Темный полдень

4

Май

Меня мучали кошмары. Они были черными, как лапы елей, свисающих над головой, и тяжёлыми, как дорожная глина, к которой я прилипала с каждым шагом. Я бежала среди безмолвного, глухого леса, но ощущение тревоги сдавливало грудь. Каждый шаг давался с трудом, ноги вязли в холодной земле, как будто сам лес пытался меня удержать, не отпуская.

Всё вокруг было искажено, как в кошмаре: стволы деревьев извивались, а их ветви словно протягивались ко мне, чтобы схватить. Из темноты доносился шепот — он становился всё громче, сливаясь в бьющий по ушам гул, от которого хотелось зажать уши и кричать. Голоса были неразборчивыми, будто говорили сразу сотни, но каждый из них звучал зловеще, настойчиво, пронизывая сознание.

Я просыпалась в холодном поту, сердце колотилось так бешено, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Тошнота подкатывала к горлу, и всё тело содрогалось, как будто его трясло в лихорадке. Голова пульсировала от резкой, колющей боли, словно искры света вспыхивали и гасли в затылке. Я судорожно дышала, пытаясь успокоиться, но горло сжималось от сдерживаемых рыданий, и злые слёзы, обжигая глаза, катились прямо на подушку.

— Тихо, девочка, тихо… — звучал низкий, успокаивающий голос рядом. Чьи-то сильные руки осторожно придерживали мою голову, поднося воду к губам. Я глотала жадно, чувствуя, как прохладная жидкость немного утоляет огонь внутри.

Человек рядом менял влажные компрессы на моем лбу, и каждый новый холодный прикосновение приносил кратковременное облегчение, но в глубине души оставался страх, который не отпускал.

Я снова погружалась в пучины сна, словно тонула в бездне, откуда ко мне медленно, но неотвратимо тянулись руки. Их прикосновения были ледяными, как сама ночь, обволакивающими, словно липкие тени. И в этой тьме я чувствовала его взгляд — взгляд того, кто смотрел на меня с немой, леденящей душу уверенностью. Один только этот взгляд, невидимый, но ощутимый, сковывал меня парализующим страхом.

«Ты моя, Айна…» — эти слова раздавались в глубине моего сознания, резонируя во сне, словно колокол, бьющий на смерть.

«Тебе не убежать», — этот жуткий, притягательный голос звучал всё ближе, заставляя дрожь пробегать по моему телу даже во сне.

«Я найду тебя, Айна….» — он был все ближе, и я снова чувствовала его горячее дыхание у себя на шее, руки — на талии.

«Не беги, Айна….»

Но затем раздался другой голос — спокойный, но решительный. Он был полон силы и заботы, как будто кто-то не позволял мне окончательно погрузиться в ужас:

— Держись, девочка, скоро станет лучше…

Эти слова звучали как обещание, как тонкая нить, удерживающая меня на грани между сном и реальностью. Я снова почувствовала холодный компресс на лбу и тёплые, уверенные руки, которые держали меня, не давая провалиться обратно в объятия того ужасающего голоса.

Реальность и горячечный бред окончательно переплелись, словно единая ткань, сшитая из моих страхов и искажённых образов. Я больше не понимала, что происходит вокруг: где заканчивается сон и начинается проблеск реальности. Всё смешалось в неразличимый клубок боли, страха и отчаяния. Лицо человека, меняющего компрессы, руки, поддерживающие меня, шёпот в ночи и парализующий ужас — всё это стало одной длинной непрекращающейся пыткой.

Но потом пришла тьма. Окончательная и бесповоротная. Она затянулась вокруг меня, холодная и бесстрастная, словно черный саван, но я встретила её с неожиданным чувством облегчения. Всё, что было до этого — крики, ужасы, попытки бежать и невыносимая боль, — растворилось в её бездонной пустоте.

Тьма принесла с собой покой.

Что-то тёплое и мягкое скользнуло по моему лицу, словно лёгкий, едва ощутимый ветерок, коснувшийся кожи. Оно слегка мазнуло по глазам, пробуждая меня из глубин забвения. Это было приятное ощущение, но в то же время странное и слегка раздражающее — как если бы кто-то пытался аккуратно разбудить меня, вырвать из той тьмы, в которой я нашла покой.

Медленно, очень медленно я приоткрыла глаза, опасаясь, что резкий свет вызовет очередную вспышку боли в голове. Однако, к моему удивлению, сознание прояснилось быстрее, чем ожидалось. На короткий миг свет ослепил меня, глаза защипало, и я на мгновение прикрыла их снова, но постепенно муть начала спадать, позволяя мне увидеть окружающий мир.

Комната, где я оказалась, была просторной и удивительно приятной. Стены, отделанные янтарным деревом, придавали помещению тепло, создавая ощущение уюта и защищённости. Большая, широкая двуспальная кровать, на которой я лежала, занимала центральное место. По обеим сторонам кровати стояли небольшие тумбы, на которых лежали аккуратно сложенные книги и лампы. Всё вокруг казалось спокойным и тщательно продуманным.

Напротив меня находился стол с зеркалом, но он был пуст — никаких следов личных вещей, только чистая, гладкая поверхность. А у панорамного окна, через которое в комнату проникал мягкий дневной свет, стояло удобное, мягкое кресло.

Комната была пуста. Хозяина, который заботился обо мне, нигде не было видно, хотя всё вокруг дышало его присутствием.

Я прислушалась, пытаясь сесть на кровати, но тело сопротивлялось, откликаясь слабостью и ноющей болью, словно я только что перенесла тяжёлую болезнь. Мышцы дрожали от малейшего усилия, и казалось, что силы покинули меня полностью. Однако, несмотря на это, моё внимание привлекло нечто неожиданное — я была переодета. Вместо мокрой, грязной одежды на мне была чистая, длинная мужская рубашка. Она явно принадлежала мужчине, возможно даже дорогая, но ношеная, с ощущением мягкости, которое приходит только после многократной стирки.

От этого открытия у меня по спине пробежала волна беспокойства. Кто меня переодел? Сама я явно не могла этого сделать. Мои мысли вихрем пронеслись в попытке разобраться, но тут внимание привлекли голоса, доносящиеся откуда-то снизу. Мужской и женский, приглушённые, но различимые.

Женщина ругалась всё громче, её голос был полон раздражения и негодования. Мужчина, напротив, сохранял спокойствие, отвечая приглушённо, без спешки. Хотя я не могла разобрать слов, интонации говорили сами за себя. Она явно была чем-то недовольна, а он старался удерживать ситуацию под контролем. Наконец, раздался резкий крик, затем хлопнула дверь, и дом погрузился в гнетущую тишину.

Я глубоко вздохнула и откинулась на подушки, прикрывая глаза. Всё происходящее вокруг казалось мне чужим, но в то же время я чувствовала, что каким-то образом стала, пусть и не по своей воле, причиной ссоры в этом доме.

Богатом доме, судя по всему. Неожиданно богатом для такого богом забытого места.

После того, как женщина покинула дом, на несколько минут воцарилась гнетущая тишина. Я уже начала было думать, что осталась одна, когда снизу послышались звуки музыки. Обычная рок-музыка — казалось бы, такая нормальная, повседневная деталь, но в этой обстановке она прозвучала странно, как будто не совсем уместно.

Шаги на лестнице были уверенными и размеренными, и с каждым их звуком напряжение внутри меня нарастало. Когда дверь открылась, в комнату вошёл высокий мужчина — тот самый, кого я, должно быть, слышала раньше. Он был красивым, с поразительными, яркими зелёными глазами, которые мгновенно притягивали взгляд. Его смуглое лицо, будто выточенное из камня, подчёркивал высокий лоб и светло-русые волосы, слегка растрёпанные, словно он недавно проснулся или просто не придавал этому значения. Он выглядел лет на сорок, и его уверенная осанка говорила о силе, внутренней и физической.

Мужчина задержал взгляд на мне, и его глаза, хоть и были яркими и живыми, не выражали ни удивления, ни смущения. Он выглядел так, словно точно знал, кто я и почему нахожусь в его доме, будто моё присутствие здесь было ожидаемым.

— Проснулась, — тихо сказал он, заходя в комнату и закрывая за собой дверь. В его голосе не было ни враждебности, ни ласки, скорее констатация факта. Он остановился у края кровати, пристально глядя на меня, словно оценивал моё состояние.

Когда мужчина заговорил, я поняла, что этот голос уже слышала раньше. Это был тот самый глубокий и спокойный голос, который звучал там, на дороге, когда он нашёл меня. И потом, здесь, в доме, ночью, именно этот голос вытаскивал меня из тех кошмаров, в которых я тонула, успокаивал, обволакивал заботой, когда моё сознание соскальзывало в тёмные, тревожные сны.

— Как себя чувствуешь?

— Пожеванной и выплюнутой.

— Ну это еще нормально. Было бы хуже, если б была переваренной, — улыбнулся он. Улыбка была красивой. — У тебя сильный ушиб головы, пришлось наложить швы, постарайся пока голову не трогать.

— Вы врач? — я остановила руку на пол пути к голове.

— Ага. Ветеринар. По образованию, — ухмыльнулся он.

Я невольно рассмеялась, хоть смех и вызвал лёгкую боль в голове. В принципе, действительно, какая разница, кого латать — корову или человека. Его юмор, как ни странно, сбил напряжение, и я впервые за долгое время почувствовала нечто, напоминающее спокойствие.

— Как зовут тебя, аддзӧмыд* (находка)? Имя помнишь? — спросил он, наклонив голову набок и слегка прищурив свои ярко-зелёные глаза. В его вопросе чувствовалась забота, но вместе с тем — лёгкая проверка, как будто он хотел убедиться, что со мной действительно всё в порядке.

— Айна, — сказала я, чуть поморщившись от легкой, но не критичной боли. — Айна Чудакова.

Моя память не подвела меня — я действительно помнила всё. Имя, кто я, даже события, которые привели меня к этой разбитой дороге — всё это было со мной.

— Я — Дмитрий Хворостов, — представился он, присаживаясь на край кровати, но держась на расстоянии, как будто не хотел нарушать моё личное пространство. В его движениях чувствовалась осторожность, как будто он привык уважать чужие границы. — Ты в моём доме и… в моём селе.

— В вашем селе? В каком смысле? Это Бобки? — переспросила я, пытаясь прояснить странное заявление.

— Да, это Бобки, — подтвердил он, чуть кивая головой. — В том смысле, что я глава этого сельского поселения.

— Глава поселения? — повторила я.

— Хочешь лекцию о принципах местного самоуправления? — в его голосе прозвучала легкая насмешка, будто он наслаждался моим замешательством.

— А? Нет, не надо… — поморщилась я.

Дмитрий усмехнулся и, глядя на меня, спокойно объяснил:

— Айна, у нас тут не просто маленькая деревня. Моё поселение включает почти 1500 квадратных километров — в основном леса, конечно, но есть несколько деревень и ещё одно довольно большое село.

Его слова поразили меня. Я ожидала увидеть одно захолустье, а не управляемую территорию такого масштаба. Это объясняло многое: и его уверенность, и то, как он говорил о своём статусе. В его положении была власть, а вместе с ней и скрытая ответственность. Этот человек был явно не просто сельским жителем, он был чем-то вроде «хозяина» этого края.

— Значит, ты… управляешь всем этим? — я попыталась осмыслить услышанное.

— Да, — ответил он с тем же спокойствием, — приходится. Местные люди привыкли к изоляции, и леса тут непростые. А ты…. Судя по фамилии, тоже из наших будешь?

— Родом из Кудымкара, — кивнула я. — Но уже очень давно там не живу. А мать…. Судя по всему действительно отсюда была…. — головная боль стала сильнее.

Дмитрий нахмурился, его взгляд быстро переместился на моё лицо. Он, не задумываясь, по-хозяйски коснулся моего лба, проверяя температуру или просто оценивая моё состояние. От его неожиданного прикосновения я рефлекторно дёрнулась, отстраняясь, но это только вызвало у него короткий смешок.

— Спокойнее, девочка, — фыркнул он с лёгкой усмешкой. — Я вчера тебя латал, мыл голову и переодевал. Так что давай без ложной скромности.

Мое лицо полыхнуло алым пламенем. От одной мысли о том, что этот человек видел меня в таком виде….

— Полагаешь, мне стоило положить тебя в кровать в грязных вещах и залитой пивом? — прочитал он мои мысли. — Сама ты была не в состоянии даже руки поднять — ушлепки хорошо тебя приложили. Ну с этим я разберусь… мало не покажется. И Витьке достанется, за то что бросил тебя. — Его лицо на мгновение омрачилось, и я почувствовала, как в нём вспыхнула настоящая злость. Дмитрий сжал губы, а его зелёные глаза сверкнули холодным огнём.

— Спасибо… — выдавила я, все еще красная.

— Айна, это моё село, — сказал он с жёсткостью в голосе, — и я не позволю малолетним засранцам переходить мне дорогу. Сдавать ментам не стану, разберёмся сами. Но они ответят за то, что сделали.

Звучало это как обещание, от которого у меня невольно пробежали мурашки по коже. Его решимость была ощутимой, как стена. Я не знала, стоит ли мне радоваться тому, что он готов разобраться с теми, кто меня обидел, или бояться его методов. Но сейчас у меня не было сил анализировать это — я была слишком утомлена всем, что произошло.

— А ты… — его голос снова стал мягче, возвращаясь к заботливому тону, который я начала ассоциировать с ним. — Сейчас принесу завтрак, поешь и снова отдыхай.

— Мне… — я потерла лоб, вспоминая невольно подслушанный скандал, — я не хочу быть обузой… В селе есть, где остановиться, пока я разберусь с делами?

Дмитрий смотрел на меня с усмешкой от которой по спине снова пробежали мурашки, но уже далеко не страха.

— Айна, услышь меня, пожалуйста, — сказал он, его голос стал мягче, но тон остался твёрдым. — Это моё село и мой дом. Если я решил, что ты останешься здесь до полного выздоровления, это означает, что ты останешься здесь. Тебе сильно повезло, что я вчера нашел тебя.

Его слова прозвучали как приказ, но не грубый, а скорее как заключительное утверждение, не допускающее возражений. Дмитрий говорил спокойно, но за этим спокойствием скрывалась сила. Я почувствовала, что он не из тех, кто легко отступает или меняет свои решения.

— Я несу ответственность за всё, что происходит на моей территории, и за тебя тоже, раз уж так получилось. Мне проблемы не нужны, а тебе? — он прищурился, словно давая понять, что любые попытки возразить будут встречены с той же непоколебимой решимостью.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла, понимая, что спорить с ним будет бесполезно. Сложно было не признать, что он прав: в моём нынешнем состоянии уходить куда-либо действительно было бы проблемой. И, несмотря на моё желание найти независимость, я понимала, что сейчас мне нужны отдых и помощь, которую Дмитрий явно был готов предоставить.

— Хорошо, — сказала я тихо, чувствуя, как моё сопротивление угасает. — Спасибо.

— Умная девочка, — кивнул Дмитрий с лёгкой усмешкой, поднимаясь и направляясь к двери. Его слова звучали так, словно он был доволен тем, что я приняла его решение, будто это был не просто его долг, а нечто личное. — Кстати, твои вещи в полном порядке. Как только будут силы, можешь их разобрать. Полку в гардеробе я для тебя освободил.

Он вышел, оставив меня в полном замешательстве. С одной стороны, его забота и помощь мне были необходимы. Но полка в гардеробе…. Все это начинало изрядно напрягать. Был в моей жизни мужчина, который пытался управлять мной. Ничем хорошим для меня это не закончилось.

*все помеченные слова произносятня на языке коми. Чтобы вас, дорогие читатели не напрягать, перевод дан сразу в скобках..