Жара невыносимая, окна в кабинете открыты настежь, но я всё равно задыхаюсь. И не только из-за погоды. Из-за неё. Девушки, которая меня не хочет. Но которая держит всё моё нутро в своих руках.
Арина.
Произношу это имя как молитву. Надеюсь, что бог или кто там сверху, сжалится надо мной и девочка выберет меня. Иначе я сойду с ума.
Леха позвонил сразу, как пришла сводка, что на врача скорой помощи Арину Ковалёву напал гражданский. Девушка в больнице, без сознания. Приехали двое мужчин бандитской внешности, нападавший пропал без вести.
Сложить переменные в уравнении и получить общий знаменатель нетрудно. Сразу понятно, что за бандюганы были и куда пропал третий.
Учитывая ревнивую натуру Абая, страшно представить, что он сделал с этим бакланом. Я бы его просто закрыл, а потом натравил местный молодняк. Они дикие, злые. Так бы и получил своё наказание. Но Абай грохнул без суда и следствия, в итоге… Сам же положил козырь мне в руку.
С момента освобождения прошло два месяца. И за это время он успел одного сильно покалечить, второго убить. Горбатого только могила исправит. Но у Тимура и её не будет.
Хмыкаю. Немного осталось. Скоро всё разрешится и Арина сама придет ко мне в руки. И я встречу её, отогрею.
Стук в дверь. Блядь. Я бы мечтал об Арине постоянно, но надо работать.
— Да.
— Иван Николаевич, разрешите? — Дамир заглядывает в кабинет.
— Разрешаю, — вздыхаю. Как всё бесит.
— Привезли новых, надо встретить на плацу.
Сегодня привезли троих новых заключённых. Из севера. Здесь будут срок мотать. Один коронованный, посмотрим, что за фрукт.
Достаю из шкафа фуражку, надеваю. Смотрю на себя сверху вниз. Ненавижу эту форму. И всё здесь ненавижу. Может на пенсию свалить? Скоро, вместе с Ариной.
Выходим на улицу. Конвой стоит рядом с тремя отморозками. У всех руки за спиной, головы опущены вниз. Подхожу ближе.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — здоровается самый зелёный из конвоиров. На вид парню лет двадцать пять. Глаза горят, молодость, энергия. Усы и подбородок бритые, на щеках ничего не растет. Даже смешно. Какого хрена ты забыл в этой системе, сынок?
— Вольно, — киваю.
— Разрешите доложить?
— Докладывай.
Слушаю его рапорт, кто они и откуда приехали. Заключённые называют свои статьи и срок лишения свободы. Хочу развернуться и уйти, но жду. Чёртовы правила, которым надо следовать.
Аркадий Зорин, по кличке Зо́ря — это и есть коронованный. Сорок три года, двадцатку отмотал за убийство. Прошло полтора года и вот он опять на зоне. Держится уважительно. То ли наёбывает, то ли и правда нормальный. Время покажет.
Рассказываю заключённым правила нахождения в режимном объекте. Все отлетает от зубов, я даже не вспоминаю, всё на автомате. Даю команду Дамиру — распределить зэков по камерам и ухожу.
В помещении снимаю фуражку, вытираю лоб платком. Не молодею, только чахну с каждым днём. Но рядом с Ариной не чувствую возраст.
Ноги сами меня несут в медблок. Кристина сегодня на смене. Ненавижу её. Но она ни в чем не виновата. И жалко, и бесит. И нуждаюсь.
Она сидит в кабинете, смотрит какую-то хрень на телефоне. Видит меня, улыбается. Сегодня хорошо выглядит, не как шлюха. Нет красной помады на губах, вместо короткой юбки — лёгкий летний комбинезон.
— Ванечка, — встаёт из-за стола. Оглядываю кабинет, всё напоминает Арину. Хотя она здесь отработала всего ничего, но засела в душу конкретно.
— Хорошо выглядишь, — стараюсь говорить спокойно.
Кристина улыбается, в глазах радость.
— Для тебя стараюсь, — хихикает. Подходит ближе, кладет руку мне на ширинку. Убираю.
— Не хочешь? — спрашивает обиженно.
— Хочу, но не это, — и не с тобой, но молчу. Сцепляю руки за спиной.
— А что тогда?
— Обними меня, — голос дрожит. Какой же ты слабак, Дрёмов.
Кристина на секунду зависает, а потом обнимает меня за талию, кладет голову на грудь. Обнимаю её за плечи, прижимаю к себе. Утыкаюсь носом в макушку. Но она пахнет не так. Вместо лёгкого приятного естественного аромата — дешманские сладкие духи. Отодвигаюсь. Чувствую дикий стыд за этот порыв. Чего я хотел? И, главное, от кого?
Кристина берет меня за лицо, смотрит в глаза. Тянет на себя и целует в губы. Отвечаю. Не хочу и хочу одновременно. Мечтаю, чтобы меня целовали с нежностью и трепетом. Чтобы не для галочки, чтобы не грязно. Позволяю себе даже закрыть глаза, отдаться этому. Представляю, что это Арина. И всё приобретает другие краски.
Углубляю поцелуй, глажу по пульсирующей венке на шее. Ноги подкашиваются, пусть это не заканчивается. Но в момент всё рушится, когда женская рука сжимает мои яйца. Блядь. Открываю глаза и принцесса превращается в тыкву.
Кристина смотрит с похотливым вызовом. Сжимает меня через брюки, но у меня не стоит. Она не поняла. Ничего не поняла. Разочарование режет наживую. Сам виноват, чего я ждал?
— Малыш, может хотя бы разочек? — кусает мою губу.
— Нет. Не трогай, — отбрасываю от себя её руки, словно она прокаженная.
— Почему? Всё же хорошо начиналось, — снимает бретельку с плеча.
Игнорирую вопрос, просто выхожу в коридор. В лицо ударяет запах сырости, отрезвляет. Напоминает, где я и кто.
Ненавижу.
Заезжаю на стоянку больницы, в которой лежит Арина. Купил по пути фрукты и пирожные. Не вижу машину Тимура, отлично. Значит, нам никто не помешает.
Имея ксиву можно входить куда угодно и когда. Никто не спрашивает к кому я, просто иду в нужную палату.
Чем ближе к ней, тем сильнее заходится сердце. Давно не видел Арину, совсем одурел. Стучу в дверь палаты и приоткрываю. Арина лежит одна, увидев меня меняется в лице.
— Привет, — захожу.
— Привет, что ты здесь делаешь? — привстает. На лбу шов, синяк на глазу. Бедная, как же жалко. Но это всё не мешает ей быть самой красивой и желанной.
— Пришёл к тебе, гостинцы принес, — достаю из пакета.
— Спасибо, конечно, но…
— Никаких «но». Я хотел тебя увидеть и вот я здесь, — сажусь на стул рядом с ее кроватью. Быстро осматриваю палату. И за это я заплатил почти тридцатку?
— Ваня, тебя не должно быть здесь, — садится и придерживает голову рукой.
— Болит?
— Болит, — вздыхает. Опускает ноги на пол, подставляю свои, чтобы не встала на плитку.
— Что врач говорит? — конечно же, я всё знаю. Всё под контролем с самого начала, но хочу, чтобы сама рассказала.
— Да нормально всё, заживёт постепенно. Но постоянная головная боль, — тянется за водой. Беру бутылку со стола, открываю и передаю ей, — Спасибо. Головная боль просто достала. Но это нормально при такой травме, — пьёт и я как заворожённый смотрю как дёргается её шея, когда она глотает. Как облизывает свои пухлые губы. Блядь. В штанах становится тесновато.
— Абай убил этого несчастного, — твой ненаглядный не святой, как ты думаешь.
— Я знаю, — отвечает спокойно.
Что?
— Ты знаешь? — мне же не послышалось?
— Да, Ваня, я знаю, — смотрит в глаза.
— И ты позволяешь ему трогать себя? Этими руками?
— Ваня, кто кого трогает — мы разберемся сами. Пожалуйста, не начинай эту тему.
— Какую тему, девочка? Что на него уже шьют дело и если не сегодня, так завтра его опять закроют?
Арина дёргается, испугалась. Я бы хотел увидеть в ее глазах облегчение, ведь любой нормальный человек хочет освободиться от такого чудовища.
— Ты же не дура, Арина. Прекрасно понимаешь, что за такие дела сажают. Да и за Цыгана, которого он покалечил — тоже срок впаяют.
— Да, я всё понимаю. Что ты от меня хочешь?
— Тебя хочу и больше ничего.
— Ваня, мы уже это обсуждали. Хватит, — злится. А я всё равно кайфую, потому что это гораздо больше, чем безразличие. Значит, шанс есть.
— Ты права. Но Абая закроют, это вопрос времени. Учитывая, что это не первая его ходка, у него будет большой срок. Будешь ждать? На свиданку ездить раз в год? Детей ему родишь?
— Перестань. Зачем ты это рассказываешь мне? — глаза мокнут, ещё немного и заплачет. Не хочу этого, но нужно открыть глаза на реальность.
— Чтобы ты наконец-то увидела, что за монстра ты впустила в свою постель. И что есть альтернатива, где ты всегда будешь в безопасности.
Молчит. Слезы капают у нее, а разъедает меня. Дерьмо. Но это во благо, она должна понять, что происходит.
— Ты видимо не понимаешь до конца. Я знаю, что Тимур опасный человек. И… принимаю это. Скорее всего это не вяжется с твоей призмой жизни, и это нормально. Но я сделала свой выбор и не собираюсь от него отказываться. Тебе же в очередной раз говорю, что не будет у нас ничего. Не мучай ни себя, ни меня.
Сижу и будто меня ледяной водой облили. Она вообще в своем уме? Защищает этого ублюдка, серьезно?
— Арина, он психопат. Это тебя тоже устраивает? Хочешь, чтобы твои дети были такими же нестабильными? Или чтобы он когда-нибудь сорвался и ударил тебя?
Вздыхает. Глаза отводит. Вот оно, семя сомнений посажено. Я должен радоваться, но почему-то хреново от этого. Она плачет, а я чувствую себя ублюдком.
Присаживаюсь на корточки, кладу руки на ее колени. Прохладная мягкая кожа. Арина вздрагивает, убирает руки, и хватается за голову. Блядь, я почти забыл, что ей нельзя делать резких движений.
— Ваня, уходи. Не трогай меня, — отодвигается. Держу за колени, касаюсь губами каждой. Как же ты пахнешь, Арина.
— Какого хуя ты здесь делаешь⁈ — Абай.