Темный полдень

26

Июнь

Несколько дней все мои заботы, страхи и эмоции ушли на задний план: я работала как проклятая. Одна стена в моей избе стала похожа на паутину из бумажек, записей, приколотых нитей, канцелярских резинок. Андрей обещание сдержал — мой интернет сейчас работал без сбоев, а еще он установил мне программы дозвона с сокрытием номера телефона, что позволило мне совершать пока редкие звонки, которых, однако, со временем, я это понимала, будет все больше и больше.

Когда вечером мы подъехали к моему дому, то обомлели, перед дверями на пороге стояли корзины полные еды: яйца, пироги, творог, молоко, домашняя колбаса, сыры…. Ее было столько, что мне это было не съесть и за неделю.

— Выражение «твою мать» становится любимым в моем лексиконе, — тихо прокомментировала я, глядя на это богатство. Андрей недовольно поджал губы, молча выражая свое беспокойство и недовольство.

— Мне это не нравится, — только и заметил он, помогая мне унести продукты в дом.

— Мне тоже. Лучше уж они бы меня и дальше игнорировали, — призналась я, рассказывая ему за чаем историю спасения мальчишки из колодца, правда умолчав о предложении Димы и о том, что последовало за этим. — Возможно это просто благодарность за спасение ребенка.

— Или…. — он задумчиво смотрел на букет из колосьев пшеницы и васильков, обнаружившийся в одной из корзин, — ты для них полудница. Луншӧрика.

— Прекрасно, просто прекрасно, — вздохнула я. — А я все думала, чего мне для полного счастья не хватало.

— Айна… — он хорошо подумал. — Держи меня в курсе. Не хочу, чтобы….. — он закрыл на несколько секунд глаза, формулируя мысль. — Не хочу, чтобы ты пострадала или впуталась в историю. Хорошо?

Я улыбнулась ему, провожая до машины.

— Не волнуйся. У меня сейчас есть чем заняться. Я постараюсь вообще больше не высовываться. Спасибо тебе за все, — сама взяла его за руку и крепко сжала.

Все эти дни я Диму не видела, коллеги в администрации говорили, что он уехал в район, а я в душе радовалась этому отсутствию. Видеть его сейчас не было ни сил, ни желания. День, проведенный с Андреем, стал как глоток свежего воздуха, как минута отдыха, передышки. Однако по-прежнему я не могла не думать о Диме, чувствовать боль от того, что этот человек — не мой. И все никак не могла отделаться от мысли, что было бы если бы я сказала ему «да». Может, мне было бы намного легче. Впрочем, работа стала хорошим отвлекающим маневром, позволяя мне думать не над настоящим, а над прошлым. Над настоящим я тоже думала, но скорее в контексте того, что не плохо было бы выяснить о том, кем именно была моя мать и что с ней случилось 25 лет назад. Впрочем, до приезда Хворостова заняться этим я не могла — он единственный, кто мог дать мне разрешение покопаться в местных архивах. Увы, в этом плане Бобки было типичным российским селом — прогресс в виде цифровизации сюда еще не дошел.

Медленно, но верно финансовые схемы бизнеса Баринова приобретали все более четкие очертания. Каждый вечер я вносила на свою стену все больше и больше подробной информации, намечая ключевые точки, требующие более пристального внимания.

Баринов использовал многоступенчатые схемы для вывода средств. Деньги с его предприятия перетекали через цепочку фиктивных контрактов и консультативных услуг, создавая иллюзию деловой активности. Финансы, поступавшие от покупателей и инвесторов, выводились через безликие счета, принадлежавшие подставным лицам — тех, кто по факту не имел ни малейшего представления, что их имена фигурируют в документах. Сомнительные сделки с компаниями, зарегистрированными в Гонконге, Белизе и на Каймановых островах, маскировали немалые суммы и происхождение капиталов, а Баринов, судя по всему, с лёгкостью обходил финансовые санкции и обманывал налоговые службы, оставаясь при этом в стороне от реальных рисков. К сожалению, пока все эти схемы вполне укладывались в реалии российского бизнеса, а найти что-то по-настоящему ценное не удавалось. Но я не расстраивалась — впервые за долгое время меня охватил настоящий азарт. Я как волк, почуявший добычу, шла по следу, дергая веревочки и распутывая один узел за другим.

Подарки от деревенских поступали почти каждый день. Это начинало уже серьезно напрягать — холодильник у меня был маленьким, а продукты уже некуда было складывать. Возникла мысль поговорить с Надеждой, чтобы остановить потом даров, однако и ее я никак не могла поймать в селе, а идти к дому Димы не хотелось от слова совсем.

От Андрея иногда приходили короткие сообщения, на которые я отвечала так же коротко и по делу. Его явно беспокоили знаки внимания местных, однако он понимал, что ничего криминального не происходит, и все же старался не выпускать меня из виду, впрочем особо и не навязываясь. Его деликатная забота грела душу, особенно в тот момент, когда я начинала тосковать о том, кто был для меня недосягаем. Иногда, когда его сообщения приходили в нужный момент, я ловила себя на мысли: а возможно ли что-то большее между нами? Но Андрей держался ровно, без намёков на романтическую привязанность. Его дружеская поддержка, столь уместная и ненавязчивая, казалась единственно верной основой наших отношений. И в этом была особая, редкая гармония, которой мне не хотелось нарушать.

В субботу после обеда, поставив еще одну отметку о еще одном подставном лице Баринова, я потянулась и устало вздохнула, бросив беглый взгляд на ноутбук, куда скачивались документы на несколько фирм, зарегистрированных на Кипре. Погода стояла настолько жаркой, что пить хотелось постоянно.

Убедившись, что документы продолжают скачиваться, я зевнула, собираясь немного проветриться и заодно заглянуть в магазин Натальи. У меня был огромный список документов, зарегистрированных на подставные лица Баринова, и мозг требовал подкрепления в виде сахара. Решив, что пара минут прогулки до магазина точно не повредит, я быстро собрала волосы в хвост и вышла со двора.

Однако, дойдя до магазина, я застыла, не ожидая увидеть Наталью, которая, раскрасневшись на солнце, ожесточенно скребла забор и стену магазина, пытаясь оттереть густую грязно-коричневую краску. Проклятия сыпались из ее уст, казалось, в ритм движениям щетки, которой она яростно драила испачканные доски и кирпичную стену.

— Ни хера себе, это кто так постарался? — подошла я ближе, рассматривая устроенное непотребство.

— Да совсем спятили, твари, — сквозь зубы выдохнула девушка, устало садясь на одно из поленьев. В ее карих глазах помимо злости, застыли и слезы.

— Вторая тряпка найдется? — спросила я, закатывая рукава рубашки.

— Тебе что ли делать больше нечего? — зло спросила она, но скорее срывая на мне свою обиду, чем действительно злясь на меня. — Что-то купить пришла?

— Ага. Колы. Есть?

— Ты Колу пьешь? — искренне удивилась девушка, — это ж вредно.

— Жить вообще вредно, — пожала я плечами. — И если ты дашь мне напиться, то у тебя появиться еще пара рук. Думаю, не повредит.

— А, и хрен с тобой, — махнула рукой Наталья, принося из магазина банку колы и пару щеток. — Суки! — это уже относилось не ко мне.

Я старательно терла следы, оставленные дурно пахнущей навозом краской и в глубине души понимала, что это совсем не краска. Кто-то экскрементами испачкал весь забор, а на стене вывел слово: ведьма!

— Знаешь, кто это сотворил?

— Катька с Машкой…. Они давно меня ненавидят, курицы. За Димкой увиваются, точно две телки, давно ему глаза строят. Словно он хоть раз на них посмотрит! Делать ему больше нечего! А вчера он из района вернулся, заехал ко мне, поболтали с ним немного, а эти уже углядели. Вот и постарались.

Я искренне пыталась понять о ком именно говорит Наталья, но увы не могла вспомнить местных девиц. Все они для меня были смазанными, на одно лицо. Неприятное, кстати, лицо. Еще две недели назад и на меня они смотрели волками, однако после истории с Сашко на глаза не попадались. Или вели себя настолько тихо, что я их не замечала. Слышала по вечерам, как гуляет молодежь, даже знала, что тут клуб или нечто вроде того есть, но сама никогда участия не принимала, а компании обходила стороной, памятуя о том, как прилетело мне в голову бутылкой пива.

— Значит, задело их… — я отпила колу, наслаждаясь холодом напитка. — Но ведь что Дима — взрослый человек, его воля с кем разговаривать.

Наталья хмыкнула, отводя взгляд.

— Ага, объясни им это. Думаешь, понимают? — Она вздохнула, и на мгновение в ее глазах мелькнуло что-то большее, чем злость — усталость. — Вот такие тут законы. Тебе, наверное, и привычно уже, что нас, как по полочкам, раскладывают. Вон, уже все село в курсе, что в воскресенье тебя Андрей домой вечером привез, — ее глаза сверкнули любопытством и немного ревностью. Она и злилась на меня, и понимала, что Андрей, как и Дима, тоже обладает свободой воли.

— Боюсь представить, что они на моем заборе напишут, — поморщилась я, то ли от запаха, то ли от досады.

— На твоем — не напишут. Тебя старая ведьма под крыло взяла, они Надежду как огня бояться. Да и дед Волег трогать не позволит. Надька в тебе подругу для Димы видит….

— Да что мы им тут: племенные коровы что ли? — щеки вспыхнули пламенем. — Хворостов с тебя глаз не сводит. Смотрит на тебя и…. Да блин! Это заразно! — я с досадой кинула щетку в ведро с водой и чертыхнулась, когда брызги полетели на меня.

Наталья невольно рассмеялась, глядя на мои мокрые и очень ароматные рукава. От моих слов о Диме, ее щеки слегка заалели.

— Дима хороший человек, — наконец, сказала она, снова и снова оттирая навоз. — Да. Но….

— Наташ, — на этот раз щетку я поставила аккуратно. — Хватит мечтами жить. Ты сама себе образ придумала и сидишь над ним, как Аленушка над водой, — ох как не просто дались мне эти слова. Боль и ревность жгли изнутри калёным железом, но моя гордость и самолюбие были сильнее. — Посмотри правде в глаза, Андрей — простой человек, мужчина. Со своими слабостями и особенностями. Ты прости меня. Что в лоб говорю: но ты — дура. Придумала себе героя, романтический образ, ухватилась за него и ничего по сторонам не замечаешь!

Наталья замерла, ее руки остановились на полпути к забору, и она посмотрела на меня так, словно я только что раскрыла ей какую-то неприятную тайну. На мгновение мне показалось, что она сейчас взорвется от ярости, но вместо этого Наталья опустила взгляд, вздохнула и, казалось, потеряла пыл в своей работе.

— Да, может, и дура, — пробормотала она, выжимая тряпку так, что капли воды потекли ей по пальцам. — Только что у меня есть, кроме этих мечтаний? Он красивый, добрый, спокойный…. Надежный.

— Верно, все так. А Дима, разве нельзя и про него сказать все тоже самое? С одной только разницей — Андрея ты совсем не знаешь, а Дима…. Он рядом, он с тобой и он…. Похоже… — горечь сдавило грудь. Имела ли я право вот так влезать в чужие жизни и ломать свои чувства?

Наталья чуть напряглась, ловя мои слова, словно еще не до конца в них поверила. Она прижала тряпку к забору, ее пальцы слегка побелели, будто удерживая что-то невидимое, и на мгновение в глазах промелькнула тень надежды.

— Дима… — она произнесла его имя едва слышно, как будто пробовала на вкус возможность, о которой раньше не задумывалась. — Он ведь совсем другой… с ним не бывает страшно, даже если весь мир перевернется. Но… не могу перестать думать о нем как о друге, понимаешь?

— Я скажу это один раз, Наталья. Только один раз. И больше не стану. Если ты не возьмешься за ум, я тоже перестану себя сдерживать. И тогда, моя дорогая, ты завоешь и локти кусать начнешь, но увы — не дотянешься! Поняла меня!

Она осела на пень, хлопая на меня своими рысьими глазами.

— Так ты….

— Так я, Наташа. И не смотря, на это, сейчас объясняю тебе на пальцах что к чему. Пора взрослеть, девочка. Ты обвиняешь всех вокруг в своих проблемах, неудачах, ненавидишь это село, но ты и палец о палец не ударила, чтобы хоть что-то изменить. Ты умна и красива, только кичишься этим, глядя на всех свысока. Вспомни, как меня встретила? И с Димой себя так ведешь, словно он вечно рядом с тобой будет. А если нет, Наташ? Если ему надоест тебя ждать? Если, разрывая себе сердце, он найдет ту, которая будет любить его? А? Проверить хочешь?

Наталья попятилась от меня. Впервые с момента нашего знакомства ее самоуверенная маска дала глубокую трещину. И на меня посмотрела та девочка, тот ребенок, про которого говорил Андрей. Растерянная, не понимающая, напуганная.

— Почему, Айна? Ты же….

— Влюблена в него? Да. Представь себе, я тоже умею чувствовать, влюбляться… Я тоже красива, и ничем тебе не уступаю.

— Тогда почему…

— Почему сейчас говорю все это тебе? Потому что, слишком уважаю и себя, и Диму, чтобы воспользоваться его отчаянием. Я не привыкла бросаться на шею тем, Наташ, кто ко мне равнодушен. Никогда не стану навязываться тем, кому не нужна. Никогда не стану пользоваться слабостью тех, кого люблю и уважаю. Поняла? И запомни, глупая ты курица, я — не ангел, и если ты просрешь этот шанс, я им воспользуюсь! Ясно!

Я схватила щетку и начала тереть стену с такой озлобленной яростью, что протерла бы в ней дырку. Больше всего мне хотелось этой самой щеткой отходить Наталью по голове, за ее глупость, за ее ребячество, за ее болезненную наивность и главное за то, что Дима ее любил. Не был влюблен, как я, а именно любил, даже если она этого не понимала, даже если тянулась за мечтами, где ему не было места. Той глубокой и потаенной любовью, которую ко мне не испытывал ни один человек.

— Айна, — тихо сказала Наталья.

— Чего тебе?

— Я не знаю, с чего начать….

— Начни хотя бы с улыбки. Простой улыбки и тепла. А дальше само все покатит. Тебя ж никто не заставляет к нему в постель прыгать завтра. Просто улыбнись, просто…. Да насладись ты этим охрененным ощущением, что тебя любят. Не ты, а тебя.

— А ты, Айна? — она медленно начала драить стену рядом со мной.

— Что я?

— Что ты будешь делать?

— Для начала — ототру всю эту дрянь, потом — пойду домой и буду разбираться с собственными проблемами. И как только разберусь — покину вас, чтоб больше не мозолить глаза.

Наталья остановилась, всмотрелась в меня, будто впервые видела, потом тихо спросила, с какой-то болью в голосе:

— Ты на самом деле уйдешь? Как только закончишь?

— Могу напоследок еще стриптиз станцевать, но вам, местным леди, это не понравится.

Она фыркнула.

— А…. Андрей?

Я едва не подавилась слюной.

— А что Андрей?

— Ну…. — она так смутилась, что мне стало смешно.

— Наташ, наши отношения с Андреем сугубо дружеские. К счастью. Еще одного альфа-самца рядом с собой я бы уже не вынесла, честное слово. И я не настолько идиотка, чтобы менять искреннюю дружбу на сомнительную постель. Тем более из жалости к себе и своим несбывшимся ожиданиям.

— Айна? — снова прервала она молчание, когда мы обе уставшие, мокрые, грязные с ног до головы и слегка ароматные присели на еще теплую землю перед чистой стеной.

— Что еще?

— Ты в курсе, что ты ненормальная?

— Ну значит, в вашем уголке дедушки Кащенко одним пациентом стало больше. Вам не привыкать к психам.

Она кивнула, смотря вдаль, где ветер колыхал ряды высоких трав.

— Пошли ко мне в баню? — предложила она. — Есть бутылка Мартини, она нам сейчас очень кстати придется.

— И ты молчала, женщина? Где ваша баня, мадам?