К моему удивлению, цеховики особо не сопротивлялись и уже через полчаса двор торговой гильдии опустел.
Я устало спустился с помоста и направился в здание купеческой гильдии, которое объявил своим штабом еще вчера по прибытии. Плевать на аристократические условности, все самое ценное находилось именно здесь — чеки, купчие и архивы Атриталя. Так что оставлять здание без личного присмотра, надеясь, что никто не пустит ночью красного петуха в надежде замести следы, я не собирался. А поджигать здание, в котором ночует сам барон Гросс с дружинниками, я думаю, местные не рискнут.
Основных зачинщиков и крыс я уже повесил, а по глазам остальных на собрании видел, что они не посмеют мне перечить. Так что дело осталось за малым — собрать все нужные документы, погрузить на отдельную телегу и завтра к полудню уже выехать из города на север, домой.
Арчибальда разместили в небольшом боковом кабинете, который занимал какой-то местный писарь. Поставили узкий топчан, принесли матрац, набитый свежей соломой, раздобыли хорошее одеяло. Мой заместитель держался из последних сил во время марш-броска — Арчи никогда не был великим воителем с крепким здоровьем — так что когда мы оказались в городе, мой зам рухнул без сил, отсыпаться.
За ним и двумя другими бывшими пленниками постоянно присматривал Петер. Накануне я по дурости своей спросил, сможет ли молитва отрастить Арчибальду новую руку, на что препозитор только горько рассмеялся. Толстый жрец сказал, что такое не под силу ни одному служителю Алдира.
— Доброго дня, милорд! — Арчи не спал и едва я показался на пороге, протискиваясь в узкий дверной проем в своем черном доспехе, попытался подняться на локте.
— Лежи уже, — махнул я заместителю. — Как самочувствие?
— Ну как… — с кислой миной начал Арчи. — Рука болит, что очень странно. Ведь ее, вроде как, и нет.
— Это фантомные боли, — ответил я, аккуратно усаживаясь на небольшой крепкий табурет. То, что он крепкий, я знал точно, ведь этот колченогий предмет мебели сумел удержать Петера. — Может мучить некоторое время, но потом пройдет.
Или не пройдет, ведь фантомные боли на то и фантомные, особенно, если ампутация была травматической, как в случае Арчибальда. Но говорить я этого своему заму конечно же не стал.
— Да, пройдет… — эхом за мной повторил Арчи. — Но милорд, почему вы зашли? Вы же крайне заняты. Я слышал, что-то грузите, да и документов тут всяких…
— У меня перерыв, — перебил я мужчину, который устало откинулся на подушке и сейчас смотрел в потолок, пряча единственный уцелевший глаз от зрительного контакта.
Боль в прижженной культе выматывала Арчибальда, я видел это и по испарине на лбу мужчины, и по впалым глазам. Он выглядел как тяжелобольной, будто бы был почти при смерти, хотя Петер заверил, что жизни мужчины ничего не угрожает.
Я догадывался, о чем думал сейчас Арчибальд. О горькой доле увечного калеки и иждивенца, о незавидной жизни в одиночестве где-нибудь при замке.
— Тебе надо отдыхать и набираться сил, — продолжил говорить я, как ни в чем не бывало. — По возвращению в Херцкальт будет много работы…
— Какой еще работы? — удивился мой зам.
— Ну, тебе хотя бы придется заново учиться писать, — ответил я, кивая на левую руку Арчи. — Как ты будешь вести дела?
Мужчина аж снова приподнялся и с недоверием уставился на меня, словно я несу какой-то бред. А после сделал то, что меня крайне удивило — откинулся на подушку и нервно расхохотался. И смех его длился намного дольше, если бы с ним все было в порядке. Это больше было похоже на нервный срыв.
— Милорд… — с блуждающей улыбкой проговорил Арчибальд. — Странно это будет… Неправильно. Не поступают так знающие люди, да и вы сами раньше бы так не поступили. Увечным нет места на службе, это каждый знает.
— Глупости, — ответил я. — Где я еще возьму такого человека как ты?
— Безрукого? — иронично уточнил Арчибальд.
— Видишь, у тебя уже хватает сил язвить своему командиру и лорду, — ответил я, похлопывая заместителя по плечу. — Значит, идешь на поправку.
Арчибальд только покачал головой и снова уставился в потолок.
— По возвращении домой ты вернешься к работе, честно будешь отрабатывать свое жалование моего заместителя, будешь жить как человек, — продолжил я безапелляционным тоном. — А от походов я, так уж и быть, тебя освобожу…
— Вы когда-то назначили меня своей правой рукой, — внезапно ответил Арчи. — Но как безрукий и одноглазый может быть правой рукой? Это несусветная чушь.
— Мне от тебя нужны не руки или острое зрение, а мозги, — раздраженно ответил я. — А по голове, судя по тому, как ты резво говоришь, тебя если и били, то недостаточно сильно. Так что хватит себя жалеть, Арчибальд. Ты не девица, тебе это не к лицу.
— Я провалил ваше задание, — продолжил мужчина. — Потерял ваши деньги, угодил в плен.
— Любой бы провалил, — ответил я. — Это была спланированная засада. Мне думается, даже если бы вы прямо из Кемкирха отправились домой через земли Фитца, вас бы перехватили по дороге и итог был бы тот же. Арчи, ты не слышал тогда на поле, но Фитц прямо сказал, что живым мне оттуда не уйти. Так что не бери на себя лишнего и…
При упоминании событий на лугу Арчибальд даже немного побледнел, да и мне самому от тех воспоминаний стало как-то нехорошо.
Бойня, которую я устроил при помощи Петера, не имела с честным сражением ничего общего. Во время рейда я видел, как человеку протыкают живот копьем или стрела пробивает горло. Я видел ловушки с острыми кольями и как люди попадают в такие волчьи ямы. Да я и сам такие ловушки копал вокруг лагеря. Я повидал много крови, но то, что случилось в битве с дружиной Фитца…
Первым же ударом своего бастарда я буквально рассек одного из латников надвое, едва не сломав собственный клинок. Повезло, что он оказался достаточно толстым, чтобы выдержать такую нагрузку, но уже с этого момента мой меч превратился в простой железный дрын без какой-либо заточки. И даже затупленным и почти что сломанным оружием я убил еще троих, прежде чем в строй противника не влетели мои парни.
Это выглядело потусторонне и жутко. Окутанные пламенным свечением, с яростным воем, опустив тяжелые копья, мои бойцы шли в самоубийственную атаку, готовые принимать удары врагов на свои щиты, готовые вылетать из седел, чтобы потом быстро подняться на ноги и продолжить сражаться.
Реальность же была такова, что множество наших копий сразу нашли цели — первым же ударом моя дружина расправилась с десятком бойцов противника, словно сам Алдир направлял их. Выбитые из сёдел дружинники Фитца повисли на остриях, как нанизанные на иглы мухи, отброшенные в сторону и смертельно раненные, они кричали и стонали, а дружинники в это время уже взялись за мечи, еще толком не понимая, что происходит.
Все обычно заканчивалось за один-два удара. Щиты врагов — раскалывались как тонкая скорлупа, шлемы — проминались внутрь как жестяные банки, а кольчуги — рвались как дешевая бумага. Даже не от прямых ударов — от касаний вскользь. Мы рубили и кололи с такой силой и скоростью, что металл просто не выдерживал и в итоге восемь моих парней остались по окончанию бойни безоружными: их клинки или погнулись — те, что были похуже, или обломались — те, что были покрепче. И не потому, что они как-то неправильно блокировали или наносили беспорядочные удары, словно новички, а потому, что в их руках была столь чудовищная сила, что сталь просто не выдержала подобного издевательства. Такое могло случиться, если бы настоящих солдат выпустили на строй малолетних детей, да и то, у последних было бы больше шансов, чем у дружинников Фитца.
И если я наблюдал все это изнутри, ослепленный гневом, находясь в самой гуще бойни, то Арчибальд — видел все со стороны, как наблюдатель. И учитывая, что он не проронил ни слова о том, как прошла битва, ничего хорошего сказать он не мог.
В этом точно не было чести или отваги.
В этом даже не было особой нужды, мне стоило показательно пронзить насквозь барона Фитца копьем и отправить вслед за ним еще нескольких латников, и все было бы кончено. Люди не дураки, они бы мигом поняли, что странное свечение, которое обычно можно наблюдать при исцелении сильным жрецом, появилось вокруг моей фигуры не просто так.
Но мы не остановились, и сейчас, словно военным преступникам, нам приходилось молчать о случившемся, будто бы того сражения никогда и не было.
— Не беспокойтесь обо мне, — наконец-то проговорил Арчи. — Вернемся в Херцкальт, вы посоветуетесь с миледи, а там…
Я понял, что уговаривать мужчину сейчас бесполезно, но я должен был однозначно обозначить свою позицию: место Арчибальда не стало вакантным из-за его увечий, он все еще мой первый заместитель и моя «правая рука». Это было важно, потому что я сам помнил, каково это — проснуться и осознать себя инвалидом. И если в моем мире колясочники могли рассчитывать хоть на какое-то подобие полноценной жизни, то вот быть одноруким в Халдоне или любом другом местном государстве — приговор. Ты не можешь полноценно работать или сражаться, а значит — ты нахлебник. Почти все калеки в итоге становятся нищими попрошайками, ведь это единственный способ выжить для них. И Арчибальд слишком хорошо осознавал, что его ждет с такой травмой. Как бы хорошо ты не служил, кормить тебя просто так не станут, гуманизм еще не проник в умы этих людей, да и вряд ли когда-нибудь проникнет. Доходило до того, что между наемниками был негласный уговор: добивать тех, чьи раны приведут к тяжелой инвалидности. Если отсечена кисть, если раздроблена нога или таз, если сломана спина — намного милостивее такого человека добить, чем выхаживать и обрекать его на вечное иждивение, а скорее, на мучительную и долгую смерть от голода и холода. Ведь калеки были не особо нужны даже своим семьям.
И честно сказать, я боялся, что Арчи, следуя этой местной логике, решится все сделать сам. Да, он не был на поле боя в момент, когда лишился руки, да и боец он средний, но все же он профессиональный наемник и последние полгода — командир дружины целого барона. А значит, он должен быть тверд и последователен в своих действиях.
Вот эту самую твердость и последовательность я сейчас и направлял в мирное русло. Отогнать от мужчины дурные мысли, показать ему, что будущее, которое он уже нарисовал себе в темнице в ожидании спасения или окончательной казни, никогда для него не наступит.
При этом я понимал, что мне придется найти работу и для двух других увечных бойцов. Что-нибудь примитивное. Я не знал, насколько искусен мой кузнец, но точно читал о том, что в средние века были европейские вельможи, которые не просто ходили с железными руками, но даже сражались с такими протезами. Да банальный рукав с крюком! Уже туда-сюда, а если приспособить его для того, чтобы удобнее было держать вилы и лопату, то смело можно определять парней работать на ту же конюшню… Пусть и на неполную ставку.
Еще некоторое время мы с Арчи пытались беседовать на отвлеченные темы, но силы довольно быстро покинули моего заместителя. Так что когда мужчина задремал, нервно дергая плечом с культей прямо во сне, я осторожно поднялся с табурета и, стараясь не греметь доспехом, протиснулся обратно в коридор.
Нужно было проверить, как идут сборы, опечатать ларцы с наличностью гильдии у королевского стряпчего — все же это были цеховые деньги, а не мои личные — после чего все же немного передохнуть. Завтра в дальний путь.
— Вы отлично справляетесь, милорд, — сказал Петер, подсаживаясь ко мне за ужином.
Мы с бойцами разместились в большом зале, в котором жили и ночевали наемные рабочие атритальской купеческой гильдии. По сути, это был амбар, который сразу выполнял функции казармы, обеденного зала и бани, а для разграничения этих трех зон вся пристройка была разделена хлипкими, весьма условными перегородками.
— С чем конкретно? — устало спросил я, пялясь в собственную миску.
Мы не рискнули брать варево из ближайшего трактира, все же, купцы могли что-нибудь учудить, так что готовили сами. И у этой похлебки были очевидные недостатки.
— С захватом города, — ответил жрец, дуя на содержимое деревянной ложки. — Как и просили, я наведался к местному препозитору.
— Сказали все, о чем мы договаривались? — спросил я.
— Да, — хмуро кивнул Петер. — Что я отправился с отрядом исключительно как целитель, что раненых хватало, но я с помощью Алдира сумел справиться и поэтому каждый из бойцов сам может ехать в седле.
Это было важно — распространить нужную нам информацию. Жрецы были уважаемыми людьми, и пусть я попросил Петера солгать, белокурый толстяк с легкостью согласился на мой план. Он и сам понимал, что если слава о его «достижениях» дойдет до Храма в Патрино или, что еще хуже, до короля Эдуарда, у него начнутся серьезные проблемы. И неизвестно, выберется он из этого переплета целым и невредимым, или же его по-тихому удавят свои собственные собратья по культу.
Еще хуже было бы стать ручным сакратором для королевской армии, которая постоянно искала способы усилить давление на северные рубежи. Не знаю, что так сильно гнало корону на север — тупость или жадность — но Петер со своими способностями имел все шансы навсегда прописаться не просто в пограничном городе типа Херцкальта, а прямо за фронтиром.
А между каким-никаким, но комфортом, пусть и в пограничье, и остатком жизни в землянке или застенках, выбор был очевиден. Так что пока Петер становился тихим препозитором моего надела на неопределенный срок. И сейчас делал всё для того, чтобы этот свой статус закрепить в глазах окружающих.
— Это хорошие новости, препозитор, — обратился я к Петеру по гражданскому принципу.
— Вы закончили с делами в городе? — спросил жрец.
— Да, закончил, — ответил я, не вдаваясь в подробности. — Завтра финальные сборы и к полудню выйдем на марш. Домой.
— Хорошо, — выдохнул жрец.
Он не спрашивал о казнях, не спрашивал о собраниях. По настрою Петера я видел, что он рвется обратно в Херцкальт, в место, где никто не будет задавать ему странных вопросов или лишний раз напоминать о том, что произошло во время сражения с бароном Фитцем.
Петер и сам все понимал. И меня это тревожило.
Ведь если я мог помочь Арчибальду, потому что сам раньше был инвалидом, то вот как помочь Петеру я не имел ни малейшего представления. Единственной моей надеждой в этом вопросе была Эрен. Не знаю почему, но она всегда казалась мне слишком сведущей в местном богословии и всём, что касалось религии, даже если предположить, что она проходила особое обучение при храме как будущая прислужница, как думал сам Петер.
И я очень надеялся, что моя супруга сумеет найти подход к нашему толстяку, потому что в ином случае мы с ней рискуем потерять крайне могущественного союзника, ведь я не хотел удерживать Петера силой или шантажом — это было банально опасно для жизни.
Последний важный вопрос, который оставался нерешенным — касательно временного бургомистра — я закрыл с самого утра. Местные мастеровые проявили небывалую прыть и едва ли не на рассвете всей толпой пришли к торговой гильдии, дабы сообщить, кого они выбрали своим управляющим. Я спорить с их решением не стал — бургомистром назначили главного кузнеца города, что мы и зафиксировали в документе с помощью королевского стряпчего.
Более ничего меня в Атритале не держало, так что выехали домой мы даже раньше планируемого — за два часа до полудня. Всадники перемежались с многочисленными телегами, на которые было с горой нагружено трофейного добра и прочего имущества, вывезенного, в том числе, из купеческой гильдии Атриталя. Бойцы поначалу были молчаливы, но чем дальше мы уходили от города, тем чаще и чаще они начинали переговариваться, а к моменту, когда мы пересекли реку Зетфилд и ступили на земли Херцкальта, жизнь будто бы полноценно вернулась в наш небольшой отряд.
Пусть везли мы не только трофейное добро и победу, но и кровавый секрет, который каждый из бойцов лично поклялся мне хранить до самой смерти.
Уже вечером, на привале, я вспомнил, что забыл приказать сжечь сваленное в кучу замковое добро, которое было решено не тащить в Херцкальт. Но тут уж разворачиваться было поздно, так что я просто посетовал на собственную забывчивость и со спокойной душой улегся спать.
Через несколько дней мы вернемся в Херцкальт, и я наконец-то смогу обнять Эрен. За такой сравнительно небольшой промежуток времени я очень соскучился по своей жене.
Внимание!
Следующая глава по расписанию в ПН, 10.11, 00:00 по МСК.
Хороших выходных!