Захар
Захожу домой, ноги еле передвигаю. На плечах как будто всё небо лежит своей безмерной тяжестью. Кирилл выжил, поправился и... решил вернуться назад. В то пекло, где едва не погиб.
Похоже, я потерял сына. Оглядываюсь по сторонам — мы же с ним всё время вместе были. Пусть я не мог ему уделять столько времени, сколько он хотел, но я старался. Выходит, мало старался, если он так легко меня отталкивает. Не додал того, что должен был. Сам был молодым и самому хотелось хорошо проводить время.
В итоге...
Иду в гостиную, опускаюсь на диван.
И звоню матери. Не знаю, насколько мы с ней близки. Раньше мне казалось, что она меня постоянно не одобряет и пилит. Сейчас — до меня доходит, что у меня никогда не было ни малейших сомнений в том, что она меня любит. Как бы мы с ней не ругались — а бывало, что довольно серьёзно, но и тогда я точно знал — нужно будет отдать ради меня сердце — она отдаст.
— Да, сынок... - её голос звучит сонно.
— Кир... Он... Вернется обратно. Мам... Почему он меня ненавидит? — вот тебе и очень могущественный дядя. Только жизнь так устроена, что поддержка нужна и самым сильным. Просто у сильных не всегда есть те, кто готовы их поддержать.
Мне повезло — у меня есть.
Слышится шуршание. Я её разбудил — ночь уже. Но мне нужно выговориться.
— Захар... Он тебя не ненавидит. Он просто думает так. Воспринимает всё вокруг через призму собственных заблуждений, — её голос звучит успокаивающе.
Только внутри — всё равно буря.
— Мам... Но от этого не легче. Его же там чуть не убили. И в следующий раз ему может так не повезти.
Она вздыхает.
— Захар, это его выбор. Ты в своё время сделал свой. И сколько бы я тебя не отговаривала, потому что это опасно, ты всё равно делал так, как считал нужным.
Хмыкаю. Она права. Как она права! И почему я не задумывался, каково ей, пока я покоряю мир? Ведь я тоже довольно долго балансировал на грани.
— Мам... Я... Прости меня за всё. Я тебя очень сильно люблю, — я считал и считаю, что за мужчину говорят его дела. Но я — не истина в последней инстанции.
Слова — это тоже важно. Чувства — не менее важны. А еще — способность ими делиться. Не только забирать, но и отдавать.
— Я тебя тоже люблю, Захар. И знаешь, Кирилл — хороший мальчик. Рано или поздно он нащупает твердую почву под ногами, и ты услышишь от него то, что я только что услышала от тебя.
Качаю головой отрицательно. Мать меня не видит, но я это делаю больше для себя.
— Что-то мне в это совсем не верится, мам.
— А ты поверь, Захар. Всему своё время.
Мы молчим какое-то время слушая дыхание друг друга.
— Как там Лия? Как Богдан? — переключает она моё внимание.
— Хорошо.
— Когда она должна родить?
— Через пару месяцев, — отвечаю. Моих губ касается неподвластная мне улыбка, когда я вспоминаю, как выглядит беременная жена.
— Считай, что ты выиграл у жизни джек-пот. Эта девушка — она настоящая. И, если ты будешь её беречь и любить, то всё у тебя будет хорошо.
— Мам... Я стараюсь.
— Вот и молодец. А теперь ступай, Захар, спать. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, мам!
Её голос перестает звучать, и я остаюсь в полумраке гостиной. Может быть, всё наладится. Но и того, что у меня есть — достаточно, чтобы жить.
Жить ни о чем не жалея, стараться для своей семьи.
— Захар? Ты приехал? — будит меня голос жены.
Я уснул на диване. Просто закрыл глаза и меня вырубило. Измотался и физически, и морально.
Открываю глаза.
— Да... - выходит сипло.
Смотрю на неё — округлившуюся и взлохмаченную. И вот именно сейчас она кажется мне необыкновенно красивой и женственной. Самой лучшей. Несмотря на домашний халат. И пушистые тапочки. И то, что рукой придерживает довольно крупный живот, в котором наш с ней ребенок. Красота в глазах смотрящего, и до тех пор, пока мужчина любит женщину, у неё нет недостатков. Никаких. Они появляются тогда, когда уходит любовь.
— Иди сюда, — протягиваю руки, тяну Лийку к себе на колени, утыкаюсь ей в шею и жадно дышу.
— Кирилл... Вы опять поругались? — как-то угадывает она сходу.
— Да, — отвечаю односложно.
Ситуацию с сыном придётся отпустить. Мать права — Кирилл вырос, и у него есть право выбирать, как ему жить дальше. А всё, что остается мне — это смириться с его выбором, каким бы он ни был. Просто... Когда я ходил по краю, то считал, что делаю это и для него тоже. Чтобы ему-то уж точно не пришлось. Выходит — я ошибался. Наши дети — не наша собственность. Всё, что мы можем — это любить их и желать им счастья.
Чувствую, как тонкие женские пальчики зарываются в мои волосы, гладят их. И мне это нравится...
— Знаешь, Захар... Ты можешь мне не верить, но пройдёт время, и твой сын поймет, что ты его очень сильно любишь. И сам потянется к тебе.
— Тебе я поверю даже, если ты будешь мне протягивать яд, а говорить, что это лекарство, — шепчу я, беря лицо любимой женщины в ладони.
Встречаемся взглядами, тонем один в другом. За всё это время — быть рядом — потребность, которая не перекрывается ничем. И, если раньше я считал, что мужчину и женщину может связать лишь классный секс, то теперь мне это кажется такой глупостью. Мне достаточно, когда Лийка мимо меня проходит, пусть я в этот момент и занят, пусть всё переворачивается с ног на голову и обратно, но стоит ей лишь приблизиться, как легче становится. И такое чувство рождается — желание жить. И всё ради неё. Ради них.
Прикасаюсь к её губам. Они такие вкусные. Прикасаюсь нежно, ненавязчиво. Сейчас бы утонуть в ней, получить разрядку, но... У нас на это дело врачебный запрет. Не все так безоблачно, как хотелось. Мы в первой половине беременности поверили, что будет легко, однако всё оказалось не так просто. Но мы справились. И я уверен, что она доносит нашу дочку и родит здоровую малышку.
Лийка вдруг углубляет поцелуй. Делает его таким, что кровь вскипает за считанные секунды.
Затем начинает целовать мою шею, прикусывает меня за неё.
— Ты что вторишь, а? — сиплю я. А перед глазами темно от возбуждения.
Чувствую, как расстегивает ремень и брюки.
— Хочу сделать тебе приятно... Я хочу, чтобы тебе было хорошо... - шепчет Лийка, высвобождая мой возбужденный член.
И целует меня в него.
— Потому что тоже тебя люблю, Кабирин, — продолжает шептать, покрываю подрагивающий ствол поцелуями.
А потом вбирает меня в себя. То упора. То мелькания звездочек у меня перед глазами. И ласкает меня ртом. До оглушительного оргазма.
— Должен буду, — хмыкаю я, едва отдышавшись.
Улыбается.
— Не волнуйся! Вот рожу — и все долги с тебя взыщу, — обещает как-то кровожадно даже.
— Жду — не дождусь.