Сегодня солнце зашло за тучи,
Сегодня волны бьют так больно,
Я видел, как умирала надежда Ямайки — Моя душа плачет.
Зачем ты стучишь в мои барабаны,
Зачем ты танцуешь под мои барабаны,
Зачем ты поешь мою песню? Мне и так больно.
Какая боль, какая боль: Аргентина — Ямайка 5:0.
Какая боль, какая боль: Аргентина — Ямайка 5:0.
(Чайф — Аргентина — Ямайка 5:0)
Все случается слишком быстро. Поцелуй за поцелуем, и я лишаюсь всех возможностей одуматься.
Саша целенаправленно ведет меня по узкому коридору к местам общего пользования. Гасит мелкие проблески здравомыслия, вдавливая в стену и напористо накачивая грехом через губы.
Треугольник вершиной вверх. Рядом другой вершиной вниз. Определяю, да и то смазано, как мы вваливаемся в женскую уборную.
Усадив меня на полку между раковинами, еще активней принимается разрушать протесты.
Восковой фигуркой расплываюсь от ладоней, что так проворно заползают под края шелковой майки-разлетайки.
Несколько томительных секунд и убрав преграду, нежно накрывает мою грудь. Дразня и пощипывая, тревожит набухший сосок. Мой стон замешивается в его рычание. Грубо экзальтированно распускает ласки по телу. Оно и радо поддаваться. Как он трогает, как бурно дышит в промежутках — все воспринимается с восторгом. Млею от водопада жгучих поцелуев. Они льются по горлу. Скапливаются на ложбинке. Обхватываю его щеки и поднимаю его лицо, снова пускаю языки в безумно эротический пляс.
— Проверь кабинки и дверь… вдруг, кто войдет, — шепчу, чуть отстранившись.
Не были бы мы одни, издавая то количество стонов, уже давно рассекретились.
Воздух между нами продолжает вскипать. Дать Саше отойти, трудновыполнимо. Сознание двоится, как и его облик. Морок, захватив мой мозг, порабощает полностью. Именно поэтому, мелко подрагиваю и ожидаю. Растираю колени, чтобы сдержаться и не ринуться навстречу.
Хочу его. Соскучилась.
Убедившись, что никого нет, поворачивает задвижку и закрывает нас.
Кто — то бы еще повернул тумблерок в моей голове и зажег лампочку. Этого не случается, там беспросветное желание.
— Сашечка мой, — взрываюсь, едва снова попадаю в облако его окрепчавшего аромата. Он принимается за тонкий ремешок на моих джинсах. Расстегнув, делает то, же со своими штанами.
— Без слов, Лика, просто трахнемся, — отрубает убийственно жестко.
Достает из кармана ленту презервативов. Я еще глубоко одурманена и словно, ото сна отойти не могу. Соображаю не четко.
Что он говорит? Что делает?
Раньше мы защитой не пользовались. Я пила таблетки, и Саша прекрасно знает, как я отношусь к залету.
Что изменилось?
Меня отпускает. Все изменилось. Нас полярно раскидало по разным полюсам.
Я — плюс. Он — минус.
По правде говоря, это дикость. Саша же наверняка думает, что я еще с кем-то кроме него.
Становится погано. Вот так, в одно мгновение. Мое вранье паразитическим образом, размножается и сжирает волшебство.
Наш безупречный роман, раньше виделся восхождением. А на самом деле, стал точкой отсчета в то место, где в чудеса уже не верят.
Зачем я идеализирую? Разочаровываться намного хуже. Лучше смотреть на вещи с ясностью.
Я Сашину жизнь превращала в праздник — он своим скотским поведением все похерил.
Мы достойны друг друга и недостойны одновременно.
Воспоминания, потеряв краски, становятся выцветшими черно-белыми фото, бьют в грудь наотмашь.
Невыразимо больно. И не от Сашиных слов и действий, а от того, что сначала все идеально сложилось. Затем, также идеально ровно сломалось на две половины.
Мне эти муки. Для Саши я не знаю, какое значение имела наша нереальная любовь.
Чего еще можно ожидать?
Мы по грязному трахнемся в туалете. Он выйдет, дернув молнию на ширинке, даже не посмотрев на меня. Сядет за свой столик и продолжит развлекать Анечку. Я поправлю одежду и последую его примеру.
— Саш, не надо. я не хочу здесь. не хочу так, — бью за себя кулаками. Стискиваю его рубашку и отпихиваю от себя, когда хочет навалиться и поломать мое сопротивление.
Я больше не прошу уважения, я его жду. И нет меня в числе тех женщин, что прощают измены и терпят.
— У тебя с головой все в порядке? Че блядь за гребаный биполярный синдром. Спецом же в бар заявилась, — Саша обескуражен яростным отпором. Не ожидал, а мне становится легче дышать. Обе его руки теперь лежат по бокам от моих бедер. Он все еще близко, но магическое поле значительно ослабло.
— Да, но не для этого, — правдиво вскрываюсь.
— А для чего? Хотя, мне похую, можешь не отвечать.
Саша вдруг становится категорично отстраненным. Меня выносит в ту же параллель. Себе — то пусть не врет.
— Было бы безразлично, мы бы здесь не оказались. Это не я пытаюсь зажать тебя в каждом углу, — вывожу на откровенный разговор.
— Кис, ты что-то путаешь. У меня всего лишь на тебя стоит. Поверь, к чувствам это не имеет ни какого отношения, — высекает с мрачностью карающих небес. Смотрю в его карие глаза и чувствую, что опять немного теряю связь и последовательность. Потому что, нельзя быть красивым таким.
— Уходи! — ни сколько не горю желанием, сделать просьбу полегче и добавить " Мне надо, побыть одной" Не уйдет — я поплыву и рухну камнем на дно, в своих же глазах, между прочим.
Саша, с чувством превосходсва и королевским бесстрастием, осматривает меня с ног до головы.
— На, возьми. Педрило подаришь, чтоб не плодился, — кидает мне на колени упаковку Durex XXL, с дополнительной смазкой для увеличения чувствительности.
Выругалась так, что у самой уши начинают гореть. Саша хмыкает, щелкая засов.
— Себе забери! — кидаю ему вслед, — Нарядишь своего мамонта, для брачных игр с крольчихой.
Оглядывается с ехидной полуулыбкой. Меня заполняет гнев от мерзости и пошлости. Он не исключение из правил, он его яркий пример. Как всегда вышел сухим из воды, и отпираться не стал.
Мое воображение еще хуже реальности. Распалюсь так, что готова, разнести зеркала, которые хранят наше отражения.
Открываю кран и отмываю губы. Стереть любое напоминание, вот что движет. Мотает меня в эмоциональном лабиринте — будь здоров. До блеклой темноты перед глазами.
Если б Саша предложил поехать к нему — я бы поехала. Логики в этом, нет ни какой, но мне сейчас не до нее. Как ни старайся, вытравить заразу из — под кожи традиционной терапией, не получится. Всерьез задумываюсь, полистать сайты с экстросенсорикой.
Остудиться, до приемлемых децибелов спокойствия не успеваю. В дверях восстает Зайкина, точь в точь — Немезида (богиня возмездия). Подпихивает сползающую сумочку на плечо.
Свирепо раздувающиеся крылья носа Хуниты, более чем яркий признак того, что сборная команда Аргентины перешла в наступление.
Этот ее взгляд…
Брр. Мороз по коже. Будет вершить правосудие?
— Дай пройти, — очень нелюбезно толкаю ее. Дернув подбородком, остается на месте, загораживая проход.
— Вот и встретились, Лика, — начинает двигаться в мою сторону, тесня к раковинам. Краткими подергиваниями, неприкрыто намекает на махач. Сантиметров на двадцать выше меня. Килограмм на десять тяжелее. Оцениваю параметры и трусливо отхожу. Да ну нет! Она же меня в лепешку раскатает. — Смотрю и думаю. Что наш звездный капитан в тебе нашел.
Нервно хмыкнув, думаю, что мы ничем не отличаемся от мужиков. Те тоже любят помериться членами. Вот прям один в один. Поди так же в туалете встречаются.
Жаль, что Аня не мужик, я бы ей так по яйцам залупенила. По холодной свирепости и пренебрежению, они у нее имеются. Я таким свойством похвастаться не могу.
— То, чего в тебе нет, — высказываюсь дерзко.
Дура я беспросветная. Беги, Скворцова, пока тебе раннюю лопецию не соорудили. Будешь потом, отовариваться париками оптом на рынке.
— И чего же? Глянь — ка, — аккуратно подправляет контур губ перед зеркалом, — Видишь разницу? Мне тебя даже жалко. Ты жалкая. Где яркая помада? Тинт для бровей, тоже не используешь. Хочешь, я тебя накрашу?
Зайкина выкладывает из косметички тюбики. Ловит те, что раскатываются. Нездоровый ажиотаж вокруг приблуд для боевого раскраса, как — то настораживает. Она еще и поясняет, что и куда наносить.
Мне двадцать. Я, пока что, за естественность. Бог миловал, и в перманентных ухищрениях я не нуждаюсь.
— Это ж надо быть такой курицей самовлюбленной, — мыслю вслух. Улыбаюсь от уха до уха.
Разворачиваюсь, чтобы дистанцироваться от этой, психически зацикленной на макияже, особы.
Саша врун, каких поискать. Всегда кормил байками, что его дико прет от моей натуральности. А у этой и автозагар на всякий пожарный завалялся. Опасается неровно загореть под лучами страсти Прокофьева?
— Что сказала? — переспрашивает и хватает когтистыми щупальцами за запястье.
— Сказала, что ты тупая и скучная. Отцепись.
Совсем не слышит и кивает своим мыслям — самоутвердиться за мой счет.
— Вот и повеселимся, — отработанным рывком, кидает к себе. Пережимает шею сгибом локтя и часть плеча. Я не то, что сбежать, пошевелиться не в силах, — Не вырывайся. Я — КМС по вольной борьбе. Удушающий захват — моя короночка. Хрустну чего — нибудь не то, потом всю жизнь по массажистам бегать и таблетки горстями жрать, — вроде как успокаивает.
— Совсем долбанутая?
— Почему же? М?Проведу мастер-класс бывшей Сашиной подружке. Станешь красивой до ужаса, — вообще не напрягаясь тем, что держит меня, берет с полки жидкую помаду.
— Шизанутая стерва!! — запаниковав не на шутку, перехожу на ор.
— Временный татуаж. Три дня точно продержится, на себе проверено, — угрожающе просветляет, мою необразованность.
Много чего могу наговорить ей, но неотрывно слежу и отстраняюсь. Приходится балансировать, рискуя нарваться на «украшение».
Зайкина уже почти заносит броско пурпурный наконечник, чтоб развозюкать мне на поллица, и разрисовать как клоуна.
И тут в тишине, ее кишечник разносится воем и попыхчиванием. Аннушку крутит пополам. Пальцы разжимаются, колпачок выпадает.
— Ай — я — яй! — звонко взвизгивает. Препугавшись, как бы не растерять по дороге всю желчь, прихватывает живот и уматывает в кабинку.
Меня, также скрючивши, пробивает на оглушительный ржач.
— Что, Ань, стрелами Амура дно вышибло, — загадываю ей загадку, задыхаясь от смеха.
— Это ты! Сука выйду, уроюююю, — доносится болезненным плачем из-под дощатой половинки.
— О! Это будет еще не скоро. Слабилен форте двойное облегчение, — надо бы взять процент, за скрытую рекламу.
Как вовремя подоспело, иначе ходить бы мне в племени брошенных дур, как папуас, с росписью на физиономии. А я оказывается крутая и продуманная сучка. Воу!
Выхожу в коридор и запутавшись в мечтах, где я прикапываю обезвоженное тело Зайкиной в ближайшем лесочке, сталкиваюсь лицом к лицу с Костиком и Пироговым.
У меня только один вопрос.
Дойду сегодня до столика?
Или от заката и до рассвета буду отбиваться, а потом выползу под утренние лучи. Вся измученная и в крови. Закурю и поплетусь по сонному городу, волоча за собой топор.
— Рытников, ты блин как спам. Вечно пространство засоряешь, — гавкнув грубость, рулю мимо. Вся из себя.
Зазвездившись, про тревогу и не вспоминаю. Костик пьяный в умат, но ему это не мешает качаться и перекрывать путь.
Вот же козлячий выродок. И Пирог, с аналогичной родословной, тут как тут. Они с Зайкиной сговорились что ли? Она выбыла, предварительно пасанув меня Костику? От перестановки слагаемых, сумма не меняется.
Пэдро + Хуанита vs Лика.
Как не перемешивай, я все равно выпаду в осадок.
Надежда провести вечер, рефлексируя над трупиками чувств, трансформируется в образ знойной мулатки. Воображаемо проносит табличку с результатом игры перед глазами. Чмокнув на прощание воздушный поцелуй — удаляется. Подозреваю, что перевес не в мою сторону.
10: 0
Фонбет бы точно не вложился в мой бренд.
Заталкивают, извивающуюся меня, в потайной карман между стен, предварительно зажав рот и перекрыв кислород.
— Вадик, тащи ее в подсобку, — тычет указательным пальцем в дверь напротив.
— Костелло, не прокатит. Ромео в зале и его друганы. По рожам видно, что они ментозавры. Повяжут, Кость. Давай, блядь здесь и на словах, — уговаривает Мистер Адекватность. Костику — то совсем пьяным угаром мозги расплющило.
Ночь убойного кутежа, превращается в бой жизни и смерти. И я не утрирую. Костик настроен весьма решительно. Пока что, все как всегда. А вот что будет дальше, даже самой интересно.