В объятиях его одержимости

Глава 53 Тимур

— Я с тобой за стол не сяду. Хочешь поговорить — пойдем на улицу, — придушил бы своими руками урода.

Дрёмов кивает и выходит на улицу. В форме своей приехал в бандитский кабак, совсем с головой не дружит? Здесь мусоров никогда нет, могут словить пулю вместо «здрасьте».

— Нахрен он припёрся? — Миша хрустит шеей.

— Совесть сожрала.

Дрёмов ждёт у своей машины, курит. Совсем нервы сдали? Подхожу ближе, даже курить с ним западло.

— Ну давай, удиви меня, — сплевываю.

Молчит. С мыслями собирается.

— Это из-за меня случился пожар, — проводит рукой по волосам. — Из-за меня бабушка Арины и… ребенок. Они погибли из-за меня, Тимур. Убей меня сам, — разводит руками, — Не смогу с этим жить.

— Не из-за тебя погибли. Но сам пожар начался из-за твоего окурка, да.

Дрёмов дергается, брови сводит.

— Объясни, — голос дрожит.

Как я тебя ненавижу, проклятый чёрт. И какой же ты жалкий. Сейчас. И всегда.

— За дачей наблюдали братки, которые крысами оказались. Когда начался пожар, один из них пролез через соседний участок, облил бензином часть сарая и кинул зажигалку. Всё, к ёбаной матери, начало полыхать. И только потом мне позвонили и сказали, что ты приехал. Через время ещё раз позвонили и сказали, что пожар.

— Откуда ты знаешь про зажигалку? И про окурок?

— Ваня, ты правда такой лох наивный или прикидываешься? Ты думаешь, я не в курсе, что ты и твой следак пасли Арину круглосуточно, и что ты хоть что-то пытался мне пришить?

Передёргивает плечами. Бесит.

— Я думал, что когда тебя закроют, то Арина наконец-то посмотрит на меня. Но после пожара… вряд ли, — тянет волосы.

— Ты идиот. Арина — моя женщина. Была, есть и будет. Теперь жена. Даже если меня закроют или грохнут — она все равно моей останется.

Дрёмов морщится. Режу по больному, но мне насрать.

— Мои братки видели, как ты кинул окурок и уехал. На регистраторе это записано. И как потом шестёрка твоего следака втихаря рылся в траве и убрал в пакет. Запись удалил, нахуй ты сдался мне, — закуриваю.

— А зажигалка? Пожарные в отчёте написали, что возгорание случилось из-за искры от мангала.

— Зажигалка была металлическая и не сгорела. Там была гравировка с кликухой этого уебана.

Ваня молчит, переваривает. Неприятно осознавать, что пацаны, которых я кормил, работу давал и впрягался за них — оказались предателями. И такими жертвами всё обернулось.

— Значит… не по моей вине, — Дрёмов вздыхает облегчённо.

— Чистый ты, начальник. Как и полагается российскому офицеру. Тупой только, но у вас все такие.

Молчим. Странная встреча. И разговор тоже. Я мог не говорить правду. Но всё-таки смерть женщины и ребенка — это жестоко даже для меня. Нахрен с таким камнем жить. Да и Арина, она бы не хотела, чтобы ушлепок нес эту вину.

— Ты наказал их? — спрашивает.

— Да.

— Как?

— Живыми в асфальт закатал.

— Справедливо, — опускает голову вниз. Ему не привыкать слышать подобное дерьмо. В его колонии за какую хрень только не сидят.

— Забудь про Арину, Ваня. Считай, что жизнь тебе шанс подарила. Оставь чужую женщину в покое, ты и так нахуевертил. То, что я тебя не грохнул до сих пор — это заслуга Арины. Но это не значит, что терпение моё безграничное.

Дрёмов кивает, смотрит в сторону.

— Когда похороны?

— В среду.

— Понятно, — поднимает голову, смотрит пристально. Молча садится в машину и уезжает.

Я сделал то, что должен был. Утаивать правду от такого совестливого — неправильно. Но это не отменяет того, что он сделал.

Возвращаюсь в кабак, Миша завис, в одну точку смотрит.

— Побазарили? — встаёт.

— Да, сказал правду, — наливаю воду из графина.

— И про крысёнышей?

— Про всё.

Миша смотрит в телефон, что-то пишет, хмурится. Алёне тяжело. И друг взял всё на себя, чтобы как-то облегчить ей утрату. С родителями сегодня утром познакомился. Хотели нормально всё устроить, съездить в загородный комплекс, показать всё. Но… Познакомились все вот в такой ситуации. Жизнь гребаная, строишь одни планы, она всё ломает.

Подъезжаем к дому Алёны, Арина целый день у нее. Миша останется на ночь, хоть и не любит спать вне дома, но ради своей королевы идёт на уступки.

Арина спускается через пять минут. Заплаканная, уставшая. Синяки под глазами, волосы в небрежный пучок собраны, губы искусаны местами до крови. Но всё равно красивая, всё равно моя.

— Привет, — садится в машину.

— Привет. Как ты? — придвигаюсь ближе, чтобы урвать хотя бы один поцелуй, но не давлю. Если не хочет, я подожду.

Вместо ответа Арина кладет руку мне на шею, упирается лбом в подбородок. Чувство собственной безысходности — раздражает.

— Спасибо, что ты рядом, — целует в губы и отодвигается. Подаюсь за ней, мне мало. Понимаю, что сейчас такой период, но…

— Ты ещё любишь меня? — голос садится.

— Конечно, — поправляет волосы, — Сомневаешься?

— Нет. Наверное. Просто кажется, что я делаю что-то не то.

Арина шумно вздыхает. А я чувствую себя конченным.

— Тимур, я сейчас не в состоянии показывать и доказывать свои чувства к тебе. Пойми это и прими. Мне… морально тяжело. Не могу себя собрать, потому что всё разбилось внутри. И Алёну нужно поддерживать, и родителей её. У меня никого нет кроме тебя, пожалуйста, будь моей опорой, а не тем, кто ещё больше ломает, — плачет. Какой же я придурок.

— Прости меня, — притягиваю девочку к себе, целую макушку, пока она рыдает мне в грудь. Ну какого хрена, Абай?

— Арина, я не хотел. Блядь, я не урод. Не настолько. Я просто не знаю как себя вести. Ты холодная, а я не знаю как поддерживать, если не прикасаться к тебе, — выпаливаю.

— Тимур, просто будь рядом. Не надо делать что-то специально. Просто… будь моим мужем, моим Тимуром, — целует в щёку.

Мы сидим в тишине ещё несколько минут. Арина кладет голову мне на плечо, прикрывает глаза. Бедная моя девочка. Хочу забрать всю твою боль, чтобы кроме радости ничего не испытывала.

— Давай останемся здесь, — показывает рукой в сторону своего дома, — Не хочу ехать далеко.

— Как скажешь, — снимаю ручник, доезжаю до соседнего двора. Арина всё это время лежала на мне, водила носом по шее. И я расслаблялся. Накрутил себя опять, идиот. Но не могу я, когда она такая. Когда моя, но и нет. Когда рядом, но не тянется. Страшно, вдруг не хочет со мной ничего?

— Я тебя люблю, — признается, когда мы заходим в квартиру. Разувается, встаёт на носочки и даёт мне то, в чём я нуждаюсь как наркоман. Целует глубоко, с языком. И я чуть не кончаю в штаны от её нежности. Обнимаю за талию, прижимаясь сильнее.

Моя.

— Я тоже, — зарываюсь носом в ключицу.

Один поцелуй и всё, я снова как побитый пёс, который будет сторожить, заботиться и ждать очередную порцию ласки.

Арина проспала всю ночь у меня на груди. Перекинула ногу, сплела наши пальцы и вырубилась. Я нюхал ее макушку, гладил по спине и пытался понять, как жить дальше.

Моя жена. Моя любовь и моя погибель.

Моя сила и моё самое слабое место.

Нужно что-то менять. В этот раз я заплатил слишком высокую цену. Погибли невинные люди, моя семья.

А если бы Арина пострадала? А если бы оказалась прямо там, в пожаре?

Желудок сводит от этой мысли. Нельзя. Нужно беречь её. Укрыть, спрятать.

Не получается постепенно выходить из криминала. Значит, надо обрубить это на корню.