Дрёмов одевается и выходит. Как только дверь за ним закрывается, я сажусь на стул и срываюсь на рыдания.
С чего он решил, что я захочу целоваться? С ним⁈
Стараюсь дышать глубоко, нужно успокоиться. Паника ни к чему. Ко мне не первый раз пристают. На скорой всякое было. Но тут… неожиданно. Я правда не ожидала таких действий именно от этого человека. Он казался не таким. Вроде правильный, безопасный, но… Но.
Умываю лицо холодной водой. Немного приводит в чувство. Нужно идти в госпиталь, посмотреть пациента, которого я зашивала три дня назад. Встряхиваю руки в раковину, достаю зеркало из сумки. Глаза красные, губы припухшие. Всё равно хочется плакать, но сейчас нельзя. Нужно работать.
Вздыхаю. Всё хорошо.
Выхожу в медблок, от сквозняка мурашки бегут по коже. В коридоре сильно пахнет сыростью и затхлостью. В блоке у окна стоит дневальный, уткнулся в телефон. Поднял глаза на меня и сразу опустил. Видимо убедился, что я одна и можно не следить.
Захожу в госпиталь. Два надзирателя сидят у входа, играют в шашки на телефоне. На заключённых ноль внимания. А вдруг что?
Абаев лежит на койке, одну ногу согнул в колене. О чем-то тихо переговаривается с мужчиной, которого я зашивала. Оба заметили меня, замолчали. Абай привстал на локтях, смотрит пристально. Глаз затек, но это не мешает его волчьему взгляду оставаться таким же опасным и… возбуждающим. Когда он нюхал мое запястье, я чуть не кончила. Это было что-то животное. Что-то такое, что сложно объяснить. Но очень хорошо почувствовать.
— Здравствуйте, как вы себя чувствуете? — спрашиваю у Шмыги. Мужчина внимательно смотрит на меня. Да, я заплаканная, ну и что?
— Нормально, — сухо отвечает и переворачивается на бок лицом ко мне.
Подхожу к Шмыге ближе, вижу испарину на лбу. Кладу руку. Горит.
— У вас температура, — отхожу к шкафу, ищу градусник. Стараюсь не думать об отсутствии нормальных медикаментов. Да, это тюрьма, но всё же. Люди и так несут наказание, зачем издеваться?
Встряхиваю градусник, отдаю мужчине, чтобы вставил в подмышку.
— Я посмотрю шов?
Шмыга на секунду вопросительно поднимает бровь, затем кивает.
Поднимаю майку и вижу, что никто не менял повязку эти дни. Мысленно матерюсь, ну как же так? Убираю бинты, шов воспаляется потихоньку. Чувствую спиной взгляд Абаева. Кажется, ещё немного и меня сильно ударит током. Но выдерживаю напряжение, не показываю слабость, не поворачиваюсь к нему.
— Шов воспалился. Сейчас обработаю и поменяю повязку. Температура, скорее всего, из-за этого. Что-то беспокоит кроме раны?
— Нет, в остальном порядок, — мужчина старается показать непринуждённый вид, но лицо искажает гримаса боли.
Снимаю старые бинты, они уже наполовину рассыпались. Обрабатываю шов, мужчина шипит.
— Это была вынужденная мера. Извините, — тянусь за новым бинтом, но мою руку перехватывает Абай. Не заметила как он встал с койки и подошёл со спины. Пульс сразу бешеный. Он берет новую пачку бинта, открывает и передает мне. Наши руки соприкасаются. Его пальцы горячие и сухие. Ладонь покалывает от ощущения его кожи. Нужно одёрнуть руку, но я не хочу. Его чувствовать… приятно. И снова это проклятое возбуждение.
— Тимур, сядь на место, — один из надзирателей встал. Взгляд встревоженный.
Абаев смотрит на охранника в ответ. Я не вижу его взгляд, но замечаю как меняется выражение лица надзирателя. Молчаливый бой. Чувствую как Тимур прикасается к моей спине ладонью. Этого никто не может видеть, потому что он всё ещё стоит за мной. Его рука — кипяток, на спине я чувствую слово ожог. Боже…
— Абай, — надзиратель предупреждает ещё раз и кладет руку на кобуру.
Слышу, как Тимур хмыкает и отходит. Странно, но чувствую холод. Он отошёл и сразу холодно. Арина, что с тобой происходит?
Накладываю повязку, стараюсь не задевать шов, не делать больно. Шмыга лежит спокойно, терпит. Достаю градусник, 39. Это плохо.
— Высокая, 39, — говорю мужчине. Он кивает, ничего не отвечает. По его виску стекает пот. Иду к шкафу, там ничего нет снимающего жар. Но в сумке у меня было несколько пакетиков Нимесила, надо развести один.
Иду в кабинет, достаю лекарство. Питьевой воды нет, чтобы развести. Из крана налить не рискну, отравится ещё. Мою руки. Выливаю из своей бутылки почти всю воду, развожу в ней Нимесил. Возвращаюсь в госпиталь, трясу бутылку, протягиваю мужчине.
— Выпейте, это Нимесил. Другого ничего нет, да и это разводить не в чем было. Но вам станет легче.
Шмыга опять подвисает. Не привык, что в больнице оказывают помощь?
Мужчина приподнимается, выпивает всё, отдает мне обратно бутылку.
— Спасибо, — говорит как-то стесняясь.
— Не за что. Выздоравливайте.
Хочу развернуться и пойти в кабинет, но меня резко дёргают назад. Не успеваю вскрикнуть, Тимур закрывает рот своей ладонью.