Тернистая звезда

Глава 17. Грёзы

Инвалидное кресло на магнитной подушке метнулось к Джеггу, как пушечный снаряд, и обдало священника неиссякаемым фонтаном презрения пополам с возмущением. И немножко капельками слюны.

— Где ты шлялся? — красный от напряжения магистр срывался на крик. — У тебя что, дела ещё какие-то нашлись? — липкий взгляд Главы Священной Миссии зацепился за девушку в бальном платье. Выбралась из мобиля вслед за бессовестным чёрным священником. — В бордель решил заскочить?

— Убери его, — коротко обратился Джегг к Фарху вместо приветствия. — Мешает.

Легионер не заставил себя упрашивать: сходящий с ума от страха и ненависти магистр ему и самому надоел уже хуже отчёта по стандартной форме.

— Магистр Оберон, извольте проследовать в укрытие, — нейтральным тоном произнёс Фарх.

Ребята, из стоявших по близости, едва заметно заулыбались на это вычурное «извольте», но белый священник на изысканность обращения внимания не обратил. Продолжал орать:

— Да как ты смеешь, падаль!

— Да уж смею, — легионер невозмутимо перехватил управление креслом и теперь вертел им со своего мультикуба, как игрушечным планетоходом, о котором мечтал в детстве.

— Ты обязан подчиняться мне, центурион!!! — орал магистр, тщетно пытаясь встать на безжизненные ноги. — Я Глава Миссии! Я приказываю тебе!

— Разогнался, — сквозь зубы процедил Фарх. И уже громче добавил:

— Приказывать верхоглядам своим будешь. А я подчиняюсь только легату Легиона.

— В порошок сотру! — взвизгнул магистр таким высоким голосом, что Джегг поморщился.

— Максимум, на начальство моё надавишь, чтоб разжаловали, — со скучающим видом поправил центурион. — Как Рахоя. Валяй, пиши свои кляузы. Можешь заняться прямо сейчас.

— Вазиис, сделай что-нибудь! — уже другим, почти заискивающим тоном возопил Оберон.

Но центурион с любопытной эмблемой — чёрная точка в верхней части белого круга — лишь деликатно кашлянул в рукав и взялся за ручки кресла.

— Центурион Фарх действует в соответствии со своей присягой, магистр, — примирительно заметил верхогляд. — Он заботится о вашей безопасности. Мы все тут заботимся о вашей безопасности!

С этими словами он кивнул Фарху и дальше кресло толкал уже сам.

— Ты в самом деле долго, — хмуро заметил легионер, обменявшись с Джеггом приветственными жестами. — Были проблемы? Вертушку почему не взял?

— Мне необходимо было настроиться.

Джегг проследил взгляд, который Фарх, как и Оберон чуть ранее, вперил в его спутников. Центуриона куда больше заинтересовал Сегой, чем девушка.

— Позвольте представить вас друг другу, — счёл необходимым прояснить ситуацию чёрный священник. — Центурион Фарх командует операцией ликвидации террористической угрозы. Сегой белый священник.

Белый священник скроил скептичную гримасу: оцепить здание и ждать чёрного, когда он за тебя всё порешает — так себе руководство.

Фарх же серьёзно приложил кулак к груди, выражая уважение новому знакомому.

— Слышал о вас в связи с Эйнхерией. Хорошо, что вы здесь. Белый священник Оберон… — легионер чуть скосил глаза в сторону, куда верхогляд утащил кресло с Главой Священной Миссии Бхара, — сегодня не в форме.

И Сегой мнение о центурионе немедленно поменял. Потому что с таким руководством — мужик отлично держится. Белый священник тоже приложил кулак к груди.

— Буду рад сделать всё, что в моих силах.

— А это, — Джегг сам не заметил, как снова взял девушку за руку. И потребовалось некоторое усилие воли, чтоб её отпустить, — это Астер. Она…

«Она моё сердце», — чуть было не сообщил Фарху Джегг.

Но Астер вклинилась в мгновение, когда он делал вдох, и представилась самостоятельно:

— Можете считать, сегодня я его личный госпитальер.

От Фарха не укрылось, с какой нежностью чёрный священник смотрит на девушку, поэтому просто кивнул, принимая информацию к сведению.

Но Джеггу этого показалось недостаточно.

— Ты должен беречь её, как зеницу ока, Фарх.

— Как что? — беспомощно округлил глаза легионер. Никогда он не понимал этих литературных метафор. Да и пора заканчивать уже с болтовнёй.

— Как меня, — предельно доходчиво перефразировал Джегг. — Когда я вернусь, она должна быть здесь, в целости и сохранности. Понятно?

— Понятно, — покладисто кивнул Фарх.

Чего ж тут непонятного.

— Хорошо, — Джегг уже обозревал сцену своего предстоящего выступления.

Сказочный замок в стиле сказок старой Терры. Живописный парк. Несколько вспомогательных строений: видимо, для слуг и технических нужд. Отличное место, чтобы в охоту играть.

— У тебя всё готово? — обратился Джегг к Фарху.

Тот протянул священнику компактный микрофон.

— Давно. Только тебя и ждали.

Джегг проверил устройство, помедлил немного и обернулся к Астер. Произнёс на норгском:

— Если тебе не сложно… постарайся не злиться на меня в ближайшие несколько часов.

— Звучит как что-то невыполнимое, — попыталась улыбнуться Астер. И не смогла. Она уже начинала злиться. Например, за то, что Джегг напялил этот свой элитный офицерский костюм, а шлем к нему и не подумал взять.

— Мне тяжело, когда ты злишься, — его голос звучал с обезоруживающей искренностью. Просто руки опускаются. Но и раздражение тоже проходит.

Астер обняла его.

— Хорошо, Джегг, я не буду злиться. Обещаю.

Он наклонился к ней, как будто хотел поцеловать. Но не стал. Высвободился из объятий и решительно двинулся к оккупированному дворцу. Не оглядывался и на ходу заговорил на незнакомом Астер языке:

— Что ж, дети мои, вы хотели беседы со старшими, время пришло. Я действительный член конклава этой колонии. И я чёрный священник.

— Там динамик? — спросила Астер у центуриона. Голос Джегга доносился откуда-то из-за невысокого кирпичного домика со скатной кровлей: то ли домика привратника, то ли садовника.

— И не один, — подтвердил Фарх. — Если Проповедник их снайпера выманит, наши снимут.

— Я изучил ваши требования, — между тем неслось уже из-за ствола высокого дерева. — Многие из них вполне обоснованы.

Арг намётанным взглядом искал в ветвях и на крышах вспомогательных зданий спрятавшихся легионеров. Один, второй, третий… А вот тот, четвёртый, кажется, не один.

— Я гарантирую, что бомбардировки жилых кварталов будут пре…

Последнее слово потонуло в яркой вспышке. Стреляли из энергетического оружия, откуда-то из-за декоративной, закрученной спиралью башенки. Тот, кто разнёс динамик, сам мгновенно погиб в ответном залпе сразу трёх легионеров.

Четвёртый же взял на прицел чёрного священника, который как раз вышел из парка на открытую площадку перед парадным входом.

На самом деле тело четвёртого легионера с нашивкой секунда просто валялось тут же, на красной черепице, и кровь стекала прямо в водосток. Картинка впечаталась в сознание Арга, так что он мысленно продолжал оценивать полутона и оттенки красного на красном, пока руки привычно брали в захват шею стрелка. Тот дёрнулся и всё-таки нажал на спуск. Арг выругалася. Лучше бы его издалека снять, но если из бластера зарядное энергоружья задеть, так рванёт, что…

Верхогляд потратил несколько драгоценных секунд, чтобы надёжно обездвижить пленника. Кто-то из легионеров Фарха уже сюда бежит… Арг осторожно выглянул наружу и с облегчением выдохнул: чёрный священник Джегг уже скинул с себя пылающую накидку и остался в доспехе Императора Вселенной. В самом деле похож ведь! Арг издал нервный смешок. Астер разглядела его, да… А комбез и в самом деле штука отличная: прямое попадание луча выдержал. Вон, только пятно яркое на панцире осталось. Да и то остывает быстро.

Джегг перечислял требования террористов, которые готов был удовлетворить, но прекрасно знал, что вряд ли будет услышан. Бессмертные обнаруживают себя внутри периметра колонии не чтобы договариваться. А чтобы умирать. Просто хотят подороже продать свои жизни, утянуть за собой возможно более значительных людей. Ни Оберона, ни Стелию они не посчитали настолько важными персонами, чтобы всю операцию окупить. А вот дерзкий чёрный священник, говорящий на их родном языке, кажется, произвёл впечатление.

Джегг ощущал внимание, направленное на него со стороны снайперов-легионеров как лёгкие нити-щупальца. Одна из этих нитей внезапно оборвалась, но тут же её место заняла другая — обжигающе-горячая. Значит, один из легионеров мёртв. Это плохо и само по себе, но ещё и потому, что в здании, очевидно, профессионалы собрались. Подобраться к снайперу незаметно определённая сноровка нужна.

Кожу жгло знакомое ощущение: взгляд человека, намеренного его убить. Джегг дождался лёгкого изменения напряжённости внимания и плавно, будто в танце, развернулся, уходя с траектории выстрела.

А она взяла, и изменилась, эта траектория. Потому что недремлющий секунд пытается задушить стрелка.

— Вот ракшас, — тихо выругался Джегг, сдирая с себя пылающую одежду.

Спасибо Стелии за дурацкий костюм — залп он выдержал. Но ещё бы немного, рвение верхогляда прикончило бы его подопечного.

Счастливая мордашка телохранителя выглянула из-за парапета кровли. Джегг сделал успокаивающий жест. Не столько секунду, сколько себе. Смерть, пролетевшая так близко, заставила сердце колотиться, а зубы сжиматься до боли.

Не может он сегодня погибнуть. Не на глазах у Астер. Астер никогда ему такого не простит.

Джегг поднёс руку к микрофону. Хорошая система, аналоговая — не то что стандартные цифровые передатчики шлемов, отсекающие важную часть его голосового диапазона. Фарх подготовился: возмущение священника лавиной обрушилось на захваченный сказочный замок, одновременно со всех сторон.

— Ты хотел говорить с равным, подлый ракшас? Это твой разговор? Будешь палить в меня из каждого угла, как последний трус? Хороши нынче воины Павитра Пратирод кии Сина! Даже подлый Кирмира дрался лицом к лицу и один на один!

— Сам ты ракшас, — буркнул кто-то из-за колонны слева.

И Джегг едва успел подавить довольную усмешку: зацепил всё-таки. Старательно тараща глаза (у коренных народов это отчего-то считалось признаком крайней ярости) чёрный священник обернулся на голос.

Лица мужчины не видно: только тюрбан торчит. В левой руке он сжимает оружие — какое именно, Джеггу тоже не видно. Потому что правая рука прижимает нож к горлу женщины. Белая сутана ниспадает широкими складками, закрывает человека у пленницы за спиной. А мешок на голове не даёт разглядеть её лицо. Но Джегг знает, кто перед ним.

— Усе джаане до, — произнёс чёрный священник, перекатывая во рту слова, будто камешки. «Отпусти её».

Рука с ножом дрогнула, но не отнялась. У этого человека сильная воля. А зрительного контакта нет. Значит, будем беседовать дальше. Стелия промычала что-то невнятное — должно быть, кляп во рту. Попыталась мотнуть головой, чтоб щекой достать руку бандита — но это бессмысленно, Бессмертный в перчатках. Впрочем, Бессмертный ли? Судя по голосу, он уже не молод.

— Скажи ей, если ещё раз дёрнется — уши отрежу! — прорычал мужчина.

И Джегг отчётливо уловил нотку страха. Слабую, хорошо подавленную. Но всё же.

— Допустим, — сказал чёрный священник и сложил руки на груди. — Допустим, ты отрезал ей уши. Перерезал горло. Дальше что?

Тебе ведь тогда придётся встретиться со мной лицом к лицу. А ты этого боишься!

— Одной шайтанкой станет меньше!

— Шайтанкой или ракшасой? Ты б определился.

Мужчина неловко переступил с ноги на ногу за спиной у Стелии.

— А разница?

— Да культуры разные, — Джегг отошёл в сторону и уселся на постамент колонны. — Ты вот, если по выговору судить, из потомков Каурууву. — Джегг снял ботинок, демонстративно вытряхнул из него камешек. — А ведёшь себя, как преданный делу Паанду. — Ботинок вернулся обратно на ногу.

— Не тебе, подлый ракшас, судить о благословенном воине!

Джегг видел, что его собеседника начинает тяготить не только каверзная беседа, но и неудобная поза, в которой он вынужден стоять. Чёрный священник устроился на своём парапете с нарочитой небрежностью: откинулся назад на расставленные локти, ноги вытянул вперёд.

— Если тебя благословлял Мохан, так он меня ракшасом не считает. Уже.

— Ты колдун! И помрачил его разум! — мужчина махнул рукой в обвиняющем жесте и Джегг разглядел в ней энергоружьё.

Хорошо. Огнестрельное отчего-то считается более примитивным, но свинцовую пулю панцирь Императора Вселенной вряд ли выдержит.

— Может, я несу свет? И разум ему как раз прочистил. Ты как вообще определяешь, кто свой, а кто чужой? Кого слушать, а кого прирезать?

Чёрный священник встал, но в сторону собеседника даже не смотрел. Он уловил намерение так же, как внимание снайпера незадолго до этого разговора. Может, и неплохо, что Арг разыграл свою мизансцену. Без натурных испытаний Джегг вряд ли решился бы на следующее па этого смертельно опасного танца. Сегодня он не может позволить себе слишком рисковать.

Террорист толкнул Стелию прямо на Джегга, но затёкшая рука послушалась не сразу — промедлила мгновение, прежде чем вскинуть оружие и выстрелить, одним залпом пронзая и Ракшаса, и его презренную шайтанку, что б он там о разнице культур ни говорил.

Но этого мгновения Джеггу хватило, чтоб сграбастать женщину в охапку и развернуться спиной к энерголучу. То ли из-за того, что расстояние на этот раз было совсем небольшим, то ли ружьё у этого субъекта оказалось лучше заряжено, чем у снайпера, но теперь Джеггу было горячо: пятно жара пришлось как раз между лопатками. Может, небольшой ожог останется. Но думать об этом некогда.

Потому что, не останавливая вращательного движения, чёрный священник выпустил из рук коллегу и завершил оборот в триста шестьдесят градусов.

А паливший в него террорист не успел отвести глаз.

Неудачник.

Орион жарил немилосердно. Так, что невозможно было дышать: воздух сплавлялся в лёгких с песчинками, мелкими, как пудра, спекался в камень. А разве камнем можно дышать?

Джагжид закашлялся, прикрываясь рукавом от разъярённого светила, и попытался оглядеться. Где это он?

Кругом простиралась пустыня. Горячий ветер гнал тучу пыли, цепляющуюся за верхушки дюн. Тут и там из песка торчали каменные остовы. Обгоревшее дерево. Голова бога-героя Нааяка.

Джагжид со стоном вцепился в собственную бороду. Перед ним лежал Священный Хампи! Стёртый с лица планеты. И, видимо, уже давно.

— Нравится?

Человек в инкрустированном золотом чёрном доспехе подобрался на удивление бесшумно. Лицо говорившего, с тонкими, благородными чертами, было Джагжиду смутно знакомо, но вспомнить, где он его прежде видел, отчего-то никак не получалось. Вместо шлема на воине белая чалма с двумя золотыми перьями. А рядом весело прыгает оцелот. Огромный, как пантера.

— Что, махараджа? — задыхаясь и кашляя, спросил Джагжид.

— Дело рук твоих, — чудесный воин широким жестом очертил всю пустыню до горизонта. — Это ведь ты сотворил.

— Я? — искренне удивился Джагжид.

— Конечно, ты, — серьёзно кивнул человек с оцелотом. — Это ведь ты растерзал толпу женщин и детей в сердце колонии Большого Пса. Ещё и верхушку конклава проредил. Помнишь, хотя бы, зачем?

Джагжид помнил.

Надо было показать им Силу. Мощь. И неотвратимость. Внушить страх этим чужакам, захватившим их исконные земли. Окружившим себя забором. Им, считавшим себя более умными, более цивилизованными. И неуязвимыми.

Горло не саднило, как если бы Джагжид проталкивал через него слова пополам с пылью. Ведь Джагжид молчал. Но махараджа с боевым оцелотом, должно быть, читал его мысли, потому что произнёс:

— Разве сильным мы зовём того, кто избивают женщин и детей? Нет, Джагжид. Так поступает только злодей. Сильный истребляет зло, а не тех, кого легче истребить. Вы считали себя сильными, убивая колонистов. А колонисты считали себя сильными, стирая в порошок вас. Прекрасно, не так ли?

Каждая пылинка вокруг стала вдруг состоять не из песка, а из стыда. Целая пустыня стыда. Джагжид вдыхал стыд, кашлял стыдом и валялся по стыду, роняя на него почерневшую слюну, тоже сплошь состоящую из стыда.

А безжалостный махараджа не отставал.

— Идём, я покажу тебе.

Джагжид не хотел идти. Но шёл. Мимо улицы, на которой жили его родители. Мимо занесённых песком каналов. Мимо разрушенных домов.

Когда навстречу стали попадаться отполированные песком скелеты в обрывках ткани, Джагжид упал, но оцелот встряхнул его за шкирку, как мелкого грызуна, и заставил продолжать путь.

— Они победили нас, — стёсанными о песок губами шептал несчастный.

— Нет, — жёстко отрезал его проводник. — Не победили.

И дальше они снова шли по пустыне. Но теперь из песка торчали бетонные остовы и неряшливая бахрома арматуры, покорёженные листы металла, огромные, как от космических кораблей.

Они и были от космических кораблей.

— Когда Бессмертные поняли, что проигрывают, они отравили все источники воды вокруг колонии. И взорвали космопорт, — рассказывал жестокий махараджа, возложивший на Джагжида ответственность за эти чудовищные разрушения.

— Мы убили вообще всех на планете? — с ужасом прохрипел Джагжид.

— Нет, — синхронно шелохнулись два золотых пера на чалме. — Кое-кто остался. Люди живучи, знаешь ли. Забились в дальние пещеры. Откатились в развитии лет на пятьсот. Но живут. Вместе. Потомки Каууруву, Паанду и колонистов Большого Пса. Они теперь один народ. Очень примитивный. Но один.

Дагжид выл и снова валялся в пыли. Махараджа молча смотрел. А потом встал рядом на одно колено, и тихо спросил:

— А знаешь, кто победил?

Воспоминание озарило сознание, как вспышка.

— Юсфиталь, — имя вырвалось легко, как будто губы смочили водой.

Он помнил её последнюю улыбку. Перед тем, как она садилась в шлюпку-челнок. Он ведь сам её на стартовую площадку провожал.

— Юсфиталь, — подтвердил оцелот, ткнувшись мордой Джагжиду в плечо. — Вспомни, зачем это ей.

И пустыня рассыпалась. Воронкой ухнула вниз, в пустоту, а несчастный человек катался по брусчатке и выл от осознания того, что было известно ему и раньше, прежде. Про шаха Рамода, про то, как он не желает допустить перемирия между колонией и коренным населением на Большом Псе. Джагжид ведь не одурманенный Бессмертный. Он всё знал! Просто ему нравилось убивать. Он обожал это ремесло, получал удовольствие от унижений, которым раз за разом подвергал колонистов. Нравилось, как легко ему удавалось вербовать зажравшихся юнцов, решивших взбунтоваться против родителей и взрывавших, что им прикажут. Нравилось чувство власти, контроля над сотнями жизней.

А теперь его самого бросили в топку, как коровье дерьмо. Как расходный материал. И его, и всех, кого он любил. Всю его родину. Как можно было быть таким слепцом? Как можно было не предугадать события на один шаг вперёд?

Было же понятно, что колония станет мстить. После одной девочки зверства в тюрьмах над коренными начались, а после того, что он сегодня совершил, после всех этих…

Джагжид замер и медленно встал, озираясь. Дворец стоял невредим. Деревья шелестели листвой.

— К-какой сейчас день?

— День, в который ещё не поздно всё изменить, — сказал махараджа. При нём теперь не было оцелота. Да и тюрбан куда-то подевался. — Но поторопись.

Джагжид рванул внутрь со всех ног. А Джегг устало улыбнулся ему вслед. Очень удачно, что биться один на один с Ракшасом вышел сам маалик, главарь. Всего-то и нужно было, что крючок цепочки-проповеди на него нацепить. Теперь каждого своего последователя, которого он встретит, ждёт та же пустыня и тот же незабываемый опыт. А если кому-то не хватит… что ж, чёрный всё ещё здесь.

Даже двое чёрных.

Стелия успела уже как-то освободиться от мешка на голове. А стяжку на руках ей разрезает Фарх.

— Пока не окончено, — предупредительно поднял ладонь Джегг.

Легионер понимающе кивнул и отошёл назад, к оцеплению. А чёрный священник обратился к коллеге:

— Когда будет можно, выводи детей.

Стелия решительно кивнула. Она отступать не собиралась. Но на всякий случай уточнила:

— А когда будет можно?

— Ты поймёшь.

Даже теперь он не позволил себе посмотреть на Астер. Золотая ниточка его сердца сначала звенела от напряжения, а потом вдруг замерла, застыла. Стоит повернуть голову, и он не сможет думать ни о чём, кроме неё.

А работа ещё не окончена. Джегг дал легионерам знак не стрелять.

— Не забывай дышать, — шепнул Сегой на ухо Астер.

И та машинально сделала вдох. Да. Надо не забывать. Дышать, стоять на ногах…

Когда Джегга настиг первый энерголуч, Сегой перехватил покачнувшуюся девушку поперёк живота. Он и тогда говорил ей что-то… но она не слышала. Не слушала. В голове каким-то чужим, нечеловеческим пульсом билась пустота.

Непоправимое едва не произошло.

«Я не злюсь, не злюсь, не злюсь. Я не злюсь, не…»

Она повторяла слова, как мантру, уже не осознавая их смысла. Реальность давила невозможностью повлиять на неё. Астер один за другим прокручивала в голове сценарии освобождения заложников, которые могла бы предложить осуществить легионерам… и сама же отметала их один за другим. Слишком много потерь. Доза усыпляющего газа, достаточная, чтоб вырубить взрослых мужчин, будет смертельна для детей. А если… нет, тоже нет… Но почему у них нет другого плана, кроме как стоять и смотреть на Джегга, по которому стреляют из энергоружья?

Астер тоже смотрела. Ей было так страшно, как никогда прежде не было. Не то чтобы девушка, сбежавшая из колонии Норг в Серебряную, вела такую уж размеренную жизнь — Астер приходилось уже не раз смотреть в глаза человеку, намеренному её убить.

Но к себе она почему-то не относилась настолько всерьёз. Нет, понимала, что не в игрушки играет, со всей остротой ощущала, что это жизнь, а не симуляция. Ошибёшься — новую загрузку не сделаешь. Хотя, кто знает, что там, по ту сторону? Может, новые возможности. Или новая форма существования.

Что Джегг постоянно по краю ходит, он тоже знала. Но знать это одно, а видеть собственными глазами — совершенно другое. Астер обещала его не отпускать. Но как выполнить обещание? Если в текущей ситуации от неё зависит примерно ничего.

«Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!!! — мысленно упрашивала Астер, сама не зная кого. — Пусть с ним всё будет хорошо!»

Хотелось зажмуриться, чтобы не видеть, как Джегг как ни в чём ни бывало беседует со зверского вида головорезом, угрожающим женщине ножом.

Но Астер смотрела. Потому что знать всегда лучше, чем не знать.

Они выходили по двое и по трое. Замыкал, как и полагается главному, Джагжид.

Их было тринадцать человек. Полдюжины слева, полдюжины справа, маалик по центру, напротив чёрного священника. Это не считая снайпера, которого Арг с легионерами Фарха взяли в плен. Повезло ему.

По глазам людей, выстроившихся полудугой, как на групповом сеансе голографической связи, Джегг видел, что цепочка проповеди надёжно связывает их со старшим в группе. Филигранная работа. Проповедник мог бы гордиться собой, если бы вообще представлял себе, как это — гордиться своей работой.

Но Джегг ощутил лишь слабый, как при противофазных лунах, прилив радости: Джагжида сопровождали совсем молодые мужчины, не старше Арга. Его авторитет был для них непререкаем. Звенья цепочки замкнулись надёжно. Не придётся читать полноценную проповедь каждому из них. Слишком много выходило бы. Даже для Джегга.

— Как твоё имя? — обратился чёрный священник к крайнему слева человеку.

— Гори, — ответил тот тихо.

— Гори, — повторил Джегг и посмотрел ему в глаза. А потом тот вздохнул, поднял руку и перерезал себе глотку.

— Киран, — сказал второй, стоило священнику перевести на него взгляд.

— Киран, — тихо произнёс священник. Этого было жаль… жаль, потому что парень сам по себе был очень неплохой. Талантливый певец, весёлый. Сестёр очень любил. Но…

Джеггу хотелось отвернуться, когда ещё один нож вскрыл ещё одно горло. Мало ли чего ему хотелось. Он должен пройти этот путь с ними до конца. С каждым из них.

— Анудж.

Третья алая струя забрызгала панцирь Императора Вселенной.

— Арджуна.

— Ганеш.

Эти двое братья. Погодки. Гордость родителей, буквально боготворивших сыновей. Их тела упали к ногам Джегга почти одновременно.

— Базу.

Парень чуть постарше остальных. Высокий, плечистый. Стоит по правую руку от Джагжида. На мгновение чёрный священник ощутил его колебание, приготовился к сопротивлению, но нет. Загорелая рука резким движением вскрыла артерию, и Джегг ощутил на губах вкус чужой крови.

Смерть выплачивает все долги, Базу. Я и тебя отпускаю.

Теперь правая полудуга. Совсем юный мальчик, трясётся, как лист кании на ветру.

— Викрам.

— Викрам…

Как же не повело тебе, Викрам, с наставником… Будь у тебя учитель вроде Стила Миротворца, ты мог бы вырасти прекрасным человеком. Но то, что ты в свои юный годы совершил, и кем из-за этого стал, уже нельзя изменить.

Имена продолжали звучать. Джегг повторял их, в ускоренном темпе проживая каждую из историй. А финал у всех один: взмах ножа и тело на брусчатке. У проповедей-цепочек есть всё-таки свои особенности.

Но вот остался один Джагжид.

— Ты сможешь это остановить?

Максимально обтекаемая фраза, но Джегг понимал, что маалик имеет в виду настолько отчётливо, будто смотрел на мир изнутри его головы. Он ведь в самом деле уже смотрел.

— Да. Обещаю тебе.

Они стояли так близко, что Джеггу не составило труда поймать умирающего в падении. Несколько мгновений он прислушивался к тому, как жизнь толчками покидает маалика, а потом аккуратно положил Джагжида на спину.

— А шприц зачем? — только что безвольно висевшая на руке Сегоя Астер подлетела к Фарху. — Только не говорите, что там транквилизатор.

— Он самый, — хмуро отозвался легионер. — Не подумайте, что мне это нравится. Но тринадцать трупов… он ещё не скоро в себя придёт. Пока не проспится… Мы уже научены горьким опытом.

— Дайте сюда! — Астер попыталась вырвать у легионера пневматический пистолет. — Вы не будете в него стрелять!

— Послушайте, дамочка, — начинал злиться Фарх, — не знаю, кто вы и откуда, но уж поверьте, я получше вашего представляю, что такое Проповедник после миссии. Первый, кто ему на глаза сейчас попадётся, почти гарантированно умом тронется. Ну или как минимум под себя ходить начнёт. Не, говорят, есть какие-то госпитальерские штучки против этого, но вы уверены, что хотите проверять на себе? Ничего, транквилизатор безопасный, и под его массу тела точно рассчитан. Поспит, а там и…

Джегг в самом деле выглядел жутковато: весь в крови, на лице — искажающая черты гримаса. Ещё и клонящийся к закату Орион расписал мизансцену инфернальными красками.

— Сегой, можешь этому умнику врезать? — с надеждой воззрилась на белого священника Астер.

Сегой только неразборчиво хмыкнул. Женщина, выводившая детей, а потом и взрослых из здания, в самом деле обходила работающего чёрного на очень почтительном расстоянии. Да и у самого у Сегоя имеется неприятный опыт попасться на глаза Джеггу, очнувшемуся не с той ноты.

С другой стороны, Астер…

— Иди, мелкая. Попробуй его баиньки аккуратно уложить. А если что… мы тогда уже прикроем.

Фарх пытался было возразить, но потом вспомнил, как чёрный священник на эту девушку смотрел. И сделал приглашающий жест.

Мало ли, каких только не навидаешься чудес.

Джегг походил на коленопреклонённую статую — склонился над последним террористом в полной неподвижности. Астер ожидала снова встретить отсутствующий взгляд и плохо фокусирующиеся зрачки. Но стоило назвать его по имени, как Джегг встал и протянул к ней руки:

— Астер!

Радость на его лице такая искренняя, голос такой восторженный! Как будто он брёл по пустыне много дней, и вот, наконец! Зелень оазиса и журчание воды.

Но прежде, чем Астер успела добежать до него, Джегг помрачнел, опустил руки и сделал шаг назад, едва не споткнулся о руку мертвеца. Как будто оазис оказался лишь дразнящим миражом.

— Что не так? — Астер замедлила шаг и теперь подбиралась к нему медленно, как к дикому котёнку. Или оцелоту, может быть.

— Я… — чёрный священник разглядывал собственные руки, густо перепачканные кровью. — Я сейчас… Ты… не подходи ко мне!

Он снова сделал что-то эдакое со своим голосом, отчего он звучит, как колокол в твоей голове. Как приказ.

Но Астер лишь нахмурилась и переступила через один из трупов, загораживающих ей путь. И взяла ладони чёрного священника в свои.

— Это не твоя вина, — повторила она его же слова, обращённые к ней не далее, как несколько часов назад. — Они сделали свой выбор. И он привёл их, куда привёл.

— Д-да, — священник выглядел колеблющимся, нерешительным. — Но…

— Не желаю слушать никаких «но», — развила успех самоназначенная личная госпитальерка Джегга. И обняла его, не заботясь о том, что окончательно запачкает платье. Ему и без того сегодня досталось. Платью. Но и Джеггу тоже.

— Где ты будешь сегодня ночевать?

Как знала Астер по собственному опыту — лучший способ отвлечься от мрачных мыслей — погрузиться в решение рутинных задач.

Джегг и в самом деле перестал выглядеть несчастным. Он выглядел озадаченным.

— Я имею в виду, в гостинице у нас стандартные номера. И не знаю, как у тебя, а у меня кровать узковата для двоих. А кому-то сегодня явно не следует оставаться одному.

Джегг подумал, что Фарх, должно быть, уже всадил в него дротик с транквилизатором. И ему просто снится сон. Только почему-то на этот раз приятный. Не может же это на самом деле происходить.

Но сон или не сон, а карту-ключ от флигеля Священной Миссии Джегг достал. Интерьер там, может, и не очень, но на кровати традиционную нртью можно станцевать.

А потом Астер конфисковала у легионеров вертушку и плюхнулась на пассажирское сиденье.

— У меня нет лицензии пилота, — сказал Джегг, всё ещё не уверенный в природе этой реальности.

— А мне глубоко на это наплевать, — с милой улыбкой сообщила Астер, похлопывая ладошкой по сиденью перед штурвалом.

Точно-точно сон. Иначе и не может быть.

— Даже не знаю…

Астер скептически разглядывала очиститель.

— Какой-то он…

— …примитивный, — согласился Джегг. — Но хоть такой. Синтезатора пищи тут и вовсе нет.

— Хм… хм… — раздумывала Астер, из любопытства уже разобравшая панель управления. — В общем, режима для шёлка тут нет. А для электроники тем более. Так что твой панцирь тоже…

— Оставим пока тут, — согласился Джегг. — Там, дальше по коридору, гардеробная есть. Правда одежда только мужская. Но, думаю, какой-нибудь халат тебе тоже подойдёт…

— Сначала мыться, — заявила непосредственная уроженка Норга, уже избавившаяся от одежды. — Ты тоже раздевайся. Или тебе помочь?

Какой приятный сон. В первый раз после миссии такой. Мысль о миссии резанула по горлу острой болью, но Джегг усилием воли её отогнал. Пусть не портит грёзу.

Когда он вошёл в помещение с бассейном, Астер уже вовсю ныряла — изучала, как устроена циркуляция. Но тотчас же оставила это занятие, стоило Джеггу тоже погрузиться в воду.

Они намыливали друг другу спины, а потом наблюдали, как струи воды уносят грязь и пену, и вода снова становится прозрачной.

Астер обнимала его со спины, уютно прижималась щекой к плечу и поглаживала волоски на его груди. По сравнению с большинством своих одноклассников, Джегг считал себя практически безволосым. Но рядом с Астер смотрелся, как бхарийский орангутан.

Её кожа была идеально гладкой и нежной. Ни одного волоска нигде, кроме головы. Даже курчавый треугольничек внизу живота полностью отсутствовал. Джегга это одновременно возбуждало и смущало: как будто его руки скользят по телу ребёнка.

— Это из-за гормонального контроля, — коротко пояснила Астер. — Волосяные луковицы в этих местах не принято активировать. Тебе… неприятно?

Он уловил печаль не столько в её интонации, сколько в биении сердца. И поспешил разуверить. Всё равно ведь сон. Почему бы не воспользоваться ситуацией, и не украсить воспоминания ещё одним поцелуем. А, интересно, первый настоящий был? Или тоже…

— Ты самая желанная, — горячо шептал он, скользя губами по её шее, ловя губами твердеющие горошинки сосков. — Самая удивительная, самая нежная, самая… я боюсь прикасаться к тебе, боюсь испугать тебя, боюсь, что я слишком… что ты…

— Ты тоже удивительный, — шептали её губы, отвечая на его страсть.

Астер и в самом деле всё в нём нравилось. Крепкие ноги, заросшие, как ей казалось, мягкой шёрсткой: гуще у икры, и едва заметно выше к бедру. Есть в этом что-то романтично-первобытное. Как будто рядом с ней какой-нибудь сказочный сатир.

Она с интересом поглаживала гладкую дорожку волос на его животе, ведущую от пупка к паху, кучерявому, как головки младенцев из лепнины на потолке.

Астер запустила пальцы в короткие волосы Джегга.

— Хочу только, чтоб у тебя была такая причёска… до плеч. Как на голограмме в архиве Миссии.

— Отрастут, — улыбался Джегг, лаская её спину, а потом спускаясь всё ниже, ниже…

Её пальцы тоже скользили по его спине, пока не наткнулись на длинный шрам, пересекавший бок чёрного священника. Да, на спине он рельефнее всего, там он не дотягивался с иглой.

— Прости, — ему снова стало неловко за своё тело. Такое несовершенное, по сравнению с ней. Но кто бы мог всерьёз подумать, что однажды он будет нежиться в тёплой воде в обнимку с прекрасной женщиной, и внешний вид будет что-то значить.

Его тогда загоняли охотничьими оцелотами, как дикого зверя. Джегг и сам ощущал себя диким зверем — ведь стая Уко билась за него, как за своего.

— За что простить? — непритворно удивилась Астер.

— За… это. Я сам зашивал. Получилось не очень хорошо…

Астер прервала неуместные извинения поцелуем.

Но не очень долгим. Потому что девушку мучал новый вопрос. И она немедленно хотела знать ответ:

— А почему такую рану ты зашивал сам? У тебя ведь был свой госпитальер.

— Он умер, — отвёл глаза Джегг.

— Потом был ещё один, — упрямо допытывалась Астер. Она хотела знать, что сталось с тем Урри, который довёл Джегга, её Джегга! До клинической смерти.

— Был, — угрюмо подтвердил Джегг. — Но ещё до… той охоты. Он просто транквилизаторами накачивал меня, а тогда уже хирурги зашивали. Здесь вот. И здесь…

Он прикладывал её пальцы к отметинам, которые сначала казались Астер просто складочками на коже. Но теперь, приглядевшись, она ясно видела профессионально обработанные старые, давно затянувшиеся раны. Разительно отличавшиеся от того страшного шрама на боку и спине.

— Но почему ты…

— Его отстранили. Моим госпитальером назначили аббатису Энну. А я… в общем, я не хотел обращаться к ней.

Астер хотела спросить, почему прежде Джегг позволял накачивать себя всякой дрянью. Ещё сильнее её интересовало, что не так с аббатисой Энной, имя которой даже не упоминалось в отчётах Миссий. Но вместо очередного вопроса она прильнула к Джеггу всем телом и целовала его до тех пор, пока не ощутила реакцию, достаточно убедительно доказывающую, что думает он теперь не о прошлых неприятностях. А о ней.

— Расстели постель, — попросила девушка и нежно потёрлась носом о щёку мужчины. — Я только волосы высушу и приду.

Сушить волосы пришлось чуть дольше, чем она рассчитывала — не сразу разобралась с управлением струями воздуха, бьющими прямо из стены.

Зато, когда Астер вошла в спальню, там её ждала картина, достойная кисти какого-нибудь прославленного классического живописца: убранная живыми цветами комната, тяжёлые портьеры на окнах, полупрозрачный балдахин, кокетливо отброшенный в сторону на одном из углов. И поистине огромная кровать, усеянная подушками самых разных форм и размеров.

Посреди всего этого великолепия возлежал Джегг, эффектно полуприкрытый простынёй.

Он сладко спал.