Джеггу снилось, что они с Астер занимаются любовью. Она с такой готовностью и так безошибочно откликалась на каждую его фантазию, что возникало ощущение ирреальности. Осознав это ощущение окончательно, Джегг проснулся.
И первое, что увидел, открыв глаза — мирно сопящую на соседней подушке любимую.
Астер была божественно прекрасна: нежная, тёплая и уютная. Полностью обнажённая, прикрытая лишь краешком лёгкой ткани, по такой погоде заменявшей одеяло.
Ощущение ирреальности усилилось многократно. Должно быть, он лежит сейчас под капельницей, ловит отходняк после цепной проповеди. Странно только, что сон такой приятный — прежде только кошмары снились. Вот бы не просыпаться!
Мысль споткнулась, забуксовала. Нет-нет-нет, наоборот, он должен проснуться. Он обещал Астер. Настоящей Астер, сердито выговаривавшей непутёвому чёрному священнику перед проповедью. Он обещал, что всё будет хорошо. Что не свалится с сердечным приступом. Тогда он и сам в это верил. Чувствовал себя всемогущим. Был ли это самообман?
Его золотая ниточка, его путеводная звезда здесь. Руку протяни — можно коснуться её щеки. Но что, если это лишь мираж? А в реальности он валяется в госпитале, опутанный проводами и трубками, как бабочка паутиной?
Ресницы Астер дрогнули. Сладко потянувшись, она открыла глаза и пару секунд молча разглядывала мужчину, лежащего с ней в одной постели.
— Ты снова не в себе, да?
— Я… не уверен, — осторожно отозвался Джегг.
Он довольно давно уже полулежал, опираясь на локоть. И тот стал ощутимо затекать. Да и ехидная интонация Астер подействовала отрезвляюще. Может, это всё-таки реальность?
— О! Ты разговариваешь во время приступа! Что-то новое! — оживилась девушка и тоже привстала, разгораясь любопытством. — И что с тобой на этот раз не так? Слышишь голоса? Видишь призраков? Чувствуешь непреодолимой силы внутренний зов?
Джегг невольно усмехнулся, но Астер на улыбку не ответила, напротив, сердито сдвинула брови:
— Давай, колись уже! Мы тут не один час провалялись, я-то энергетическое бревно, мне псионические аномалии что машинное масло по тефлону, а вот с твоей гиперчувствительностью с такими вещами не шутят.
— О чём ты? — Джегг не понимал, что за псионические аномалии? Они ведь не на Чёрной кошке.
— Я о том, что мне с тобой делать: в холодную воду совать опять, тащить в госпиталь, или?..
— Не надо, — прервал её Джегг, окончательно уверившийся в реальности происходящего: ощущение грядущего провала стало пронзительным до невозможности, разорвавшей в клочья все сомнения.
На поцелуй она ответила, но без страсти, как будто присматриваясь: «Что ещё выкинет этот ненормальный?»
Джегг изо всех сил старался демонстрировать нормальность. Нормальную реакцию влюблённого мужчины на присутствие предмета своих мечтаний и отсутствие на оном предмете какой-либо одежды. Но было непросто.
Прилежный ученик одной из лучших Бхарийских видьялай твёрдо усвоил принципы дисциплины «Семейное счастье». Однако с Астер в очередной раз всё шло не по плану.
Искусство лёгких касаний предписывало первым делом раскрепостить юную супругу, дабы она приняла и осознала собственное тело, перестала робеть перед мужем. Однако уроженка Норга без одежды чувствовала себя куда свободнее самого Джегга, выросшего на стыке двух культур, почитавших обнажённое тело до крайности неприличным во всех ситуациях, кроме отдельных таинств. Пускай священнодействие на брачном ложе к таким таинствам относилась. Вот только свадебные церемонии они с Астер пропустили. И даже неизвестно, проведут ли когда-нибудь. Согласится ли она, если он предложит? А, может, следует сделать это прямо сейчас?
Астер же с любопытством отметила, что лицо и кисти рук у Джегга заметно темнее остального тела. И, кажется, несколько светлее, чем при его появлении на корабле. Скорее всего, дело в многолетнем загаре, цепко взявшемся за естественный тон кожи, который принято было называть «кофе с молоком». Кофе с молоком Астер никогда не пила, кофе только на Терре выращивают. Но оттенок ей нравился.
Вторым этапом подготовки к соитию многовековая мудрость считала возбуждающие ласки. После того, как девица расслабится, следовало переходить к прикосновениям более интимным: к устам, к персям и внутренней стороне чресл, а там уже и к самому сокровенному лону.
Но с Астер следовать простым инструкциям было проблематично. Во-первых, она никак не желала лежать спокойно и позволить касаниям пальцев Джегга поймать необходимый ритм. А во-вторых, сама норовила исследовать его в самых непредсказуемых местах, да не только пальцами, но пробовать разные вкусы его кожи, вдыхать разные оттенки его аромата его.
Джегга это сводило с ума. Совершенно невозможно сосредоточиться, когда тебя касаются так. При этом эмпат всем телом улавливал разгорающиеся эмоции самой Астер. Обычная влюблённость вспыхивает костром, трещит и разбрасывает обжигающие искры. Сердце девушки-инженера согревалось медленно и незаметно для стороннего наблюдателя, как атомный реактор. Но теперь, когда цепная реакция её чувств разогналась в полной мере, Джегга ошеломляла мощь её внутренней энергии.
Он искренне старался сделать всё методично и правильно, но в какой-то момент обнаружил, что страстно целует Астер. Астер, которую довольно грубо подмял под себя, готовый…
Не готовый. Она была… такая маленькая! Такая… хрупкая. И… совсем узенькая. Совершенно невозможно представить, как засунуть туда… как вообще?..
«…очень эластичная ткань…» всплыла в памяти ободряющая фраза из давней лекции.
А следом, без всякого промежутка, накрыло другим воспоминанием. Даже не его собственным, а юного Авани — соученика Джегга. Хороший, добродетельный мальчик, чтивший родителей, традиции, а более всего — свою ещё более юную супругу. Ему минуло уже двадцать два стандартных года, когда девица, обручённая с ним ещё в раннем детстве, вошла в подобающий возраст и покинула родительский дом. Авани готовился к духовной карьере, был истинно верующим и, в отличие от большинства их одногодок, не ходил в «дом услад». Он берёг себя для супруги так же, как она берегла себя для него.
— Я ничего не мог с собой поделать, Джегг, ничего! — рыдал на руках у товарища юноша.
Он натурально бился в истерике. И Джеггу ничего не оставалось, как прочитать ему проповедь. Благо, это он уже умел.
Начиналось всё хорошо. Авани аккуратно проделал всё, что полагалось согласно догматам «Искусства». Да, его жена кричала, но об этом жрицы тоже предупреждали — так выходит из женщины демон страсти. Да, уд окрасился красным — но так и должно быть в первый раз. А потом… потом… Он видел, что что-то пошло не так. Девочка плакала, умоляя его прекратить. И он хотел. Но не мог. Физически был не в состоянии: столько лет воздержания и строгих самоограничений требовали выхода немедленно. Словно потусторонний дух вселился в Авани и управлял его телом, пока окончательно не выдохся и не уполз туда, откуда взялся.
Только тогда он смог по-настоящему увидеть, что сделал со своей юной женой. И бросился к жрицам, умоляя ей как-то помочь.
Они помогли, да. Супруга простила его. И была верной женой. Вот только родить детей так и не смогла. Авани порвал ей… да проще перечислить, чего не порвал. Сколько было крови…
Джегг со стоном упал на спину и прикрыл глаза ладонью.
— Я не могу.
— В смысле, не можешь? — Астер перекатилась набок и недоумённо уставилась на мужчину, только что являвшего собой воплощение страсти, а теперь лежащего рядом с отстранённым видом.
— Я не могу… делать тебе больно, — пояснил Джегг всё так же, из-под ладони. — А ведь в первый раз… то есть… я…
Астер уселась, обхватив колени руками.
— То есть ты предлагаешь мне за дефлорацией к кому-нибудь другому по-быстрому сбегать, а потом вернуться к тебе? Это у вас религия такая?
— Нет!!! — вспыхнул чёрный священник и подскочил, как ужаленный. — Я не это имел в виду!!!
— Тогда объясни мне, пожалуйста, что на этот раз творится у тебя в голове, — произнесла Астер таким задушевным тоном, что Джегг отчётливо понял: это его последний шанс не угробить напрочь едва зародившиеся отношения.
Сбиваясь и перескакивая с одного на другое, он рассказал про Авани, про количество швов, которые пришлось наложить его жене, и про собственные подавленные фантазии, и про…
— Так, — Астер хлопнула ладонью по кровати, прерывая поток его красноречия.
Пару томительно долгих мгновений она молчала, но, наконец, изрекла:
— Давай договоримся вот о чём: когда мы лежим в постели, ты не тащишь сюда больше никого. Ни прошлое, ни свои фантазии, ни веер вероятного будущего. Когда ты со мной, я требую, чтоб ты был со мной весь, причём здесь и сейчас. Ясно?
— Ясно, — отозвался Джегг, ощутив холодок в груди, как человек, только что счастливо прошедший по хлипкому верёвочному мосту над отвесной пропастью. — Давай тогда ты привяжешь меня, скажем, вот этим шнуром… — он указал на золотистое украшение балдахина.
Чувствительный удар в грудь узкой женской ладонью вернул Джегга в лежачее положение.
— И думать забудь, — прошипела Астер, презрительно сощурившись. — Насиловать связанного мужика? Меня такое не возбуждает, знаешь ли.
— Тогда мы могли бы, — Джегг снова приподнялся, укладывая на спину уже Астер, — сделать это иначе…
Его рука скользнула по её животу, ниже… но была отброшена хлёстким ударом.
— Нет! — отрезала Астер. — Хочу по-настоящему.
И Джегг всеми фибрами души ощущал: в самом деле хочет! Но…
— Я боюсь, что… тебе не понравится, а я не смогу вовремя остановиться, — признался он.
— Вот за меня не надо переживать, Джегг, — сердито ответила девушка. — Если что-то пойдёт не так, я найду способ это остановить. Врежу тебе по чувствительному месту, укушу или разобью вон ту вазу о твою слишком много думающую башку. Поверь мне, с таким доходягой, как ты, я в состоянии справиться!
«А ведь она права! — осенило Джегга. — Я истекаю кровью при одной только мысли, что моя звезда меня презирает. Я ведь физически не смогу выносить, если причиню ей боль!»
— Хорошо, дай мне пару минут, — Джегг прикрыл глаза, стараясь как можно быстрее восстановить душевное равновесие.
— Да сколько угодно, — отозвалась Астер. — Мы тут вообще можем справиться без тебя.
— Кто это «мы»? — приподнял голову Джегг.
Девушка указала сначала на себя, а потом на ту часть его тела, что не знала ни страха, ни сомнений, и подчинялась легчайшему прикосновению пальчиков Астер.
— Лежи, как лежишь, — строго сказала Тернистая Звезда, перекидывая через него одну ногу.
И Джегг не стал возражать. Уж очень завораживающий из этого положения открывался вид: сосредоточенное личико Астер, её раскрасневшиеся и чуть припухшие от поцелуев губы, округлая грудь… Джегг протянул руку, чтоб ощутить, как она становится ещё более упругой под его пальцами, как его страсть наконец-то отзывается волной чувственной радости в самой Астер!
Она двигалась очень осторожно, устраиваясь поудобнее. Не торопилась, ловила мельчайшие оттенки ощущений. Из-за этого проникновение получалось медленным, дразняще-томным. Лоно её впускало его не слишком охотно, не смотря на разгорячённые чувства. Однако сам момент проникновения девушке до того понравился, что она повторяла его снова и снова, с каждым разом чуть-чуть глубже. Для Джегга эта игра была мучительно сладкой — момент единения доставлял ему не меньше радости, чем Астер, но вот немедленно следовавшее за ним расставание заставляло всё его существо протестовать, выгибаться вверх, в безуспешной попытке предотвратить разрыв. Приходилось изо всех сил комкать простыню — его обуревало желание впиться пальцами в нежные бёдра, и направить их, и прижать Астер к себе близко-близко, и двигаться быстрее, гораздо, гораздо быстрее… когда он понял, что уже едва справляется, полностью сосредоточил внимание на ощущениях Астер.
Ей было… приятно. И любопытно. Но больше всё же приятно. Чем глубже было их единение, тем большего ей хотелось, и тем сильнее становилось внутреннее сопротивление. Баланс этих ощущений и желаний складывался в восхитительный, кружащийся калейдоскоп, пока скорость вращения не возросла до такой степени, что ожидание боли стало неотличимым от желания удовольствия, пока не наступил момент, взорвавший фейерверк эмоций и чувственных импульсов, и, как хороший фейерверк, каждый отдельный его элемент расцветал новой вспышкой, уже иной, а эти искры, в свою очередь…
Когда волны удовольствия затихли уже почти полностью, Джегг обнаружил, что Астер, нежная и обессиленная, лежит у него на груди и благодарно шепчет что-то на норгском. И не смотря на заслуженную славу полиглота, он не вполне может разобрать, что именно.
А в следующее мгновение Астер оказалась уже под ним. Джегг было испугался, что слишком резко её придавил, но тут же успокоился, уловив, что вес его тела девушка ощущает как приятную тяжесть. А ещё он уловил в ней предвкушение.
— Скажи это, — попросил он, впиваясь губами в её шею. — Скажи это вслух. То, о чём сейчас думаешь.
— Перестань себя бесконечно сдерживать, — охотно отозвалась Астер, уютно обхватывая его ногами за пояс. — Джегг, ты страстный и горячий. Я хочу, чтоб ты со мной таким и был. Я…
Она не закончила, потому что слова теперь были не нужны. Джегг чувствовал, будто его несёт бурной рекой, бешеный поток из прорвавшейся дамбы, несущийся к отдалённому, угрожающе громыхающему водопаду. Дух захватывало от скорости, мысли путались, все его инстинкты сосредоточились на том, чтоб не дать этому потоку разорвать его на части, глотнуть хоть немного воздуха… а потом его подхватила Астер. Она была как бы потоком в потоке, более тёплым, более размеренным и более ласковым течением. И падать в водопад уже было не страшно. Напротив, ликующая свобода заполнила всё его существо. Он ожидал жёсткого удара о воду. Но и его произошло. Тёплое течение снова поймало Джегга, бережно вынося на поверхность.
Когда он окончательно пришёл в себя, то обнаружил, что Астер снова лежит на спине, а он нависает над ней, хотя Джегг о процессе кувыркания в простынях помнил несколько совсем иных поз, в основном из второго альбома семейных радостей, заставивших Астер демонстрировать чудеса растяжки.
Сердце колотилось, воздуха не хватало, и Джегг тяжело рухнул набок, стараясь не задеть девушку — крупные капли пота, собравшиеся на лбу и груди грозили уже сорваться прямо на Астер.
Она тихонько рассмеялась и закинула ногу на его бедро. Погладила по щеке.
— Пожалуй, в конце в самом деле было слегка резковато, — сказала она, лукаво сощурившись. — Но мы с этим поработаем. Спорим, ты не сможешь всё время двигаться так же быстро, если будешь стоять и держать меня на весу?
— Мне нужно… немного отдохнуть, — хрипло сообщил Джегг. — И выпить воды.
Астер снова рассмеялась, на этот раз веселее и громче.
— В следующий раз попробуем, милый мой оцелот, — она ласково потёрлась носом о его плечо. — Я тоже устала. И купаться хочу.
Поцеловав его на прощанье, Астер упорхнула в бассейн.
И вот тогда, именно в этот момент Джегг ощутил полное, всепоглощающее счастье.
Это, наконец, случилось. Он любит женщину из плоти и крови, и любим в ответ. Да, каждый раз, как он прижимал её к себе сегодня, каждый раз, когда скользил губами по её коже, Джегг совершенно отчётливо ощущал, что Астер его любит, любит, любит!!!
Недолгую эйфорию разрушило присутствие других людей. За стеной кто-то был. Двое… нет, пожалуй, трое человек ходили и очень тихо разговаривали за резной дверью спальни. Почему их с Астер не могут оставить в покое, в конце-то концов?
Джегг резко поднялся с постели, завернулся в насквозь промокшую простыню и вышел в соседнюю комнату.
— Ой, — тихонько икнула Айя, когда дверь резко распахнулась и на пороге появился чёрный священник, одетый, как судия с картины в приёмном зале Священной Миссии. Выражение лица тоже соответствовало.
Правда, стоило Джеггу увидеть пару подружек, взгляд его моментально смягчился. Но обратился он к старику:
— Что здесь происходит, почтенный Бореал?
Белый священник с поклоном сообщил, что леди Стелия распорядилась вернуть гостям одежду — пока они спали, её успели почистить, а платье дамы ещё и зашить. Помимо этого, гостье доставили другие предметы гардероба, чтобы она чувствовала себя комфортно. Завтрак накроют в гостиной Священной Миссии через несколько часов, и священника Джегга со спутницей очень просят на нём присутствовать, раз они оба уже отдохнули. А пока…
Старик широким жестом указал на стол, заставленный фруктами.
При одном взгляде на них проповедник почувствовал зверский голод. Неплохо для начала, но ему определённо потребуется что-то более питательное. Желательно белковое.
Так что присутствовать на завтраке в Миссии он тоже согласился. Заодно Стелия и новости расскажет. Проспали они с Астер, должно быть, порядочно.
Джегг уточнил время — местное и глобальное. С тех пор, как он приземлил вертушку на площадке перед флигелем прошло чуть больше четырнадцати часов. Из них последний час-полтора они… довольно активно провели. Удивительно скромный откат для последствий цепной проповеди — в прошлый раз, когда он такую читал, провалялся без памяти больше суток. Интере…
— Джегг! — Астер танцующей походкой вошла в зал. — Ой! Извини, ты не один!
— Я… — он не успел ей ничего сказать: всё ещё первобытно-прекрасная в своей наготе Астер юркнула обратно в спальню, а за ней решительно прошмыгнула Торри.
И по выражению её лица Джегг понял, что девушкам надо дать пообщаться несколько минут наедине.
Бореал сохранял абсолютную невозмутимость. Лишь осведомился об имени и титуле дамы, дабы правильно представить её за завтраком.
— Её зовут Астери, — использовал Джегг архаичную форму имени. — А титул… можешь титуловать её Одигос. Путеводная.
Девушка у чёрного священника оказалась ещё красивее, чем Торри себе представляла: тоненькая, беленькая, гладенькая, как фея из сказки. Только что прозрачных крылышек не хватает. Глаза светлые, а волосы… блестят тепло, мягко — как старое золото. Загляденье, а не девушка. То-то и болтают среди послушниц, будто с другого края Вселенной чёрный её себе привёз. Отбил у каких-то злодеев-похитителей, домой хотел вернуть, а она ни в какую — буду с тобой, и всё тут!
— Привет!
Девочка-подросток молча стояла и восхищённо хлопала глазами, и Астер это, наконец, наскучило, так что разговор она решила завязать сама.
— Ты подружка Майи? — спросила Астер, просто, чтоб что-то сказать. По возрасту подходит, а других причин, почему этой барышне есть до неё дело, придумать не смогла.
— Н-нет, Айи, — очень смутилась девочка. — Я Торри… бельё и остальное вам принесла… вот…
— О, это очень вовремя, — Астер забрала у неё из рук ворох одежды. — Но, тут, кажется, не только моё.
— Это… для вас всё заказали у кутурье. По меркам. А те почистили и… вот… платье тут…
— Здорово! — Астер с восхищением рассматривала восстановленный рукав, на котором даже шва не было заметно. — Просто волшебство!
— А вот это утренние, — немного осмелела девочка. — Для завтрака. Леди велела несколько, чтоб на выбор вам.
— Для завтрака? — переспросила Астер.
И довольно быстро Торри выложила ей и про леди Стелию, и про магистра Оберона, и про их несносных детишек, и планировку здания Священной Миссии, и где будет накрыт завтрак, и где во флигеле лежит запасное постельное, потому что это она сейчас сама поменяет, но если вдруг им с чёрным священником Джеггом понадобится, а звать они никого не захотят, то…
Выпроводив, наконец, старика и девочек, Джегг застал Астер уже одетой. И в таком виде нашёл ещё более соблазнительной, хотя это казалось уже невозможным.
Стройные ножки игриво прикрыты короткой асимметричной юбкой, под которую немедленно хочется забраться. Довольно тесный лиф чуть приподнимает грудь, напоминая, как восхитительно делать это собственной ладонью. А эти открытые плечи… Джегг страстно целовал их, пальцы его тем временем путешествовали по спине Астер в поисках застёжки.
Девушка ерошила ему волосы и с весёлым укором, в котором не было и тени строгости, говорила:
— Какой же ты ненасытный, Джегг!
— Мне много нужно наверстать, — в той же шутливой манере оправдывался мужчина. Коварная застёжка находиться не желала. Вместо этого под руку попалось что-то похожее на… петлицу на воротничке?
Джегг с неохотой прервал град поцелуев, которым осыпал любимую. И взглянул на её наряд ещё раз.
— Это… это ведь не платье вообще! — он потянул так впечатливший его лиф в разные стороны, и, о чудо! Тот распался на два рукава. — Это рубашка! Причём мужская! Из гардеробной. Я запомнил эти дурац… очаровательные цветочки. Тебе они куда больше к лицу, чем мне.
Астер указала на постель, загромождённую странного вида инсталляциями.
— Мне тут три обновки прислали, представляешь? Потому что в бальном платье к завтраку неприлично, видишь ли. Но по дому ходить в таком не слишком удобно: на одном сетка жёсткая, на втором вообще какой-то каркас, а третье… третье колется!
Хотел бы Джегг сказать, что его вполне устраивает Астер, разгуливающая вообще без ничего!
Вот только это не их дом. И тут регулярно присутствуют чужие люди. Ещё одна причина, почему Джеггу никогда и в голову не приходило нанимать слуг.
— А что там такое вкусненькое принесли? — Астер попыталась снова завернуться в рубашку, но Джегг мягко воспрепятствовал. На ближайшее время он всех выгнал. — Я видела на столе!
— О, на столе… — Джегг оторвал, наконец, губы от её шеи. — Стол там хороший. Удобный.
Просто удивительно, сколько занимательных и приятных занятий, оказывается, можно придумать на столе с местными фруктами.
«Святая Корова!» — подумала Стелия, увидев спутницу Джегга в платье из последней летней коллекции. Не потому, что та была похожа на корову. Как раз наоборот. Просто присловье такое.
Девушка была… идеальной по меркам системы Ориона внешности. Бюст не слишком выдающийся, но заметный. Шея лебединая. Ноги непропорционально длинные! Не бывает у обычных людей таких ног!! А кожа! Алебастр! Светлая, гладкая, матовая — даже пор не видно!
Стелия подавила лёгкий вздох зависти. Не удивительно, что Джегг с ней кувыркался, аж стены тряслись. Фигурально, конечно. На самом-то деле, она их акробатический этюд в окно случайно подглядела.
Почти. Случайно. Подумаешь, вышла прогуляться в сад с детьми. А там уже парочка любопытных послушниц. Прогнала их, разумеется. Нечего за чёрным священником подглядывать. Хотя посмотреть, конечно, было на что. А сейчас эта гимнастка сидит, спинку выпрямила, ножки сдвинула, ручки на коленях сложила — сама невинность. На Джегга и не смотрит даже. И на Оберона не смотрит. Стелии только улыбается. Что ж, всё согласно этикету.
А вот Джегг не улыбается. Наоборот, отчитывает коллегу, как девчонку. За неоправданный риск, за социальную напряжённость, за неповоротливость конклава. Сердится, что собрать священников по поводу изменений в законодательство удастся не раньше, чем через несколько дней. И то, если всё хорошо пойдёт. Потому что Оберон им помогать явно не намерен.
Умытая и причёсанная подстилка чёрного священника выглядела вполне привлекательно. Разве что немного бледная. А так очень даже ничего — свеженькая. Пахнет он неё соблазнительно. И плечико, вон, как кокетливо напоказ выставила! Так бы и облобызал! Конфетка же!
И вот сейчас Оберон окончательно поверил, что чёрный Джегг совсем даже на Стелию не запал. Его куда больше содержимое собственной тарелки интересует, чем сидящая рядом женщина. На кой ему отцветающая чёрная, когда такой свежий бутон постель греет? Чего удивительного, что Джегг теперь костерит старушку за самоуправство? Правильно костерит, магистр даже бы поддержал, да только не хочется с этим выскочкой соглашаться.
А очень даже наоборот. Хочется наглецу нос натянуть. По самые гланды. Конклав ему на внеочередной собор приспичило созвать! И Стелия поддакивает… вот бестолочь! Ни капли самоуважения! Этот Джегг никто, случайный транзитёр с мутной семейной истории. Чего она вцепилась в него, как репей в хламиду?
О том, что согласился на совместный завтрак, Джегг успел пожалеть раз сто. Его раздражало абсолютно всё! Собственный вселенский голод, с которым он едва мог совладать, казался неуместным и неприличным. Не до конца оправившаяся от шока Стелия лепетала какую-то чушь, постоянно теряла нить разговора и слишком внимательно разглядывала Астер. А уж как Оберон на неё смотрел! В какой-то момент Джеггу показалось, что рука белого священника тянется к её коленке. Ещё немного, и красивый столик с резными ножками полетел бы вверх тормашками, а чёрный священник запятнал бы себя зверским избиением человека в инвалидном кресле.
Астер… его Астер! Сдержанная, ментально-закрытая Астер сидела так неподвижно, как манекен. И, надо сказать, манекен из неё вышел бы отличный, потому что платье, отдельно от Астер напоминавшее Джеггу тканый мешок с небрежными прорезями для рук и головы, облекало девушку совершенно соблазнительным образом. Грубое плетение ткани подчёркивало нежность кожи, бахрома по нижнему краю спускалась едва ли до середины бедра, а горловина то ли оказалась слишком широкой для худенькой девушки, то ли специально такой задумывалась, но «мешок» висел у неё на одном плече, открывая второе для сладострастных взглядов.
Джегг хотел её снова! И снова, и снова, и снова!!! Она называла его ненасытным — и, воистину, так оно и есть. Чёрный священник упивался обладанием любимой женщиной, как иные упиваются айраксой — до состояния исступления. И сколько ни припадай к этому источнику наслаждения, организму требуется ещё!
Но лучше не здесь. Не в пошлой, осквернённой ксенофобией Священной Миссии Большого Пса. Джеггу вообще не терпелось как можно скорее покинуть эту хлопотную планету, вернуться к размеренным будням равномерно бороздящего космические просторы «Гибралтара». Ему и прежде нравилось путешествовать вместе с Астер. А теперь, когда можно будет тесно прижаться к ней на узкой постели и прерывать поцелуем её ворчание — наигранное, лукавое, и ласкать, и постепенно распалять, чтобы затем…
Титаническим усилием воли Джегг вернул себя в реальность. Всё это будет. Но прежде нужно закончить начатое. Исполнить обещание, которое он дал Джагжиду перед тем, как предводитель Бессмертных перерезал себе горло вслед за последним из подчинённых.
— Вам следует отдавать себе отчёт, Глава Миссии, — слова хотелось цедить сквозь зубы, но Джегг заставлял себя произносить каждое раздельно и чётко, — что ваше упрямое нежелание собирать конклав по нижайшей просьбе чёрного священника может привести к далеко идущим последствиям.
Оберон небрежно кивнул головой в сторону Стелии.
— Она моя чёрная. Не ты.
— И я прошу тебя о том же, — тихо, как затухающее эхо, говорила мать его детей. Нет, она точно по этому Джеггу сохнет! Вот же шлюшка!
— В таком случае, я считаю себя вправе инициировать процедуру низложения, — голос чёрного священника вдруг стал каким-то колким, скрежетал железом по стеклу. А глаза у него страшные: будто без зрачков даже, как чёрные дыры. Чёрные дыры, которые притягивают к себе всё, даже свет, чтобы никогда уже не отпустить.
— Не надо, пожалуйста, Джегг! — это голос Стелии. Слабый, как будто издалека, или из другой комнаты. Как будто Оберон подслушивает этих двоих, разговаривающих за оконным стеклом. — Я смогу его уговорить! Позволь, позволь мне! Оставь его мне!
Чёрный священник повернулся к Стелии, и мир вокруг, только что тягуче-медлительный, понёсся стремительно, как будто пружину спустили: звуки, запахи, прикосновение утреннего ветра к щекам — всё упало на Оберона одновременно со словами женщины, которую он, пусть по-своему, но всё-таки любил:
— Ты согласишься, милый. Ради меня, ради детей, ради нас всех. Наше противостояние с коренными народами зашло слишком далеко. Мы должны сделать первый шаг. И всё, что потребуется за ним.
— Должны так должны, — покладисто отозвался магистр. — Налей мне тот манговый сок.
Астер совершенно не хотелось есть. Джегг вот уплетает местные деликатесы за обе щёки, а она так просто, время от времени для вида размазывает что-то по тарелке.
Подкатывает тошнота. Немного знобит, пальцы сложенных на коленях рук ощутимо холодеют. В животе тоже неспокойно. Сейчас бы прилечь… но Астер сидит и улыбается. Улыбается так, что уже мышцы сводит. Но со стороны её гримаса выглядит непринуждённо, даже мило — она это точно знает. Ведь любимая, самая умная, самая перспективная дочка владельца империи терракотового кварцита ходила с ним по деловым встречам почти столько же, сколько себя помнила. Именно отец учил её смотреть и слушать, оценивать мимику, жесты, убранство комнаты, поданные блюда и одежду участников неофициальной части переговоров.
«Неофициальная часть всегда важнее официальной», — чуть посмеиваясь, говорил он. А уж папа в переговорах понимал.
Именно поэтому Астер надела колючее платье, вопреки всем уверениям Джегга, что она и в рубашке просто сногсшибательна, и если ей так удобнее…
Туалет ей прислали как официальной «плюс один» чёрного священника. И необходимо соответствовать. Да, платьице так себе, не авалонский шёлк. Но в гостях следует придерживаться правил поведения, заведённых у принимающей стороны. Это Астер затвердила едва ли не с младенчества.
К её большому сожалению, кроме как щеголять этим шедевром местного модельного искусства в обществе трёх священников, облачённых в парадные сутаны, Астер ничего не оставалась. Разве что вежливо улыбаться хозяйке дома.
Ей было сейчас так паршиво, что даже нить беседы она отслеживала с некоторым напряжением. Джегг с магистром Обероном ссорились. «Я очень не понравился местному главе Священной Миссии», — вспомнились слова, произнесённые у фонтана Хампи. Выходит, Джегг не соврал. Что, если и остальное, что он говорил, тоже правда? Что остался тут из-за неё, и что…
Астер попыталась соскочить с лирических размышлений и сосредоточиться на происходящем. Но это оказалось сложно. Слова расползались в стороны, как мазандеракские тараканы. Она улавливала, как собеседники жонглируют терминами, перебрасывая их друг другу, будто мячики. Собор, конклав, миссия. Миссия, собор, конклав. Конклав, миссия, собор.
В академии у Астер был краткий курс истории религий. Она знала, что прежде слово «конклав» означало «закрытое собрание». Буквально «под ключом». А церковный собор — это такое пузатое здание, но также ещё и собрание. Джегг очень смешно требовал у Оберона собрать собор конклава. Собрать собрание собрания. Астер бы улыбнулась этой забавной мысли. Но она уже улыбалась Стелии. Захватывающе красивая, всё-таки, женщина, очень яркая. Длинные чёрные стрелки делают глаза ещё более выразительными, а волосы… волосы просто загляденье как уложены. Наверное, она час причёску делала. Или два.
Леди Стелии, кажется, удалось примирить мужчин между собой. По крайней мере, она перестала разговаривать с ними, и обратилась напрямую к Астер:
— Моя дорогая, но вы ничего не едите! Вы, может быть, на диете?
— Нет, — не раздумывая брякнула Астер. Почему она никогда не может заранее подумать и сказать что-нибудь умное? — Я просто андроид. Вообще никогда не ем.
— Ах вот как, — ничуть не удивилась чёрная священница и улыбнулась ей гораздо теплее. — Это многое объясняет…
— Стелия!!! — Джегг гневно хлопнул ладонью по столу и вскочил.
Он что-то ещё говорил, но Астер уже не слышала. Она со всех ног бежала по дорожке к флигелю. Потому что приличия приличиями, а ей очень-очень, прямо жизненно необходимо сейчас в уборную! А искать её в огромном здании, на террасе которого был накрыт завтрак, занятие бесперспективное.
— Астер!
Дверь туалета захлопнулась у Джегга как раз перед носом. Свою легконогую пассию священник, не жаловавшийся на физическую форму, едва догнал. Не зря она на беговой дорожке столько времени проводит.
— Что? — раздался изнутри полузадушенный вопрос.
— Что случилось?
— Меня тошнит, — сообщили из-за двери.
— От меня? — упавшим голосом осведомился священник. За долю секунды в его голове пронеслись вереницы мыслей о том, чем он, Стелия или Оберон могли обидеть его нежное сокровище.
Не обращали на неё внимание за всё время разговора. Вырядились в свои дурацкие сутаны, а её запихнули в колкий мешок из-под маммии. Может, её оскорбили сальные взгляды, которыми щупал её Оберон, и то, что Джегг этому никак не воспрепятствовал?
— От зелёной дыни, скорее всего, — фраза прервалась характерными звуками. — Ну или…
Джегг решительно толкнул дверь (благо, она оказалась не заперта), и как раз успел подержать волосы любимой во время второго приступа рвоты.
Пока Астер умывалась, он с ужасом смотрел на её подрагивающие руки, на бледное лицо и обескровленные губы.
— Тебе нужно в госпиталь, — безапелляционно заявил Джегг.
И Астер не стала возражать. Пожалуй, показаться врачу ей в самом деле не повредит.
Со взлётной площадки вертушка сорвалась резковато, поток воздуха какое-то плодовое дерево сильно помял.
— За приборами следи, — инженер сердито одёрнула пилота без лицензии. Каждый раз, как Астер приоткрывала отяжелевшие веки, оказывалось, что Джегг смотрит на неё с таким выражением на лице, будто оазис в пустыне оказался миражом и стремительно тает. Как так можно лететь? — Или я сама поведу.
Джегг поспешно отвернулся. Она некоторое время рассматривала его напряжённо сжатые губы и побелевшие скулы. У него красивые скулы, скульптурные. Астер в юности увлекалась скульптурой. Вот бы вырезать его бюст из эльгецитового кварцита! Или не бюст, можно и целиком.
Посадил Джегг машину мягко. Даже бережно, как будто на руках опустил.
— Эй, поставь меня! — Астер вяло пыталась вырваться. — Я сама могу идти!
— Не двигайся и не говори, — тяжело выдохнул он. Астер, конечно, субтильная, но бежать с ней на весу всё равно нелегко. — Большинство ядов разносятся по организму с током крови. Ты…
Он замолчал, с ужасом прислушиваясь к её пульсу. Тот становился всё медленнее и медленнее.
Ещё никогда в жизни Джегг так не бежал.
Навстречу ему уже неслись люди в форме госпитальеров, и каталка, и что-то ещё…
«Вы должны её спасти!» — хотел сказать им Джегг по прозвищу Красноречивый. Так сказать, чтоб никто не вздумал ослушаться его.
Но волшебный голос предал. То ли из-за того, что чёрный священник не должен пользоваться им в личных целях, то ли во время бешеного бега он просто дыхание сорвал.
Впрочем, слова и не были нужны. Всё, что Джегг мог сказать, крупным шрифтом было написано у него на лице.
Астер увезли, он хотел бежать за ней, но его оттеснили, отвели в сторону, ему что-то говорили… Джегг не разбирал, что. Кровь подступающим безумием стучала в висках, и помимо основного, всепоглощающего страха потерять свою Путеводную Звезду теперь, когда он едва успел её обрести, тонкими ниточками его пронзал ещё один, маленький, гаденький и холодный страх: услышать тревожные сигналы, один за другим раздающиеся из палат, мимо которых он проходил.
Как в тот раз, когда умирал Оле. Молодой чёрный священник сорвался тогда. И кого-то едва не убил.
Сейчас так нельзя-нельзя-нельзя! Нельзя позволить своему отчаянию изливаться на ничего не подозревающих и без того больных людей. Нельзя не только потому, что это аморально. Но и потому, что в него снова выстрелят сонной иглой. А он должен быть в сознании, когда Астер… чтобы ей…
— Вы чёрный священник?
Несколько мгновений он тупо глядел на пожилую женщину в белой хламиде аббатисы. Что она хочет от него?
— Астер?..
— Она вне опасности, — зелёная ниточка женщины сияла ровной зеленью. Аббатиса-госпитальерка не лгала.
Его взгляд, наконец, приобрёл осмысленность. И женщина повторила вопрос:
— Вы чёрный священник Джегг? Тот, кто вчера… работал?
— Да, — бесцветно отозвался он. Какое это имеет значение теперь? — Я чёрный Проповедник Джегг. Могу я увидеть… мою девушку?
— Идите за мной.
Он шёл, как во сне. Как Орфей, должно быть, спускался в аид за своей Эвридикой.
— Она сейчас отдыхает, — аббатиса остановилась перед окном в палату и посторонилась, позволяя ему тоже заглянуть.
Астер лежала такая трогательно-беззащитная в больничном балахоне. Колени подтянула к животу, ладошку подложила под щёку.
На второй руке у неё был катетер, из которого торчала гибкая трубка капельницы.
— Что?..
— Просто физраствор, — ответила госпитальерка прежде, чем он успел полностью сформулировать вопрос.
— У неё обезвоживание. И признаки сильного отравления.
— Отравления чем? — стоило страху отступить, как его место в груди Джегга занял разгорающийся, словно лесной пожар, гнев. Кто бы ни сделал это с Астер, он его найдёт. И тогда… чёрный священник скрипнул зубами. Тогда пусть этот несчастный пеняет на себя!
— Я расскажу вам, — уклончиво ответила пожилая аббатиса. — Но не здесь.
Джегг двинулся к двери в палату, однако женщина встала у него на пути.
— Я просто хочу посидеть рядом с ней, — сказал мужчина, стараясь, чтоб его голос звучал не слишком угрожающе. Не до конца получилось.
— Это будет возможно… позже, — ещё уклончивее сказала аббатиса, пряча от него глаза.
— Почему?
— Потому что сейчас вам самому требуется помощь, чёрный священник. Хорошо, что вы добровольно пришли.
Конец первой части