Домой он вернулся в пятнадцать минут седьмого. Прошел в спальню, встал перед высоким, в полный рост, зеркалом, задумался, не сменить ли строгий повседневный костюм на что-нибудь более домашнее. Беззвучно выругался. Да какая разница, во что он будет одет? И с чего вдруг Заха решила зайти? Уж явно не для того, чтобы соблазнить его. Можно было бы посидеть в баре отеля «Ритц» — или где она там предпочитает проводить вечера? Странный у нее был вид в офисе: как у кошки, которая загнала мышь в угол и вот-вот бросится.
— Бред! — Хью плеснул в стакан двойную порцию водки.
Переодеваться он не стал и к половине восьмого, когда раздался звонок в дверь, успел выпить еще.
Поглядывая на развешанные по стенам просторного холла картины, Заха вошла в гостиную и остановилась у скульптуры посреди комнаты.
— О Боже, что это?
— Называется «Концепция». Филипп Бодуа.
— И сколько же она стоила?
— Двести пятьдесят тысяч.
— Долларов?
— Фунтов.
— Ты сошел с ума!
— Я считаю ее шедевром. Прочная, надежная конструкция. Замечательно!
— Мне всегда было интересно, на что ты тратил свои деньги. — Заха отвернулась от шедевра. — Если ты их вообще тратил. Уверяю тебя, многие сказали бы, что этого делать не стоило.
— Не совсем понимаю. — Хью опустился на желтый пластиковый стул.
Замаро предпочла красную кушетку.
— А сколько мы тебе платим, Хью? Что-то около миллиона, если я не ошибаюсь. Не так уж и много, если ты, — она сделала паузу, скептически улыбнулась, — решил собрать коллекцию произведений искусства. Денег никогда не бывает много, правда? В том-то и секрет. На зарплату ты живешь, премии откладываешь, но ведь это процесс весьма медленный. Тут ты похож на меня: уж если чего-то хочешь, желаешь получить это мгновенно.
Заха подошла к Хью, склонилась, грудь ее почти касалась его лица. Указательным пальцем она провела по щеке Уоллеса. Тот невольно отклонился.
— Послушай, Заха, не уверен, что это хорошая идея.
— Наоборот, это отличная идея, к тому же, признай, у тебя и выбора-то нет.
— Как? — Хью поднялся со стула, нервно заметался по гостиной. — Не верю. Просто не верю. Если это то, что всегда нужно женщинам…
Она расхохоталась.
— Господи, до чего же приятно наблюдать за крушением устоев! Идиот, неужели ты подумал о сексе?
— А о чем мне было думать? — промямлил Уоллес.
— Ах, наивный малыш! Да вовсе не тело твое мне нужно.
— Тогда что же?
— Сколько, по-твоему, мне лет?
— Понятия не имею, — устало отозвался Хью.
— Тридцать девять. Я тринадцать лет проработала в этом дерьме, и если ты решил… А понятие о том, что такое женщина в нашем бизнесе, ты имеешь? Ты знаешь, что такое терпеть вечную снисходительность, чье-то покровительство, предрассудки, неверие в твои силы? Да тут поневоле пойдешь по головам! У нас свои заповеди: ты должна быть белой, должна быть стройной, духи — только «Шанель», и даже в летнюю жару ты не имеешь права снимать лифчик. Самим Богом тебе запрещено обнажить хотя бы кусочек кожи, тем более если она смуглая. Как благоразумно, как взвешенно! Так скажи, я что, спать должна со своей работой? Трахаться с ней? Плакать на ее плече? Вот чего мне не хватает. Но ты этого не видишь. Для тебя существует лишь стерва, которая привыкла выкручивать мужикам яйца. А знаешь, почему так?
Уоллес был не в состоянии произнести ни слова.
— Потому что в противном случае я и дня не продержусь. Все вы, вонючие англосаксы, тотчас заломили бы мне руки за спину — если бы я выглядела хоть чуточку по-другому, не такой, какой вы привыкли меня видеть. Значит, тебе не терпится узнать, чего я хочу, малыш? Я хочу выбраться отсюда и начать жить своей собственной жизнью, иметь достаточно денег — чтобы никогда уже о них не думать и не терпеть общество подобных тебе. Тебе кажется, я не замечаю ваших взглядов? Сколько, интересно, честолюбцев твоего типа мечтают о моем кресле? А? Сколько яду выливаете вы на меня в своих разговорах?
Заха приблизилась почти вплотную, Хью ощущал на своем лице ее дыхание.
— Сколько же ты урвал, скажи? Я знала, что-то не так, не складывается. Да, не с самого начала. По собственной наивности я купилась на вашу историю о Хелен Дженкс, как и все остальные, но потом кожей почувствовала: не то. Я решила выждать, и чем дольше за тобой наблюдала, тем яснее становилось: интуиция меня не обманывает. За последние несколько дней ты превратился в того, прежнего Хью, в Уоллеса-победителя, разве нет? Об этом говорила твоя отвратительная, самодовольная ухмылка.
Заха опустилась на кушетку — само воплощение беспристрастного судии Святой инквизиции.
— Я просидела в офисе все выходные, подводила итоги. Там были и другие люди, но никому и в голову не пришло, что я стану рыться в старых карточках на твоем столе. Признаюсь, ушло немало времени, пока я обнаружила кое-что интересное в методах оценки корейских опционов. И по фрагментам я восстановила всю твою изящную схему. Хелен Дженкс представляла собой идеального козла отпущения, правда? На нее можно спихнуть что угодно. Но ты не принял в расчет меня. Полагаю, ты хапнул около пятидесяти миллионов, может, чуть меньше. — Зубы Захи блеснули в хищной улыбке. — А какова моя доля? — Она поднялась и направилась к двери. — Подумай. Через двадцать четыре часа я пойду к твоему дядюшке.