Училка моего сына (СИ)

Глава 4

Захар

У меня должна была состояться важная встреча... Её приходится перенести, потому что меня вызывают в школу. Дело практически обычное — Кирилл никогда не был спокойным и послушным, но с тех пор как я поднялся на новый уровень и осел в Москве, в школу меня вызывали крайне редко. Когда уже всё — терпение заканчивалось. А в этой беседе в речи директора еще и прозвучало слово "исключение". Такое на моей памяти он позволил себе впервые. Я пообещал, что приеду.

В голове наш вчерашний разговор с сыном...

— Кирилл, меня в школу вызывают. Не подскажешь, с чем связано?

Мне достаётся кристально честный взгляд. Сын невозмутим.

И выдаёт:

— Пап... Забей. Это новая класснуха. Она на меня глаз положила, вот и докапывается.

Рассматриваю своё продолжение внимательней. Если бы я не знал его столько лет, я бы может ему и поверил бы. Только вот сделать это довольно затруднительно. Просто чую, что дитятко моё меня разводит почём зря.

— Сколько там влюбленной Марь Иванне? Что она всего тебя слюной закапала? Сорок?

Кирилл расплывается в улыбке, которая почему-то напоминает мне волчий оскал.

— Пап! Зря ты так говоришь. Но, я так понимаю, у тебя будет шанс с ней познакомиться. С Марь Иванной этой.

Дальше меня отвлек телефонный звонок и ещё какие-то дела, а после было уже поздно, Кирилл ушёл к себе и завалился спать.

Отмена встречи прошла вовсе не гладко — помощница доложила, что новую взамен этой вторая сторона отказалась назначать, мотивируя тем, что нужно найти свободное время в расписании. Возможно, будут искать других партнёров. Ну, и чёрт с ними, хотя жалко, конечно.

Всё это не добавляет мне хорошего настроения, поэтому в школу приезжаю сильно на взводе. На пропускном пункте начинается какая-то хрень — пускать с охраной отказываются. Правда, мои люди вооружены, но раньше проблем не было. Хотя, может, это и из-за недавнего теракта.

Оставляю своих за территорией, иду в кабинет директора. Но хитрый лис ждёт меня на крыльце, так что к себе в кабинет он меня и сопровождает. По дороге сильно извиняется за причиненные неудобства, объясняет свои сложности. Я его слушаю в пол уха, мне до его проблем дел нет, а он так много говорит, потому что прекрасно видит, в каком я настроении и уже наверняка жалеет, что вообще меня дёрнул.

Я тоже жалею, что поехал. Кирилл в отличие от большинства здесь хотя бы учится, потому что терпеть не может быть дураком. А всё остальное — потерпят. Не так уж долго и осталось.

— В связи с чем вызвано ваше настойчивое приглашение? — резковато спрашиваю я, едва мы оказываемся в кабинете у директора.

И вроде бы вызывал меня он, а ощущение, что это он — на ковре. У Юрия Семёновича даже пот на лбу выступает, который он добросовестно стирает платочком.

— Понимаете, Захар Матвеевич, я... Хм. Сделайте что-то с Кириллом, пока у меня все учителя не разбежались, — он нисколько не играет.

Это немного успокаивает мой гнев. Такая честность подкупает.

— В чём дело? — расстегиваю пуговицы на пиджаке и усаживаюсь за стол. Директор проходит на своё место, но не садится.

— Кирилл — сложный молодой человек. За время общения с ним я сделал вывод, что ему нравится провоцировать окружающих и делать всё наперекор существующим правилам. Но эта черта всё-таки должна иметь какие-то рамки. Классный руководитель, которая вела их класс несколько лет, летом уволилась, сказав, что лучше пойдёт львов в цирк дрессировать, чем останется с этим классом. Новенькая... Я вообще не понимаю, почему ваш сын на неё взъелся... Но режиссировать "Один дома" с классным руководителем — это всё же чересчур.

Дальше директор в красках расписывает мне то, что случилось в эту субботу — сорванный субботник, облитую технической жидкостью учительницу... И вроде бы я должен возмутиться и отправиться наказывать собственного сына, но я давлю усмешку. Причём не слишком успешно.

— А давайте мы Марь Иванну послушаем, — почему-то становится интересно посмотреть на эту несчастную.

— Какую Марь Иванну? — спрашивает директор.

— Ну, как там её зовут, — отмахиваюсь рукой.

— Лия Сергеевна... - сообщает мне директор.

И вызывает к себе классного руководителя моего сына. Я представляю неудовлетворенную разведёнку лет тридцати, у которой куча проблем в жизни. Но на пороге директорского кабинета нарисовывается нечто. Я на несколько секунд залипаю, не совсем уверенный, что это пришла учительница, а не одна из одиннадцатиклассниц.

— Можно? — спрашивает она, заглянув в дверь.

— Проходите, Лия Сергеевна, — приглашает её директор, — Вот познакомьтесь — это отец Кирилла — Захар Матвеевич Кабирин.

Я их голоса слышу фоном, потому что... Потому что залипаю на тонкой фигурке, огромных глазах, пухлых розовых губах. И острых коленках... Не, училка одета как полагается — юбка длиной до колен, белая блузка, наглухо застёгнута словно у монашки. Но когда идёт, юбка чуть задирается и коленки видно.

Я же неожиданно испытываю нестерпимое желание положить руку на одну такую. И определённый дискомфорт в паху...

— Здравствуйте! — училка подходит ко мне и протягивает тонкую ладошку с аккуратно постриженными ноготочками, покрытыми бесцветным лаком.

Я привстаю и пожимаю её. Это ошибка... Не надо было этого делать. Во-первых, я чувствую, как от неё пахнет — легко, ненавязчиво и это пробуждает голод. Сожрать бы её..

Во-вторых, от простого соприкосновения наших рук меня прошивает диким импульсом возбуждения. Хочется притянуть её за руку к себе ближе и попробовать эту губы на вкус.

Странная реакция, которую я торможу. И выпускаю ладошку училки из своих пальцев. Выпускаю с явным сожалением.

Сколько ей лет? Потом вспоминаю слова своего сына и начинаю соображать, правду он мне говорил или нет? Кирилл — совершеннолетний. Девка — молодая. Может, действительно хочет так свою жизнь устроить?!

— Захар Матвеевич, — начинает она говорить, — Юрий Семёнович, скорее всего, уже рассказал вам о происшествии в эту субботу. Но... проблема на самом деле гораздо глубже. Кириллу нужна помощь психолога...

Вот тут заставляю себя прислушаться к её словам, а не к собственным мыслям.

— Что вы этим хотите сказать? — уточняю.

— У Кирилла явные проблемы с отношением к окружающим его людям. Я сейчас не про себя. Он так ко всем относится. Он напрочь лишен сочувствия и способности сопереживать. Ему нравится делать другим людям больно.

Эти слова возвращают мне то состояние, в котором я сюда приехал.

— Вы, что, пытаетесь мне сказать, что мой сын — псих? Или, может, это вы глаз положили на богатенького мальчика? — говорю, что думаю.