула я, не веря своим ушам.

— Нет. Ты её потеряла из-за меня. — Он немного повернул голову в сторону. — Я решил вернуть.

— Слушай, ты серьезно веришь, что я от тебя что-то возьму? — фыркнула я.

— Я совершил ошибку — старюсь ее исправить, — ровно ответил он. — Мне не нужно твоего прощения. Я повредил дорогую…. важную вещь. Мне и отвечать.

Я не могла поверить, что этот человек, вот просто так, за несколько дней выложит почти триста тысяч для малознакомой ему девушки…. Машинально, еще не совсем соображая, что делаю, открыла коробку и…. не поверила своим глазам. Лежавшая там камера стоила… намного дороже моей. У меня в руках лежала мечта любого фотографа в мире.

Дыхание перехватило и мурашки пробежали по всему телу от понимания, что можно сделать такой техникой.

Я захлопнула коробку, переведя взгляд на Андрея. В голове не укладывалось, почему он это делает. Он не выглядел человеком, который кидается деньгами ради пустяков. И это точно не выглядело как попытка «купить» прощение.

— Держи, — он протянул мне маленькую флешку.

— Что это?

— То, что мне удалось реанимировать. С твоей карты памяти. Прости, часть снимков все-таки погибли. Процентов 70 я сохранил. Ты действительно хороший фотограф.

Мне хотелось сказать что-то колкое, но слова застряли в горле. Вместо этого я просто опустила флешку в карман джинсов и кивнула.

— Спасибо…. — я действительно не знала, что еще могу сказать.

— Не благодари. Теперь мы квиты, — он разблокировал двери. — Отнеси сначала камеру и продукты. Потом коробку. Я подожду.

— Подождёшь? — переспросила я, приподняв бровь.

— Не хочу, чтобы ты снова уронила что-нибудь, — ответил он так же спокойно.

— А ты всегда такой настойчивый? — язвительно поинтересовалась я, но уже без прежней злости. Меня начинало забавлять, как он пытался контролировать ситуацию.

— Да, — коротко бросил Андрей. Его уверенность вывела меня из равновесия больше, чем раздражала.

— Ты в курсе, что реально ненормальный?

Он просто пожал плечами, показывая, что ему все равно, но едва заметно опущенная голова подсказала, что ему все-таки не приятно от моих слов.

Я подхватила пакет с продуктами и камеру, не сказав больше ни слова, и направилась к своему дому. Впервые за долгое время я не чувствовала злости — скорее, непонимание.