Бхар встретил Чёрного Аббата с беспрецедентной пышностью: никогда ещё на памяти служащих Космопорта прибытие одного-единственного человека не превращалось для колонии в национальный праздник. И никогда ещё трап к кораблю не подавали в комплекте с Главой Священной Миссии.
Унылый бетон посадочной площадки расцвёл алой ковровой дорожкой. От агрессивного солнца Бхара путь аббата и его высокопоставленного спутника защищали цитриновые деревья в кадках: ближайшие к кораблю все усыпанные нежным цветом, по направлению к навесу встречающей делегации растения демонстрировали весь градиент жизненного цикла плодов, вплоть до ароматных оранжево-красных шаров.
Чёрный аббат Урдо, с благосклонной улыбкой внимающий витиеватым приветствиям, протянул руку к особенно соблазнительному цитрину, но Глава Священной Миссии Бхара опередил его.
Белый Рейвз держал в руках плод и проницательно улыбался. И манеру речи сменил на менее формальную:
— Вы много лет не были на Бхаре, Наимудрейший Урдо. Приятно, наконец, вернуться в колонию, где произошло ваше рукоположение?
— Я уже и надеяться перестал, — промурлыкал аббат. — И благодарен вам за такую возможность на склоне лет моих, Досточтимый Глава.
Урдо выделил интонацией последнее слово и склонился в почтительном полупоклоне. Рейвз торжественно протянул гостю цитрин: пусть не забывает, что всё на этой планете принадлежит Главе Священной Миссии. И только из его рук распределяются все блага.
Встречающих делегаций оказалось две: впервые в истории официальную встречу для священника пожелал организовать и Раджан-ка-шехер. Белый город Дивов прислал высших сановников, чтобы лично приветствовать Чёрного. Рейвз не протестовал. Даже против присутствия махараджи Аджита, наследного принца. В конце концов, когда ещё предоставится случай с этим амбициозным юношей переговорить? Выяснить, не устал ли дожидаться наследства. Но это наедине, после.
Пока же махараджа в простом белом дхоти совершает все предписанные ритуалом церемонии встречи высокого гостя. А перед молодым махараджей бабочкой порхает аббат Урдо. Тяжеловесный, как стоящие чуть поодаль сундуки красного дерева, полные даров от правителя Раджан-ка-шехер. И особой щепотью собирает толстые пальцы, и театрально прикладывает ко лбу раскрытую ладонь. Интересно, что сие означает? Должно быть, что-то правильное. Потому что махараджа белозубо скалится и с почтением протягивает аббату каменную чашу, наполненную золотистой субстанцией — не то краска, не то специя — запах от неё даже Рейвзу в нос шибает, хотя стоит он чуть поодаль.
Молодой мужчина застыл в полупоклоне, словно изваяние с вытянутыми руками. Интересно, долго он так может простоять? По виду — чаша тяжёлая.
А Урдо взял с бархатной подушки в руках мальчика-слуги мягкую кисточку, обмакнул в чашу и тщательно, не торопясь, выводит на лбу у махараджи какой-то сложный знак. В чёрную дыру бы засунуть всех этих дикарей с их варварскими ритуалами!
Но Рейвз следит за лицом и продолжает благосклонно улыбаться. Отношения с царствующим махараджей Аддином в последнее время изрядно разладились. Совсем неплохо, если толстяк Урдо их подлатает. В конце концов, он такой же ученик Миротворца Стила, как и Джегг. Должен уметь находить подход к этим пережаренным на солнце обезьянам. Вон, болбочут уже вовсю на баашане!
— Благополучен ли риши Сувакта, тигр среди мудрецов и мой возлюбленный брат в ведании мирских тайн? — спросил молодой махараджа, покончив с официальной частью приветствия.
— Он благополучен, — заверил собеседника Чёрный Аббат. И едва сдержал улыбку умиления. Есть вещи, которые никогда не меняются: Стил и последнего своего ученика сдал в закрытую видьялай Раджан-ка-шехер.
— Надеюсь, он покинул Бхар в поисках достойной супруги? — хитро сощурился принц. — Сколько раз я говорил ему: ни плодами добродетели, ни аскетичными подвигами не достигают того пути, по которому шествуют те, кто имеет потомство!
Урдо сделал неопределённый жест, который можно было истолковать как утвердительный ответ и улыбнулся. Судя по количеству перьев на тюрбане, у молодого махараджи как минимум четверо сыновей. И дочек, не исключено, столько же. Должно быть, он этим потомством Джеггу плешь проел. Чего удивляться, что тот вечно ходил такой кислый, пока жил здесь? Ещё и Глава Миссии этот, у которого самомнение через край переливается. По видеосвязи худо-бедно держался, а тут, в своей юрисдикции, покровительственный тон не в силах больше маскировать. Ничего. Урдо покосился на Рейвза и снова растянул губы в улыбке. Ведь именно ради того, чтоб развязать этот узелок, Чёрный Аббат на Бхар и прилетел.
Глава Священной Миссии всё заметнее начинал нервничать, вслушивался в незнакомые слова, надеясь уловить что-то знакомое. Имя. Или место. Но увы.
Махараджа со свитой удалился в собственный шатёр, разбитый в центральном саду Космопорта. А ведь им гостевой дом Священной Миссии предлагали! Надо, надо будет к этому наследнику Аддина потолковать зайти. Без лишних глаз и ушей. Он, говорят, на трансгалакте тоже понимает. В школе Священной Миссии изучал.
Пышный кортеж сопроводил обоих священников к зданию Миссии. Рейвз велел ехать медленно. В открытой повозке, запряжённой шестёркой оцелотов, трясло немилосердно. Зато весь Космопорт может видеть, как чёрный и белый сидят рядом и улыбаются.
Уже к вечеру запись торжественного выезда облетит новостные ленты: и местные, и соседские. Всё в порядке, коллеги. У нас снова полный конклав! Ваши шепотки и тайные сношения за спиной Главы Бхара теперь не более, чем мышиный писк и бестолковая возня.
Незаменимых людей нет, Джегг. Рейвз даже тебя обыграл. А этого старого толстяка в два счёта вокруг пальца обведёт.
Официальная встреча с конклавом Бхара вышла весьма предсказуемой. Равнодушные лица одинаковыми стеклянными глазами следили за Главой Миссии.
Из-под полуопущенных век Урдо разглядывал узор страха, жадности, преданности и покорности.
Но больше всего было скуки. Так много, что она ощущалась основой, полотном, на котором крепились все остальные нити конклава. Чёрный Аббат и сам бы заскучал в этом типичном окружении начинающего диктатора, если бы не одна женщина.
Аббатиса Энна потрясающе хороша собой: стройная, с чувственными мягкими губами, с длинной шеей и блестящими золотыми волосами. А что за глаза! Большие, ярко голубые. И застывшие, словно мёртвые. Но иначе, чем у остальных.
Энна глядела сквозь Чёрного Аббата, как сквозь пустое место. Лишь когда гость взял её за руку, встрепенулась, будто очнулась от сна. Жалко попыталась улыбнуться. Прикусила предательски задрожавшую губу.
— Отойдём-ка в сторонку, — сказал Урдо, так и не выпуская её руки.
И, в самом деле, отвёл в галерею. Некоторое время оба молча шагали, опустив головы, следили за калейдоскопом цветных пятен света на мраморном полу. Наконец, Чёрный Аббат остановился и указал спутнице на стилизованное дерево маммии, тянущее ветви вдоль стрельчатого окна.
— Глядите, вот этот участок отличается по тону соседних. Не такой изумрудный. Скорее нефритовый.
Энна с недоумением поглядела на нового чёрного, однако тему беседы приняла:
— Да, гениальная работа. Из-за разницы тонов появляется объём. Мне всегда было интересно, почему именно это дерево художник выделил из остальных, плоских. Это какой-то символ, но что он означает? Однажды я набралась храбрости и спросила у Стила.
— Правда? — Урдо весело взглянул на собеседницу из-под кустистых бровей. — И что же Миротворец ответил?
— Что это хороший вопрос, — ответила Энна и в её интонацию вплелась тень детского разочарования. — И я должна…
— …придумать на него ответ, — одновременно с ней завершил фразу Урдо.
Он задумчиво кивнул, и Энна вдруг со всей отчётливостью, как умеют только хорошие белые священники, поняла: Чёрный Аббат разговаривает сейчас не только и не столько с ней. Он говорит с покойным стариком, который прохаживался по этой галерее с молодым Урдо так же, как с юной подружкой Джегга.
— Вы знали его? — вопрос вырвался прежде, чем Энна успела осознать его бестактность. Конечно, знал. Ведь Чёрный Аббат на Бхаре рукоположение получил. Рейвз говорил об этом, но Энне до такой степени больно было представлять в качестве чёрного члена конклава кого угодно, кроме Джегга, что она пропустила мимо сознания все подробности об аббате Урдо.
— Я был его учеником, — подтвердил между тем чёрный. — Так же, как…
— …Джегг, — на этот раз фразу за ним закончила Энна.
В том, как она произносила это имя, было столько всего, что Урдо отвёл взгляд. Теперь понятно.
— Этот фрагмент отличается по цвету, потому что я его когда-то разбил. Стекло идентичного тона не удалось найти — их только один мастер делал, и тот ко временам оным скончался. Подобрали наиболее близкое.
— Как… разбили? — удивление немного отвлекло Энну от бури сердечных переживаний.
— Нарочно, — без тени сожаления признался Урдо.
Он завёл руки за спину и намеревался сцепить их там, как, помнилось, делал Стил. Но старик был худой, как богомол, а у аббата комплекция солидная. Урдо пристроил сцепленные в замок пальцы на животе и снова засеменил вперёд, к массивным дверям, выводящим во внутренний садик архитектурного ансамбля Священной Миссии.
— Я надеялся, что Стил после такого меня прогонит.
— А он? — теперь Энна с живым любопытством разглядывала аббата.
— Только пожурил, — задумчиво поведал тот. — Я сам ушёл. Намного позже.
Энна смутно припоминала старые разговоры про вспыльчивого Чёрного Аббата, но без какой-либо конкретики.
— Он был вам очень дорог? — вопрос прервал и без того не слишком успешные попытки Энны сшить вместе обрывки воспоминаний.
— Миротворец Стил? — быстро уточнила она, прекрасно понимая, кого на самом деле имеет в виду аббат. — Нет, я бы так не сказала. Мы часто разговаривали, но, если честно, я всегда его побаивалась. Он был…
— Уникальным, — слегка невпопад заявил Урдо.
Энна не стала спорить.
— Вы хотели меня о чём-то спросить, — сообщил аббат, прерывая затянувшееся молчание.
Он уже знал, конечно, о чём. Но собеседнице следует самой сформулировать вопрос. И произнести вслух. Так ведь и работает Беседа.
Энна порывисто вздохнула, нисколько не удивлённая его проницательностью. Он ведь чёрный священник. Как и…
— Джегг, — выдохнула она одним махом, как будто бросалась в ледяную воду. — Скажите мне правду! Он жив? Вы ведь… — её блуждающий взгляд зацепился за чётки, висящие у него на руке, и остановился. Средство защищённой связи чёрных священников! Джегг рассказывал ей о чётках. — Вы ведь знаете!
— Он жив, — Чёрный Аббат снова остановился и окинул собеседницу долгим взглядом. — Я целенаправленно отслеживаю его биологические параметры. С его согласия, разумеется. Так что, могу вас уверить — жив. И здоров, насколько это вообще уместно сказать про человека нашей профессии.
То ли лучи света так причудливо преломляются в витражах окон и хрустальном куполе, то ли в самом деле слишком яркий румянец и горящие глаза придают лицу белой аббатисы оттенок одержимости.
— Жив… — прошептала Энна и, совсем уж на грани слышимости добавила: — Значит, вернётся!
Белый священник оставил бы её в плену приятных заблуждений. Они всегда слишком много ставят на надежду. Но Урдо не белый.
— На это не рассчитывайте, — слова Чёрного Аббата отрезвляюще резкие. — Джегг сделал выбор. И выбрал не Бхар.
— Вы не понимаете! — её возглас был чем-то средним между смехом и рыданием. — Меня он никогда не бросит! Ведь я… я…
— Ведь вы в него влюблены, — скучающим тоном подсказал Урдо. — Но спите с Рейвзом.
Энна вздрогнула и задохнулась, как будто Чёрный Аббат с размаху отвесил ей пощёчину.
— Да как вы?.. — неуверенно начала она, но осеклась под его взглядом.
— Я не вижу мир в таких ярких красках, как госпитальер, — с лёгкой усмешкой сообщил Урдо. — Но эмоциональные связи тоже в состоянии проследить. Иначе. Но могу. Как и любой опытный чёрный священник, уверяю вас.
— Хотите сказать, — во рту у Энны моментально пересохло, так что слова вырывались с хриплым клёкотом, — Джегг… он…
— Конечно, он знал, — безжалостно добил белую чёрный. — Не стоит надеяться, что священник Джегг вернётся ради вашей романтической привязанности. Если бы хотел, уже вернулся бы. Он вам хотя бы весточку послал? Нет? Так о чём это говорит?
Сделав выразительную паузу, Урдо припечатал:
— Если бы чёрный священник отвечал вам взаимностью, он не был бы сейчас там, — чёрный движением головы указал куда-то в верхнюю часть окна, витраж на котором изображал звёздную ночь и комету.
Чистая правда. Здоровая привязанность к другому человеку — практически неисчерпаемый источник душевного равновесия. Не будь Джегг так ментально истощён, просторы Вселенной в криокапсуле, возможно, бороздил бы Рейвз. А Чёрный Аббат никогда бы не вернулся на Бхар.
— Живите дальше, аббатиса, — произнёс Урдо, с аптекарской точностью смешав в интонации заботливую мягкость и строгость. — У вас есть обязанности. И ответственность. Не забывайте об этом.
Вернувшись после прогулки в галерее, Чёрный Аббат тяжело водрузился на своё почётное место в банкетном зале. Белозубая улыбка сидящего напротив Рейвза сделалась на порядок искреннее, из чего Урдо заключил: тот слышал всю беседу от начала до конца. Интересно, знает ли бедняжка Энна, что на неё повесили микрофон? Может, и не знает. Выглядит такой растерянной! Кажется, с неё хламиду можно стянуть — она только заозирается удивлённо: А? Что?
Едва Чёрный Аббат успел об этом подумать, как Глава Миссии Бхара подошёл к белой аббатисе и что-то зашептал ей в ухо, поглаживая по плечу. Урдо едва заметно усмехнулся собственной пророческой догадке. Судя по ярко загоревшейся алым проволочке, оплетающей этих двоих, дело к тому идёт.
Почётный гость откланялся, сославшись на усталость, и снова не соврал: день выдался непростым, но интересным. Есть о чём поразмышлять. А молодёжь… пусть их, забавляются. Надо же! Оказывается, Рейвз занят заочным соперничеством с Джеггом по всем фронтам, включая любовный, и его доверие к новому чёрному священнику крепнет с той же скоростью, что и уд под белой сутаной.
Чёрный Аббат то и дело принимался разглядывать Энну, и Рейвза это нисколько не удивляло. Она привлекала взгляды всегда, сколько он её помнил. Безупречная, какая-то даже сверхчеловеческая красота. Идеальное воплощение богини любви из античных легенд Терры. Рейвз и сам, бывало, не в силах был отвести от неё взгляд.
Но она смотрела только на Джегга. Как будто кроме худого, замкнутого и вечно мрачного юноши для неё никого не существовало. На самом деле, он ведь именно потому и решил сблизиться с нелюдимым одногруппником — выведать, что так привлекает эту девочку. И, может быть, доказать, что у Рейвза хватает аналогичных достоинств.
Было непросто. Джегг постоянно замыкался в себе и не желал рассказывать ничего о своей специализации. И о своих постоянных отлучках из интерната.
Но у Рейвза тоже были сильные стороны. Такие как терпение и настойчивость. Когда хотел, он умел быть деликатным. Мало-помалу, он завоевал не только доверие Энны (всего-то надо было стать белым послушником, и дело в шляпе!), но и привязанность Джегга. Неохотно, очень медленно, но тот начал раскрываться. И оказался… обычным. Да, таким же, как все. Они много беседовали. Об истории, об искусстве, о морали. Джегг ничем особенным не выделялся, кроме разве что какой-то надрывной трагичности. Рейвзу всегда казалось, что тот нарочно изображает из себя романтического героя.
До того, как в первый раз навестил его в госпитале.
— Не говори Энне, — едва слышно прошептали бледные губы откуда-то из переплетения медицинских трубок и проводов датчиков.
Рейвз обещал. Он что-то соврал ей о неотложных делах Джегга по делу Миссии. И она поверила. Энна вообще была на удивление доверчива для ученицы хитреца Оле.
Их первый раз случился в день, целиком посвящённый Джеггу. Тот не успел ещё окончить интернат, как стал рукоположенным священником. Его победоносное возвращение с первой Миссии праздновали всей школой.
А Джегг большую часть вечера провёл, разглядывая стену. Когда к нему обращались, отвечал невпопад. Отводил взгляд. Кусал губы. Его постепенно оставили в покое.
Все, кроме Энны. Она тормошила его, пыталась разговорить, льнула всем телом, так, что у Рейвза внутри всё просто заходилось от зависти. Энна в тот вечер была… особенной. Не такой, как обычно. Вместо туники белой послушницы её тело облекало вечернее платье, подчёркивая уже оформившиеся женственные бёдра. Открытый лиф не столько скрывал, сколько эффектно поддерживал пышную грудь. Будто пара персиков лежит на блюде — только руку протяни! Очень крупных, надо сказать, персиков. Не иначе, с Сирении.
Но Джегг только отворачивался от неё, а потом и вовсе порывисто вскинул руки, произнёс какую-то фразу на баашане и ушёл. Молча, ни с кем не попрощавшись. И не оглядываясь.
Энна рыдала у Рейвза на плече. А потом он нашёл её губы своими. Губы у неё были мягкие и такие… жадные.
Он тогда даже платье с неё снимать не стал — необычная одежда возбуждала. Просто задрал повыше эластичную юбку. Под ней оказались кружевные трусики. Очень нарядные. Рейвз успел подумать, что надевала их Энна не ради него, но…
Несколько позже, когда Рейвз пришёл к Джеггу расставить все титлы над числами, эти самые трусики, всё ещё пропахшие желанием Энны, лежали у него в кармане. В качестве доказательства. Отчего-то казалось, что Джегг обвинит его во лжи.
Но Джегг даже не удивился. Рассеянно кивнул:
— Рад за вас. Энне нужен мужчина, который… — чёрный священник запнулся и лёгкая краска, проступившая на его загорелых щеках, наполнила Рейвза предвкушением победы!
Но Джегг, как обычно, всё испортил.
— Береги её, — тихо сказал он, и в сердце Рейвза дрогнуло что-то от этого взгляда раненого оцелота.
У победы пресный вкус, если побеждённый даже не сражался.
Тогда Рейвз попробовал другой путь. Обходной, карьерный. Он тоже добился досрочного рукоположения. Присматривался к политике, вслушивался в разговоры, изучал расстановку сил. И у него получалось! Получалось лучше, чем у Джегга. Его даже в конклав включили на сезон раньше!
Энна не могла этого не замечать! Их отношения продолжались: бурные, страстные! Её чувство вины по отношению к Джеггу заводило его едва ли не сильнее, чем соблазнительные формы молодой белой священницы.
Но больше всего Рейвзу нравилось, что Энна ему подчинялась. Сначала неохотно, с оттенком стыда и горечи, но с каждым разом всё легче, всё естественнее.
В день, когда он стал Главой Священной Миссии Бхара, Энна сама залезла к нему под сутану с головой, лихорадочно путаясь в складках. Рейвз позволил себя раздеть, а потом драл подружку Джегга, как кошку. Она и орала, как кошка — низко, утробно. И её монструозные дрессированные оцелоты сидели неподвижными изваяниями, только удивлённо глаза пучили.
А чего удивляться? Законы природы. Самка запрограммирована искать самого сильного самца.
Джегг не выглядел сильным. Он с каждым годом выглядел всё более уставшим. И больным. Восторженное восхищение Энны по отношению к нему стало соседствовать с болезненной жалостью. Потом жалость взяла верх.
Она всё ещё пеклась о нём, и Рейвзу доставляло особое удовольствие исполнять её очередную просьбу послать на охрану чёрного священника корпус Легиона. Удовольствие было тем многограннее, что, во-первых, об этом аббатисе приходилось хорошенько попросить. Так, что послушники хихикали потом, обсуждая её растрёпанную причёску, неуверенную походку и липнущую к ногам хламиду, обильно перепачканную чем-то белым.
Но ещё приятнее было видеть ярость, ненадолго разбавлявшую апатичность Джегга. Легионеры боялись к нему близко подходить. И Рейвзу приятно было воображать, что чёрный священник при этом испытывал. Приятно было его опекать. Ведь Джегг в самом деле не лишён обаяния. И за ту лёгкость, с которой тот каждый раз уступал, Рейвз невольно проникся к чёрному искренней симпатией. Один из немногих, с кем сводила его жизнь, Джегг никогда с ним не соперничал. Не пытался унизить. Не пытался предать.
Он просто старался быть хорошим, этот смешной Джегг. Ути-путеньки. Но это так мило!
Жирдяй Урдо таким безобидным котёнком не выглядит. Единственный мятежный ученик Стила Миротворца себе на уме. И не чужд мирских удовольствий, как о нём говорят.
Так что, когда тот потащил Энну в галерею, Рейвхз напрягся. Он давно привык считать аббатису своей собственностью. Не хватало ещё, чтоб жирный боров ей хламиду задрал. Рейвз наводил справки о его вкусах — послушница молоденькая, свежая, как весенний цветок. Другой тип внешности, правда, чем у Энны, но всё равно, если придётся разбираться…
Не пришлось. Жирдяй оказался благоразумен и на кусок хозяина Бхара не зарился. Напротив! Подыграл ему так, будто заранее всё с Рейвзом обсудил.
Урдо подтвердил ровно ту версию, которую Глава Миссии изложил своему конклаву: Джегг жив, невредим и покинул колонию по собственному желанию.
Всё-таки, не зря на Сирении Урдо зовут Наимудрейшим. Не так он глуп, как кажется на первый взгляд. Но даже, если и так! Как же чёрными священниками легко управлять!
Если бы Астер спросили, что она ненавидит больше всего, на ум ей пришли бы сразу две вещи: стандартный комплексный обед номер десять и тот момент, когда острая фаза столкновения заканчивается, адреналин перестаёт выбрасываться в кровь, и наваливается отложенная усталость. Усталость особенно досадная из-за того, что именно сейчас предстоит самое сложное: разгребать последствия.
Свет продолжал мигать, не давая сосредоточиться, а подумать было о чём.
В первую очередь, кому подыгрывает сейчас Джегг? Аборигенам или колонистам? Нападающим или осаждённым? Что привело его сюда? Очередная священная миссия? Или… дружеские чувства? А, может, и то, и другое? Мучает ли его конфликт интересов? Сопровождают ли его верхогляды? А городской легион?
— Я сейчас сниму напряжение с дверей, — обратилась инженер к Ямике, потирая гудящие виски. — И пойду с ним поговорю. А ты пока удали записи с камер. На случай, если дойдёт до суда — валите всё на меня. Горячее масло, кислоту, и… прочее.
При виде того, как хозяйка массажного салона решительно поджала губы, Астер чуть поморщилась и постаралась сымитировать бархатистый убедительный тон Джегга:
— Не надо детям жизнь судимостью портить. А мне не в первый раз. К тому же, у меня хороший адвокат.
— Кто там? За дверью, — спросила Ямика, демонстративно игнорируя наставления.
— Бхариец, — коротко бросила Астер, не оборачиваясь: она уже отключила приводной двигатель роллета, и теперь отсоединяла провода от металлического полотна.
— Уверена? — в голосе Ямики звучало недоверие пополам с надеждой. Мужчина, сопровождавший Астер при первом визите, произвёл на проницательную женщину неизгладимое впечатление.
— Уверена, — со вздохом отозвалась Астер. — Кому ещё придёт в голову использовать фильтр высших гармоник, чтобы собрать генератор помех для управления стартерами светильников? Я готова спорить на свой корабль, что на этой планете только один такой грёба… кхм… — инженер покосилась на навостривших уши Алекса с Майей, — гениальный импровизатор. Да и сам код…
Этот самый код Астер использовала, отстучав по гулкой стали: «Можешь отогнать грузовик?»
Довольно долго Джегг не отвечал. Как только индикатор перестал показывать наличие напряжения, он подозвал легионеров и поручил им заботу о мертвецах.
Тела унесли. Трибун уже собирался возглавить штурм, но чёрный священник такой план не одобрил.
— Я сказал, что сам разберусь, — любая возможность возражений разбивалась о мягкую уверенность его тона. — Вызовите лучше тягач. У этой махины, — Джегг кивнул на грузовик, слившийся с дверью в страстном поцелуе, — плата управления выгорела. И… медицинская вертушка, пожалуй, тоже не повредит.
Трибун кивнул и взялся за рацию. Не перечил даже Арг. Покорно отошёл назад, к служебному мобилю, чтоб наблюдать за подопечным с дозволенного расстояния.
Тот вёл себя странно: прижался лбом к покорёженной двери, прямо рядом с бампером. И стучал по ней костяшками пальцев.
«Пока этот выход блокирован. Извини».
Астер, симметрично прижавшаяся лбом к противоположной стороне покорёженной двери, отстучала: «Вход со стороны бутика. Справа от витрины».
Джегг обогнул здание и вошёл в знакомое помещение. Вот застеленное ковром возвышение. Они с Аади сидели тут, поджав под себя ноги. Гостеприимный хозяин угощал покупателя лимонной водой и сладкими шариками из плодов гуайя, пока Тернистая Звезда примеряла наряды на женской половине.
Теперь узор на ковре не разобрать — ворс опалён. Манекены валяются с проломленными головами и отбитыми конечностями — жутковатая пародия на побоище у противоположного фасада. Да и Астер за целомудренно замаскированной дверью на женскую половину вряд ли прихорашивается.
Джегг попытался отогнать настойчиво лезущие невесёлые мысли. И страх. По крайней мере, свет его очей и смысл его жизни жива. И, кажется, даже не ранена. Но до чего же холодный отклик улавливался при их перестукивании! Та металлическая дверь не такая уж и толстая, а после контакта с грузовым мобилем сильно деформировалась — можно было и голосом попробовать пообщаться.
Вот только голос чёрному священнику отказал. В его воображении встреча с любимой посреди разгула насилия выглядела иначе: он бы заключил её в объятия и осыпал поцелуями, а она бы, она… хотя бы не отталкивала.
Каждый шаг сопровождается хрустом битого стекла.
Всё не так. Неправильно. Астер узнала его. Но не обрадовалась. Напротив. По ту сторону двери он уловил раздражение, усталость. И бездну недоверия. Как она его теперь встретит? И в чём на этот раз обвинит? И станет ли выслушивать оправдания? И… окажутся ли у него наготове оправдания?
Он замер, не решаясь сделать ещё один шаг и завернуть за ширму, скрывающую заветную дверь.
— Джегг?
Голос Астер прозвучал так напряжённо, что сомнения и страх растаяли мгновенно — он должен объясниться с ней немедленно! Не важно, чем это грозит.
Астер подпирала спиной запертую дверь, прислушиваясь к шагам чёрного священника. Старалась предугадать, чего ожидать от этой встречи. И так и не пришла к определённому прогнозу. Хорошо, что он жив и невредим. В разговоре с Ямикой она сама себя старалась убедить: Джегг не даст себя в обиду. Однако его пытались убить. И не один раз. И довольно замысловатыми способами. Криокапсула эта… память услужливо подсунула осунувшееся мужское лицо с запавшими глазами и печатью страдания.
Его шаги отдавались эхом в пустом зале. Сначала поспешные, они всё замедлялись. А Астер продолжала вспоминать. На «Гиблартаре» Джегг менялся. Если подумать, он постоянно был разным. Каждый раз, как она его видела, поворачивался новой стороной. То представал изысканно вежливым, то желчным и резким. То высокомерным, то деликатным. Кажется, он может нацепить любую маску, изобразить принадлежность к любой культуре и социальному слою, подделать нужную эмоцию. Что ж, не удивительно! Работа такая. Она усмехнулась, вспомнив послужной список чёрного священника и череду упомянутых в нём громких женских имён. И его ладони, ласкающими движениями скользящие по её телу. Вот что это было? Случайная прихоть скучающего мужчины или расчёт преданного служителя Священной Миссии? Впрочем, какой прок чёрному священнику очаровывать простого инженера транзитного корабля? Она не рани, открывающая двери в опочивальню какого-нибудь шаха. С другой стороны, этот странный помешанный на родословных мобиль… Очень подозрительный. Какова вероятность, что такая штука случайно оказалась бы у Астер на пути? А что, если всё это подстроено Священной Миссией Большого Пса?
Человек, вбежавший в разгромленный бутик, ступал осторожнее и тише, пока не остановился совсем. Как раз за поворотом к двери. А что, если это вообще не…
— Джегг?
Он появился из-за поворота тотчас же.
Всё-таки Джегг. Белый тюрбан, накидка цвета «сумеречный невидимка» и красивые большие глаза. Выражение лица нацепил то ли растерянное, то ли… испуганное?
— Что случилось?
Простой вопрос, два слова всего. Но что на него может ответить Джегг по прозвищу «Красноречивый»? «Начиная с какого момента перечислять случившееся?» Или, сбиваясь и краснея, объяснять, почему бросил её на пограничном пункте, и куда потом пропал? Попытайся собрать слова в кучку Джегг и объясни, почему потерял дар речи при виде самой восхитительной женщины во Вселенной? Попробуй только, ляпни что-нибудь про то, как любишь Астер любую: в замызганном комбинезоне, в неприступном скафандре, в соблазнительном спортивном костюме или в будоражащем воображение балахоне из тонкой ткани. Или в бальном платье из авалонского шёлка.
Джегг узнал материю с первого взгляда: волшебная, невесомая материя окутывала фигуру, строго подчиняясь задумке модельера, где-то подчёркивая изгиб тела, где-то скрывая, а где-то играя то ли на высоких ассоциациях, то ли на низменных инстинктах. Астер была так прекрасна, что Джегг одновременно хотел сорвать с неё это провокационное платье и овладеть любимой прямо посреди осквернённого бутика, и в то же время считал кощунственной дерзостью даже просто смотреть на эту богиню. Чёрный священник судорожно сглотнул, впервые в жизни признавая резонность традиции прятать женщин от мужских глаз.
— Ты молчать сюда пришёл?
Её тон — полный усталости с вкраплениями разочарования — разбил наваждение. На Джегга одномоментно обрушилось множество деталей, от которых прежде отвлекала внимание чудесная авалонская ткань.
У Астер оплавлены кончики ресниц. Бровям, впрочем, тоже досталось. Наряд, достойный сказочной принцессы, испачкан кровью, копотью и, отчего-то, ржавчиной. Один рукав повис, распоротый до локтя. А предплечье замотано бинтом. Взгляд скользнул ниже, отмечая ссадину на голени. Сбитые носки сандалий.
— Прости меня, — сипло произнёс Джегг.
Сам он этого никогда себе не простит.
Астер болезненно поморщилась. Зажмурилась, потёрла виски и, с отчётливым усилием сохраняя нейтральный тон, уточнила:
— За что мне тебя простить?
— Прости, что меня не было рядом, когда…
— Хватит уже! — рявкнула девушка. Её раздражало страдальческое выражение его лица. И эти патетичные обороты речи. Она устала от его психологических игр и вечной недосказанности! — Что тебе нужно?
— Мне нужно стать мужчиной, которому ты сможешь доверять, — сказал человек, наконец вспомнивший, как складывать между собой слова.
Он подошёл к женщине, которую ценил превыше всего на свете, и прижал к себе. Как и собирался. Лишь мимолётно пожалел о жёстком панцире на груди — минус десять пунктов к интимности.
— Мне нужно, чтобы ты звала меня при любых затруднениях. Будь то не работающий передатчик или гражданская война.
Астер хотела что-то возразить, об отсутствующей интерсети, например. Или о своих сомнениях по поводу общности их целей. Но сразу не подобрала нужных выражений. Возможно, потому, что Джегг уже осыпал её поцелуями. Как и собирался.
Но дальше всё пошло не по плану: девушка пыталась вырваться из непрошенных объятий. И шипела, как змея:
— Пусти! Мне не нужен мужик, чтобы решать мои проблемы. Я вполне в состоянии справиться с ними сама!
Он не отпускал. Хотя прежде достаточно было одного её намёка на неудовольствие, как силы оставляли его, а руки разжимались сами собой.
— Я знаю, — говорил Джегг, ловя взгляд Астер, но та упорно старалась отвести глаза. — Тебе не нужен я. Вообще никто не нужен. Ты привыкла сама заботиться о себе. Потому что так проще.
— Так надёжнее, — буркнула Астер.
— Никаких разочарований, — кивнул Джегг. — И потерь.
О, как он её понимал! В глубине души чёрный священник догадывался, что гибель белого Оле не случайна. Что связана с ним, с Джеггом. И с кем-то другим из Священной Миссии. Но размышлять об этом было настолько мучительно, что молодой человек едва не тронулся рассудком. И новых сильных привязанностей старался избегать. А прежние из памяти вытравить.
Вот только у него плохо получалось. Даже с Рейвзом. Не говоря уж об Энне…
Астер дёрнулась ещё раз в его руках, но уже не так решительно, как прежде. Она заглядывала в его глаза, как в омут — как будто старалась разглядеть что-то, что скрывается на дне. Что же там? Хищное чудовище притаилось, хочет пообедать легкомысленной девчонкой? Или в таинственной глубине мёртвым грузом лежит давно затонувшее сокровище? Только и ждёт, пока кто-то поднимет его из бездны, освободит от многолетней тины?
— Я не нужен тебе. Я знаю. Но ты нужна мне, — говорил между тем Джегг. — Мне нужно знать, что ты в безопасности. Цела. Невредима. И…
— Зачем? — подозрительно перебила его Астер. — На кой тебе сдалась именно я? Вот только не нужно заливать сейчас про великую любовь. Читала я твоё досье. Познавательно.
— Да? — невесело хмыкнул Джегг. — А я вот не читал. Тошнит каждый раз, как вспомню о его существовании. И что же там?
«Для профессионального агента у тебя чересчур нежный вестибулярный аппарат», — подумала Астер и невольно улыбнулась.
— Там сказано, что время от времени ты влюбляешь в себя женщин. Во славу Священной Миссии. А потом…
Джегг, наконец, разжал руки, вернув ей свободу движения. Девушка отбежала в сторону и совсем уже собиралась закончить фразу: «…а потом читаешь проповедь и пытаешься умереть».
Но Астер не договорила. Потому что Джегг на неё больше не смотрел. И, возможно, даже не слушал. Он стоял, согнувшись, как будто не сам отпустил её, а она пнула его в какое-нибудь чувствительное место.
Действительно пнула.
Боль была такой сильной, что в глазах потемнело. Воздух перестал поступать в лёгкие.
— Н-не надо так, — еле выдавил из себя эмпат. Слова перемежались булькающими звуками: нос и рот наполнились кровью. Он закашлялся.
«Сосуды, должно быть, от перенапряжения полопались», — мелькнула тусклая, равнодушная мысль. Какое это имеет значение теперь? Если она ведь в самом деле так думает.
— Голову запрокинь.
Джегг повиновался не столько её словам, сколько бережным прикосновениям пальцев.
— Идём.
Лязг открывающейся двери. Затянутый декоративной тканью потолок. И чужой чей-то голос:
— Он ранен?
— Нет, доходяга просто, — за сердитыми нотками в голосе Астер скрывается участие, и это заставляет боль постепенно отступить. — Лёд, пожалуйста, принеси. И что-нибудь, чтоб сделать тампон.
— Что с тобой не так? — риторически осведомилась Астер, опускаясь на диван.
За неимением подушки голову священника она устроила у себя на коленях и теперь вытирала кровь с его лица и шеи тканевой салфеткой, которую стянула с журнального столика.
Некоторое время Джегг смотрел на неё так пристально, что стало неуютно. Тогда он поймал её руку в свою и едва слышно прошептал:
— Я плохой человек. Но не настолько.
— Ты не плохой человек, — вздохнула Астер и приложила ладонь к его лбу. Горячий или ей только кажется? — Дать женщине почувствовать себя любимой — не самое большое преступление. Тем более, что ты так поступал не ради забавы. К себе ты был более жесток, чем к другим. Если по медицинским отчётам судить.
— Всё не так, нет, — шептал он пересохшими губами, пытаясь приподняться, но девушка легко вернула голову священника на место.
Ямика принесла лёд и спонжи. Окинула Астер и лежащего у неё на коленях бхарийца проницательным взглядом и вышла, не задавая лишних вопросов.
— Я не был с ними до конца честен, — говорил Джегг, и голос его звучал гнусаво из-за тампона в носу. — Например, скрывал, кто я такой. Но я никогда, ни за что не стал бы лгать о любви!
— Нет, так нет, — старалась утихомирить его Астер, чтобы дать крови окончательно остановиться. — Как скажешь. Полежи только спокойно.
Но Джегг успокаиваться не желал, напротив, распалялся всё сильнее:
— Я чёрный священник, а не еретик!
— Чш-ш-ш… ладно, ладно! Давай не будем об этом. Не расстраивайся.
— Астер, — он до боли сжимал её руку, а тёмные глаза приобретали нехороший лихорадочный блеск. — Астер! Астер…
— Я здесь, всё хорошо, — она гладила его по щеке, донельзя обеспокоенная такой бурной реакцией.
А Джегг чувствовал непреодолимое желание рассказать ей всё. Прямо сейчас. Он ведь никогда ни с кем не обсуждал то, что происходило во время его священных миссий. Ни с учителем, ни с Энной, ни даже с Оле. А те, кто писали отчёты… их же там не было! Мысли путались, а слова толчками вырывались из груди, будто кровь из открытой раны.
— Они были поломаны, Астер. Все они. И уже не искали любви. Или привязанности. Или теплоты. Я… я всё равно не мог бы этого дать. Но было не нужно. Понимаешь, они… Я… Я давал им то, что они хотели. Не любовь, нет…
— Чего же они хотели?
Не то чтобы Астер сейчас сильно интересовали подробности его прошлых похождений. Но она уже поняла: Джеггу необходимо выговориться.
— Власть. — Его лицо исказила страдальческая гримаса. — Чувство… превосходства. И безопасности. Контроль над ситуацией. Доминирование. Им нужно было восполнить… то, что у них отняли. Отзеркалить боль, которую причиняли им мужчины. Те, другие. Мои… объекты. Я должен был…
— Постой, — до Астер постепенно доходил смысл его слов. — Ты что, позволял каким-то стервам отыгрываться на тебе за унижения, которые им приходилось от своих папиков терпеть?
Джегг нервно дёрнул уголком рта и отвёл, наконец, взгляд в сторону.
— Примерно… так.
— Так нельзя! — решительно возмутилась Астер. — Ты не должен так делать! Какой бы Священной ни была ваша Миссия, никто не вправе требовать от человека…
— Я знаю, — он закрыл глаза и плотнее прижался щекой к её ладони. Глубоко вздохнул. И продолжил уже спокойнее, потому что недоверчивое отчуждение Астер, так терзавшее восприятие эмпата, теперь бесследно исчезло. — Я больше не буду. Обещаю. Только не думай обо мне плохо. Пожалуйста! Мне так тяжело, когда ты меня… опасаешься.
— Никто не любит, когда его используют втёмную, знаешь ли. Говори словами, что тебе нужно. Нет необходимости тащить меня в постель. Я и без этого достаточно хорошо к тебе отношусь, чтобы помочь с тем, что в моей компетенции.
Джегг открыл глаза и встал. Резче, чем следовало — голова закружилась, и священник чуть покачнулся. Достал тампон из носа, благо кровь уже остановилась.
— Астер, я лучше умер бы, чем стал тебя использовать. Звучит претенциозно, но буквально так и есть.
— Зачем ты отвёз меня к тому фонтану? — задала Астер вопрос, изводивший её весь предыдущий день.
— Я… — Джегг запнулся. Чёткого ответа на этот вопрос он и сам не знал. Смущённо провёл ладонью по растрёпанным волосам. — Я не знаю. Хотел… побыть с тобой. Таким, знаешь… романтичным и спонтанным. В священных городах красиво. Деревья… и людей нет. Обычно. Я знал, как туда пройти. А в этой колонии… — он с усилием преодолевал неловкость, а скулы и щёки горели от прилившей крови, — я не ориентируюсь совсем. В их моде, в их развлечениях, и фестиваль… если честно, меня тут всё раздражает.
— А Бессмертные? — перебила его Астер.
— Я не знал, что они будут там. То есть… оценивал вероятность их появления как сравнительно малую. И очень сожалею, что ошибся.
— Но почему тогда мы просто не ушли? — продолжала допытываться Астер, всё ещё не верящая, что её пытались сводить на банальное романтическое свидание. — Мы ведь заметили их издалека?
— Потому что нас бы преследовали. Их сопровождал жрец, осведомлённый о ловушках не хуже меня. А я был не в том состоянии духа, чтоб запросто прочитать массовую проповедь для таких людей, будь они настроены сопротивляться. Безопаснее было работать с ними по одному.
— О каких ещё ловушках ты говоришь? — нахмурилась девушка.
— Это же храмовый город. Он построен так, чтоб посторонние оставались снаружи или заканчивались сразу на входе.
— Ладно, — Астер сердито мотнула головой, раздражённая тем, что разговор опять сползает куда-то не туда. — А здесь и сейчас ты за кого? За Перворождённых или юбочников? За миссионеров или легионеров? Вообще, что ты?..
— Астер!
Укоризна в его голосе задела её за живое.
— Я не чёрная священница, Джегг! И мысли не читаю! Я понятия не имею, что ты со своей Стелией задумал! И что сделаешь с беднягой Аади! Казнишь на месте, отдашь на расправу колонистам или…
— Чёрная священница Стелия, возможно, уже мертва, — глядя в стену перед собой, сообщил Джегг. — И, если это так, её гибель на моей совести. Что с Аади случилось?
— Неблагодарные клиенты избили, — процедила Астер, уже пожалевшая о резкой формулировке своей предыдущей тирады. — Сильно. Кажется, рёбра сломаны. Скорее всего, и много чего ещё не в порядке… я не очень разбираюсь.
— Можем на «Гибралтар» отвезти. Нала хороший врач.
— Медблок тоже на плановом ремонте. Алекс говорит, Аади в частную клинику можно определить. Гражданскую. У мальчика там вся семья обслуживается. И по происхождению сегрегации нет.
— Кто такой Алекс?
— Сын пары экспедиторов… долго объяснять, — Астер задумчиво намотала на палец прядку волос, и подёргала — она всегда так делала, когда глубоко погружалась в размышления. Такая уютная, домашняя привычка. Быстрей бы починили «Гибралтар»! Разнылось в груди желание вернуться на корабль, в рейс. Чтобы всё снова стало, как было. Даже лучше — ведь Эжес дальше не полетит. Инфантильное желание.
Он ведь в системе Ориона не то что миссию не закончил — пока даже не приступил.
Джегг достал рацию и вызвал городского трибуна, имя которого так и не спросил.
— Дверь уже освободили? Медицинский транспорт прибыл?
— Да, чёрный, — коротко отрапортовал легионер.
— Врача, двух санитаров и носилки. Тут пострадавший.
— Террорист? — неосторожно уточнил трибун.
— Террористы, как правило, требования выдвигают, — гаркнул в трубку чёрный священник. — Но даже в этом случае с ними нужно говорить прежде, чем атаковать!
— Принято, — быстро ответила рация и отключилась.
Астер убежала в соседнюю комнату предупредить Ямику — но та уже всё слышала. Она сноровисто собирала вещи, которые могут пригодиться мужу в больнице. Но между делом всунула в руки Астер пыльно-серого цвета накидку — очень похожую на ту, что залил кровью Джегг.
— Держи. Бхарийцу отдашь. А то он не то на вурдалака, не то на маньяка-убийцу похож.
Вернувшись в разгромленный бутик, Астер застала Джегга сидящим на подоконнике. И недовольно поморщилась: тот пытался выдрать из рамы чудом уцелевший кусок стекла. Вот сейчас порежется, болван!
Но Джегг ранения избежал. И, хотя выломал осколок довольно резким движением, аккуратно держал его двумя пальцами. Задумчиво осмотрел и бросил в кучу таких же.
— Что случилось со Стелией?
Астер присела рядом с мужчиной и разглядывала его тонкий профиль. Заметила, как напряглись скулы, прежде чем он заговорил:
— Вчера… на пограничном посту. Я по неосторожности внушил ей слишком много уверенности в себе. Нет, если честно — не по неосторожности. Я это намеренно сделал. Так нельзя, но… я на Стелию злился. Сильно. За беспредел, что тут творится.
Астер слушала и наблюдала, как кисть его левой руки сжимается в кулак, с усилием распрямляется, но сжимается снова. Пальцы правой нервно барабанили по оконной раме.
— А когда я уснул… Я крепко сплю после проповедей. В общем, Стелия вообразила себя проповедницей и отправилась усмирять террористов, захвативших заложников на детском празднике.
— А она разве не?.. — удивилась Астер, но Джегг резко перебил:
— Она такая же проповедница, как Сегой госпитальер — в общих чертах представляет, но на практике — у неё не было шансов. В общем, с тех пор от неё никаких вестей. Жива она, или уже нет — неизвестно. А Бессмертные требуют другого переговорщика. Тоже члена конклава, но на этот раз мужчину. Оберон рвался, но они его только высмеяли. Обозвали калекой. По их понятиям, увечный не может быть лидером или говорить от имени всех.
Девушка встала и взяла обе ладони Джегга в свои. Заглянула в матово темнеющие за пушистыми ресницами глаза: ресницы у него такие длинные и густые, что бликов на зрачках совсем нет, как в бездну смотришь. А из бездны всегда что-то да посмотрит в ответ. «Не отпускай меня», — вспомнила она его просьбу. Как она могла подозревать его в интригах против себя или Аади с Ямикой? Это ведь Джегг! Её Джегг, тот самый, кого она своими руками разморозила. Джегг, наоравший на неё за неосторожно выданный незнакомцу секрет формулы терракотового кварцита. Джегг, собравший передатчик для эвакуации беглецов с Эйнхерии. Джегг, который снова выглядит потерянным и несчастным.
— Тебе страшно?
Ему?!! Страшно?!! Что за чушь!!! Он же Красноречивый Джегг!! Гениальный Проповедник, слава которого гремит по всему рукаву галактики! Лучший из лучших. Легенда…
— Да. Очень.
Джегг порывисто встал, чтоб не ёрзать на ставшим вдруг узким и жёстким подоконнике.
Теперь Астер обняла его. Тепло и непринуждённо, как и в первый раз на «Гибралтаре». Нет больше скользкого недоверия. Тягостное напряжение между ним и женщиной его мечты пропало, как будто рубильник повернули. Сомнения развеяны. Его Тернистая Звезда ему снова доверяет. И даже больше! Если только он не обманывает себя, если не принимает желаемое за действительное, её чувство к случайному попутчику преодолело, наконец, рубеж, за которым заканчивается симпатия и начинается нечто большее. Радуйся же, Красноречивый Джегг! Ты добился своего.
— Мне страшно, потому что впервые со дня рукоположения не всё равно, останусь ли я в живых.