Тернистая звезда

Глава 12. Порознь

— Пожалуйста, вернитесь в здание. Ради вашей же безопасности.

Легионеры повторяли эти две фразы без всякого выражения и без устали — как заводные куклы. Хэла бессильно сжала кулаки и отступила.

— Одно и то же! — капитан «Гибралтара» с досадой наподдала декоративный камушек дорожки носком бальной туфли. — Заладили, как попугаи.

— Не волнуйся так, — погладила подругу по плечу Нала. — Они уже готовят конвой. Нас будут развозить по домам под охраной, небольшими партиями.

— Откуда ты знаешь? — подозрительно осведомилась Хэла.

— А с крыши видела.

— С крыши?

— Ага. Мне Астер рассказала, где люк. Там тоже что-то горело. Но теперь нормально уже.

— А, кстати, где она сама? — Хэла порывисто огляделась.

Вместо Налы ответил Эжес, нервно измеряющий шагами расстояние от клумбы до бортика фонтана:

— Сказала, что носик припудрить пошла.

Хэла с Налой понимающе переглянулись.

— Спорим, она уже через окно в сортире вылезла и ушла огородами? — хихикнула капитан, знакомая со своим инженером не первый год.

— Неа, — возразила врач, — там окон нет. Я когда ходила, подумала ещё, что для планетарных задний это необычно: всегда ведь стараются доступ естественного света организовать. А тут почему-то все санузлы ниже уровня земли. К тому же, где ты видишь огороды? Оцепление круговое.

— Тогда в вентиляцию вылезла, — предположила Хэла.

Обе женщины призадумались, пытаясь вспомнить, достаточно ли широкая в туалете вентиляция, чтоб в неё проползла субтильная Астер. Так как ни одна из них не обратила внимания при посещении, было решено сходить и убедиться воочию.

Оказалось, что в вентиляционную шахту удастся просунуть в лучшем случае руку. Однако и Астер ни в одной из уборных не нашлась.

— В канализацию смылась! — хмуро предположила Нала, указывая на широкую, вдоль всей стены каменную раковину. Слив раковины имитировал маленький водопад. — Теоретически, если приподнять эту плиту…

Хэла только равнодушно отмахнулась. В конце концов, какая разница? Следовать за чокнутой никто из них всё равно не собирался.

А инженер тем временем уже шагала по коридору техобслуживания, освещённого скупыми дежурными лампами. Отделавшись от Эжеса, Астер, вопреки собственным словам, направилась не в туалет, а прямиком к щиту управления. Металлическую дверь с пиктограммой «Электротехнический тоннель» она заприметила ещё при прошлом посещении. А теперь оставалось только подключить мультикуб к терминалу управления и связаться с кораблём. Интерсеть, конечно, заглушили. Но ей интерсеть и не нужна. Достаточно непрерывного электрического соединения. Щупальца энергосистемы оплетают колонии, как нервные окончания — тела. И так же, как нервное окончание способно передать сигнал в мозг, электрический кабель переправит пакет информации на сервер «Гибралтара».

«Приём, оператор Астер», — без промедления пришёл от Амока ответный импульс.

«Что пишут в новостных лентах о беспорядках в городе?»

«Информация отсутствует. Отсутствует подключение к интерсети».

«Проанализируй доступные данные непосредственного наблюдения. Что вокруг тебя происходит? Что показывают камеры?»

«Ремонтные работы в доках приостановлены. Объявлен режим «крепость». Закрыты все входы и выходы. Наружные камеры и детекторы сигнализируют о пожарной опасности поблизости».

«Что горит?»

«Припаркованные у въезда в док мобили. Производственное здание через дорогу. Судя по интенсивности горения и газовому составу дыма — топливный склад».

«Поджигатели были видны? Кто это?»

«Анализ».

После паузы робот продолжил:

«Группа мужчин. Фенотипически принадлежат к аборигенной расе. Одеты как колонисты».

Астер присела на ящик с инструментами. В щитовой работала отдельная от остального здания система кондиционирования, поток воздуха приятно холодил голову. Астер прислушивалась к монотонному гулу оборудования (её всегда это успокаивало) и предавалась размышлениям о сложности социальных процессов. Возвращаться к нервным участникам неудачно завершившегося бала не хотелось. Бортинженер транзитного корабля вспоминала их с Джеггом визит в доки, забавного старика в священном городе, его молодых спутников, один из которых… как это Джегг сформулировал? Не сошёлся с ним во взглядах на то, кого можно считать человеком. Всё это было грустно, но не то чтобы очень неожиданно. В Серебряной колонии расовых противоречий тоже хватало, Астер никогда не могла разобраться, кто зачинщик конфликта, потому что корни его уходили вглубь Тёмных Веков. Для неё все колонии за пределами Норга слишком странные, чтоб мерить их уклад привычными категориями. А вот для Джегга… Джегг… Забавно! Кажется, единственное, что объединяет культурные традиции по обе стороны периметра колонии Большого Пса, это почтение, которое тут оказывают чёрному священнику. Интересно, а он чью сторону выберет? Юбочников или колонистов? Или, может быть, за него выберет Стелия?

Некстати вспомнился глубокий, проникновенный голос: «На Большом Псе действительно есть человек, ради близости к которому я снова принял на себя часть ответственности за происходящее здесь. Женщина. Женщина, которая сидит сейчас передо мной».

Солгал, конечно. Но всё равно приятно было. И прикасался к ней чёрный священник приятно. Деликатно… ласково. Как будто заботится о её чувствах. В общем, так и есть — судя по отчётам о его миссиях, Джеггу важно не телом женщины овладеть, а вызвать привязанность, которую потом можно в священных целях использовать. Не совсем понятно, зачем ему сдалась конкретно её привязанность… пускай, транспортную платформу вызвать и от верхоглядов прикрытие организовать. Но потом-то? И… он ведь в самом деле смотрел на неё, как на оазис в пустыне. Это после всех тех актрис, спортсменок и певиц, которых соблазнял. Некоторые из красавиц были настолько известны, что даже Астер про них слышала. Что ж, видимо, долгое воздержание дало о себе знать. С непривычки в длинных рейсах люди часто страдают в замкнутом пространстве корабля. Если Джегг говорил правду, и с Хэлой у них не заладилось, то одной Налы темпераментному мужчине, только-только выходящему из депрессии, может быть мало, но! Они ведь больше не на корабле. На Большом Псе женщин хватает.

«Трахнуть Астер — всё равно что корабельному реактору вставить! Интересно, какой у неё там разъём, винтовой? Или квадратный, может быть?»

Это не Джегг, понятное дело, говорил, он бы более поэтичные выражения подобрал, чем трибун, по рассеянности забывший при разговоре с напарником связь с кораблём-маткой отключить. Какой же рогот в рубке стоял! Инженер не обиделась. Смеялась вместе со всеми. Сама же потом трибуна разыгрывала на тему того, что ему запаса прочности не хватит.

Вот когда Патэл к стенке прижал и жарким шёпотом в ухо сообщил, что у неё просто мужика нормального не было, неловко вышло. Она в руке тестовый разрядник держала, для имитации импульса короткого замыкания. В Патэла и разрядила. Больше от неожиданности, чем с целью самообороны, так что извинения друг другу приносили оба. И докладные не писали. В отличие от… Астер фыркнула, развеселившись от направления собственных мыслей. Да уж, она не самый благодарный объект для ухаживаний. Вот и Джегг как про детишек и прочий бред о моногамных отношениях услышал, сразу охладел. Идеальный способ, ни разу ещё осечку не давал. Она по юности распиналась долго о том, что понимает под отношениями, о доверии, системе ценностей, общих жизненных целях… но это на собеседников не производило ровно никакого впечатления. Мужчины вообще редко вслушиваются в женские монологи. Только слово «дети» в качестве триггера действует безотказно. Джегг даже попрощаться не удосужился. Правда, проявил галантность: до пограничного пункта довёл, а не прямо у фонтана бросил. Да и обвинений никаких по итогу не предъявили, тоже он, наверное, позаботился.

На допросе Астер по привычке дерзила, ориентируясь на межзвёздный кодекс, который знала на зубок, но в гостинице, в спокойной обстановке, с местным законодательством тоже ознакомилась. И поняла, что возникни у пограничника такое желание, упекли бы её лет на пять стандартных без права переписки. Оскорбление служебного лица при исполнении. А если б Астер ему отвёртку в руку воткнула, как на Урании когда-то одному слишком резвому инспектору, решившему провести «личный досмотр» бортинженера с некоторым пристрастием, так и вовсе вплоть до пожизненного. Потому что трибун Вито родился в периметре колонии Большого Пса, а инженер Астер — нет. Права Перворождённых (Астер так и не поняла до конца, почему использовался такой термин, возможно, как-то это было связано с уроженцами Терры, которые единственные из иностранцев были приравнены к местным колонистам) колоссально превосходили права аборигенов, транзитёров и любых мигрантов вплоть до седьмого поколения. Угрозы докеров повесить «юбочника» на воротах перестали выглядеть художественным преувеличением. Они и в самом деле могли бы осуществить нечто подобное и отделаться… штрафом. Так называемой «вирой» в пользу семьи погибшего. Причём сумма «виры» была фиксированной (и, на взгляд Астер, не слишком высокой), а в случае группового нападения делилась между всеми участниками. С другой стороны, если на колониста или его собственность толпой нападали аборигены, массовость считалась отягощающим обстоятельством и влекла за собой не только пожизненные сроки или смертную казнь для участников столкновения, но и уголовное преследование их семей, причём как старших членов, так и потомков.

Несколько заботливее опекались представители дипломатических миссий, высокопоставленные паломники и священники, а также счастливые обладатели личного кода Норга. Все эти категории людей имели право на физическую и юридическую защиту в юрисдикции Большого Пса, но осуществлять они её могли не от своего лица, а лишь через приставленных для сопровождения представителей колонии. Даже Джегг, ставший официальным членом конклава, не имел права свободно передвигаться по планете, так как не был местным уроженцем. А вот Эжес, дитя столь почитаемой тут Терры, мог позволить себе в полной мере наслаждаться гостеприимством Большого Пса и не обременять визит охранниками-соглядатаями.

Простые транзитёры, вроде Астер, тоже могли заниматься, чем вздумается, но исключительно на свой страх и риск. Гипотетически, тот же Эжес мог в любой момент разорвать на ней одежду и изнасиловать, отделавшись в итоге штрафом, по сумме не покрывающим даже стоимость платья. Нет, поэт бы, конечно, никогда такого не сделал, но…

Взгляд задержался на нежно-голубом шёлке, мягкой волной ниспадающем на бетонный пол щитовой. И робко торчащий из-под юбки носочек сандалии. Удобной такой сандалии, без каблука, потому что бегать надо быстро.

— Ямика!

Астер резко встала, тревожная мысль пронеслась электрической волной.

Первичные колонисты, перебравшиеся в периметр Священной миссии! Вот кому всегда грозит двойная опасность! Их ненавидят Бессмертные, считают предателями, продавшимися угнетателям, их ненавидят колонисты, считая ответственными за нападения аборигенов. О, на такое Астер насмотрелась в десятке миров!

«Амок, прозвони стационарные магистральные электрические сети. Начиная от моего текущего местоположения, до ближайшего к…» она ввела адрес бутика, в котором ещё вчера (или тысячу лет назад?) они с Джеггом примеряли обновки. И добавила: «Уточнение: используй только линии, проложенные по обслуживаемым тоннелям. Составь маршрутную карту и пришли мне».

Традиции традициями, культура культурой, а электроснабжение во всех священных колониях прекрасно унифицировано: в технологических тоннелях воздух вытесняется инертным газом, не поддерживающим горение. Мелкие ответвления монтируются и демонтируются роботами-манипуляторами, вроде Амока, а вот в магистральных тоннелях, соединяющие между собой щитовые помещения, помимо кабельных трасс размещаются мнемосхемы местного ручного управления, индикаторные экраны и прочее оборудование, доступное для управления живыми людьми.

Астер поколдовала над терминалом сети, дождалась, пока над металлической дверью, ведущей в тоннель, зажегся индикатор протокола обслуживания, набрала код (снова подошёл заводской) и прислушалась к приглушённому свисту газа: инертный откачивался, замещался воздушной смесью. Почти как кислородный коридор в шлюзе на корабле.

Когда индикатор зажегся приглашающим зелёным, Астер потянула дверь на себя. Изнутри приятно пахнуло свежеочищенным воздухом стандартной температуры и влажности. Инженер вошла в тоннель. По центру длинного помещения, противоположный конец которого терялся где-то вдали, стайкой испуганных птиц зажглись дежурные лампы.

Девушка в шёлковом платье раскрыла мешочек, предназначенный для бальной книжки, достала из него отвёртку, открутила защитный щиток столбика стойки управления. Отвёртку и в ящике с инструментами можно было взять, но Астер предпочитала свою — талисман на счастье. Да и привыкла она к этой — в руке удобно лежит.

Подключила мультикуб и настроила его как периферийное устройство управления местной сетью. Теперь оставалось встать на транспортную дорожку и запустить её. Сначала медленно — без рывка, чтоб не упасть, а потом всё быстрее, быстрее… Астер присела на колени, потому что мелькающие мимо лампы и индикаторы стали сливаться в сплошные огненные полосы. Коридор время от времени поворачивал — от этого немного кружилась голова, а поручней дорожка не предполагала: то ли они отдельно устанавливались, то ли магнитная дорожка в основном для грузов в металлических ящиках использовалась.

Инженер преодолевала тоннели один за другим, мысленно благодаря энергетиков за чёткую логистику. Путешествовать по кабельной канализации Большого Пса оказалось не в пример быстрее, чем по его же дорогам на транспортной платформе.

Открыв глаза, Джегг никак не мог сообразить, где находится. Незнакомая и очень широкая постель. Незнакомая и очень вычурно отделанная комната: лепные барельефы по стенам и на потолке, все сплошь в сверкающих завитушках. Но размышлениям на эту тему предаваться было некогда, потому что организм настоятельно требовал удовлетворения физиологических потребностей, и не собирался дожидаться, пока Джегг восстановит цепочку событий до текущего момента.

Уборная обнаружилась за одной из позолоченных дверей. За второй такой же оказался целый маленький бассейн, кокетливо прикидывающийся ванной. Журчала вода, видимо, постоянно обновлялась. Над поверхностью призывно поднимался пар, слегка отдающий запахом серы. Тело немедленно зачесалось, намекая хозяину, что полноценно отмокнуть в горячей ванне ему не доводилось уже целую вечность.

Пыльный балахон полетел в очиститель, за ним отправилось нижнее бельё. Джегг с наслаждением погрузился в горячую, слегка газированную воду. Как он и предполагал, бассейн оказался проточным: направленные струи приятно массировали спину и плечи. Как в фонтане Хампи. Там, правда, вода была не горячая, а ледяная, но ещё там была Астер…

Джегг вспомнил, как её руки покоились на его обнажённой груди. И… форму её груди. И запах её кожи. И вкус…

Окончание водной процедуры получилось скомканным. Хотелось Астер, и физически, и эмоционально, чтобы всё прошло иначе, чтоб она отзывалась на его ласки, и в воздухе не повисало снисходительное упоминание «нежелательной физиологической реакции». Ещё Джегг окончательно пришёл в себя, и хотел, наконец, выяснить, где, всё-таки находится, и как сюда попал.

Но больше всего хотелось есть. Зверский голод, до сих пор маячивший где-то на задворках сознания, теперь просто раздирал внутренности. Так бывает наутро после проповеди. Вчера… последнее, что он помнил из вчера — разговор со Стелией. Потом, вероятно, Джегг просто вырубился, и упрямая священница вместо гостиницы, на которой он настаивал, всё-таки отвезла его безвольное тело в гостевой дом Священной Миссии. Это объясняет первый этаж, знакомый сад за окном и пафосный интерьер.

Джегг вылез из воды, препоясал чресла полотенцем и отправился бродить по комнатам в надежде найти что-нибудь съедобное.

Вместо столовой по пути попалась гардеробная. С тяжёлым вздохом Джегг надел самые скромные из трусов (нежно-сиреневого цвета), попытался выбрать что-то из гражданской одежды, но быстро сдался, посчитав церемониальное облачение чёрного священника наименьшим злом.

Кухни во флигеле не было. Погреб с солениями и маринадами тоже отсутствовал. Как и бар, буфет или иной предмет мебели, предназначенный для хранения съестных припасов. Раздосадованный Джегг уселся на обитый полосатой тканью диван в гостиной, мрачно уставился на инкрустированный разными породами дерева стол. На столе лежал новенький мультикуб и комплект чёток, точь-в-точь как тот, что погиб при попадании ракеты в его прошлую комнату.

Ладно, уже кое-то.

Мультикуб принял личный код священника, но немедленно загорелся оранжевым сигналом отсутствия интерсети. Джегг отпихнул его от себя с нервным смешком. Взялся за чётки.

Без интерсети с их помощью ни с кем связаться тоже нельзя, зато Стелия отгрузила Джеггу полный архив действующего законодательства Большого Пса, доступный в автономном режиме.

Пробежав глазами заголовки, Джегг рассеянно уставился перед собой, и обнаружил на столе ещё кое-что: небольшую металлическую конструкцию, напоминавшую не то стальной зонтик, не то гриб. Невольный гость Стелии понятия не имел, что это за штука, и толкнул пальцем полукруглую шляпку, скорее вымещая на ней накопившееся раздражение, чем с какой-то осознанной целью. «Грибок» издал мелодичный звук, и прежде, чем он окончательно затих, в дверях стоял уже знакомый Джеггу белый священник, исполнявший тут роль камердинера.

— Чем могу помочь, милорд Джегг? — почтительно осведомился белый.

— Для начала не называть меня «милорд», — отчеканил чёрный священник, но, заметив, как вздрогнул старик, сменил тон на более мягкий и сообщил, что не отказался бы от трапезы. Желательно в обществе чёрной священницы.

— Леди Стелия покинула поместье некоторое время назад, — печально сказал белый, — и пока связи с её милостью нет.

Джегг кивнул, памятуя об отсутствующей интерсети. Легион глушит, скорее всего. Обычная их тактика.

— Но еду сейчас же принесут, — перешёл старик к более приятным новостям. — Что предпочитает мой господин?

— Как ты меня назвал? — выразительное лицо Джегга сложилось в такую гримасу, что белый священник испуганно отпрянул.

— Я… п-простите, великодушно, чёрный священник Джегг, я…

Старик пятился к двери, непрерывно кланяясь, и явно намеревался сбежать от непонятного почётного гостя, но Джегг жестом его остановил.

— Прости, почтеннейший, я не спросил, как твоё достойное имя.

— Я белый священник Бориал, — покорно сообщил старик, виновато потупившись.

— Прошу тебя, Бориал, составь мне компанию в трапезе.

Белый священник страшно побледнел, потом вдруг резко покраснел и невразумительно мямлил, что в этом доме есть определённые правила…

Джегг шумно выдохнул и жестом прервал его.

— Я понял, почтеннейший. В таком случае, я поем в одиночестве. Не ты устанавливал здешние обычаи, не тебе их и отменять.

Поклон старика выражал одновременно уважение и благодарность. Чёрный священник понял белого правильно, и тот поспешно ретировался, пока странный почётный гость ещё чего-нибудь неподобающего не выдумал. Сегодня хоть в священные одеяния облачился. А то привезли давеча в мерзостном тряпье дикаря, смотреть тошно было. То ли дело теперь! Муаровый шёлк сутаны ложится благородными складками, золотая перевязь блестит… Ещё побрить бы его! Надо было цирюльника хорошего позвать проповеднику, да только… леди сама ведь строго-настрого запретила священника Джегга беспокоить, пока он не спросит чего. А спросил чёрный только еды. Старик тяжело вздохнул. Вот и гадай теперь, за что леди с милордом более осерчают!

Разговор с белым священником подпортил Джеггу и без того мрачное настроение, но не аппетит. Так что на приветствие двух юных послушниц едва головой кивнул. Священник плотоядно поедал глазами стальные купола, прикрывающие подносы в руках у девушек. Снова дурацкий анахронизм. Как будто нельзя нормальный термоконтейнер использовать. А лучше — простенький синтезатор пищи на кухне поставить. Вот только кухни здесь в принципе нет. Зато прислуги — как в архаическом замке.

Торри боязливо потупилась под пристальным взглядом чёрного священника. Страшный-то какой! Худой, аж щёки впалые, а глаза как уголья горят. Как у дедушки Джея, когда тот Торри без покрывала на волосах увидел. Уж и бранился старик! С отцом разругался насмерть. Под взглядом чёрного Торри вдруг самой стало стыдно и за слишком короткую белую тунику, и за кокетливые кружевные чулочки, самую малость из-под подола выглядывающие. Магистр Оберон любил молодых послушниц, особенно с длинными ногами и тонкой талией, то одну, то другую привечал… да только в сторону Торри с Айей смотреть даже не хотел. Ноги у обеих что надо, да и талии не хуже прочих. А вот кожа… цвета скорлупы маммии в период дождей. И волосы чёрные, как душа еретика.

Как у чёрного священника волосы. И сутана у него такая же. Должно быть, потому милорд Оберон и приказал именно им с Айей гостю прислуживать. Любое желание его велел исполнять. И посмеивался ещё при этом так… ну, неприятно посмеивался. С намёком. Так что сразу стало понятно, какие «любые» желания имеются в виду. И Торри готовилась. Для неё это в первый раз был бы, и она не хотела показаться дикой маленькой юбочницей, а хотела… да мало ли, что она хотела?! Под взглядом чёрного священника хочется только разреветься и убежать!

Пока Торри дрожащими руками ставила на стол поднос, Айя взвизгнула и со всего размаха запустила своим чёрному священнику в голову. И обязательно бы попала, если б почётный гость Священной Миссии не успел упасть набок. Так что поднос над спинкой дивана пролетел и по мраморному полу зазвенел так, что Торри пискнула и присела, зажав уши руками.

Айя же, будто опомнившись от наваждения, испуганно округлила глаза и тихонько завыла, попыталась ручонками прикрыть рот, но скулёж — тонкий, как у щенка — прорывался помимо её воли. Что она наделала? Ужас! Кошмар! Что теперь будет? Что… теперь сделают с ней? С ней-то ладно, а вот родителям…

Чёрный священник проворно вскочил, обогнул стол и взял ладошки Айи в свои:

— Прости, милая, это я виноват, — голос его звучал нежно, как будто любящий отец воркует с новорождённой дочерью. — Не бойся, девочка, всё хорошо.

Он поглаживал руки Айи, и та понемногу успокаивалась: испуганные скулёж перешёл в отрывистые всхлипы и вовсе затих.

— Всё хорошо, — повторил проповедник каким-то особым, шелковисто-мягким голосом, и выпустил ладони Айи. — Ты умница. Всё будет хорошо.

Торри подошла к подруге и взяла её за руку, сжала в своей — и теперь обе белые послушницы стояли, растерянно глядя на священника, не зная, что говорить и что делать.

— Меня зовут Джегг, — сказал мужчина и улыбнулся так, что обе девушки не задумываясь улыбнулись в ответ. — А вы?..

— Я Торри, — представилась старшая из подруг. — А это Айя. Нас… мы…

«Мы должны прислуживать вам, милорд чёрный священник Джегг», — хотела выговорить она, но язык не слушался. Они должны не прислуживать, а Служить. И не священнику, а Священной Миссии, разве нет?

— Очень приятно познакомиться, — недаром его зовут Проповедник! С большой буквы. Голос у него такой, такой… всю жизнь, кажется, слушала бы. Чистый, глубокий и… такой, какой-то… что словами не выразить. Как будто с тобой Небо говорит. Или Море. Или… что-то внутри тебя. — Давайте сделаем так: вы с Айей сейчас пойдёте в сад и наберёте самых красивых цветов. Бореалу скажете — чёрный священник велел. А потом… со следующих стандартных суток будете… гербарий составлять. Да, гербарий — то, что нужно. Для начала, растения из этого сада. Отсортируйте на земные, местные и прочие. По каждому составьте справочную статью: систематика, особенности произрастания, специфические свойства. Возникнут вопросы — не бойтесь, задавайте.

Торри немедленно кивнула, а Айя замялась:

— М-милорд Джегг…

— Просто Джегг, — мягко поправил священник и ободряюще погладил её по плечу. — Да, Айя. Я слушаю.

— М-можно я снач-ч-чала уберу, н-ну то… — девушка страдальчески скосила глаза в сторону послужившего метательным снарядом подноса.

— Я сам уберу, — сказал Джегг, резко посерьёзнев. — Это моя оплошность, Айя, мне и с последствиями разбираться. Пожалуйста, не переживайте на этот счёт. — Он посмотрел Торри в глаза и добавил: — Вы обе.

И такой у него был взгляд… Торри чувствовала, как будто у неё сегодня особый день, как будто ей оцелота собственного подарили, или она по облакам из сладкой ваты прыгает, и колени от этого немного слабеют, а сердце бьётся быстро-быстро.

До цветника бежали бегом. А там, завернув за сарайчик, который из окон флигеля уже и не видно, Айя прижалась спиной к дощатой стене, присела на корточки, закрыла лицо руками и то ли зарыдала, то ли рассмеялась — Торри и не разобрала сразу, поэтому опустилась рядом прямо на шлифованный камень дорожки.

— Айя! Ну ты чего? Ну?! Он не такой и страшный! И, вроде бы, не сердится.

Подружка отчаянно замотала головой, плечи продолжали нервно вздрагивать.

— Не страшный, — наконец, смогла выговорить Айя. — Он… он знаешь, как сахарный принц. Знаешь, такой, из лавки на Хрустальной улице?

Торри сразу поняла, что Айя имеет в виду, кивнула:

— Ага. Сладкий, так бы и лизнула. Но хрупкий — прикоснуться страшно. И ещё… немного волшебный. И… — Торри с сожалением вздохнула, — сразу понятно, что он не для тебя.

Пол Джегг вытер самой цветастой рубашкой из тех, что нашёл в гардеробной. Одна из тарелок упала удачно — внушительный кус то ли копчёного, то ли вяленого мяса удалось спасти. А вот соусы расплескались по полу прихотливым шедевром абстракционизма.

Уборкой священник занимался с подобающим сану смирением: летающий поднос — весьма умеренная епитимья за преступное легкомыслие. Это же надо было забыться настолько, чтоб посторонних собственными размышлениями зацепить! Бедную Айю обуяло возмущение — ради чего она, умница, красавица, зеница ока любящих родителей, в послушничестве вместо того, чтоб премудрости белого служения осваивать, какому-то залётному чёрному прислуживает? Она ведь на госпитальерку хотела выучиться — людям помогать, душевные раны лечить, а вместо этого официантку из себя изображает.

Что ж, возмущение девушки Джегг разделял: уклад Священной Миссии Большого Пса Ориона достаточно сильно отклонился от канонического, чтобы почти вплотную граничить с ересью. Следовательно, нужно привести в порядок этот конклав. Но начинать в таких случаях проповеднику следует с себя.

Вот почему Джегг размеренно поглощает остывший обед с соблюдением всех многоступенчатых правил этикета нек аадамээ. Впрочем, не совсем всех: для этого тут приборов недостаточно. Достойный выпускник видьялай Бхара церемонно отделял мясо от костей, очищал фрукты от кожуры и неторопливо подносил ко рту крохотные кусочки, смиряя нетерпение голода и полностью сосредоточившись на еде. Насыщение приходило постепенно, вместе с душевным равновесием. К концу трапезы Джегг не только насытил желудок, но и сковал разум железными оковами воли, так что не отвлекался больше ни на сторонние переживания, ни на мечты об Астер.

Сначала дело.

Пока мыл посуду, священник составил подробный план действий, к которому не замедлил приступить. Отсортировал законодательство системы Орион по принципу иерархии и выделил социальные группы с самыми широкими и с самыми ограниченными правами. Отметил отклонения правовой рамки от приемлемой и принялся за их устранение. Около трети законов заменил полностью, оставшиеся отредактировал, взяв за основу принципы законодательства Бхара. Принципы эти когда-то заложил Стил, а после его смерти корректировал уже сам Джегг. Вот только процент аборигенов в колонии Большого Пса почти на порядок выше.

В животе снова уже настойчиво урчало, когда временный член конклава закончил сопроводительные записки для пакетов документации, адресованных трём своим коллегам: на Сирению, в Серебряную колонию и на Авалон. Все трое могли похвастаться одновременно высокой инклюзивностью иноплеменных жителей и относительной стабильностью управления. Джегг просил чёрных священников мультикультурных конклавов отрецензировать его вдохновенное законотворчество. Добавил адресацию и автоматическую рассылку. Сработает, как только вернётся интерсеть. Однажды ведь вернётся? А пока нужно выбираться из этой пародии на гостевой флигель при дворце владетельного князя, перекусить в менее формальной обстановке и выяснить, наконец, что творится в городе и куда подевалась Стелия?

— …и да укажет нам путь Священный Свет Разума! — закончила речитатив чёрная священница, облачённая в белую сутану.

Стелия не задумывалась над смыслом давно затвержённых слов, но в сочетании с мерным стуком камешков чёток они успокаивали, возвращали чувство принадлежности к великому и неуязвимому организму Священной Миссии. Не она первая, не она последняя. А Стелия не хуже прочих. Справится. А даже если нет… что ж, это всё равно будет эпический подвиг. Дети, когда вырастут, смогут гордиться… ах, вот о детях сейчас лучше не думать. Будущая героиня нахмурилась и отогнала навязчивую мысль о близнецах. Что, если мама к ним не вернётся? А Оберон?

— Они согласны принять Вас, леди. Вы готовы?

К такому нельзя быть готовой, мальчик. Но Стелия лишь благосклонно улыбнулась молодому трибуну.

И сделала первый шаг. И ещё один.

Стелия знала, что её проходку от безопасного укрытия до парадного входа во дворец сейчас голографируют. Так что шла ровно, как по ниточке, хотя каблук и норовил соскользнуть с округлого камня дорожного покрытия. «Вот сложно было нормальную брусчатку вытесать? — недобрым словом помянула в мыслях священница леди Оливию. — Скупердяйка». Не забывать про осанку. И гордо вздёрнутый подбородок. Золотая цепь старшего члена конклава при каждом шаге так и подпрыгивает на груди. Что ж, пускай подпрыгивает — внимание привлекает. И к самой груди, и к её высокому статусу. Дикари эти всё мужчину на переговоры требовали. Насилу трибун им втолковал, что Стелия в конклаве второе лицо — советница Главы Миссии.

Втолковал-то втолковал, а облачиться священница решила в белое. Вряд эти ли орангутаны членов конклава в лицо знают, но о чёрных священниках могли слышать — не зря ведь на Джегга покушались. Ни к чему о её возможностях предупреждать раньше времени.

Трибун верхоглядов нервно перетаптывался, гипнотизируя закрывшуюся за леди Стелией створку двери. Не выдержал, подошёл к трибуну из центурии Фарха. Спросил небрежным тоном:

— Как думаешь, она… ну… то есть…

— Справится ли? — уточнил легионер с хвостатой звездой на шевроне.

Он разглядывал больше окна и скаты кровли: за декоративной башенкой что-то блеснуло. Может, оптический прицел. А, может, украшение очередное. Этот дворец как игрушечный — финтифлюшка на финтифлюшке. Чёрной священнице под стать. Та ещё фифа. Так что на вопрос коллеги трибун только плечами пожал.

— Да кто её знает?

Проповедник Джегг бы садистов-террористов на клочки разорвал. Вернее, самих их заставил бы себя разорвать. По крайней мере, так про него мужики говорят. А чего им врать? Но вот про чёрную леди однозначного мнения не было. Она хитрая. Может, и выкрутится.

Калейдоскоп контрастов оглушил, стоило священнице войти внутрь: парадная лестница и потёки крови, диффузоры с палочками благовоний и вонь фекалий. Стелия ненадолго задержалась перед демонстративно наваленной кучей. Дикари явно издевались над обитателями дворца.

Чарующие звуки фортепиано и сдавленные рыдания. Не детские — дети испуганно молчат. Не просто молчат, они… парализованы ужасом. Но это потом, после — работа для белых священников. А чёрная стоит с закрытыми глазами, и яркие пятна перед её внутренним взором складываются сначала в хаотичные узоры, но стоит направить внимание на один из них, проявляются чётче, выстраиваются в систему переплетённых человеческих устремлений. Вокруг много людей. И много эмоций.

Стелия выбрала одну знакомую личностную нить — вибрирующую так, что вот-вот лопнет, будто перетянутая струна. Стелия узнала подругу, леди Оливию. Растворилась в ней.

На языке смешался солёный вкус крови и приторно-сладкий — взбитых сливок. Сливки выдавили ей в рот прямо из баллона, а потом пытались затолкнуть следом обмазанный этими же сливками ужасный, отвратительный детородный орган. Она попыталась укусить, но лишь клацнула зубами. Через пару секунд передних зубов у неё уже не было, ни верхних, ни нижних. Один из дикарей продолжал сладострастно бить её по лицу, а второй снова взялся за сливки, но теперь пихал их не в рот ей, а в…

Стелия поспешно отпустила нить. Праведный гнев заполонил разум так резко, что грозил утратой концентрации. Опасно. Ей ведь поединок воль предстоит. И, скорее всего, не один.

— Ты шудаа спаатэ прышлаа? — недовольно произнёс кто-то на ломаном трансгалакте. — Шеншшинаа! Ты не настояшший главарь. Паайдиэ и пераадаай, штааа…

Бородатый мужчина, демонстративно потрясавший оружием перед Стелией, не договорил, так как священница обернулась на голос. И встретила его взгляд.

Что ж, ожидаемо. Перед чёрной стоял высокопоставленный Бессмертный. Его детство и юность она пропустила через собственное сознание брезгливо, едва касаясь: богатая семья, потом смерть отца в стычке с легионерами, желание отомстить, утешительные речи жреца, вожделение, смешанное с обожанием, которое вызывала проповедница Юсфиталь. Юсфиталь? Джегг про неё что-то говорил. Но нетерпение не давало задерживаться на таких мелочах. Стелия углубилась в череду насилия, запугиваний и убийств — того, что совсем не давно этот человек считал поводом для гордости. И из-за чего теперь катался по полу, с поросячьим визгом выдирая волосы: редкие — на голове, и густые — из бороды.

Стелия прошла мимо, не интересуясь его дальнейшей судьбой: навстречу выскочило сразу несколько молодых боевиков. Два, три… четверо. Переводят озадаченные взгляды со старшего товарища, корчащегося в муках внезапно обретённой совести.

Священница подцепила мальчишек одного за другим и закольцевала цепочкой — Джегг когда-то рассказывал, как. Собственный её наставник в проповедях был не силён. Сознания юношей имели некоторое сходство: бездумная жестокость, пронизывавшая их всех, казалась первобытной. Не циничное высокомерие духа, коему подвержены бывают правители или наследники древних родов, но простодушие дикарей, в принципе никогда не слыхавших о гуманизме и милосердии.

Проявишь ли ты к ним милосердие, Стелия?

Чёрная священница скрипнула зубами. Ну уж нет! Они за всё ответят! Они…

Удерживать внимание сразу четырёх пар глаз оказалось нелегко, Стелия полностью сосредоточилась на процессе. Не удивительно, что не расслышала шагов за спиной.

Удар.

Камал поймал обмякшее женское тело и не замедлил облапать грудь. Ладная грудь! Большая и упругая! И без этих обманок с подушечками накладными. Эх, хорошую бабу прислал конклав! Говорить с такой, конечно, не о чем (да и не понимает он на вражеском), а вот поиметь такую сладкую, да ещё первому!..

Но не успел счастливо облизывающийся Камал даже трусики (кружевные, розовые!) с парламентёрши стянуть, как сам схлопотал по уху. От командира. Да так, что в голове зазвенело.

— Ах ты, слабоумный осёл, муж шелудивой суки! Мать твоя согрешила с обезьяной, что ли! Или в кого ты такой тупой?

— Да она же… — попытался протестовать Камал и немедленно схлопотал по второму уху.

— Ты разве не видишь, она шайтаниха? Хочешь осквернить себя соитием с ней? Кончить, как Гопал?

Джагжит задержал взгляд на несчастном товарище. Тот перестал кататься по полу и принялся молотить в него лбом — рассёк уже до крови. Вздохнув, предводитель вскинул верную Жужелицу и прострелил сумасшедшему голову. Всё равно ему теперь не помочь.

— Главного Шайтана по мудрости жреца Мохана удалось низвергнуть обратно в подземные миры, где ему самое место, так эти нечестивцы наложницу его прислали! Праведная Юсфеталь предупреждала, что в конклаве Проклятой Миссии шайтанка всю власть себе загребла, порабощая мужчин своим распутным телом и возлежа с каждым, будь он молод или стар. И каждый, каждый познавший её, становится её послушным рабом, Камал! Ты этого хочешь?!

— Н-нет, Джагжид, пожалуйста, — Камал стоял на коленях и в молитвенном жесте протянул руки к командиру, — прости, я не знал! Да я её сейчас!..

Он вскочил и потянул оружие из-за спины, но старший сделал отвращающий жест.

— Руки ей за спиной свяжи, — презрительно бросил он. — И мешок на голову надень, пока не очухалась. Пригодится ещё. Лишняя заложница, — Джагжид задумчиво покатал в руке бляшку старшего члена конклава. Вещица приятно оттягивала руку полновесным золотом. — Весьма и весьма ценная… заложница. Если Миссия проявит несговорчивость, обратно им присылать её станем по частям. Но жить должна как можно дольше. Усвоил?

Камал отчаянно закивал.

— Вот и молодец.