Темный полдень

13

Май

Аграрный комплекс в поселении оказался не просто большим — он был огромен, по-настоящему впечатляющим по своим масштабам. Он включал в себя множество филиалов, разбросанных по всему поселению, от крупных деревень, таких как Бобки, до самых удалённых уголков, где проживало всего несколько человек. И эти немногие жители работали на благо холдинга, который охватывал практически все сферы сельскохозяйственной деятельности.

Комплекс занимался животноводством, молочным хозяйством, рыбоводством и активно развивал сельскохозяйственные направления — от выращивания злаков до сбора редких трав, грибов и ягод. Хворостов, владеющий этими землями, выжимал из них всё, что только было возможно. Он с искусной деловитостью брал от природы всё её богатство, превращая это в не просто доходное дело, а в целую аграрную империю.

Однако, важно отметить, что брал он бережно, настолько, насколько это было возможно. Хворостов не разорял землю и не стремился выжать из неё последнее. Он знал, где проходит та тонкая черта между разумным доходом и жадностью. Ловко лавируя между интересами природы и бизнеса, он старался не нарушать эту грань. Благодаря этому подходу, его богатство не только росло, но и было устойчивым, что приносило ему уважение в поселении.

Его успех основывался на том, что он не стремился конкурировать с крупными игроками рынка по объёму производства. Дмитрий делал ставку на качество, а не на количество. Его продукция шла не в местные магазины или крупные сети, а только избранным покупателям. Такой подход приносил меньше дохода с каждого контракта, но обеспечивал стабильность, безопасность и независимость. Именно благодаря этому Хворостов мог оставаться в тени крупных аграрных холдингов, не привлекая к себе лишнего внимания, пусть его конкуренты и скрипели зубами от зависти.

Впрочем, я невольно усмехнулась, рассматривая в кабинете главы поселения карту этого самого поселения, попробуй-ка кто залезть на эту землю без приглашения. Одна ночка как у меня, и драпать будут, теряя тапки. Как я сама до сих пор не свихнулась — ума не приложу.

Я работала в компании Дмитрия вот уже неделю, занимаясь самой нудной и бесполезной работой в мире — канцелярской рутиной. Чтобы войти в курс мне потребовалось ровно два дня, а после мы всей администрацией проводили старую работницу на заслуженную пенсию. Сортировка и регистрация писем, договоров и прочей документации, отслеживание внутренних поручений, иногда — ведение протоколов. Скучно, нудно и не интересно.

От этой монотонности я даже начала почитывать документы, которые проходили через мои руки, вырисовывая в голове все финансовые потоки предприятия. Видимо, профессиональная деформация давала о себе знать — мозг автоматически стал складывать пазл финансовых схем и структуры компании. За короткое время передо мной выстроилась четкая картина того, как работает бизнес Хворостова. Ничего удивительного или шокирующего я не нашла, хотя, наверное, налоговая бы со мной не согласилась.

Впрочем, это было совершенно не мое дело — я не налоговый инспектор. Да и кто станет Хворостова проверять? Та самая налоговичка, чей муж возглавлял цех по переработке мяса? Все в этом поселении были так или иначе завязаны на бизнес Дмитрия, и никто не собирался лезть туда, где им не рады.

Но все мои мысли снова и снова возвращались к тому, что произошло со мной несколько дней назад, в собственном доме. До сих пор разум отказывался принимать реальность происходящего.

Когда я пришла в себя после обморока, Надежда уже исчезла, оставив меня на попечение Хворостова. Но на этот раз он явно не спешил меня успокаивать или что-то объяснять. Напротив, вся ситуация ему явно не нравилась. Если раньше от него исходила хоть какая-то забота, пусть и не вольная, то теперь его раздражение было ощутимым. И скрывать своё недовольство он даже не пытался.

Я не понимала, почему он так резко изменил отношение. Будто всё, что произошло, стало для него не только лишней проблемой, но и чем-то, что выбило его из привычного уклада. Его помощь теперь казалась механической, как будто он делал это потому, что так было нужно, но не потому, что хотел.

— Прости меня, — вырвались у меня непривычные слова, когда я принимала у него чашку с горячим чаем.

Он лишь дернул щекой.

— Завтра в восемь придешь к администрации поселка, — голос звучал отстраненно и холодно. — И постарайся больше в истории не попадать! И слушай хотя бы, что тебе говорят.

У меня были сотни и тысячи вопросов, но ни один я не задала, поняв, что это бесполезно — Дмитрий не хотел со мной говорить. Вообще. Подозреваю, что и видеть меня тоже, но его удерживало данное им слово помочь. От этого стало…. Неприятно.

Оставаться одной в доме после пережитого не хотелось. Но я не стала задерживать мужчину, когда он собрался домой. Было уже далеко за пол ночь, а ему, как и мне завтра предстояло идти на работу.

Я ожидала, что в доме может произойти что-то еще, боялась, то крепко зажмуривая глаза, то пристально вглядываясь в темноту ночи, но было тихо. Удивительно тихо. Словно все произошедшее было не более чем моей фантазией, разыгравшимся воображением. И на следующий день, и на следующий. И с каждым днем, мне все больше казалось, что все это было лишь сном, бредом, который ударил в голову от жара бани, от угара, в котором я едва не погибла.

Но все-таки еду хозяину я оставляла исправно, подкладывая к традиционному хлебу и молоку то печенье, то конфету. А на утро обнаруживала покусанное угощение. Если в доме и жила крыска, то мне уже было все равно.

К бане подходить я боялась, поэтому всю неделю волосы мыла в нагретой дома воде, благо теплая погода разрешала принять такие процедуры на улице. От одной мысли снова войти в тесное помещение меня кидало в холодный пот.

— Ты что, с Шумиловских успела поцапаться? — услышала я над ухом недовольный голос Дмитрия и подняла голову.

— Что, прости? — за всю неделю он сказал мне от силы с десяток слов, хотя виделись мы не один раз.

— Айна, скажи, пожалуйста, — его голос был ровным, но в нём чувствовалось недовольство, а глаза прищурились, как у хищника, готового к атаке. Он стоял передо мной в обычной рабочей одежде, но выглядел настолько уверенным и красивым, что у меня на мгновение перехватило дыхание. — Ты спокойно жить умеешь?

— О, уже настучали? — я и бровью не повела. — Кто успел? Сам псих или те, кто мимо пробегали, делая вид, что я — пустое место?

Он снова вздохнул, качая головой.

— Чем ты его задела?

— Я — его? — я встала и посмотрела прямо в невероятные зеленые глаза. — Видимо тем, что прогулялась около его чертова дома! Знаешь, Дмитрий Иванович, если бы я знала, чем можно вывести психически неуравновешенных людей из себя — открыла бы частную практику.

— Ты только гуляла? — Дмитрий не поверил мне.

— Ну… еще фотографировала. Не знала, что это запрещено на территории вашего поселения. Тебе, как главе — выговор. Таблички не мешало бы поставить.

Его зелёные глаза блеснули, и я уловила в них смесь раздражения и лёгкого смешка, хотя он старался этого не показывать. Дмитрий выглядел так, словно мои слова ему и забавны, и в то же время раздражают.

— Айна….. Не лезь к этому придурку, ради бога и ради меня! В следующий раз он может не ограничиться… предупреждениями.

— С вилами за мной побежит? — фыркнула я. — Хотя… этот может. А тебе, часом, не сообщили, что он разбил мою камеру? — я поморщилась, чувствуя глухую злость и тоску. Потеря камеры стала чувствительным пинком от жизни. — Дебил, бл…. Кто он вообще такой?

— Геморрой в моей заднице, — буркнул Дмитрий, падая в кресло в моей каморке, называемой канцелярией. — Приехал к нам лет десять назад. Выкупил, сученыш, до хрена земли. И теперь сидит здесь сычем.

Ого, самоуверенного Хворостова кто-то щелкнул по носу? Забавно. Против воли я едва удержалась от улыбки.

— И как ты, великий и могучий, это допустил? — не удержалась от шпильки.

— Это не я…. я тогда главой еще не был, — признался он угрюмо. — Стал через год, но документы у него — хрен подкопаешься — профессионалы делали. Московский хозяин жизни, бля… — слова прозвучали даже не с раздражением, с откровенной злостью.

Я подняла бровь, испытав нечто похожее на восхищение. А не так ты и всемогущ, Дмитрий Иванович, даже на этой земле.

— И кто бы говорил…. — пробормотала в ответ.

— Не понял? — резко отреагировал Дмитрий, мгновенно подобравшись. Я заметила, как его нос начал трепетать от гнева. Он выглядел так, словно в следующий момент мог взорваться, и это заставило меня невольно насторожиться.

— В зеркало посмотрись, Дмитрий Иванович, — посоветовала я, чуя, как подхожу к самому краю. Но не могла отказать себе в удовольствии подразнить тигра.

— Так, значит? — резко поднялся Дмитрий, и в одно мгновение оказался у меня перед столом, склоняясь надо мной настолько близко, что я почувствовала его дыхание. Он заполнил собой всё пространство вокруг, его присутствие было ощутимо физически. Слишком близко.

Я замерла, чувствуя жар, исходящий от его тела, и его запах — дикий, грубый аромат трав и земли, свежий, словно он только что вернулся из леса, густой и сильный. Всё во мне напряглось. Сердце забилось быстрее, но не от страха, а от чего-то более глубокого, почти первобытного. Его зеленые глаза потемнели то ли от гнева, то ли от еще чего-то.

Улыбка скользнула по моим губам, хотя внутри все трепетало от страха и неожиданно острого возбуждения. Но сдаваться я не собиралась, как не собиралась и уступать этим колдовским глазам.

— Дразнишь, девочка? — хрипло спросил он, его дыхание коснулось моих губ.

— Было такое намерение, — отозвалась я в тон, чувствуя, как дрожат руки. Стоит мне немного шевельнуться, и мы коснемся друг друга.

Он был из тех мужчин, что привыкли к вниманию женщин. Я это видела в каждом его движении, в том, как он стоял, не торопясь сокращать расстояние между нами. Он знал, что красив, знал свою силу притяжения и был уверен в своём эффекте. Женщины, без сомнения, искали его внимания, теряли голову и делали первый шаг. Он привык к этому — к лёгкой победе, к тому, что женщины сами шли к нему, желая его завоевать. И сейчас он ждал того же от меня.

Я чувствовала это каждой клеткой тела — он словно приглашал меня сделать первый шаг, показывая, что не против, но при этом оставаясь на грани бездействия. Он был уверен, что я не выдержу напряжения, что сорвусь первой. Его взгляд говорил: «Ты хочешь этого, я вижу, и ты сделаешь этот шаг».

Это подействовало как холодный душ.

Я рассмеялась прямо ему в лицо, отдвигаясь дальше. Смеялась звонко и искренне, откинув назад голову, сбрасывая с этим смехом и свое возбуждение и свое очарование этим человеком, выплескивая их из себя.

Он хмыкнул, чуть выпрямившись, но не отступив ни на шаг. В его взгляде мелькнуло что-то похожее на удивление, будто такой реакции он точно не ожидал. Я видела, как его уверенность чуть поколебалась, но он быстро взял себя в руки, наблюдая за мной с тем же прищуренным, оценивающим взглядом.

— Что смешного? — спросил он, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией.

— Дима, — я впервые назвала его так, — ты за кого меня держишь? Я благодарна тебе за все, ты несколько раз спасал мне жизнь. Ты даешь мне приют и условную безопасность, это правда. Да, е-мое, ты видел меня без одежды! Но это, черт возьми, не означает, что…. — я замолчала, не в силах подобрать правильные слова.

— Что, Айна? — мягко, но с опасными нотками спросил он. — Что же ты себе надумала? Что я хочу затащить тебя в постель?

— Я ошиблась? — приподняла я бровь.

Внезапно он снова наклонился ко мне и резко поцеловал. Его поцелуй был настолько внезапным и сильным, что на мгновение весь мир исчез вокруг. Я едва успела охнуть, когда его губы резко прижались к моим. В этом поцелуе не было сомнений — только твёрдость, уверенность и сила, которая захватила меня, не оставив шанса на сопротивление. Его губы были твёрдыми, решительными, требовательными, как и сам Дмитрий. Казалось, что он точно знал, что делает, и знал, как воздействовать на меня.

Этот поцелуй не был мягким или нежным, это была вспышка, властная и всепоглощающая. Как будто он пытался доказать мне что-то, показать своё превосходство, но вместе с тем в этом ощущалась искра чего-то первобытного, дикого, непреодолимого.

Я почувствовала, как его руки мягко, но уверенно коснулись моей шеи и спины, притягивая меня ближе. Мой разум пытался сопротивляться, но тело предательски отзывалось на каждое его движение. Каждое прикосновение и нажатие его губ вызвали в груди волну острого, почти болезненного желания. Мой рассудок кричал, что это неправильно, что я не могу поддаваться на это, но тело отзывалось иначе — каждая клетка вибрировала от этого поцелуя, и сопротивление таяло с каждой секундой.

Я с силой оттолкнула его от себя, даже не понимая, как мне вообще это удалось — мое собственное тело меня предало: подло и безоговорочно.

— Ты очумел совсем? — вскочила я и тут же отпрыгнула от него, стараясь отдалиться как можно дальше, хотя всё внутри всё ещё горело. Сердце бешено колотилось, и я мысленно проклинала самое себя за этот порыв.

Дмитрий только усмехнулся, его глаза сверкнули насмешкой, когда он медленно выпрямился, словно ни капли не жалея о том, что только что произошло. Он отошёл на шаг, но в его взгляде всё ещё чувствовалась уверенность, от которой внутри у меня всё сжималось.

— Если бы я хотел, моя дорогая девочка, — его голос был спокойным, с той же насмешливой ноткой, — ты бы уже была в моей постели.

Эти слова вызвали во мне новый всплеск ярости. Он говорил так уверенно, словно не сомневался, что может получить, что захочет, и это злило меня ещё сильнее. Но за этой злостью прятался страх — страх того, что он прав.

Вальяжно потянувшись, он лениво развернулся и пошел прочь. Но на пороге обернулся и внимательно посмотрел на все еще красную и растрепанную меня.

— Держись подальше от Шумиловских, Айна, — голос его стал серьезнее. — Он может стать угрозой. Не дразни гусей, дорогая. И еще…. Не ходи в лес. Ты наших лесов не знаешь, а вчера пришло уже третье сообщение о нападении волка на дальние хутора.