В самом Сердце Стужи. Том IV

Глава 8 Эрен

Я стояла на замковой стене и наблюдала за тем, как народ Херцкальта провожает моего мужа и его дружину на междоусобицу с бароном Фитцем.

Почти весь город высыпал к южным воротам, чтобы помахать отряду. Дети и девушки плели венки на удачу, которые отдавали воинам или бросали под копыта боевых лошадей или колеса обозных телег. Люд постарше просто столпился по обе стороны от ворот и выкрикивал слова одобрения действиям барона. Каждый из жителей понимал, что если мой муж проиграет, вернутся времена Легера, а значит, Херцкальт опять станет придатком Атриталя, полностью зависимым от милости южного соседа.

Мой муж, словно огромная черная скала в своем вороненом доспехе возвышался в седле как над простыми горожанами, так и над собственными дружинниками. Подобно поводырю, Виктор Гросс ехал во главе колонны, чинно восседая на своем боевом коне. Блики солнца отражались от начищенного доспеха барона, а длинный плюмаж трясся в такт шагам лошади. На фоне всех остальных бойцов мой супруг выглядел почти величественно; словно герой баллады, он вовсе не был похож на живого человека, будто бы олицетворение воинской доблести и ратного мастерства обрело форму и сейчас вело в бой защитников Херцкальта.

Удивительно, как сильно Виктор сумел изменить отношение людей к самим себе и своему труду за столь короткий срок. Когда я сидела в главном зале и наблюдала, с каким неистовством мастеровые рвали глотки, с какой яростью они были готовы давать отпор жадности Фитца, и с каким воодушевлением восприняли новости как о междоусобице, так и о поддержке цеховых со стороны оставшихся в городе купцов, я совершенно не могла понять, где оказалась. Неужели это те самые люди, которые устроили мне проверку на прочность в первый же отъезд Виктора в Атриталь, стеной повалив в замок со своими проблемами? Или это те же мастеровые, которые по науськиванию купцов толпились у главных замковых ворот после ареста Легера? Одни и те же люди с разницею в полгода? Как такое вообще возможно?

Но глаза меня не обманывали. Народ Херцкальта и в самом деле был готов бороться, ведь Виктор показал этим людям, что он гарантирует им не только кусок хлеба на завтрашний день, как было прежде, но и способен привести унылый пограничный надел к процветанию. В этом была его мечта как лорда. И заразив этой мечтою других деятельных мужчин города, что знали цену и себе, и своим навыкам, барон Гросс сумел добиться такой невероятной реакции. Словно был он не вчерашним наемником и черной костью, головорезом, как обрисовали его в своем оскорбительном послании атритальцы, а любимым лордом, который мудро правил наделом долгие годы и десятилетия.

Да, верно говорят, что в жизни каждого мужчины должна быть мечта, иначе жизнь эта пуста и бессмысленна. Мастеровые отучились мечтать, годами сводя концы с концами, но мечта была у моего мужа. И он сумел поделиться ею с другими, едва ли не сделать общей целью, которая сейчас превратилась в нестройную цепочку из всадников и телег, направляющихся на юг.

Но меня тревожило не далекое будущее, а то, что произойдет в ближайшие дни. Тревожило столкновение с Фитцем, а еще больше — тревожил Петер.

Я трижды пыталась найти контакты с башней магов. В первый раз — когда захватила власть в поместье Фиано, у меня было достаточно денег и немного времени, чтобы заплатить нужным людям. Но все безуспешно.

После я осторожно наводила справки, когда жила экономкой при своем брате. Задать вопрос тут, отправить письмо там. У меня были годы и небольшие накопления с жалования, которые я нет-нет, да и тратила на то, чтобы найти ответы.

Ну и, конечно же, жизнь, которую я провела в храме. Я искала всевозможные записи, самые древние манускрипты и книги в попытках найти хотя бы отдаленно похожую историю, легенду или запись об оракуле, дабы пролить свет на собственную трагедию. Тогда же я пыталась связаться и с башней магов, но оставила все попытки, когда уже Петер взошел на вершину храмовой иерархии и стал главным жрецом Храма.

Мой старый друг открыл мне тогда доступ в тайные архивы Патрино, где я и обнаружила правду, почему связаться с магами у меня не вышло даже во время служения Храму, имея какие-никакие возможности и связи.

Когда-то Сакраторы, суть боевые жрецы, черпали силу не только из молитв Отцу, но и из окружающего мира, становясь все более и более могущественными и при этом все более независимыми от мнения Храма. Стали постигать тайные знания, в том числе и то, что касалось северного культа Хильмены. В итоге случился раскол. Неофициальный, о нем не знают люди, как и большинство служителей Храма. Сакраторов просто тихо забыли, будто бы их вовсе и не было и не гремели боевые молитвы и заклинания над полями сражений.

С боевыми жрецами был заключен договор. Они молчат о своем предательстве Храма, о том, что не подчиняются воле Отца и ищут ответы самостоятельно, игнорируя слова Алдира, а взамен Храм молчит о сакраторах, дабы избежать гонений и полномасштабной религиозной войны.

Так бывшие боевые жрецы отвергли учение Алдира и основали свою башню магов, следуя собственному пути постижения мира, а Храм продолжил свою работу, неся слово Отца людям.

И когда Виктор изначально заявил, что Петер планирует научиться сражаться, я решила, что молодой жрец просто проникся духом фронтира. Тот Петер, которого я знала, был довольно ленив, добродушен и уж точно не воинственен — тихий талантливый ученый муж, который предпочитал не держать в руках ничего тяжелее пера или куриной ножки. Какой ему меч? Какой путь сакратора? В той беседе я про себя просто посмеялась над молодым Петером, но согласилась с Виктором, что тренировки жреца навыкам боя вместе с дружиной значительно поднимут боевой дух солдат. Плюс новые знакомства для Петера, более прочная связь молодого жреца с Херцкальтом. Я опасалась, что про талантливого сына свинопасов рано или поздно вспомнят, как вспомнят и о его аномальной силе исцеления, и попытаются раньше срока выдернуть Петера с нашего надела. И если его в тот момент ничего держать не будет, то он уйдет — вернется на тот жизненный путь, который был для него предопределен, ведь Петер всегда становился главой Храма Алдира, во всех моих жизнях.

Но внезапно мужские игры и тренировки превратились в реальный боевой опыт. Умный, тихий и ироничный Петер, сверкая взглядом, безо всяких сомнений влез в дубленую броню и взгромоздился на боевого коня вместо привычного мула. Да и в мягких руках белокурого толстяка сейчас было не перо, и даже не куриная ножка! Он, полный серьезной решимости теперь держал в руках боевой цеп, готовый нести праведное слово Алдира не только проповедями и молитвами, но и грубой силой.

Как это делали его предшественники сакраторы.

А еще я очень тревожилась из-за того, что не понимала реальной силы Петера в бою. Да, я видела чудеса, которые творил молитвою и одним движением руки старый Петер, седовласый старик и глава Храма, я знала о силе Петера средних лет, когда мы только познакомились в пыльных скрипториях, когда оба занимались научными изысканиями.

Но какова мощь Петера молодого, которого я никогда не знала? В писании Алдира остались боевые молитвы, но читали их обычно перед отходом войск, и обычные жрецы или прихожане. Что произойдет на поле боя, когда белокурый жрец обратится к воле Отца, а он ответит ему? Ведь четких записей о том, на что были способны сакраторы, после раскола не осталось — Храм сделал все, чтобы превратить память о боевых жрецах в добрую, но бесполезную сказку, а все силы сконцентрировать на проповедях и целительстве, как того и требовало учение Алдира.

Но сейчас я ни на что не могла повлиять — только размышлять о том, как же поступит Виктор и поможет ли ему Петер на поле боя. Мой муж был уверен в безоговорочной победе, и как Петер без всяких условий верил в Алдира, так и мне приходилось верить в Виктора.

Впрочем, моя угроза мужу не была пустым трёпом. Если барон Виктор Гросс сложит голову на поле боя, отправлюсь вслед за ним на одиннадцатый круг и на этот раз не позволю ему совершить столь досадную ошибку. Но перед этим мой муж жестоко поплатится за страдания, которые причинил мне в предыдущей жизни.

— Миледи! Вы пропустили вот здесь рисунок…

Лили осторожно коснулась ткани гобелена, который мы вместе с ней начали вышивать после отбытия войск, указывая на мою ошибку.

— Спасибо, — задумчиво кивнула я, убирая в сторону иглу. — Думаю, стоит передохнуть. Сходи, развейся, разомни шею и ноги.

Моя служанка благодарно кивнула, вскочила с места, бойко поклонилась и выбежала из комнаты для шитья, опасаясь, что ее хозяйка тотчас передумает и заставит ее вернуться к работе.

Вышивка шла медленно и, наверное, придется просить помощи матрон, но сейчас я следовала традициям: муж отправился в поход, а значит жена должна вышить для него отдельный гобелен. Если война будет удачной и супруг вернется с победой, это полотно займет почетное место в главном зале или покоях аристократа, а если же нет — его сожгут в пламени костра. В отдельных, самых трагических случаях, если лорда настигала на поле боя смерть, его тело заворачивалось в этот самый гобелен перед погребением или сожжением, в зависимости от традиции региона. Алдир позволял прощаться с телом и так, и так.

Вообще аристократы гибли во время междоусобиц нечасто. Намного выгоднее взять благородного воина в плен и потребовать у его семьи выкуп. Да и убивать своих собратьев по военному ремеслу было аристократам не с руки, всё же, все они принадлежали к одному цеху, так что отдувались за благородных воинов простые солдаты и крестьяне.

Но в нашем случае ситуация была совершенно иной. Виктор — жалованный пограничный варлорд, у которого даже еще не появилось наследника, а его жена была внебрачной дочерью западного аристократа, живущего на другом конце страны. Кто заплатит за него выкуп? Женщина? Принимать такие деньги будет унизительно для Фитца, тем более, взяты они будут из казны Херцкальта, контроль над которой южный сосед хочет восстановить.

Тем более, если вспомнить тот отвратительный текст, что зачитал господин Камус перед цеховыми… Тут бы у любого вскипела кровь, прав был мастер Топф, всё написанное было чистым поклёпом и оскорблением Виктора, каждое слово, каждая буква сквозила презрением к бывшему наемнику.

Соседи считали моего мужа чем-то сродни животному, способным только махать мечом за деньги. И в самом деле, наемники были обычно не слишком умны, хоть по-своему и прозорливы, но мрачная фигура Виктора Гросса создавала впечатление, что все достоинства барона сосредоточены в его физической силе и размерах. Даже если жители Херцкальта и говорили об остром уме и прозорливости Виктора Гросса, барон Фитц и купцы могли посчитать, что это всё мое влияние, особенно на фоне того, что Виктор без каких-либо проблем оставлял мне цепь Херцкальта в свое отсутствие и сделал мировым судьей. Нет, Виктора никто не будет брать в плен. Цель этой междоусобицы либо унизить барона Гросса и весь Херцкальт, указать пограничному наделу его место, либо вовсе устранить эту досадную преграду в лице нового лорда этих земель. Что сосед будет со всем рвением исполнять.

И от осознания, что моего мужа всеми силами будут пытаться убить, а его массивная фигура в черном доспехе станет лишь притягивать стрелы, арбалетные выстрелы и подлые удары, к моему горлу подходил ком.

Интересно, осознавал ли мой супруг всю степень угрозы? И будет ли он беречься на поле боя?

Последнее я все же решила выяснить лично. Виктор не слишком много говорил о временах, когда был наемником, и единственное, что я знала от Арчибальда, Ларса и Грегора, так это то, что моему мужу нет равных в физической силе на поле боя. Однако все решается не только силой.

Я окончательно отказалась от идеи закончить сегодня первую четверть гобелена и, отложив в сторону ткань, вышла из комнаты для шитья.

— Эрик, — я кликнула молодого бойца, это был один из двух дружинников, кого Виктор оставил в замке для моей охраны. — Сходи за горячею водою, я хочу выпить чаю.

— Да, миледи, — тут же склонил голову дружинник. — Или, может, лучше вина? Погода сегодня душная.

— Принеси кипятка и я расскажу тебе, почему в такую погоду лучше пить чай, — с легкой улыбкой ответила я, проскальзывая из коридора в покои.

Не стоит лишний раз заигрывать с подчиненными Виктора, особенно в отсутствие мужа. Однако Эрик был одним из самых юных дружинников, как по возрасту, так и по сроку службы — именно поэтому Виктор и оставил его в замке, не желая рисковать зеленым парнем — а значит, я смогу усыпить его бдительную настороженность всего парой ласковых слов. Ведь какие бы вопросы я ранее не задавала Грегору, Арчибальду или Ларсу, все они проявляли поразительную скупость на детали, если дело касалось Виктора.

Когда Эрик вернулся с горячим чайником, я уже поставила два стакана на стол и засыпала сухими травами, которые пил мой муж.

Залив кипятком оба стакана, боец уже собрался уходить, будто бы не понял моего приглашения, но я его остановила:

— Садись, выпей со мной чаю, — мягко приказала я.

— Миледи, мне не положено оставаться с вами наедине, — смиренно ответил молодой боец, пряча взгляд.

— Не волнуйся, дверь в покои открыта и скоро вернется Лили, она составит нам компанию, — ответила я.

При упоминании моей служанки Эрик как-то замялся, а про себя только хмыкнула. Значит, не показалось, и любовь к Виктору меня не ослепила. Молодой боец засматривался на девушку, которая прислуживала мне, поэтому и торчал бесконечно в коридоре у самых дверей, хотя мог бы дремать где-нибудь у лестницы на втором этаже, развалившись на лавке или табурете. В замке было спокойно, ворота — крепко закрыты, ведь ополчение должно было оборонять в первую очередь внешние стены. Сбор пошлин тоже переместился с внутреннего двора на рыночную площадь. Сейчас этим вопросом занимались люди Морделов и господин Камус, в отсутствие дружинников.

— Ну, если только пока дождемся вашей служанки, — пробормотал молодой боец, словно воробушек, присаживаясь на самый край табурета.

— Так вот, я обещала объяснить, почему горячее питье лучше, — начала я, беря в руки один из стаканов, а второй пододвигая ближе к бойцу. — Во Фрамии, особенно в пустынных районах, только горячее или теплое и пьют. Особенно в полуденный зной.

— Правда? — удивился солдат, принимая питье.

— Правда, — кивнула я. — Кочевники и жители пустыни знают, что если выпить холодного, то может разболеться горло, а жажда станет только сильнее. Да и в пот сразу бросит от холодного питья. А вот если выпить горячий отвар или просто теплой воды, она вся пойдет впрок, и жажда отступит.

Я сделала небольшой глоточек, чувствуя, как горячий отвар прокатывается по языку и горлу. Осенью вернутся с промысла сборщики дикого мёда, и надо будет напомнить мужу, чтобы он купил отдельно несколько фунтов этого ценного продукта для добавления в чай. Виктор пару раз огорчался за эту зиму, что к горячему питью нет ничего сладкого. Оно и неудивительно, на столах благородных герцогских или королевских фамилий всегда есть и мёд, и даже особая фрамийская соль, которая была сладкой на вкус. Думаю, на восточном континенте тоже хватает подобных продуктов.

— Всегда думалось, что горячее стоит пить только в холодную погоду… Значит, чтобы освежиться… — пробормотал Эрик, принюхиваясь к чайному отвару. — Но раз уж вы так говорите, миледи, значит…

— Неужели вы в походах не пили горячее летом? — невинно спросила я, пряча лицо за стаканом.

— Нет, ну командир в последнем рейде всегда был рад чаю выпить… — начал Эрик, а после его настигло осознание. — Миледи! Это же не травяной сбор командира⁈

— Барона? — уточнила я, указывая Эрику на ошибку в обращении. — Конечно же, это его чай. Но ты пей-пей, не стесняйся. Мне позволено его брать.

Эрик затравленно оглянулся, словно ища, куда бы поставить стакан, который ему сейчас только что руки не жег, но ничего придумать парень не сумел. Так что пришлось пить.

— А как вообще было заведено в ваших рейдах? — продолжила я мягко расспрашивать Эрика, все мысли которого были заняты только тем, как бы сбежать из этой комнаты. На что и был расчет, ведь сейчас дружинник был невнимателен. — И как вообще ты оказался в дружине? Это же ты был с Арчибальдом в Атритале и принес дурные вести?

— Ох, да, я, — тут же заговорил Эрик, с облегчением отставляя стакан в сторону. Видимо, он решил, что лучше говорить, чем пить чай из личных запасов трав своего господина. — Я был с господином Арчибальдом. Он главенство взял надо мной еще два года назад, когда я только в отряд вступил. Сказал, что вырастит из меня настоящего наемника, вот, я ему и помогал постоянно…

— Понятно… — протянула я. — То есть в бой ты особо не ходил?

— Ходил, — важно кивнул Эрик. — Еще как ходил! И, значит, с командиром, то есть с милордом, на вылазки ходил, и так сражался. Вы не смотрите, что мне и двадцати годков отроду еще нету, я уже опытный боец. Многое повидал. Поэтому мне господин Арчибальд и доверяет всяческие поручения, помогает. А я ему, значит.

— И как в тех сражениях было? — продолжила я допытываться. Изначально казалось, что разговорить Эрика будет намного легче. Какой мужчина не захочет похвастать о былых подвигах?

В этот момент в комнату вошла Лили. Девушка при виде дружинника тихонечко ойкнула, после чего скользнула ко мне за спину, провожаемая внимательным взглядом Эрика.

— Ну раз уж спрашиваете… — тут же захорохорился Эрик и поспешил начать свой сбивчивый рассказ. — Значит, как было… Тяжко было в рейде, миледи. Грязь, мошкара, лес этот глухой, болота, значит, кругом. Но сражались мы знатно, хоть и на засады постоянно нарывались, но отбивались. И супруг ваш, командир, значит, в первых рядах всегда шел. В броне-то ему что? Ни стрела, ни удар топора боевого нипочем! На него только с рогатиной или пикой какой идти, как на медведя! А он сам, что тот медведь! Навалится всем телом, давить начинает, а там уже и мы подоспеем, значит, подсобим! Но часто сам командир справлялся! У него же, значит, меч-бастард! Длинный, зараза, пусть и тяжелее обычного, но нашему командиру, что та тяжесть с его силищей?

— И что, всегда вот так сражался в первых рядах?.. — хмуро уточнила я.

Я догадывалась, что слова Виктора о том, что он всё бойцам показывает на собственном примере, были не пустым звуком. Но чтобы настолько?

— Ну, не всегда… — Эрик задумался. — Вот когда командира по голове огрели дубиной, вот тогда перестали мы ломиться, как лоси, напролом… Ой, я хотел сказать, значит, что перестали действовать столь грубо! Командир, то есть барон, то есть милорд! Приказал и форт на поляне поставить, и окапываться начали… О! И чаевничать он начал с тех пор. Он же как в ту засаду угодил, значит? Полбурдюка вина выхлестал да повел парней в разведку! Еле его приволокли тогда обратно в лагерь!

— Вы ночью в разведку ходили? — удивилась я.

— Какое ночью? — рассмеялся Эрик. — Командир мог две пинты с самого утра выпить, за едой, например, или вовсе натощак, и потом целый день в доспехе отходить, да еще и сразиться с кем! Я же говорю, огромной силищи наш милорд! Другого человека столько вина, сколько он может выпить, мигом бы с ног сбило, а тут еще и четыре варвара потребовалось… Да все равно не зашибли… Так что не беспокойтесь, миледи! Все хорошо во время междоусобицы будет! С победою вернется командир! С победою!

— Вот как… — протянула я, пытаясь уложить в голове всё, что на меня вывалил молодой боец. — Спасибо за рассказ, Эрик. Можешь идти.

Боец чуть поерзал на табуретке, после чего все же поднялся на ноги и не спеша вышел из покоев, аккуратно прикрыв дверь. Через пять минут и у Лили нашлось какое-то срочное дело, так что моя служанка меня покинула.

Я же осталась сидеть за столом, сжимая в руках остывающий стакан чая и гоняя по кругу одни и те же мысли.

Желая успокоиться, я хотела выведать у дружинника, насколько хорош в бою мой муж. А вместо этого получила странный рассказ про откровенно глупую удаль во время рейда. А еще узнала, что Виктор был не дурак выпить вина.

Вот только я железно знала, что мой муж не пьет до захода солнца, даже пиво, что совершенно не вязалось с рассказом Эрика.

Очередная нестыковка в истории жизни Виктора Гросса меня хоть и тревожила, но одно я поняла точно: после удара по голове мой муж взялся за ум и начал действовать намного осторожнее. Либо эти истории вовсе чистый вымысел и он всегда был таким. Возможно, он и сейчас пойдет в первых рядах, но теперь за его спиной стоит не только дружина, но и Петер, а сам Виктор будет действовать осмотрительно.

А об остальном мне остается только молиться Алдиру, пока я буду вышивать военный гобелен.