Стыд и позор.
Позор и стыд.
Преследуют меня всю дорогу до дома.
Как я могу, целовать его губами, которые способны врать без стеснения.
Но ведь так хочется.
Пугает до икоты, но все равно манит. Его серьезное волевое лицо по скандинавскому типу. Саша он мужчина с большой буквы С.
Сильный. Смелый. Страстный.
Этот опыт идет из первоисточника. Романы, начитываемые тетей Зиной, плохому не научат. Не будут же люди зря писать того, что не существует. Авторы же все берут из собственного опыта, просто слегка приукрашивают.
Он Герой моего романа. Типаж викинга всегда вызывал во мне трепет, ничего не могу с собой поделать. Так и мечтаю беспрестанно, как Саша увозит меня от всех проблем в свой замок.
Вот только все не так радужно, и мы не в сказке живем. Я не Золушка, а лгунья и воровка. И даже сваливание вины на отчима, нисколько не облегчает муки совести. Сверчок в моей голове растет и растет.
Салон обволакивает тихая, романтичная музыка, так и тянет зевнуть. Не люблю я попсу, тоску навевает. Вообще я меломан, но рваные биты рэпа мне больше всего нравятся.
Приятно же, как эмоции льются из текстов в уши. А тут сплошное мяу-мяу. Удивлена выбором радио волны. Не похож Саша на парня, отжигающего под Диму Билана. Ему бы больше подошел Kamazz по репертуару, разрвающий душу своей брутальной хрипотой.
Крепко свожу колени, замечая с каким интересом, он смотрит на мои голые ноги. Будоражит как налетевший ветерок в летний зной. Вспоминаю, как до этого, трогал своими шероховатыми ладонями.
Зазевавшись на его массивные предплечья с натягивающимися канатами мышц, пропускаю весь маршрут. Все-таки тело противоположного пола так заманчиво отличается.
Ой, дергаюсь глазами в сторону. Саша ловит мой взгляд на его бедре. Ну, любопытно же, что там, у него под одеждой.
Фольксваген мягко тормозит на пятачке, обставленном деревьями, недалеко от моего дома.
Все я решилась.
Раз обещала — надо исполнять. Хоть я и полна, не твердой уверенности, порвать с Сашей, но не ходить же мне в должниках. Это же не преступление. Моя совесть одобрительно кивает и всячески поддерживает. Даже настырно твердит.
Поцелуи надо вернуть.
Вытолкнув языком плоский от рассасывания кружок карамели. Аккуратно убираю, предварительно, замотав в фантик. Кладу на приборную панель. Пальцы от соприкосновения с подтаявшим сиропом стали липкие. Как-то неудобно просить салфетку. Не нашла ничего лучше, чем облизать кончики.
— Да ты же сексуальный террорист, — мне показалось, прозвучало измучено.
Я не террорист. Член ОПГ и если меня поймают, то за соучастие впаяют такой срок. Выйду через полжизни, с багажом тюремных знаний и навыков. Шконка, чайфир будут мне знакомы не понаслышке. Мысленно всхлипнула и зажмурилась, скрывая виноватый взгляд.
Саша подвинулся ближе. Очень близко. Меня буквально заштормило ударной волной. Качнулись, как два течения навстречу друг другу.
Бах. Легкий всплеск моего вздоха. Бах.
О, божечки!
Руки так и тянутся, обнимая мускулистую шею.
Он меня целует сразу же.
Мамочки!
Легонечко мнет мои губы.
Я несмело выпускаю кончик языка и трогаю его. По ощущениям, это как надкусывать экзотический фрукт. Сначала сглаживаешь упругую кожицу. Манго. Я его никогда не пробовала, но представляла именно так. Посасываешь его, а потом. Сок из сердцевины проникает в рот и заполняет всю полость незнакомым терпким вкусом. Только вот у моего манго привкус сигарет и неожиданно баблгама. Едва соображаю, что это послевкусие жевательной резинки размешавшееся с истинно мужскими нотами.
— Кис, сладкая такая… ррр, — Саша так рычит. На мгновенье, кажется, от его тона в меня стреляют иголки. Тонкие, с остро наточенными концами.
Даже у моих мурашек появились мурашки. Если существует мурашечная болезнь, то у меня вовсю, разыгрался криз этого потрясающего недуга.
Я и опомнится не успеваю, как его язык проворачивает у меня во рту такое…такое.
Стало так горячо, будто мы не в салоне с кондиционером, а в сауне.
Вот знаете, это примерно, как взять в руки чайник с крутым кипятком и тонкой струйкой заливать внутрь, но при этом не рискуя обвариться.
И этот жар течет странным образом все ниже и ниже и…и… ниже…добирается туда …в общем, где не касалась рука человека, а точнее мужчины.
Твою мышь!!
Вот сейчас начинаю, опять же, под влиянием не заканчивающихся странностей, представлять, что Саша трогает меня там..
Да — да, именно там…не выше, не ниже, а вот прям ТАМ.
Когда я думаю о его руках на ластовице моих трусиков. Они … божечки… стыд то какой… Они намокают. Опять же, не слегка, а будто я села на маленький фонтанчик, и он бьет упругими, теплыми струйками.
Саша не прекращает атаковать мой рот. Жалит, врывается. Через чур агрессивно. А еще крупные ладони, накрывающие мои бедра. Двигаются по беззащитным голым ногам. Подгоняют самое пекло под трусики.
Сверху губы. Снизу руки, а по центру..
Мамочки!
Начинаю метаться по креслу, чтобы ЭТО, наконец, прекратилось. Хочу обернуться, и посмотреть. Может, я ненароком, нажала локтем на кнопку подогрева сидений. Иначе откуда же взяться этому жару между ног. Точно, у него контакт не исправен, и меня, всего — навсего, колотит током из под обшивки. Ну надо же, а еще хвастаются, что у немцев самые качественные авто.
— Умрр… ох… айи… — повизгиваю в его губы, когда разряды становятся совсем нестерпимыми. Как в припадке толкаюсь ему в каменную грудь своей. У меня даже соски натягиваются. Хорошо, что лифчик с паралоном, иначе еще большего позора мне не пережить.
— Кис? Что с тобой? Плохо? Напугал? — Саша встревожено сдвигается. Я, моргнув как вылупившийся совенок, силюсь разглядеть сквозь пелену, его выражение.
Стискиваю губы до белизны и онемения.
Остальная же часть алеет, ровняясь по цвету со всеми кровяными тельцами в организме. Они вдруг решили, разом переселится на мое лицо.
Ну что за напасть. Машину коротит. Ко всему прочему у меня аллергия от карамели. Или от мороженного, или все вместе. Диатез как у младенцев. Все тело щиплет так, что хочется скинуть платье и попросить Сашу — почесать. Грудь, живот. Особенно в одном весьма пикантном местечке. Я чуть не плачу, лихорадочно потряхиваясь.
Твою мышь! Надо же так опозориться.
Уже воображаю, как моя кожа покрывается жуткими волдырями. Я опухаю, приобретая синюшный оттенок, язык вываливается. Трогаю для убедительности щеки. Вроде в порядке.
Надо бежать, пока не заметил. Я больше никогда не пойду на свидание. Умру старой девой. Погрязну в бабуличьем запахе от своих пятнадцать кошек.
Сижу как примороженная, боюсь пошевелиться и спровоцировать обострение. Саша с беспокойством вглядывается в мои шальные глаза.
— Кис, ну прости. Завожусь от тебя как пацан. Нравишься ты мне очень.
Чтоб не взвыть, приходится сжать зубы. Я королева конфуза. Испортила такой вечер. А Саша настоящий. Он не книжный герой. Взял всю ответственность на себя. Стыд подлетает на новый уровень. Это как на аттракционе «боксер». Красная перчатка со всего маху хлещет по шкале и отправляет меня в нокаут.
— Я пойду, — шмыгаю носом и натянув подол пониже, выскальзываю из машины.
Я же темнота дремучая. Совсем не понимаю, как поступить. Шарахаюсь в сторону, почувствовав Сашины руки на своей талии.
— Лика, да подожди ты. Ну не хочешь, хрен с ними, с поцелуями. отложим до лучших времен, пока ты ко мне не привыкнешь, — от его слов становится нестерпимо больно. Дура тут одна — я. Зачем извиняется.
— Саш, мне домой пора. Завтра увидимся..я..я..ну не сейчас.
Саша хмурится и берет меня за руку. Молча, идем до подъезда. Открываю рот, чтобы как то сгладить глупую ситуацию. С поворота, сверкая мигалками, едет скорая. Ну как назло, прямиком к нашей парадной.
С другой стороны раздается страдальческий вопль Тети Зины.
— Лика, как хорошо, что ты здесь. Ну где шляешься? У меня там такое. Ой — ой — ой, — машет пакетом, придерживаясь рукой за сердце, — Ограбили, до инфаркта довели…ладно, деньги, а парик то им, зачем понадобился.
— Какие деньги? — недоуменно гляжу на растрепанную соседку.
— Да всю пенсию. Утром же принесли, вечером хватилась, а там триста рублей. Ой, ну что за люди.
— Теть Зин. У вас пенсия на карту приходит. Я замоталась и не успела снять. Вы же мне сами утром заносили.
Никак не отвыкнет. Так и ждет почтальона тринадцатого числа, каждый месяц, пока я не напомню.
— Да! — облегченно выкрикивает и сбрасывает багровый окрас, — Твою мышь! Лика, в могилу меня сведешь. Кошек не забывай кормить, а я в стационаре отлежусь.
— Не забуду.
— Женщина, это же скорая, а не такси.
— Вот и везите меня в четырнадцатую городскую. Шутка ли, с таким давлением, а вдруг я помру. На вашей совести будет.
Опешившие от такой наглости фельдшеры помогают ей забраться в карету. Императрица Зинаида, благосклонно подает руку, чтобы надеть манжет тонометра.
— Веселая тетка, — зачаровано останавливаюсь на Сашиной улыбке. Переполох, который устраивают бабочки внутри, заставляет также открыто засмеяться в ответ, — Зацеловал бы тебя сейчас, но воздержусь. Пугливая ты, Киса. Лаской тебя надо брать.
— Пожалуй, — бормочу, пребывая в состоянии транса от того, как красиво расплываются его губы.
Поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь к Сашиной щеке.
— Доча! А чего это, ты, папку с хахалем не знакомишь. А вы, молодой человек, чьим будете?
Не люблю материться, но тут в голове вспыхивает заковыристый трехэтажный эпитет Владленовича, когда он смотрит футбол.
— Александр Прокофьев, — отвечает сдержано.
— Евгений Владленович, стало быть — будущий тесть, — растирая потные пальцы-сосиски о мятые треники, подает для рукопожатия.
— Иди, проспись. И не лезь, куда не просят — строго рявкаю прибуханому вредителю.
— Цыц. Не видишь мужики разговаривают. Подумает еще, что я мало твоим воспитанием занимался и бросит.
— Саш, иди. Он не в себе. Совсем мозги пропил, — умоляюще вглядываюсь, чувствуя как стыд, подбирается сзади и жмет мне на плечи. Сутуло стягиваюсь вниз под тяжким гнетом.
— Зря, я тебя в детстве не порол, — Владленович дернув майку и прикрыв мерзкий волосатый пуп, игнорирует мою злобную мимику и продолжает с пугающей деловитостью бесодовать с Сашей. Сволочь! Он же сейчас деньги начнет клянчить, поздно спохватываюсь, — Вы, Александр, не торопитесь. У меня к вам заманчивое предложение. Не могли бы вы, вложиться. Так сказать, по родственному, в один весьма успешный проект. Сумма не большая тыщ пятьдесят вполне достаточно.
Буря — ненависть черной ночью покрывает глаза. Сжимаю веки до разноцветных кружков в надежде, что мне померещилось, но вот стыд, позор и унижение никуда не деются. Сделала несколько шагов вперед и уперлась лбом в ткань пахнущую крепкой хвоей.
— Саш, не приезжай больше и не звони. Ничего у нас с тобой не будет. Ты мне не нравишься.