Натали Лав Училка моего сына

Пролог

Добро пожаловать в мою новую историю о любви. Любви сложной и изломанной, но весьма живучей. Встречайте историю Захара Кабирина из романа "Заберу вас себе". Я её вам обещала...

Лия

Я спала на краю, сжавшись в комок. Даже во сне мне хотелось исчезнуть — из этой комнаты. И желательно — из этого мира.

Но сон обрывается, впуская реальность. Реальность, с которой придётся жить. И с которой нужно будет что-то делать. Если хватит сил.

Разлепляю веки. Разглядываю незнакомую обстановку в рассветном мареве. Понимаю, что меня разбудило — пахнет кофе. Настоящим, только что сваренным.

Я люблю кофе. Но сейчас тошнота подкатывает к горлу. А кошмар произошедшего разливается по телу так, что хочется вскочить и побежать.

Только дадут ли? Вчера не дали... Я и помыслить не могла, что такое может случиться на самом деле.

Да и вскочить... Какое тут вскочить?! Тело тяжелое, словно деревянное. Всё болит — от макушки до пяток. Между ног саднит. Хочется плакать...

— Проснулась? — раздаётся спокойный голос... моего мучителя.

Застываю, сжимаюсь еще сильнее. Пусть он меня больше не трогает... Пожалуйста!

— Проснулась, — подводит он черту, понимая, что я не сплю, — Тогда встаёшь, идешь в душ, одеваешься. Я вызываю тебе такси. И ты отбываешь восвояси.

Я продолжаю лежать. Не двигаюсь. Я его боюсь... И ненавижу. И выплеснуть из себя эту ненависть не могу, потому что боюсь.

Раздаются едва слышимые шаги — он обходит кровать.

Я не успеваю опять закрыть глаза и теперь рассматриваю мужские домашние брюки. Видимо, очень дорогие.

На тумбочку с моей стороны опускается белоснежное блюдце и такая же чашка, от которой распространяется аромат кофе.

Мужчина присаживается на корточки. Встречаюсь с ним взглядами.

Вчера ночью всё казалось страшнее — а теперь...

— Ты — моральный урод... - цежу я, чувствуя его запах.

Его запах, который въелся во все поры моей кожи.

Кивает. Лицо абсолютно спокойное.

— Такой и есть. Даже спорить не буду. Но! Я очень богатый моральный урод. Поэтому, Лия... Сергеевна, — то что он добавляет к моему имени отчество — это воспринимается мной, как издёвка.

Находиться на таком расстоянии от него — невыносимо. И я, преодолевая себя, отодвигаюсь, вцепившись в одеяло, которым накрыта, на середину кровати. Пытаюсь сесть, закрываясь одеялом.

— Блядь... - ругается он, — Детский сад!

Его лицо становится злее. Но сейчас, когда в комнате становится светлее, мне уже не так страшно, вернее, почти не страшно. Меня захлёстывают боль и отчаяние.

Хочется сказать что-то обидное и резкое, но ничего не приходит на ум.

А он — он внезапно дёргается в мою сторону и оказывается на кровати, разрушая мою иллюзию безопасности в считанные доли секунды.

Хватает за плечи... Руки сильные. Сам, хоть и не раскаченный, тоже сильный. Я против него — пыль.

Одеяло падает, потому что я начинаю вырываться, хоть и кажется, что теперь в этом нет никакого смысла. Это нужно было делать ночью. Брыкаться, отбиваться, звать на помощь. А теперь — теперь всё случилось.

Одеяло падает, обнажая мою грудь. Он тоже голый по пояс.

Он стискивает мои плечи еще сильнее, но глаза шарят по моей голой груди. Взгляд мужчины темнеет, он сгладывает — дёргается кадык.

— Не трогай меня! — взвизгиваю я, неожиданно для нас обоих.

Он лишь вдавливает пальцы в мою кожу.

— Вот что... Принцесса из леса... Был неправ — не надо было тебя трогать. Но! Детка, ты на моём члене три раза за ночь кончила, поэтому нечего тут из себя святую невинность изображать.

Он меня встряхивает. Как куклу. Коротко и жестко.

— Ясно? И у меня есть видеозапись нашей жаркой ночки, поэтому в полицию идти тоже не советую — мои адвокаты от тебя мокрого места не оставят. А у тебя брат под опекой. Отберут ведь...

Бьёт по самому больному. Так, что начинаю хватать ртом воздух.

— Вот... И до тебя всё начало доходить... - говорит уже медленней. И убирает руки.

Садится на кровать, отворачиваясь от меня. Потирает рукой лицо.

— Короче — ступай в душ, не устраивай истерик и поезжай домой, Лия Сергеевна. А то на работу опоздаешь. Детишки расстроятся.

Я воображаю, что у меня в руке нож, и я его бью в спину, наношу и наношу удары. Льётся кровь... От этой картины делается хорошо. Впервые по-настоящему хорошо за эти ужасные часы, что я провела вместе с ним.

Но это лишь воображение. Ножа у меня нет. Да и вряд ли я смогла бы ударить живого человека. Скорее, себя бы позволила убить...

В одном этот подонок прав, мне нужно домой. Брат дома один, всю ночь. Только бы с ним ничего не случилось! Тревога за единственного близкого человека, да еще и ребёнка, вытесняет все остальные мои переживания.

Мне нельзя думать о себе. Мне нужно думать о Богдане.

Я снова закрываюсь одеялом. Потихоньку сползаю с огромной кровати на пол, стягиваю с собой одеяло.

— Ванная где? — мой голос звучит глухо.

— Там, — отец моего ученика — Захар Матвеевич Кабирин, рукой указывает мне направление, где в его спальне находится ванная комната.

— Где мои вещи? — задаю следующий вопрос.

Мне нужно вернуться домой. Я не могу поступить, как родители, и бросить брата на произвол судьбы. Хотя они и не бросали... Они просто погибли в автомобильной аварии. Так тоже бывает.

— Платье... Хм. Не подлежит реставрации. Вон у стены пакет — там спортивный костюм... И бельё, — мужчина роняет слова медленно, словно не хотя.

Я выпрямляю спину.

— Я не возьму, — цежу тихо, — Где мои вещи?

Мне не нужны его подачки. Мне ничего от него не нужно!

— Вот что... Или возьмёшь и оденешь то, что дали... Или уйдёшь отсюда голой... Я понятно объясняю?! — теперь в нём ни капли напускного спокойствия.

Я сглатываю. Что я делаю? Мне надо выбраться отсюда, пока меня не убили...

— Да, — говорю тихо-тихо.

И торопливо иду в ванную. Даже злополучный пакет прихватываю с собой.

Но в дверях оборачиваюсь:

— Мне нужен мой телефон, — произношу твёрдо.

Мне нужно позвонить брату и убедиться, что с ним всё в порядке.

— Зачем?! — цедит Кабирин, едва сдерживаясь.

— Чтобы позвонить брату, — отвечаю я честно.

Он всматривается в меня, словно пытается вскрыть мне черепную коробку. Взгляд — неприятный. Он сам — мне отвратителен. Я начинаю тут задыхаться.

Поджимает губы, идёт к комоду, на котором я вижу свою сумку, а рядом с ней свой сотовый. Как я раньше не заметила?

— На, — протягивает мне мой телефон, — При мне звони. И на громкую поставь.

Требует. Так, как будто имеет какое-то право.

Но я не в том положении, чтобы вступать в пререкания.

Я набираю номер брата. Подчиняюсь требованиям Кабирина.

— Лий! — взрывается аппарат громким вскриком после второго гудка, — Лий...

А потом братик начинает плакать. Мне так его жалко... У нас всего полгода назад родители погибли.

— Где... ты? Я... испугался... - говорит он, заикаясь.

Десять лет мальчишке всего. И я понимаю, чего он испугался. Тогда, когда не стало папы с мамой, мы этого тоже не ждали. Такого никто не ждёт.

— Бодь... Хороший мой, прости меня? Я сейчас... Я скоро...

Не имеет значения, что случилось этой ночью со мной. И сволочь эта холёная тоже не имеет значения... Мне нужно домой.

— Приезжай быстрей! — умоляет брат, всхлипывая.

— Я скоро, — снова обещаю ему.

И отключаюсь.

Кабирин протягивает руку.

— Телефон...

Возвращаю ему свой сотовый, не споря. Незачем терять время.

Скрываюсь в ванной, быстро ополаскиваюсь, хотя хочется содрать с себя кожу под водой вместе с чужими прикосновениями. Чтобы не разреветься, до боли кусаю губы. Да что там до боли — до крови.

Лишь её привкус во рту заставляет держаться.

Даже вещи эти из пакета натягиваю. Больше ведь нечего.

Кабирин стоит у окна и смотрит на улицу. Он босиком, но теперь надел футболку.

— Телефон верни. Я такси вызову, — четко проговариваю я.

Поворачивается в мою сторону. Наклоняет голову, смотрит исподлобья. Что-то собирается сказать.

Загрузка...