Укради меня (СИ)

Глава 29

Этот утро невозможно омрачить. Пусть на улице и пасмурно, я свечусь изнутри. Освещаю и пылаю на весь квартал.

— Я пошла, — шепчу Саше в губы. Отрываюсь и выхожу из машины под недовольный стон.

Не скажу, каким чудом, удается следовать поставленной задаче. Не смотреть и не соблазниться очередным — еще чуть — чуть.

Обегаю спереди и машу перед лобовым стеклом упаковкой орбита, которую свистнула втихушку из отсека рядом с коробкой передач. Бросаю на язык, как в рекламе и подняв к небу глаза, изображаю блаженство.

Саша, такой вопиющий грабеж, не может оставить без внимания. Хлопает дверцей и залавливает, когда я шутливо кидаюсь прочь.

— Мелкое хулиганство, — манит все ближе и ближе. Растягивает момент, нагребая в ладонь мои волосы. Зрачки у него плывут, точно определяю этот скрытый маркёр возбуждения, — За него полагается штраф в размере..

— В размере? — поддаюсь, неизменно возникающему рядом с ним желанию, флиртовать.

Не разменивается на реплики. Все на деле. Разворачивает меня к капоту и взимает штрафной поцелуй без суда и следствия. Вполсилы, как обычно, не получается. Надолго завлекаемся, делая это утро — еще более добрым. Боремся языками за сладкий приз. Саша побеждает, подцепив жвачку, утаскивает из моего рта.

— Это мое, — мелькнув кончиком показывает прямоугольник, который я не успела разжевать. Глянув из-за его плеча на логотип «Фармакопейка», где работает мама, печально вздыхаю, — Хочешь, с тобой пойду. Обрисую, что ты вытворяла со мной ночью, и как честная девушка, обязана переехать, — просмеивается, но не нагло. Выказывает поддержку, что готов, подтвердить серьезность намерений.

А вот я не готова подставлять его, под смотрины. Кто б еще подсказал, как обернется. Как отреагирует мама на скоропалительную миграцию?

Ох, ледовое побоище, не иначе.

Улыбаюсь. Дерзко. Вопреки таранящим предвестникам взбучки.

— О нет. Боюсь после этого, пожизненно простоять на горохе в углу, — не твердо, и не уверено вворачиваю шутку. Саша со всей серьезностью, сводит глаза на часы, и показывает мне. Ему до планерки десять минут. Вот это мы разгулялись.

Без промедления выскакиваю из его рук. Он останавливает, потянув за поясок, снова подтаскивает к себе. Склонившись к ушку, обдает его горячим дыханием

— Я тебя лю, — сердце непокорно трепещет. Любит же, и как тут не рваться на части.

— Я тебя блю, — дорисовываю в голове половинку сердечка. Мы как те милые человечки на жвачке Love is. Затянуты в липком сиропе вдвоем, с тем же пузырьковым вкусом баблгама.

Саша провожает меня ободряющим взглядом, но решения я не меняю. Перед тем, как предстать на материнский суд, захожу в магазин и покупаю на развес, ее любимое птичье молоко. Еще фруктовый чай.

Не то чтобы мне страшно. Ссориться, нет стремления. А мама уж без всяких накруток к этому готова. Стоит у окон, обняв себя за плечи. Как мы горячо прощались — она видела, и ей это не понравилось. Морщится так, будто ей перед носом запашистый комок на лопате подсунули. На картах таро не гадай, как хочется, всыпать мне по первое число.

— Я с дарами, — лыблюсь так, что Голливуд горько плачет, и трясу презентом. Авось, сладенькое перебьет негатив.

— Обязательно устраивать обжиманцы? Тут люди кругом, — я уж молчу о том, что нашу репутацию, благодаря стараниям отчима, таким пустяком не испортишь.

— И что? Конституция не запрещает. Мам, ну ты как бабка столетняя. А тебе ведь, еще и сорока нет. Ты у меня такая красавица. Пошли Евгения Владленовича на три развеселых, и влюбись всем назло, — вдохновлено распахиваюсь, имитируя хиппи.

Миром правит любовь, а я во главе.

Мама не оценив мою постановку, шумно вбирает носом аптечный флер. Так тянет ее обнять, но она замирает в каменной стойке. А это тревожный знак.

— Ты думаешь, я не влюблялась? — с таким упреком смотрит на меня, как бы давит сверху бетонной плитой, — В папашу твоего. Вот так же, ног под собой не чуяла, только он от этой любви сбежал аж в Якутию, и от ответственности за ребенка, тоже, — скептическим якорем тянет меня на дно.

— Саша не такой. Он лучше всех вместе взятых, — уточняю угрюмо, и то что она скажет в ответ, слышать не хочу.

Вот и попили чаю. Бросаю покупки на прилавок и разворачиваюсь к выходу.

— Очки розовые снять не забудь, когда на свиданку поскачешь, — ядовито летит уже в проем пластиковой двери.

— Сразу, как только ты свои закопченные, — грублю на эмоциях.

Искренне не понимаю. Почему нельзя, порадоваться за меня и поддержать.

Чертовы доводчики, дверью даже не хлопнешь со злости. Да так, чтоб стекла потрескались.

Если маме одни придурки попадались. Это же ничего не значит. Судьба генетически не передается. Но ей, ничего не докажешь, уперлась как ослица. Бросит, да бросит.

Реветь, так хочется, но не буду. Позвоню Саше и сделаю, как он предлагал — перевезу вещи сегодня же.

Чапаю в царство мрачных Золушек, в уже изрядно подпорченном настроении.

Там обстановка, никак не лучше. У всех шести моих коллег, судьба до прозаичного — не легкая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Руфим и Зуля — нелегалки из Таджикистана. Семья за границей, а они в России на заработках. Ася — разведенка и мать одиночка. У Риты — муж забулдыга и парочка студентов на шее. Варвара Николаевна отрабатывает долги шведского альфонса, который пожив на широкую ногу, свинтил, охмурять другую недолюбленную даму.

Женское царство. Принцев на всех не наросло. Мне достался один, но я им делится, с другими принцессами не буду.

Быстро беру адрес. Не отсвечивая счастьем, перед глазами уставших женщин, сматываюсь, так и не выслушав причитания про коммунальные платежи.

Перемещаюсь налегке, хозяева требуют пользоваться только их эко средствами. Мне же легче. Не переться нагруженной, через весь город до конечной.

Окинув глазами помещение, размером с дворец в два этажа, вставляю наушники и стартую.

Владельцы, без всех преувеличений — сливки общества. Делают заказ на генеральную уборку раз в неделю.

Она — бывшая модель. Он — навороченный бизнесмен. В целом идеальная пара. Правда, у Жасмин, всегда очень несчастные глаза. Возможно, я не до конца разбираюсь в выражениях. Это томность и соблазн сквозят под черным веером ресниц восточной красотки, а я путаю их с грустью.

Домываю пол в большом зале, когда за моей спиной отлетает дверь.

— Слав, ну куда ты бежишь? Лика заканчивает, не мешай, — стройная брюнетка, останавливает, рвущегося на всех парах, семилетку.

— Да в принципе, уже всё, — отвечаю с полуоборота и разгибаюсь.

Яся, в улыбке на уголках губ, делает знак, чтобы я подождала расчет, пока она поговорит по телефону.

Славик, поднырнув под локоть, прорывается. Одежду разбрасывает на ходу и куда попало. Через метр спотыкается о швабру, летит по ковролину, точь — в — точь, как дельфин по волнам.

Опасаясь травмы, подбегаю и проверяю все ли цело. Он сопит, в готовности вот — вот разрыдаться.

— Если не заревешь, я тебе что-то покажу, — действую на опережение. Он расфуфырив ноздри, стойко держится и кивает, — Ты чуть не сломал мою гитару.

— Это беспонтовая швабра. Мне семь. Я что, гитару от швабры не отличу.

— А вот и не отличишь. Смотри, — подскакиваю на ноги и стряхнув с головы повязку, машу гривой, уподобляясь хард рок — музыканту. Выкачиваю губами любительский битбокс. На финале припадаю на колено, подразнив несмеяна языком, вжившись в образ Мерлин Менсона, отвешиваю поклон.

— Да ну, глупо, — бурчит мелкий сноб.

— Так говорят те, у кого нет фантазии, — убеждено подстегиваю, ткнув его указательным пальцем в пипку.

— У меня есть фантазия, — тут же настоятельно ляпает.

— Докажи, — беру на слабо.

Забирает у меня швабру и крутит над головой. Опасно так. Пригибаюсь и спасаюсь от незапланированной шишки.

— Я вертолет…Уиииу… Это мои лопасти, — увлекается и скандирует во все горло. Ой, с каким опасением, вижу, что скорость оборотов увеличивается.

— Чувак, ты крут! Я бы до такого не додумалась, — выкинув два больших пальца, поощряю изобретательность.

Он вращает еще активнее. Подозреваю — в надежде оторваться от земли.

И пипец!

Металлическая палка отлетает, сбивает напольную вазу около полуметра высотой. По золоченой отделке — страшно дорогую.

Хрясь! Ее больше нет.

Аминь! Всем присутствующим.

Мы стоим с видом смертников друг напротив друга. Невпопад хлопаем веками. Офигеваем.

— Что тут за … — Жасмин изящно переступает порог, сдвигая отлетевший осколок итальянской туфелькой. Славка, потупив глаза, ковыряет пол носком кед. Я, по праву старшинства, беру ответственность за случившееся.

— Это я разбила. Если позволите, буду убираться бесплатно, пока не отработаю всю стоимость, — обреченно вздыхаю в конце и понимаю, что подписываюсь на пожизненное рабство, но не подставлять же ребенка.

Как оказалось все не так страшно. Жасмин неспешно проходится по комнате, собирая, разбросанные детские вещи, педантично ровняет по шву тонкий бомбер. Склонившись над останками убиенной вазы, складывает губы в тонкую линию, а потом поворачивается ко мне.

— Зови меня Яся. И это, — пнув подальше кусок фарфора, раскрывается в довольной и вполне искренней улыбке. Честно, у меня аж дух захватывает от ее красоты, — Подарок свекрови. Они мне обе никогда не нравились. Сопрем на Славика, — наклонив голову, с вызовом смотрит на воспрявшего сына, — Славик, ты как? Подставишься перед папой?

— Мам, это я ее кокнул, — по — мужски солидно, выдает малец.

— Да я уж догадалась. Лике скажи спасибо, что прикрыла.

Инцидент на этом исчерпан. Я подмигиваю Славке.

Странное чувство, когда все хорошо, то и мир становится к тебе добрее. Никогда бы не подумала, что такие как Жасмин, способны замечать что-то кроме себя. Глупо наверно чесать всех под одну гребенку, но когда раз за разом хватаешь оплеух, невольно начинаешь это делать.

Получив конверт с оплатой, прячу его в рюкзак.

— Пересчитай, перед тем как отдать, — шепчет Жасмин и задорно округляет глаза, — Там, тебе, небольшой презент. За поднятое настроение.

Славик трется за спиной матери и явно сечет, когда она выйдет. Я задерживаюсь у дверей, поглядывая на раскрасневшуюся от волнения мордаху.

— Напиши телефон, — протягивает свой сотовый.

— На свидание хочешь позвать? — брякаю небрежно, пока вожусь с замороченным гаджетом. Мой куда проще.

— Нет. Ты же старая, а мне всего семь. Я модель самолета собрал и хотел тебе показать, — сообщает уже пунцовая деловуха. Без обид за приписанный возраст, насмешливо тормошу его макушку и ухожу.

Очень хорошо, что маршрутка останавливается совсем недалеко. Ноги слегка гудят от надраивания приличной площади. Подождав минут десять, сажусь в почти пустую газель.

Пересчитав деньги, присвистываю. Тут и всем сестрам на серьги достанется. Может, маму выкуп задобрит.

Вот это вряд ли.

Мамочка у меня, тот еще, стойкий оловянный солдатик, если уперлась рогом в землю, ни за что не сдвинешь. Жаль, на Владленовича это не распространяется.

Откинув токсичные темы, что разъедают мой сказочный мир. Думаю про Сашу.

Как в машине, буду смотреть на его сексуальные, мускулистые руки на руле. Собирать в складку подол платья и ловить заинтересованный взгляд на своих коленях. Как будет любить меня, накрывая своим тренированным твердым телом. Греческий бог, сошедший с олимпа — это дряхлый старик, в сравнении с моим Сашей.

Единственный прокол, с чувством такта у любимого не лады. Утром, вместо того, чтобы петь оды моим достижениям как хозяйке. Выглаженная рубашка, завтрак из трех блюд и естественно, задобрин в виде секса. Вознаградились сомнительным комплиментом — Кис, ты же подсела на мой член. Давай, все — таки сегодня переедешь. Представь, как он будет скучать без хозяйки.

Вроде, как и нахамил, но пострадав влюбленной тугоухостью, услышала предложение руки и сердца.

Резво спрыгиваю с подножки белой газели, а затем срезаю путь по археологическим раскопкам новостроек. Углубляюсь в разветвления гаражей и старых сараев. На очередном повороте перехожу на спуск по разбитой каменой лесенке.

Возникает такое ощущение, что за мной следят. Разворачиваюсь одним броском и никого не наблюдаю.

Внутри отчего-то тревожно екает. Редко хожу этим путем, тут и наркоманы и всякий сброд ошивается. Местечко на любителя пощекотать нервы, ночью точно ни-ни.

Уже бегу. Снова загогулина из кирпичных развалин, попасть туда, как не стремлюсь — не успеваю.

Меня отдергивают назад и прижимают к грязной стенке.

Господи! Лишь бы не насиловать.

Первое, что полыхает в голове.

На дородном мужике черная балаклава, с узкими прорезями для глаз.

— Куда торопишься принцесса? Деньги где? — редко всхрапывает. Меня же поколачивает изморозью от страха.

Лихорадочно сую ему рюкзак.

— Вот здесь. Все забирайте, только не трогайте.

— На черта нам твои копейки. Сумма то, по более накапала.

Осеняюсь — это человек от Корнея. А я — то думала, что он про меня забыл. Вот же блин, урод криминальный, проценты копил. Я ему так ничего не отдала, а эти люди кидалово не прощают.

Не верь, не бойся, не проси.

Готова, подписаться под каждым словом. И исполнить. Испуг такой, что ломота в икрах нагнетается.

— Можно, я с Корнеем переговорю, — мужик нахохливается, будто не понимает — о ком я.

Мгновение сосредотачивается у меня на глазах. Я взвизгиваю и отклоняюсь. Шаркаю затылком. Призываю ангела — хранителя и смелость.

— Нехер отвлекать его мелочевкой. Смотри и слушай, — приперев меня жилистой лапой в грудь, чтоб не вырывалась. Из нагрудного кармана достает телефон. Там жуть, а не фото. Лиза с кляпом во рту, скукожившись, связанная на стуле. Дрыгаюсь, чтобы выхватить и присмотреться. Шлепнув наотмашь по ладони, пресекает какую — либо деятельность, — Если к вечеру денег не будет. Твоя сеструха окажется в борделе.

От обличенного зверства нападаю. Молочу кулаками, не разбирая.

Бездушные. Им безразлично, что ей всего четырнадцать. Безразлично, что она маленькая. Безразлично, что мы не виноваты и за нас не кому заступиться.

— Вы же совсем нелюди! Твари! Я вас посажу! — вою и реву.

— Эй, ты, ну как отошел от нее. Руки подними, чтоб я видел, — вот кого — кого, а Рытникова своим спасителем, я никак не представляла.

Он, размахивая складным ножиком, надвигается на бандюгана, являя нехилой массой — всадника Апокалипсиса.

Отморозок крякнув:

— Кантуй бабло, кукла. Либо, писюхе не поздоровится, — сбегает тем же ходом, как и пришел.

Стеная, ползу спиной по острому камню. Истерика треплет по мозгам, не дает соображать и действовать.

— Лик?!.. Лика?!! — Костик трясет меня за плечи, — Да, блять Скворцова, ты чего. Че ему надо? Говори, я все сделаю… Деньги надо? Много? — судорожно киваю, — Я тачку загоню. К вечеру будут, сколько надо… не ной, найдем.

— Ни сколько. Мне есть к кому обратиться, — толкаю Рытникова со всей силы, не удержавшись плюхается на задницу. Зло на меня вглядывается.

Я, сломя голову, бросаюсь обратно на остановку. Несусь, не различая дороги и всего вокруг. В маршрутке даже не сажусь, едва дверь раскрывается, вываливаюсь кулем, практически оседаю в коленях.

Сашин отдел через дорогу. Чуть не попав под машину, перебегаю под красный сигнал светофора на зебре.

Сбиваясь и задыхаясь, скомкано объясняю дежурному, к кому я пришла. Спасает, что парень меня запомнил. Мы приезжали с Сашей за документами на прошлой неделе. Он мне показывал кабинет.

Коридоры, двери, люди.

Все вычленяется мимоходом.

Перед его кабинетом собираюсь, глубоким вздохом гоню панику в желудок. Сначала Саше предстоит всё объяснить, но он поймет. Я даже не сомневаюсь.

Как же сейчас жалею, что раньше не призналась. Самонадеянно предполагала, что пронесло. Корней списал нас со счетов. Как бы, не так.

Былой убежденности нет, как и не было. Сдаюсь и тихо поворачиваю ручку.

Этого быть не может! Это не правда! Молюсь убитым голосом внутри.

А потом…

Мои розовые очки бьются стеклами во внутрь. В глазах резь и кровяные блики. Мысли, отравленными стрелами, жалят и насмерть вдавливают сердце в пол.

Саша на своем кресле. У него на руках сидит полуобнаженная девушка. Он расстегивает ей лифчик и стонет в поцелуе. Увлечены безумием, что даже не замечают моего присутствия.

Аминь!

Сказка и любовь похоронены навсегда.

Мой принц оказался, всего лишь, обычным бабником. Грош цена, всем его словам и поступкам.