В погоне за миражом

Глава 34

— Сигарету? — Мальдонадо протянул Хелен раскрытый серебряный портсигар.

Она с наслаждением вдохнула тонкий аромат, уже ощутила во рту терпкий табачный привкус и все же нашла в себе силы побороть искушение.

— Благодарю вас, нет.

— Тогда, может, чего-нибудь выпьете?

За его спиной стояла Кармен, держа в руках поднос с двумя высокими стаканами.

— Фруктовый сок с ромом. Местная традиция.

— Знаю. — Хелен подняла стакан. — Вчера вечером я выпила их целых три.

— Самообладание у вас просто замечательное, — улыбнулся Мальдонадо. — За что пьем?

— За безопасность.

— Чью?

«Мою и моих денег», — подумала Хелен. На мгновение она увидела перед собой покрытые синяками и ссадинами лица Уоллеса и Рэнкина. Замаскировав душивший ее смех негромким кашлем, она отпила из стакана.

— Крепкая штука.

Мальдонадо вновь улыбнулся. Мимо окна, рядом с которым они сидели, прошел мужчина с карабином на плече.

— Кто это? — поинтересовалась Хелен, делая новый глоток.

— Охрана.

— Мужчины с оружием встречаются здесь, похоже, на каждом шагу.

— На самом деле их немного.

— Мне пришлось немало поездить по миру, но такого количества вооруженной охраны я еще нигде не встречала.

Пожав плечами, Мальдонадо поднес стакан к губам.

— У нас пока еще довольно высокий уровень преступности.

— Настолько высокий, что сад патрулируют двое мужчин с автоматами? — В этот момент по дорожке между деревьев прошел второй. — У них же автоматы?

— Автоматические винтовки. «Хеклер-и-кох», если вас это интересует.

— В общем-то нет. Я не любительница оружия.

— Уж если приехали к нам, привыкайте. В Перу действительно много вооруженных мужчин, и вам от них никуда не деться. Страна, где существует всего два полюса — богатство и удручающая бедность, — представляет собой на редкость благодатную почву для роста преступности. Вы видели лачуги по дороге из аэропорта?

— Да.

— Там нет водопровода и электричества. Дети умирают от тифа, дизентерии и холеры.

— Господи!

— Да, без его помощи нам не обойтись. Для людей, которые там живут, нет школ, нет рабочих мест и медицинской помощи. Кто-то умудряется выжить, оставшись человеком. Как это выходит, известно только небу. Другие мрут, уходят в банды, занимаются терроризмом.

— Нетрудно понять, почему.

— Согласитесь, ведь правда?

— И что же вы намерены делать?

— Ха! — Мальдонадо внимательно изучил свои аккуратные, с подстриженными ногтями пальцы, покачал головой и пригласил Хелен на ужин.

Они уселись за старинный стол красного дерева. Хелен, до сих пор не избавившись от настороженности, удивлялась своему подспудному стремлению пробыть в обществе Мальдонадо как можно дольше. Этот мужчина очаровывал ее. Она хотела слушать и слушать нескончаемые истории его фантастических открытий.

— С этим не сравнится ничто. Осторожными движениями кисти сметаешь пыль столетий, и глазам открывается сокровище, пролежавшее нетронутым две тысячи лет.

Когда Мальдонадо начинал говорить об археологии, суровое, мрачное выражение его лица смягчалось, становилось по-юношески восторженным.

Подождав, пока Хелен закончит ужин, он легко поднялся из-за стола.

— Пойдемте. Позвольте показать вам кое-что из самых удивительных вещей, извлеченных когда-либо на поверхность земли.

Мальдонадо провел ее в свой кабинет, повернул невидимый выключатель, и небольшие лампы озарили мягким светом две полки, оставив большую часть просторной комнаты в почти непроницаемой тьме. На полки эти Хелен во время своего тайного посещения кабинета не обратила внимания. Сейчас она с волнением смотрела на глиняные фигурки. Их было около двадцати, выполненных с такой экспрессией и реализмом, что, казалось, еще мгновение, и одна из них обязательно подмигнет. Красноречивые в своем молчании, фигурки говорили каждая о своем: о горе и радости, о смерти и рождении первенца, о свободе и рабстве. Две были обезглавлены, у третьей отсутствовали руки, а четвертая производила жуткое впечатление человека, с которого заживо спустили кожу. На плече этого несчастного сидел крылатый демон, выклевывавший ему глаза.

— Это мочика, — проговорил Мальдонадо, — замечательные творения древнего человека. Подобные портреты нечасто найдешь на полотнах самых известных мастеров, не так ли?

Пальцы его одну за другой ласкали хрупкие фигурки, лицо потеплело, как если бы он касался сейчас живой и трепещущей человеческой плоти. Хелен вспомнила о Родди и его одержимости скульптурой, однако в глазах Мальдонадо была больше чем одержимость — в них светилась любовь и глубоко затаившаяся печаль.

— Познакомьтесь с моими друзьями. Разве они не великолепны?

— У меня нет слов.

— Их называют уакос, что в переводе означает «священный предмет». В древних захоронениях их находят десятками тысяч. Те, что вы видите, являются образцами совершенства; куда чаще встречаются поврежденные, многие — со сквозными отверстиями в голове. Уакерос, то есть грабители могил, разыскивают захоронения с помощью длинных и тонких металлических шестов, sondas. Они говорят, что определяют место по иной плотности почвы. Ходят и тычут своими sondas и уродуют фигурки. Дикость и варварство, скажете вы. Да, но тут мы бессильны, ведь в этом бизнесе крутятся очень большие деньги.

— А заклятия? Почти во всех известных цивилизациях на места захоронений накладывались заклятия.

— Заклятий хватает и здесь, многие люди с готовностью подтвердят вам это, но жажда наживы заставляет уакерос забывать обо всем.

— Каким временем вы бы датировали свои уакос?

— Империя мочика существовала с первого и, скажем, до семисотого года новой эры. Грубо говоря, их можно считать современниками майя.

— А что с ними произошло? — Хелен легонько провела пальцем по смеющимся глиняным губам.

— Их уничтожил эль-ниньо.

— Кто?

— Время от времени в Перу наблюдают странный природный феномен, люди прозвали его эль-ниньо, то есть «дитя Христа» — поскольку происходит он обычно ближе к Рождеству. Название может показаться вам шуткой, потому что эль-ниньо несет не спасение, а чудовищные беды. Довольно крупные случаются примерно раз в десять лет, а вселенские катаклизмы бывают раз в столетие. Некоторые говорят, причина кроется в том, что теплые воды течения у берегов Эквадора вытесняют холодные струи течения Гумбольдта, которое омывает побережье Перу, но это только одна из великого множества теорий. На самом деле ученые до сих пор не пришли к единому мнению. Небеса разверзаются, и на землю нисходят вода и огонь. Наводнения и лесные пожары в одних местах сопровождаются ураганными ветрами и проливными дождями в других. Мы считаем, что эль-ниньо разрушил ирригационные каналы и древние обитатели берегов реки Моче погибли от голода. — Голос Мальдонадо стал едва слышен, он будто бы разговаривал сам с собой. — Трагедия. В Перу никогда не было более талантливых мастеров.

— Неужели они не могли ничего сделать, чтобы спасти себя?

— О, попыток предпринималось достаточно, уж поверьте.

— Каких?

— Человеческие жертвоприношения. Самую, пожалуй, леденящую душу картину я обнаружил в Храме Луны, в Уака де ла Лупа. Мы нашли там останки более сорока мужчин в возрасте от пятнадцати до сорока лет. Они лежали в толстом слое осадочных пород, а это уже означало, что церемония жертвоприношения состоялась в сезон очень сильных дождей, если только не в тот самый эль-ниньо, который послужил причиной гибели всей империи. Мы решили, что всех их столкнули вниз с каменного утеса, высящегося позади Уака де ла Луна. У некоторых позвоночники оказались прямыми, как палки: по-видимому, отдельные жертвы привязывались к столбам. У многих бедренные кости были вырваны из сочленений с костями таза, нескольким явно отрубили головы. У обитателей берегов Моче имелся один весьма специфический божок, которого звали Отсекатель Голов. Мы пришли к выводу, что часть мужчин принесли в жертву, чтобы остановить дождь, других же — в знак благодарности после того, как дожди прекратились.

— Бр-р-р. Какая жестокость!

— Это жестокая страна. Подождите-ка, вам пора улыбнуться. Вот, взгляните. Обычно такие вещи я гостям не показываю, но вас, по-моему, трудно смутить.

Достав из кармана ключ, Мальдонадо открыл замок висевшего на стене большого шкафа. Когда дверцы распахнулись, внутри шкафа вспыхнул неяркий свет, и Хелен поневоле рассмеялась. На полках разместилась глиняная коллекция, фигурки которой изобретательно, в десятках самых неожиданных поз занимались любовью. И вновь выражения их не менявшихся тысячелетия лиц казались пугающе живыми и реальными: похоть, пресыщение, робость, экстаз… Одна из фигурок пребывала в одиночестве, обеими руками страстно сжимая свой огромный, взметнувшийся на высоту глаз фаллос.

— Это настоящие комедианты, — проговорила Хелен. — Судя по выражениям их лиц…

— Большинство археологов склонны думать, что эта керамика предназначалась для церемоний священнодействия, для похорон и других специальных обрядов. Так, наверное, и было, однако вот эти явно слеплены, чтобы посмеяться. — Мальдонадо еще какое-то время смотрел на фигурки, а потом неторопливо закрыл шкаф. — Когда в распоряжении человека такая коллекция, он не может долго оставаться в дурном настроении. — Хозяин дома повел Хелен в гостиную. — Думаю, на сегодня с вас хватит. Моя болтовня, должно быть, нагоняет ужасную скуку. Ваш черед, Хелен Уильямс. Расскажите мне о себе.

Хелен вспомнила, как четыре года назад точно так же попросил ее об этом Джеймс Саваж. Однако то был уже другой мир. Расскажите мне о себе, Хелен Дженкс. Кто вы? Тогда она не сказала всей правды. Не скажет ее и сейчас.

— Мне тридцать лет, и жизнь свою я оставила позади. Здесь она пока не началась, поэтому и рассказывать нечего.

— Не забывайте, я — археолог. Я привык складывать чужие жизни из кусочков.