В погоне за миражом

Глава 75

Через три часа ходьбы заросли стали совершенно непроходимыми, редкий шаг удавалось сделать без того, чтобы не разрывать руками прочные стебли лиан. Метров через пятьдесят под ногами зазмеилась тропа.

— Это тот самый, не известный Мальдонадо маршрут?

— Да. Наши шансы возросли.

По тропе они шли до самого рассвета.

— Вообще-то нам следовало залечь и дождаться темноты, — сказал Ивэн, — но я хочу увеличить разрыв, если, конечно, у тебя еще остались силы.

— Остались, — твердо ответила Хелен.

Погода стояла великолепная: на фоне безоблачно-синего неба ярко выделялась изумрудная зелень залитых солнцем гор, слабый ветерок дарил коже едва ощутимую прохладу. Никогда еще Хелен не чувствовала жизнь так остро. Чудовищная боль, что копилась в душе двадцать три года, отхлынула.

В долгих пеших переходах есть нечто завораживающее, тело само вырабатывает нужный ритм, который полностью освобождает разум от всяких мыслей. Хелен и Ивэн шли по тропе, держась по возможности в тени деревьев, однако довольно часто им приходилось пересекать голые склоны холмов или обширные пустоши. Ноги покрылись царапинами, ныли суставы, но, превозмогая усталость, они шли и шли. Ближе к полудню Хелен с удивлением осознала, что в голове ее звучат обрывки полузабытых, очень давних разговоров. Перед глазами проплывали лица Родди, Уоллеса, Рэнкина, размытые, неясные, но узнаваемые. От абсурдности этих видений Хелен захотелось рассмеяться — резким, беспощадным, как оружие, смехом.

Коннор сошел с тропы, углубляясь в никем не хоженные дебри. Ветви деревьев хватали Хелен за волосы, оставляли длинные царапины на руках. На склоне небольшой возвышенности Ивэн остановился и сбросил на землю рюкзак. Внимательно осмотревшись, достал из него пару яблок и банку мясных консервов. Скромную трапезу запили водой из журчавшего внизу ручья. Затем между двумя деревьями был натянут гамак. Коннор помог Хелен улечься, устроился рядом, и через минуту оба провалились в сон.

Когда через несколько часов Хелен проснулась, она бдительным взором обвела заросли, но никакого движения в переплетении стеблей и стволов не заметила. Повернув голову, посмотрела на спящего Ивэна. «Какие большие у него руки, — подумала Хелен. — Как у Давида Микеланджело». Умеющие быть сильными и нежными, раскрытые ладони казались сейчас совершенно беззащитными ладошками ребенка. Таким же было и лицо, со слегка приоткрытыми губами и почти разгладившейся вертикальной складкой на лбу. Складка эта обычно сводила брови Ивэна в прямую линию: никогда он не был доволен собой, никогда не считал себя свободным от ошибок, хотя любая, пусть даже малейшая, могла стоить ему жизни.

Поцеловав Коннора в лоб, Хелен осторожно выбралась из гамака, отошла метров на двадцать, расстегнула брюки и присела, а когда через минуту уже поднималась, до слуха ее донеслась человеческая речь. Хелен тихо вернулась к гамаку. Ивэн, проснувшийся и бодрый, лежал абсолютно неподвижно и встретил ее строгим взглядом. Она поняла молчаливый приказ, застыла у дерева. Вскоре голоса растворились в пении птиц и шорохе ветра.

— Думаешь, это были люди Мальдонадо?

— Уж слишком они шумели. Скорее всего местные жители. Но их, конечно, предупредили о необходимости посматривать по сторонам. В джунглях у человека часто возникает ощущение, что он находится в полном одиночестве. Пробыв там час, он считает себя недосягаемым. Однако повсюду его подстерегают опасности: змеи, падающие с деревьев ветви, тарантулы. За ним следят тысячи глаз. Не я один знаю джунгли. Мальдонадо уже раскинул свою сеть, мобилизовал местных жителей, охотников и террористов.

Хелен напряженно вглядывалась в листву.

— Поисковые группы из психопатов, — сказала она. — Может, все-таки рискнем? Я уже не в состоянии сидеть сложа руки.

Коннор поднял руку, посмотрел на стрелки циферблата.

— Еще пять часов. Двинемся, как только опустятся сумерки.

Сколько в жизни недель он провел как сейчас, в совершенной неподвижности, в ожидании, подстерегая врага? Да, охотником быть куда проще, чем дичью.

— Представь себе, что ты дерево. Постарайся заснуть.

На джунгли опускалась ночь. Неохотно смолкли птицы, бойкие дневные зверушки уже устраивали себе гнезда в корнях, искали укромные дупла. Хелен и Ивэн выбрались из гамака, Коннор спрятал его в рюкзак, протянул Хелен флягу. Коричневатая вода отдавала какими-то химикатами: в нее пришлось опустить обеззараживающую таблетку. Сделав пару глотков, Хелен вернула флягу и впилась зубами в плитку шоколада.

— С твоим аппетитом ты смогла бы прожить здесь долгие месяцы, — с улыбкой заметил Ивэн.

— А ты? Сколько протянул бы ты?

— А я бы съел тебя. Начиная отсюда. — Он положил ладонь ей на грудь, и Хелен с трудом сдержала смех.

— Прибереги свою энергию. Тебе еще придется тащить меня на себе.

Они вышли в ночь.

— А фонарик зажечь нельзя? — спросила Хелен. — Нас же никто не увидит.

Коннор отрицательно качнул головой:

— Тренируй зрение. Почувствуй тропу, заставь себя видеть не глазами, а кожей.

Постепенно Хелен освоилась с темнотой. Возникло ощущение, что она движется в черной воде, которая тут же смыкается за ее спиной, не оставляя никаких следов.

Получасом позже они вышли из леса на совершенно открытую местность с редкими эвкалиптами, листва которых наполняла воздух терпким ароматом. Над головами засияли звезды. Шли Ивэн и Хелен молча, слыша лишь ритмичный звук собственных шагов и отдаленный лай собак. Минут через сорок перед ними раскинулось необъятное плоскогорье с высокой, колышущейся под слабым ночным ветром травой.

Очарованные бесконечным простором, Ивэн и Хелен шагали рядом, и она забывала о щемящей боли, не отпускавшей сердце с той минуты, когда пришлось оставить только что найденного отца.

— Как ты думаешь, увидим мы когда-нибудь еще раз такую луну, ты и я, вместе? — повернув голову к Ивэну, спросила Хелен.

— Где бы ты хотела ее увидеть?

— На холмах Мальборо, милях в десяти от дома Дая. Там есть один холм с пятью буками на вершине. Они и сейчас стоят у меня перед глазами.

— Значит, и я увижу их там же.

Он взял Хелен за руку.

Плоскогорье осталось позади после восхода солнца. Когда они укладывались на краю плато спать, от распростершегося внизу на многие сотни миль девственного леса уже поднимались потоки теплого воздуха.