Тернистая звезда

Глава 3. Новый пассажир

Утром Астер застала Джегга в рубке напротив мнемосхемы. Погружённого в изучение блока связи.

— О, привет! Как ты?

Он обернулся, обрадовав собеседницу безмятежным видом.

— Отлично. Не хотел путаться у вас под ногами. Приятно провёл время.

— Там сейчас просто… — Астер не нашла слов, чтобы выразить своё возмущение, так что лишь всплеснула руками. — Хэла с Сегоем делали вид, что пошли заниматься разгрузкой трюма, а вместо этого забились в кабину управления погрузчиками и устроили очередные любовные игры. Чуть таль не поломали. Пришлось Амока оставить усмирять их.

Джегг представил себе эту сцену и едва не рассмеялся.

— А ты?

— А я закончила с управлением грузовых ворот и автоматикой подачи воздуха в систему шлюзов. Вроде бы. Сейчас удалённо ещё раз проверю, — Астер села в своё кресло, Джегг встал рядом. — Ты, кажется, уже начал разбираться с нашей связью?

— Да, — он провёл подушечкам пальцев по линии мнемосхемы, которую соотносил с тем, оборудованием, которое изучил на техэтаже. — Всё не так архаично, как ты рассказывала. Антенна и приёмник простые, надёжные и универсальные. Вообще всё система очень простая и за счёт этого гибкая. Морально устарел даже по меркам моей колонии только контроллер обработки данных. Но его при необходимости можно заменить на более современный.

Астер порылась в нижнем ящике и извлекла оттуда ещё одну нейроперчатку.

— Держи вот. Я только левой пользуюсь. А в комплекте пара была.

— Предлагаешь мне стать твоей правой рукой? — усмехнулся Джегг, примеряя перчатку.

— Предлагаю? Ты уже… — эмпат наслаждался стремительно теплеющей волной её симпатии, хотя и не вполне понимал, чем обязан такому расположению.

Объяснялось же всё просто: у Астер был сложный вечер и ещё более сложное утро. Если ночью она жаловалась Хэле на излишнюю впечатлительность Джегга, то сегодня её саму немного потряхивало нервное напряжение. Астер старалась сохранять внешнее спокойствие, но манёвр приёма шлюпки через грузовой отсек хотя теоретически и допускался, но на практике ей предстояло выполнить его впервые. Нала, конечно, к своим обязанностям относится серьёзно и удалилась в медблок готовить всё к экстренным мероприятиям на случай, если с кислородным коридором будут проблемы. Но вот капитан с белым священником вели себя как расшалившиеся дети.

— Что-то не так? — спросил чёрный священник, будто прочитав её мысли. — Ты выглядишь напряжённой. И уставшей.

— Мало спала, — вздохнула Астер. — И… из-за стыковки этой очень волнуюсь. Если я и его шлюпку разобью, будет некрасиво.

А ещё с таким послужным списком её вряд ли до третьей аттестации вообще допустят. Но об этом Астер уже промолчала.

Все системы работают. Больше делать пока особенно нечего. Её руки бесцельно лежат на терминале. Пальцы слегка подрагивают.

— Давай вот что сделаем, — Джегг опустился в соседнее кресло и повернул его к мнемосхеме. — Ты сейчас пойдёшь отдыхать. А я тут останусь. Позанимаюсь ещё цепями связи. Если будут какие-то срочные сообщения или… происшествия, я тебе сообщу.

Астер со всех сторон обдумала это предложение. И не нашла причин отказаться. Джегг выглядел свежим, подтянутым, полным энергии… и очень уравновешенным. У неё возникло странное ощущение, как будто на этом корабле, полном разнообразных чудаков, появился, наконец, ответственный взрослый, на которого можно положиться.

— Спасибо! — проходя мимо, она мимоходом коснулась губами его виска. Джегга обдало благодарностью с отчётливыми нотками нежности.

Он проводил Астер взглядом.

Уму непостижимо.

В первый раз он поцеловал девушку ещё в школе. Не в интернате Священной Миссии — в школе для молодых аристократов Раджан-ка-шехер. Одним из таких аристократов Джегг по настоянию учителя притворялся. И притворялся настолько успешно, что на него даже начали шикаар карна — охоту за женихами. В тот день мастер стихосложения по очереди выслушивал и обсуждал с учениками их домашние заготовки. Джегг, как обычно, освободился первым и отдыхал в тени сада, дожидаясь, пока его менее расторопные однокашники доведут учителя до состояния раздражения и он не призовёт их к медитации.

Владелец школы, почтенный Чаалаак, получил от родителей Митай богатые подношения в обмен на возможность для их юной дочери погулять в укромном месте школьного сада, давно облюбованном способным юношей, которого в школу приводит сам Чёрный Мудрец.

Ни о чём подобном Джегг, конечно, не подозревал. Напротив, он чувствовал, что действительно понравился ей. А она… о, безусловно, она, со своей стройной, но уже такой женственной фигурой, нежной кожей и волной иссиня-чёрных волос не могла не понравиться подростку, голова которого плотно забита многочисленными премудростями двух культур, а тело изнывает от избытка гормонов. На них обоих уже почти не осталось одежды, когда Джегг прижал к стволу какого-то дерева её горячее тело, а губы Митай соединились с его собственными.

И её мир ворвался в его душу. Уютный, предсказуемый, строго подчинённый традициям мир: вот она, юная женщина, послушная воле отца, почтительно внимавшая урокам матери, добыла себе мужчину. Молодого, красивого, из хорошей семьи. Чёрный Мудрец сам говорил (и люди слышали!) что этого юношу он прочит в преемники себе. И всё у Митай будет хорошо: муж станет со временем новым Мудрецом, и дом Митай будет утопать в садах, а сама она — в дорогих одеждах и драгоценностях. Она родит супругу много детей, мальчиков и девочек, и воспитает их в благочестии и послушании, как и подобает хорошей матери и жене…

Джегг отшатнулся от девушки так, будто его ужалила змея. Да, для Раджан-ка-шехер Митай — образец добродетели. Таковы традиции аборигенов. Но для него это отражение ереси семьи Бадрика. Слишком свежа ещё в памяти первая проповедь, едва не стоившая ему жизни.

Джегг не пытался менять что-то в Митай, в её стремлениях и образе мысли. Он никогда бы не посмел. Всё произошло помимо его воли, как и в первый раз, с той женщиной, матерью мальчишки-садиста.

Девушка закрыла лицо руками, разрыдалась и убежала. А уже через пару часов её разгневанный отец требовал суда над «демоном, испортившим его дочь, не желающую больше исполнять свой женский долг». В первый раз Джегга назвали демоном. Но далеко не в последний.

Уладил всё учитель Стил. Джегг боялся поднять на наставника взгляд, но старик его не винил. Напротив, проявил неожиданное сочувствие. Гнев же направил на Чаалаака, занимавшегося греховным даже по меркам Раджан-ка-шехер сводничеством, и на отца девицы, отправившего её на шикаар карна — почтенный человек должен был прийти с дарами к самому Чёрному Мудрецу, если хотел выдать за его наследника свою дочь, и ожидать решения Мудреца — сочтёт ли тот Митай достойной. Сошлись на том, что Чаалаак выплатил отцу Митай выкуп за невесту и формально Чёрный Мудрец забрал её к себе в дом. Ещё столько же Чаалаак заплатил его учителю — за причинённое беспокойство. Митай, растерянную и беспрестанно рыдающую, отвезли в Священную Миссию Космопорта. Целый сезон её усиленно обучали языку, а потом ещё несколько лет воспитывали в интернате. Джегг смог вздохнуть свободно лишь тогда, когда Митай вышла замуж за какого-то заезжего дипломата и упорхнула в большой, лежащий за пределами колонии, мир.

Это происшествие вынудило Стила, наконец, провести с учеником разговор, который старик откладывал слишком долго — об отношениях чёрных священников с противоположным полом. Существовала методика, позволявшая разделять физиологическую и платоническую стороны отношений. После разделения одну из них следовало приглушать.

Плотская любовь без эмоциональной связи для чёрного священника не запрещалась, но и не поощрялась — уж очень близко она граничила с ересью использования человека в качестве средства, а не цели. Но при обоюдном согласии такие союзы допускались даже в качестве официальных браков. Джегг, впрочем, эту возможность сразу отверг — эмпатия стала основой его существа. Сама мысль подавлять душевные порывы для поддержания плотских отношений казалась ему нелепой и бессмысленной.

Второй путь — тот, что выбрал для себя и его учитель — предполагал эмоциональную близость, но в контролируемых пределах. Джегг уже понимал, что это значило — ограничение физических контактов. И собственного физического влечения.

Несколько позже Джегг узнал, что был и третий вариант: добиваться расположения женщины, чей внутренний мир тебе настолько близок, что его не поднимется рука менять даже в порыве страсти. Но у этого метода обнаружился серьёзный побочный эффект. Мать Джегга он привёл к незапланированной беременности, а отца — к смерти.

А белый священник Оле как-то рассказал ему о Норге — волшебной стране, богатой, счастливой и умеренной. Колонисты Норга не подвержены ни гипнозу пропаганды, ни специфическому ментальному воздействию священников Миссии. Вот только попасть туда практически невозможно — Норг неохотно принимает к себе иммигрантов. А уж с такой профессией, как у Джегга, об этом нечего и мечтать.

Но Джегг мечтал. Мечтал, одиноко лёжа в своей комнате, мечтал, с головой пропадая в лётных симуляторах. Никому и никогда он не рассказывал о своей заветной цели: угнать звездолёт и сбежать в вольные контрабандисты. И когда-нибудь где-нибудь спасти молодую красивую туристку с Норга от каких-нибудь космических пиратов. Или хотя бы с терпящего бедствие корабля.

Разумеется, Джегг был достаточно взрослым, чтобы понимать — это всего лишь приятный мираж, воплотиться в реальность которому не суждено. Норг считал колонистов своей главной ценностью. Их личный код обеспечивал такой уровень протекции, который никому в Священной Миссии даже не снился. Если туристка с Норга каким-то чудом попадёт в плен, Норг вышлет за ней целый флот боевых кораблей. А уж надёжность их звездолётов с обычными даже сравнивать не приходилось. И это не говоря о том, что сам Джегг никогда бы не смог махнуть рукой на ответственность чёрного священника, которую нёс перед собственной Священной Миссией, и просто сбежать.

Потом времена изменились. Моральных ресурсов не оставалось ни на лётный симулятор, ни на фантазии (порой весьма фривольные) о прекрасной незнакомке, благодарящей его за своё спасение. Постепенно Джегг о Норге забыл.

С женщинами дело обстояло сложнее. Подавлять собственное влечение он научился быстро, и вскоре это стало естественным, как дышать. При этом всё более отточенный навык эмпатии открывал широкие возможности. Джеггу не составляло большого труда расположить к себе практически любую даму, если того требовала миссия. А случалось такое нередко — основная часть заданий состояла в том, чтобы подобраться достаточно близко к человеку, которому требовалась проповедь. И женщина этого человека, как правило, открывала самый короткий и надёжный путь.

Он никогда не заводил всё слишком далеко. Никогда не использовал всю власть, которую давали ему пара танцев, несколько двусмысленных фраз и жарких прикосновений. Ведь это лишь часть его работы. Та часть, за которую он себя особенно ненавидел.

Но вот Джегг сидит в нейроперчатке за мнемосхемой космического корабля. А уроженка Норга только что отблагодарила его поцелуем. Юношеские мечты сбылись иначе, чем он себе представлял.

Джегг прикрыл глаза и позволил себе несколько минут приятных фантазий на тему чувственного романа с Астер: будет совсем не сложно раз за разом откликаться на её эмоции, мало-помалу подводя к желаемому результату, не правда ли, Джегг? Да, она не подвержена твоему прямому внушению. Но тем уязвимее для косвенного: разве ты не заметил, какой открытой и беззащитной становится Астер наедине с тобой? Бедняжка, она ведь не знает о чёрных священниках ровным счётом ничего. Она понятия не имеет, что для тебя значит обладание женщиной, которую можно прижимать к себе, не опасаясь ни за её рассудок, ни за свой собственный. Миниатюрная Астер даже близко не похожа на знойных красавиц из фривольных юношеских фантазий, но тебе ведь это уже безразлично, не так ли? Не будь она с Норга, ты поглядел бы вообще в её сторону?

Джегг вспомнил маленькую ладошку, судорожно зажатую в его руке. Нет. Неправда. Он хотел её с самого начала, с первой минуты, когда их пальцы переплелись в слизком желе криокапсулы. Золотая нить в темноте… Просто тогда это ощущалось иначе, чем сейчас, когда он пусть медленно, но стал возвращаться к психическому равновесию. Джегг методично вытоптал в собственной душе малейшие ростки надежды любить женщину и быть любимым в ответ.

Астер помогла ему и сказала, что за такое не благодарят. Но она заслуживает благодарности. Куда большей, чем пошлая попытка затащить её в постель.

Джегг помнил, что у Астер есть мечта, к которой она летит на этом корабле. Он выяснит, в чём она состоит, и поможет ей, насколько будет в его силах, достичь цели. И попрощается. Сам же… должно быть, сам он будет хранить Астер в памяти до конца своих дней. Вот и всё.

— Ты тянешь время, чтобы подольше побыть с ней, — ворчливо заметил внутренний голос. — Цели он ей поможет достичь! Надо же, помощничек выискался! Да Астер без тебя, может, легче будет во сто крат.

— Да, я тяну время, — честно признался сам себе Джегг. — Но уж этого мне никто не сможет запретить.

Внутренний голос ничего не возразил.

Стыковка прошла без сучка, без задоринки. Новый пассажир успешно, хотя и немного неуклюже, забрался в нужный шлюз грузового отсека, дождался, пока тот наполнится воздухом и снял скафандр. Встречать его вышли все, кроме Астер — она осталась у мнемосхемы открывать люк грузового отсека и следить за тем, чтобы чужая шлюпка в автоматическом режиме успешно его покинула.

Профессиональный историк из Старого Дома оказался высоким и слегка сутулым мужчиной с характерными для землян мелкими чертами лица. Он отвесил Хэле куртуазный поклон, завершившийся преклонённым коленом, и представился Эжесом. Поэтом. Священники понимающе переглянулись. Романтик, помешанный на древних временах. Тех временах, когда метрополия была центром империи. Хэла польщённо зарделась. Историк, наконец, встал.

— Сегой, белый священник.

Эжес вежливо кивнул, улыбнулся, пожал протянутую руку и перевёл вопросительный взгляд на стоящего рядом мужчину. Пониже ростом и поуже в плечах, забавно утопающего в слишком просторном комбинезоне.

— Джегг, чёрный.

Руки эмпат не подал, напротив спрятал ладони, привычным движением скрестив руки на груди. Избегал прикасаться к другим людям без нужды. Особенно открытыми частями тела.

— Чёрный священник? — оживился историк. — В самом деле? О, в таком случае мне удивительно повезло! Какая потрясающая удача, случайно встретить такой редкостный, можно сказать, реликтовый… — Эжес осёкся под его взглядом. — Э-эм… простите, не будет ли с моей стороны нескромностью поинтересоваться, Джегг… Вы первый представитель сей удивительной профессии, кого я имею честь лицезреть, так сказать, воочию. А все литературные упоминания полны… самых противоречивых впечатлений. И, увы, содержат очень мало фактов. И это лишь подогревает любопытство. Мне всегда хотелось узнать, в чём конкретно состоит служение чёрного священника?

— В том же, в чём и белого, — пожал плечами Джегг. — Только я при этом причиняю боль.

На этот раз переглянулись женщины. И не только переглянулись, но и прыснули со смеху: основным служением Сегоя на корабле было услаждать Хэлу в постели. А Джегг, что же, садо-мазо практикует?

Эжес тем временем, наконец, обратил внимание на Налу. Расшаркался и с ней, указал на крохотный значок с логотипом, приколотый на нагрудном кармане, и завёл разговор о Суперкубке, надолго поглотивший их обоих. Джегг футболом не интересовался, да и историк не произвёл на него особого впечатления, так что он поспешил вернуться в рубку. К Астер.

Инженер довольно потягивалась в кресле.

— Шлюпка ушла, — сообщила она Джеггу. — Можно готовиться к разгону. А-а… ещё контейнеры обратно затянуть.

— Грузом я займусь, — он наклонился к её уху и заговорщицки прошептал, как будто в рубке был кто-то, кто мог их подслушать: — Узнаю, что такого романтичного в этой кабине управления.

Астер рассмеялась.

— Амок, иди с Джеггом и помоги ему. Он теперь тоже твой оператор.

Робот вытянулся на всю амплитуду своих шарниров, окинул священника сканирующим взглядом. И промолчал.

Джегг шагал по коридору и рассматривал своего шелестящего гусеницами спутника. Робот снова собрался, на этот раз сжав все сочленения до минимума, так что выглядел огромным нахохлившимся металлическим воробьём. Эта его сканирующая камера… и программный модуль. Их же явно добавили вручную. Джегг видел аналогичных роботов-манипуляторов в своём космопорте. Они мало чем отличались от автоматической тележки. Но инженер соорудила из технического приспособления почти полноценную личность. У священника возникло явственное ощущение, как будто Амок был ребёнком Астер, которому только что представили нового папочку. И он не очень-то доволен.

— Произошло что-то смешное? — осведомился робот скрипучим голосом. Гораздо более скрипучим, чем обычно. Он намеренно добавил неприятных человеческому слуху модуляций.

— Нет. Я улыбаюсь, потому что польщён.

— Требуется уточнение информации.

— Я правильно понял, что ты не принимаешь команд ни от кого, кроме оператора?

— Не совсем, — робот вернул голосу прежний тембр. — У членов экипажа есть пользовательский доступ на перенос тяжестей.

Джегг кивнул.

— Тем не менее, я должен счесть звание твоего оператора за большую честь, оказанную мне инженером Астер, не так ли?

Робот ещё раз просканировал его лицо.

— Это приемлемая реакция, оператор Джегг.

Сегодня дежурным по пищеблоку был Сегой. Раздавая порции, он с удовольствием рассматривал присутствующих. Эжес усиленно осыпал комплиментами попеременно Налу и Хэлу. Нала явно чувствовала себя из-за этого не в своей тарелке. А Хэла откровенно млела от его галантности. По крайней мере, кидать голодные взгляды на Джегга совершенно прекратила.

Чёрный священник грел ладони о чашку, сохраняя невозмутимое выражение лица. Но уголки его губ то и дело подрагивали, нет-нет, а пытаясь сложиться в довольную улыбку. Он светился изнутри.

Если бы Сегою не было достоверно известно, что последние несколько часов Джегг просидел в кабине грузового отсека, гоняя таль и наблюдая за тем, как Амок крепит контейнеры транспортировочными стяжками, а инженер оставалась в рубке, занимаясь подготовкой корабля к разгону, он бы решил, что чёрный зажал Астер где-нибудь в укромном уголке техэтажа и хорошенько отжарил.

— Привет! — вот и девчонка, легка на помине.

Историк вылупился на неё так, как будто через шлюз ввалился динозавр.

— Почему вы на меня так странно смотрите? — Астер демонстративно оглядела себя. — Вроде бы, ни крыльев, ни плавников.

Она сегодня тоже явно в приподнятом состоянии духа. Нет, серьёзно! Может, эти двое в рубке по-быстрому перепихнулись?

Нала с Хэлой притихли, наблюдая эту забавную сцену.

— Э-э… — выдавил из себя Эжес, с трудом вернувший на место отвисшую челюсть. — Вы ведь инженер «Гибралтара»? Мне говорили, его максимальная вместимость шесть человек.

— Всё верно, — кивнула Астер и уселась за стол. — Это я и есть.

Сегой протянул ей тарелку.

— М-мне говорили, вас зовут Мимир, — пояснил историк. — И я представлял себе, что вы минимум два метра ростом, косая сажень в плечах и…

— И мужик? — закончила Астер фразу за замявшегося историка. — Так многие думают. Мимир — прозвище студенческое. Был такой легендарный…

— Я знаю, кто это, — перебил Эжес, в состоянии шока несколько растерявший свою учтивость.

— Ах да, вы же историк, — улыбнулась Астер. — В общем, не принимайте близко к сердцу. Технический инженер Космопорта Рема — мой бывший однокурсник. Наверняка, ещё и глупостей вам всяких про меня наговорил.

— О… Он всячески превозносил ваше мастерство. Я, признаться, несколько нервничал, что мне придётся воспользоваться скафандром вместо шлюза, но он сказал, что вы…

— Да просто шлюпок в его парке не полный стандартный комплект, — поморщилась Астер. — Вас остальные транзитные корабли (которых на этом направлении не густо) отказывались брать. Он и меня не сразу уломал. Вот и пытается лестью загладить, чтоб я на него жалобу в контроль безопасности полётов не подала.

— А вы подадите?

— Нет, конечно, — Астер налила себе воды. — Толку-то? Он хороший специалист. При необходимом финансировании и шлюпки были бы все, какие по протоколу требуется. Но у них главный инженер — сыночек главы колонии. Так что ворует почти всё, и ничего ему за это не будет.

— Какое же настоящее имя носит такая загадочная и многомудрая дама? — историк быстро пришёл в себя.

— Астерия, — дружелюбно ответила девушка. — Но на этом корабле считают, что четыре слога — непозволительно много для имени. Так что Астер достаточно. Те же, кто опускаются до Асты, — она пристально посмотрела на Сегоя, — будут прокляты во веки веков.

Белый священник поднял руки в притворном раскаянии.

Джегг тоже прервал общение с собственной кружкой и посмотрел на девушку. Вот как… ему даже в голову не пришло, что Астер — не полное её имя.

— Астерия… — Эжес смаковал звуки этого слова. — Означает Звёздная.

— Я в курсе, — кивнула Астер, приступая к еде. Она в самом деле проголодалась: протокол предполётной проверки корабля обширен, а они и так выбиваются из графика из-за нестандартной стыковки и возни с грузом, так что у неё не нашлось даже времени на обычные перерывы с лёгкими закусками и чашкой холодного цитрина.

— Вам очень подходит. Прекрасная Дева, бороздящая пространство от звезды к звезде…

— Эжес — означает Благородный, верно? Надеюсь, вам ваше имя тоже подходит, — неожиданно для себя подал голос Джегг. Он тоже знал, как переводится Астер. Но отчего-то ни разу с ней об этом не заговорил.

— Д-да… — ответил историк с явным удивлением. — Это довольно редкая форма от…

— …от греческого корня, — не дал ему закончить Джегг. — А форма не такая уж редкая. За пределами Земли распространена у аборигенов рукава Щита-Центавра. — Он немного сощурился, припоминая: — там их восемь… или десять? Относящихся к первичной колонизации периода Научного Ренессанса.

Сегой расхохотался. Он сначала надеялся, что новенький сойдётся с Налой на почве общих спортивных пристрастий, но, кажется, всё обернётся куда интересней!

Джегг тоже с трудом подавил усмешку. Да, он ведёт себя как ревнивый мальчишка. Но, если уж начистоту, будучи мальчишкой он не мог позволить себе подобные глупости. Некого было ревновать. И не к кому. Почему бы не восполнить теперь этот пробел? Вместо вины или стыда Джегг чувствовал непередаваемую лёгкость. Он посмотрел на Астер. Она тоже улыбалась, очевидно, не принимая всерьёз их перепалку. Или, возможно, ей даже приятно?

Чёрный священник поймал её взгляд. Сегодня Астер открыта, без своего ментального скафандра, который обычно надевает в присутствии команды. Джегг мысленно прикоснулся к золотой нити и несколько мгновений прислушивался к её мельчайшим колебаниям. И понял, что разговор за столом занимал инженера очень мало. Астер думала о корабле. Конкретика от него ускользала, но общий фон эмпат мог определить: приятные хлопоты и радостное предвкушение. Не удивительно. Астер успешно завершила проблемную стыковку, готовилась к разгону и прыжку через малые ворота. Лёгкий укол совести заставил Джегга заинтересоваться, наконец, собственной тарелкой. Он, вроде как, собирался ей помогать, а вместо этого играет в детские игры с новым пассажиром.

— Так вы, значит, придерживаетесь гипотезы Священной Миссии как вторичного колонизатора? — обратился к нему между тем историк. Эжес явно обиделся не неполиткорректное название его родной планеты.

Джегг посчитал провокацию слишком грубой, а потому промолчал, сосредоточившись на трапезе. Но на этот раз заинтересовалась Астер:

— В смысле «гипотезы»?

Землянин одарил её мудрой улыбкой.

— У нас на Терре, — сделал он ударение на современном самоназвании планеты, — наиболее правдоподобной считается теория о независимом первичном заселении гуманоидных планет. Вероятнее всего, какой-то другой, может быть, даже не белковой сверхцивилизацией.

За столом повисло напряжённое молчание.

— Изящно, — Джегг отложил приборы в сторону. — И отлично решает проблему ответственности метрополии за Тёмные Века и кровавые бойни на планетах первичных колоний. Просто объявить, что первичной колонизации не было. А генетически совместимые люди по всей обитаемой Вселенной самозародились из разбросанных высшим разумом «спор жизни».

— Терра не обладает технологией строительства прыжковых ворот, — привёл Эжес железный с его точки зрения аргумент. — Так что первичной метрополией стать не могла. Может быть, вы отчасти и правы — и первичная колонизация действительно имела место. Но тогда её отправной точкой была не Терра.

— Сейчас не обладает, — пожал плечами Джегг. — Было ли это так на протяжении всех Тёмных Веков, с уверенностью сказать не может никто. Но что я могу утверждать однозначно: именно языки Старого Дома лежат в основе всех наречий обитаемых миров.

— Вы не можете этого однозначно утверждать, — мягко возразил историк. — Обитаемых миров сотни, и…

— Это он-то? — вмешался, наконец, Сегой. — О, чёрный священник может это утверждать, уж поверь. О чём, о чём, а о словах им известно всё. Это ведь их рабочий инструмент. Джегг, на скольких языках ты говоришь?

— Не знаю, — отмахнулся чёрный священник. — Зависит от того, что считать за отдельный язык, а что за диалект. А обитаемых планет на текущий момент двести восемьдесят три.

Историк тихо выругался на родном языке. Разговор явно сворачивал куда-то не туда. А странный человек в комбинезоне не по размеру коротко усмехнулся и, глядя куда-то в ребро переборки, выдал на том же наречии тираду таких скабрезных, но при этом гармонично сочетающихся между собой ругательств, что Эжес невольно заслушался.

— Красивый язык, — сказал Джегг, уже повернувшись к землянину. — Поэтичный. Хотя и не из самых распространённых на периферии. Может быть, из-за сложной грамматики.

— А могли бы мы, наконец, молча поесть?! — не выдержала Хэла. Ей были абсолютно безразличны и языки Старого Дома, и происхождение аборигенов на обитаемых планетах. Но ещё чуть-чуть, и эти двое подерутся! И ладно бы, из-за неё! Но из-за Астер?!!

Джегг воззрился на Хэлу так, как будто только что заметил. Её пышная грудь тяжело вздымалась, щёки заливал яркий румянец. Страстная женщина пылала гневом.

— Простите, капитан. Я, в самом деле, немного забылся.

Сегой, всё это время не спускавший глаз с чёрного священника, зябко повёл плечами. О, нет. Джегг ни на секунду не забывался. Уж кто-кто, а Сегой знал, на что способен голос такого, как он. Чёрный мог бы убедить землянина в своей правоте одной фразой, произнесённой должным образом. Но не сделал этого. Видимо, посчитал разногласия по поводу метрополии недостаточно еретическими. Или решил, что это не его юрисдикция. В конце концов, на «Гибралтаре» Джегг просто пассажир. Однако… (и Сегой расплылся в улыбке при этой мысли) экивоки Эжеса в сторону Астер его явно зацепили. Ага! А то всё сидит, морду кирпичом делает. Но белого священника не проведёшь!

А Нала думала о том, что весь этот бессмысленный спор можно разрешить очень просто: с помощью генетической библиотеки. Вот прямо сейчас она пойдёт в медблок и погрузится в изучение многообразия гаплогрупп. Хотя для анализа такого объёма данных алгоритм лучше задать. Придётся у Астер помощи попросить. Но ничего, не переломится Нала. Тема-то интересная. На научную работу тянет. А может, с алгоритмом справится Джегг? Вон, с синтезатором пищи у него выходит не хуже, чем у инженера. А это мысль!

После ужина, на этот раз протекавшего в деликатном молчании, все обитатели «Гибралтара» собрались в рубке. Астер заканчивала последние настройки мнемосхемы, Джегг расслабленно лежал в своём кресле, наблюдая за ней из-за полуопущенных ресниц. Хэла шепталась с Налой, отбиваясь от Сегоя, который то и дело пытался встрять в их разговор. А Эжес играл на кифаре.

Да, у него, в отличие от Джегга, был багаж. А в багаже лежала настоящая кифара. И историк, представившийся поэтом, оказывается, недурно умел обращаться с ней. Постепенно все разговоры затихли и даже Астер перестала стучать по терминалу — заслушалась. Тогда Эжес начал петь.

Твои дети всегда печальны.

Завещай им другую участь.

Твой гонимый народ опальный

Умирает, подолгу мучась…

Голос у землянина оказался неожиданно приятный, и баллада о межзвёздных беженцах, искавших свободы и безопасности, а вместо этого встретивших лишь ксенофобию, презрение и рабство, трогала за душу. Даже Джегга. Он прекрасно знал, за счёт чего это происходит. И мог бы разложить всю песню по косточкам и рассказать, как рассказывал не раз, отвечая урок своему наставнику, как на восприятие влияет размер стиха, как подчёркивают ритм и скрепляют строки удачные приёмы аллитерации, как хорошо, что название родной планеты несчастных беглецов ни разу не прозвучало — так что представитель каждой колонии мог соотнести историю со своей. Но было и что-то ещё. Что-то сродни дару священника сквозило в голосе историка, представившегося поэтом. Джегг мог разнести в пух и прах исторические теории Терры. Но талант певца проникал в слушателя минуя ворота логики. Эжес доносил до них свою чистую эмоцию. И сопротивляться этому ты не мог. Или не хотел.

«Наверное, так чувствуют себя те, кому ты читаешь проповеди», — мрачно подумал Джегг. Какой-то холодный наблюдатель на задворках сознания отмечал, как ему нравится эта музыка. И стихи. И одухотворённое лицо землянина, преобразившееся, пока тот пел. И… зависть. Зависть, теснившую грудь тем сильнее, чем слаще было наслаждение от баллады. Вот проклятье! Джегг всё сильнее сжимал подлокотники кресла, стараясь задушить в себе этого чёрного змея. Но тот лишь смеялся, оплетая его всё новыми кольцами.

«Взгляни на Астер, — шипел он, — как она прекрасна, когда у неё так сияют восторгом глаза. Как блестят слёзы, будто капли росы на бархатистом лепестке розы»

И тут же внутренний голос разразился хриплым, надтреснутым смехом.

«У тебя даже метафоры избитые, Джегг. Как там сказал Сегой? Слова — твой рабочий инструмент? Ты владеешь им недостаточно хорошо. Это я ещё мягко сказал. На самом деле…»

На какое-то время Джеггу удалось сконцентрироваться на мелодии кифары, заглушившей неприятный внутренний монолог. Но его взгляд снова упал на Астер.

«Посмотри, как чуть приоткрылись её губы! А этот мечтательный взгляд! Сейчас бы её и целовать. Только не тебе, Джегг. Конечно, не тебе. Ты… вроде Амока для неё. Техническое приспособление, которое, кроме прочего, беседу может поддержать».

Хуже всего то, что он ощущал восхищение Астер. Почти так же ярко, как своё. Возможно, именно в резонансе всё дело. Золотая ниточка, за которую он цепляется с такой настойчивостью, вибрирует на частоте его сердца, и так же, как в открытом космосе, во власти бесконечности Вселенной, разделённое с Астер чувство становится объёмней и полней. Джеггу было одновременно очень хорошо и очень плохо. Хотелось метаться и выть на мифическую земную луну, но он заставлял себя неподвижно сидеть, и, по возможности, не смотреть в сторону девушки. Лучше закрыть глаза и вообще никуда не смотреть. Хорошо бы уплыть отсюда на волне мелодичной реки в реальность баллады, где падают трагические тени, так хорошо гармонирующие с коварным змеем, пожирающим душу чёрного священника…

Сегой с интересом наблюдал за этим маленьким спектаклем. Сам-то он до песен-слезогонок не охотник. А девчонки слушают, открыв рот, даже Налу немного проняло, хотя на что уж вобла холодная. Эжес отдачу чувствует и наяривает ещё активнее. Но больше всего белого священника чёрный коллега интересует. Судя по его репутации, да и выходке за обедом, поэту сегодня может прилететь ментальная затрещина. Как бы Сегою мозги ему обратно вправлять не пришлось.

Эжес закончил играть, но не прижал струны пальцами, а позволил им свободно звучать, наполняя рубку корабля медленно угасающим «послезвучием». И лишь когда затихли даже они, раздались заслуженные овации. Всех, кроме Джегга. Чёрный священник неподвижно лежал в кресле, голова чуть склонилась набок, глаза закрыты, а дыхание ровно.

— Кажется, уснул под твою колыбельную, Эжес, — усмехнулся Сегой.

— У него был насыщенный день, — извиняющимся тоном сказала Астер. Как будто это её вина. — К тому же, мне кажется, Джегг ещё не вполне здоров.

— Здоров как бык, — возразила Нала. — Он у меня в медблоке после обеда сидел, я заодно полную диагностику провела.

Хэла удивлённо приподняла бровь. Интере-е-есно… что это Джегг в медблоке забыл, если диагностику ему проводили «заодно»?

— Эй, спящая красавица, вставай, — белый священник игриво похлопал чёрного по щекам. Густые и длинные, как у накрашенной девушки, ресницы дрогнули и…

Сегой не мог дышать. Словно кто-то схватил его за горло и поднял над полом. Только и пола никакого нет. Пустота вокруг. И кромешная тьма. Даже звёзд ни одной. Ужас пронизывал всё его существо. Сколько это длилось? Здесь не существовало понятия времени. Но вдруг, в один момент бесконечность свернулась до двух тёмных глаз, смотревших на него в упор.

Джегг моргнул. Сегой сделал глубокий, захлёбывающийся вздох, как будто очень долго пробыл под водой, хотя на самом деле его болтание на воображаемом крючке заняло не более одного взмаха ресниц чёрного священника.

Джегг слегка помассировал переносицу и небрежно провёл ладонью по лицу.

— Простите, — тихо сказал он. — Я, кажется, задремал. Это очень невежливо.

— Да чтоб тебя, — Сегой невольно попятился назад. За спину Астер. Вот для чего транквилизатор был нужен, оказывается. А он-то подумал, это дурацкая шутка главы Священной Миссии. Сегой вспомнил развороченную крышку криокамеры и судорожно сглотнул. Всё-таки у инженерки стальные яйца. Не то чтобы он раньше в этом сомневался, но…

— Всё хорошо? — на этот раз Астер сама взяла его за руку. Прежде это Джегга вроде бы успокаивало.

Но на этот раз его лицо исказилось жуткой гримасой. Всего на долю секунды, но девушка поспешно отстранилась.

«Отлично. Теперь ты и Астер испугал. Молодец, нечего сказать».

На самом деле он боялся сам. До заикания, до дрожи. Боялся, что она успела заметить сочащийся ядом сгусток нечистот у него внутри. Сегоя Джегг на дальней периферии перехватил, и то ему впечатлений надолго хватит. Но об этом чёрный священник почти не сожалел: белый должен быть в курсе, когда не стоит руки распускать.

Джегг неловко выбрался из кресла и встретился взглядом с поэтом, всё ещё сжимавшим в руках кифару. Постарался улыбнуться как можно сердечнее.

— Спасибо за балладу. Она в самом деле прекрасна.

Чёрный священник отвесил историку формальный поклон, довольно странно смотревшийся в мешковатом комбинезоне. Но Эжес серьёзно кивнул, принимая комплимент. Он мало что понял из разыгравшейся сцены, но склонялся к выводу, что Астер права и Джегг действительно не совсем здоров. Возможно, даже психически.

На двери каюты есть комм. Но что, если он уже спит? После недолгих раздумий, она постучала в металл костяшками пальцев.

Джегг не знал, сколько пролежал без сна, созерцая тёмный потолок. Он утратил чувство времени. Мысли перескакивали с одной на другую, не давая ни секунды покоя.

Сначала думал о Рейвзе. Чёрный священник презирал его тщеславие. И его методы. Но Рейвз по крайней мере во что-то верил. У него был какой-то идеал. Общество, которое конструировал ударившийся в мессианство белый священник, вызывало у Джегга отвращение, но кто он такой, в конце концов? Сам он, кажется, способен только разрушать. Чёрный священник долгое время считал себя неуязвимым к ереси. Ведь перед глазами всегда был пример учителя Стила. Казалось, невозможно пропустить через себя столько диктаторов, а потом самому стать одним из них.

А ревность и зависть? Разве мало было их среди тех, кому Джегг когда-либо читал проповедь? Память услужливо подсунула подонка, несколько часов истязавшего девушку только за то, что та решилась его бросить. Даже не к другому уходила — просто сказала, что не может больше на него смотреть. А он избивал её, душил, пока она не начинала терять сознание, потом приводил в чувство, и снова избивал. Топил в ванне. И снова приводил в сознание. Потом начал резать. Воспоминания такие яркие… как его собственные. Они и есть его собственные. Джегга скрутило таким спазмом отвращения, что он помимо воли свернулся на кровати в позу эмбриона. Почему он не может это забыть? Почему он не в состоянии забыть никого из них? Смог бы он ударить Астер? Сейчас об этом невозможно даже подумать. А потом? Эти мысли сводят с ума. Или наоборот? Может быть, только эти мысли спасают его от того, чтобы стать одним из них?

Нервы в самом деле ни к чёрту. Надо бы встать. Сделать серию дыхательных упражнений. Попробовать погрузиться в медитацию. Но он продолжал лежать, уткнувшись лбом в тёплый металл стенки и кусал губы. Не хватало то ли воли, то ли сил, то ли мотивации. Какая разница, в конце-то концов, заснёт он, или нет? А если заснёт, какие будет видеть сны?

Его внимание привлёк стук в дверь.

Странно. Есть же комм. Но кто-то негромко стучал с той стороны. Энна когда-то так стучала в дверь его комнаты в интернате. Как будто надеясь, что он не услышит.

Джегг встал и открыл. Увидев Астер, не удивился. Но внутренне напрягся. Он физически не мог сейчас с ней говорить. И заранее боялся неловкого молчания, которое повиснет по обе стороны двери.

Астер его настроения не разделяла. Напротив, убедившись, что Джегг одет и даже отдалённо не напоминает разбуженного человека (зато очень походит на мучимого бессонницей), она мысленно похвалила себя за верное предположение.

— Я собираюсь сходить наружу. Хочешь со мной?

Он молча кивнул.

На этот раз священник справился со скафандром гораздо увереннее и быстрее. Но Астер всё равно, как только задраила внешний люк, кроме обычных страховочных тросов закрепила ещё один — связывающий их скафандры между собой. Джегг не возражал.

Скопления галактик поглотили его, как и в прошлый раз. Как и в прошлый раз сомнения, боль и страхи больше не были важны. Так же, как надежды, мечты и…

— Астер… — тихо позвал он. Тихо, но всё-таки вслух. И чувствительный микрофон в его скафандре педантично передал этот полушёпот-полувздох в её наушник.

— Я думаю, Ничто распадается на противоположности, так как Вселенной интересен процесс, но в целом не имеет значения результат, — сказала она, продолжая созерцать панораму перед собой. Как будто продолжала беседу, в прошлый раз прерванную оторвавшимся тросом. — Вселенной отчего-то важно, чтобы что-то происходило: скопления газа уплотнялись, звездообразование шло, галактики разлетались или сталкивались, взрывались сверхновые или образовывались чёрные дыры. Не знаю, может быть, она расширяется за счёт происходящего. Или нет. Не важно, в общем-то. Потому что нам, в отличие от Вселенной, ведь не всё равно. Мы существуем в таком узком диапазоне граничных условий, что это едва можно себе вообразить. Крохотный отрезок температур, давления, гравитации, количества измерений, скорости и направления течения времени, а ещё соотношения норм морали и уровня цивилизации… Сочетание всех этих условий — меньше статистической погрешности. То, что мы существуем — достойный удивления факт. И чтобы он имел место и дальше, нам придётся направлять реальность вдоль того же узенького коридора. И мы не можем позволить себе роскошь сваливаться ни в абсолютный ноль, ни в сердце голубой звезды, ни в абсолютное добро, ни в абсолютное зло, ни в полный контроль, ни в разнузданную анархию.

— А если я устал бежать по канату, балансируя над пропастью? — глухо спросил Джегг не столько у неё, сколько у себя.

Но Астер ответила:

— Тогда найди того, кто будет тебя страховать.

Священник резко дёрнул головой.

— Я не собираюсь никого тянуть за собой в бездну.

— Просто тебе нужен тот, кто будет падать из бездны в обратном направлении, — Астер ловко перевернулась вверх ногами и теперь весело болтала ими на фоне Вселенной.

— Как это? — Джегг начал утрачивать ориентацию и в метафоре, и в пространстве. Звёзды со всех сторон рассыпались равномерно, Астер сохраняла невозмутимое выражение лица, так что священнику постепенно начало казаться, что вверх тормашками завис он сам.

— Как электромагнитное поле, например, — пояснила Астер, нисколько не смущаясь тем, что располагается «валетом» относительно собеседника.

— Кинетическая энергия электрического поля, расходуясь, увеличивает потенциал магнитного, — задумчиво развил мысль Джегг.

— И наоборот, — Астер медленно прокрутилась вокруг троса, натянутого между их скафандрами, и снова оказалась со священником лицом к лицу.

«Но что это означает практически? — думал Джегг. — Значит ли это, что если мной всё сильнее начинают одолевать низменные чувства, то в ком-то этот процесс вызывает возвышенные порывы?»

— Ты очень добра ко мне, — отрешённо сказал священник, не глядя на Астер. Если кто-то и выпал на него из бездны мрака и ужаса, то именно она.

— Глупости, — девушка легкомысленно отмахнулась, отчего её тело тотчас же закрутилось в другую сторону. На этот раз она зависла лицом к кораблю.

— Но ты достала меня из капсулы, рискуя карьерой, хотя и не должна была, — возразил Джегг, осторожно пытаясь развернуться таким же образом.

«Чёртов ты невротик!» — подумала Астер.

— А тебе не приходило в голову, — устало спросила она, — что я в этой консервной банке уже несколько месяцев, и скучно тут до смерти? И такой подарок судьбы! Пафосный чёрный священник с пометкой «буйный». Как было мимо пройти? А карьера… Ха! Скажешь тоже! Было бы чем рисковать.

Тон был безупречен. Если бы Джегга не согревало воспоминание о её нежном участии в тот день, когда пришёл в себя на корабле, он мог бы поверить в эту мотивацию. Наверное, смог бы.

— А сейчас ты здесь со мной купаешься в звёздах вместо того, чтобы спать. Хотя после завтрака начало разгона.

— Ты уж извини, но это ты здесь со мной. И именно потому, что после завтрака начало разгона — последняя возможность поболтаться на воле, до самых прыжковых ворот. Я, конечно, училась на корабельного инженера, но кто ж знал, что у меня при длительных рейсах клаустрофобия развиваться начнёт. Если хочешь знать, это мой последний вояж. Я и подписалась-то к Хэле в команду только потому, что в направлении Спиральной станции из этого рукава почти никто не летит.

Однако он прав. Что это она прицепилась к нему, как банный лист? Да, из лучших побуждений, но его это, кажется, уже начало тяготить, а отталкивать её неудобно — спасительница, как-никак. Неловкая ситуация. Опять на те же грабли!

— Ты тоже летишь на Спиральную станцию? — небрежно спросил Джегг, не желая проявлять излишней заинтересованности к цели её путешествия.

У Астер противно сжалось что-то в районе желудка.

— Ты тоже поступаешь на инженерный в Серебрушку? — спросили у неё однажды ровно таким же тоном. Ну точно! Сколько лет уже прошло, а она всё такая же дурочка — слишком быстро привязывается к людям и слишком быстро начинает их тяготить.

— Мне, собственно, не на станцию. На планету, вокруг которой она на стационарной орбите крутится, — сухо сказала Астер, не желая дальше развивать ни эту тему, ни ход собственных мыслей. — Ладно, давай возвращаться. Кислорода меньше половины уже. Да и спать пора, в самом деле.

Они молча спустились на корабль. Молча забрались в люк. Молча сняли скафандры. Джегг уже решил, что так же молча Астер развернётся и уйдёт, но она окинула его изучающим взглядом и замерла в нерешительности.

Ужасно хотелось прижать её к себе. Устроить её голову у себя на плече. Гладить волосы. Вдыхать запах. Но он лишь произнёс:

— Могу я… чем-то помочь?

Волшебная фраза. Всегда срабатывает. Как оказалось, даже на уроженках Норга.

Астер немного смутилась. Замялась. Но всё же сказала:

— Возможно, это не моё дело… — он ободряюще кивнул, требуя продолжения. — Но я не могу перестать думать об этом…

Она его с ума сведёт.

— Вы за обедом разговаривали сегодня о языках… — Астер говорила быстро, как будто с разбегу прыгала в холодную воду, — и Сегой сказал, что слова — твой рабочий инструмент. И я вспомнила, что редуктор интубационной трубки кто-то нарочно испортил. И если бы криокапсулу разморозили штатно, ты бы не погиб, скорее всего, но потерял голос. И…

— И первое, что я сделал бы после этого — перерезал себе горло, — сообщил Джегг.

Она испуганно отшатнулась.

— Но почему?

— Потому что для меня это было бы хуже смерти. Есть вещи, которые чёрный священник может делать и без помощи слов. Но это… самая неприятная часть работы. А когда ты ещё и не можешь беседой подготовить того, кому будешь читать проповедь… — его явственно передёрнуло. И от Астер это не ускользнуло. — В общем, я предпочёл бы в таком состоянии не существовать.

Рейвз не мог его просто убить. Может, он и поверил сам в бред, который нёс про равенство и уважение, у белых священников с самовнушением проблем не возникает, но если бы бывший друг замышлял его прямое убийство — Джегг бы почувствовал. И тогда не поздоровилось бы Рейвзу. А так…

— Нет, я имею в виду, даже повреждённые связки можно восстановить. Искусственные вживить, в конце концов.

Джегг отрицательно покачал головой.

— Я, возможно, смог бы снова говорить. Но не… беседовать. Это не одно и то же. Я не знаю, как объяснить.

Вот, он её расстроил. Священник сердился на себя и хмурился. Зачем он ляпнул про перерезанное горло? Нашёл о чём с девушкой на ночь глядя разговаривать. Идиот.

— Спокойной ночи, Джегг, — тихо сказала Астер и проскользнула мимо него в сторону своей каюты.

Кажется, она его не на шутку рассердила. Опять. Впрочем, оно и понятно — кому понравится, когда посторонние лезут в твою личную жизнь? Она и сама бы бесилась. Ладно, пролетели. С завтрашнего дня она оставит Джегга в покое.